Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Гигиена ума. Умывание души. Очищение рассудка, от грязи, приносимой извне.





Мы не живём в грязном доме, мы стараемся время от времени наводить в нём порядок. Мы стараемся этот порядок поддерживать. Протирать пыль со шкафов и полок, мыть полы, выносить мусор. Более бережливые хозяева, стараются не заходить за порог дома в грязной обуви. Они снимают её на пороге. Такие же правила существуют и для гостей приходящих в наш дом. Дом, это место в котором живёт наше тело. А тело, это дом в котором живёт наша душа. Так, вас не должно сильно огорчать, если ваш дом грязный снаружи. Ведь, внутри всё чисто и опрятно. Так же с телом и живущей в нём душой. Если на вашей рубашке пятнышко, то это не должно вас расстраивать, ведь, это лишь снаружи. Но, увы. Многих больше расстраивает пятно на рубашке или штанах, чем пятно в душе, грязь в мыслях.

Пятна на одежде – легко отстирать. Грязь на теле – легко отмыть. Но, не так легко смыть грязь в душе. И чем дольше не стирать, чем дольше не наводить порядок, тем быстрее пойдёт запах гнили. А гнилое непригодно к употреблению.

Но, вернёмся к сравнению дома и души. Подобно тому, как мы выносим мусор из наших квартир, и оставляем его на улице. Так же, мы должны поступать и с мусором в нашей душе. С мусором в наших мыслях. Всё мешающее и воняющее, нужно непременно выбрасывать. Без оглядки на цену этих «вещей», без оглядки на то, что мы к этим «вещам» привыкли.

Если в холодильнике испортился один продукт, то провоняет весь холодильник. Так же и в нашей душе: Одна мысль, одно воспоминание, и начинает вонять всё вокруг. Срабатывает принцип домино.

Мы не едим с грязной посуды. Но, почему-то, позволяем себе кушать самое вкусное блюдо под названием «жизнь» из грязной тарелки.

Мы не выходим на улицу в грязной одежде. Но, мы ходим по жизни с грязной душой. Со своими страхами и комплексами.

Что является грязью для души и разума, кроме плохих воспоминаний, обид и страхов? Конечно же, негативные мысли в любом их проявлении. Негативное отношение к миру, которое этим самым миром навязывается по средствам массовой информации. Все то, что заставляет нас грустить и унывать. Всё это – грязь. И эту грязь необходимо вымывать.

Любые добрые сказки, любая вера в светлое, любая надежда. Являются мощной волной, которая способна частично смыть грязь наших голов и душ.

Устраивайте в своей голове периодические субботники. А лучше, каждый день, начинайте с добра, и заканчивайте им же. И через время, весь мир, превратится для вас в светлый уголок. И тучи в небе, будут злиться на других, но улыбаться вам.

 

Разговор с пустотой в пустоте (2013 - 2016)

Павел Працкевич

 

Жил. Был. Я

Чужая жизнь взаймы (2016)

Павел Працкевич

 

Представьте, что вам много лет. А если вам, по вашему мнению, и так много лет, и ничего не нужно представлять – то не представляйте.
Жили вы себе своей привычной и разной жизнью, и всё было, как было. Но, кто-то наверху, решил закрыть проект вашей жизни. Отдал приказ своим секретаршам. Но, в небесной канцелярии, был какой-то переполох, и вместо того, что бы транспортировать вашу душу в неизвестные человеку внеземные просторы, для дальнейших внеземных дел. Ваше тело списали, а душу отправили в чужое вполне живое тело, которое накануне вашей физической смерти, пыталось покончить с собой. И вот вы, в чужом теле, и как доказать миру, что вы это вы. И как жить дальше. И зачем всё это. И не сон ли это? А что если….

….

 

 

Инфаркт. Жизнь просачивается, и приходит понимание, что это и есть финальный аккорд моей жизни. Темно в глазах. Всё смутно и плывёт. Плывёт застывая. Я не могу ухватится за воздух, а он моя единственная опора.

 

Что я оставлю после себя, сына которому я не нужен. Счета и …

 

Боже как я хочу жить, как хочу ухватиться за эту жизнь. Разве 56 лет, это достаточно. Разве есть то количество лет, которое можно считать достаточным.

Моему сыну сейчас 22 года, между нами разница в 34 долгих весны.

Долгих ли?

Как коротка жизнь. Как долго она тянулась, и как быстро прошла. Как ничтожна и мимолетна когда оборачиваешься на неё. Боже дай выжить. Дай не умереть здесь, в заводской раздевалке, среди запаха чужих людей и чужих жизней. Дай еще один шанс.

 

….

 

Темнота. Открыть бы глаза. Боюсь. А что если… И сотни этих «Если» пронеслись скорым поездом через мой мозг.
Я чувствую тело и боль в левой руке. Открыть бы глаза. Сделать над собой усилие.
Открываю. Глаза словно замазаны клеем. А под клеем песок. Проблески света. Тихо.
Дискомфорт. Не могу пошевелиться. Словно перетянут тугими кожаными ремнями.
Спустя несколько минут, смог окончательно открыть глаза. По прежнему не могу шевелить руками. И голова не поддается. Не могу её поднять.
Вижу белый потолок и лампу дневного света. Я должно быть в больнице.
Пытаюсь говорить. Рот сух. Хочется пить. Газировки бы, снять налёт с зубов и языка, вдохнуть полной грудью. Грудь тоже пережата. Дышать тяжело.
Звуки не идут изо рта. Хрип. Делаю усилие и пытаюсь кричать. Спустя минуту звук все же прорывается через остатки сухости. Глотаю воздух и с перерывами кричу.

Дверь открывается. Не вижу, но слышу. Слышу шаги. Здоровый парень в белом халате светит фонариком в глаза.
- Пить. Хочу пить.

 

Получаю стакан воды из рук санитара. И тут же укол. Все опять темнеет и плывет.
Сложно понять через сон, сколько прошло времени, с тех пор, как ты закрыл глаза. Реальность исчезает и искажается.

 

Можно одеть затычки в уши, приглушить свет, и проснуться спустя сутки, не веря в то, что мог не просыпаясь проспать столько времени. Можно задремать в набитом автобусе в час пик, и за 40 минут, выспаться так, словно всю ночь спал на пуховых перинах.


Где я, что я. Да что я. Глаза в очередной раз нехотя словно через бой, медленно пытаются открыться и привыкнуть к режущему свету.
Свет не дотрагивается до глаз, как это может сделать пылинка или ресничка, но все же доставляет вполне реальную физическую боль.


Опять кричу. На это раз санитар был другим.
Пытался спросить, что происходит, почему я привязан ремнями к кровати. Но в ответ лишь очередной укол. И провал в сон. Черный наркотический сон. Как редки такие сны в обычной жизни. И как болезненно изматывают они свою жертву. Эти сны не дают силы и не восстанавливают. Наоборот отбирают. Бьют и обижают. Изматывают бесконечным стрессом.

 

Я просыпался и нарывался на очередной укол 8 или 9 раз. Не знаю сколько я спал. Прошла наверное неделя, или дней 9. Хотя может быть и всего-навсего три дня, просто спал я не долго. Не знаю. Но в очередное мое пробуждение, вместе с санитаром пришел врач. В душе замелькала надежда, что со мной поговорят. Аж засосало под ложечкой, от возможности иного развития ситуации. Уж до боли мне надоело, просыпаться, и вновь засыпать. И только сейчас, смотря в заинтересованное лицо небритого доктора, я подумал, от чего за все эти дни, так и не додумался до того, что бы после пробуждения, не кричать сразу, понимая, что за криком последует приход санитара и укол. А проснутся и полежать наедине с собой. Подумать, отойти от действия того, что так щедро вливают в мои старые вены.
Но здравый смысл, это сопливый мальчишка, встретивший генерала инстинкт самосохранения.

- Как вы себя чувствуете, Германов?
- Что простите?
- Как себя чувствуете? Чувствуете себя как?
- Не знаю. Странно. Почему Германов?

Мне стало казаться, что я пропустил, что-то из его слов. Или не расслышал. Возможно он представился, после того, как спросил о моем самочувствии. Сложно было соображать. И никто во мне не мог дать мне гарантии, что это не очередной наркотический сон.

 

Врач внимательно осмотрел меня, проверил мою левую руку.
Рука уже не болела, но жутко чесалась. Как после порезов.

- Как вас зовут? – Спросил доктор.
- Виктор.
- Виктор?
- Виктор.
- Значит, решили дурачка валять. Нехорошо.

 

Я смотрел на доктора глазами хронического идиота.

- Смотрите, Дмитрий. В принципе, ваша логика и ваши желания мне понятны. Вы молодой, у вас есть жизненные трудности, несчастные любови, любята и так далее. Вы попытались покончить с собой, или грамотно имитировали таковую попытку, и сейчас хотите отлежаться на казенной койке. Люди поступают так по многим причинам. Кто-то влез в долги, кто-то не хочет работать, и предпочитает отдохнуть в психиатрии, и так далее. Это личное дело каждого, и это попадает в личное дело каждого. Но, у нас не санаторий. Вас промыли, от буйств обезопасили. Организм ваш истошен. Навредить себе или окружающим, ближайшие недельки две, вы не сможете. Лекарства которые мы практикуем, временно, но сильно ослабляют иммунитет. Так, что недели две, вам как минимум приодеться у нас полежать. Правда, в общей палате. У вас будет время отдохнуть от жизненной суеты, и погрузиться в модные ныне у современных пионеров и комсомольцев медитативные практики и прочий моральный онанизм. Настоятельно советую вам, скорее прийти в себя, взяться за ум или его зачатки, и обновленным человеком выйти в белый свет. Поверьте мне, старому профессору, белый свет, всегда лучше белой палаты.

Доктор разговаривал так быстро, и с таким упоением, что не заметить его самолюбование, было просто невозможно. Казалось, что я смотрю на толстого кота, которые съел миску сметаны, и облизав свою мордочку, сейчас разорвется от нереальности своего превосходства нам всем окружающим его убогим миром.

Я же, готов был разорваться от нереальности того, что я услышал. Доктору было на вид лет сорок, и то что этот сопляк обращался ко мне как к глупому юнцу, меня задевало даже сильнее, чем весь тот бред, который он мне наговорил.

Но увы, к огромнейшему моему сожалению, это был не бред. Меня и в правду звали Дмитрий, а не Виктор. Мне было 25 лет. Я был студентом экономического факультета, отчисленного за роман с одной из аспиранток, которая приходилась племянницей одного из меценатов ВУЗа. У меня не было родителей, постоянной работы, и инфаркта конечно же тоже не было. Я просто отчаявшись, решил, что удачным выходом из жизненного тупика, будет устранение тупика, по средствам лишения себя жизни, в которой и возник этот тупик.
Получал я эту информацию о новом себе, не сразу и малыми дозами. Естественно, первое, что мне из этого досталось, это отражение в окне. Даже если тебя неделю накачивали наркотиками, ты все же способен отличить свою 56 летнюю харю, от молодого 25 летнего лица.
Сейчас я говорю об этом спокойно, но когда это начало происходить, все было не так просто.
Вместо обещанных 2 недель, я провел в психиатрии больше полугода. И сколько я не доказывал, что я Виктор Зимин, столько мне доказывали обратное. И под конец смирившись с неизбежностью замены моего тела на новое, я решил признать, что я Дмитрий Германов. И спустя еще три месяца, научившись достоверно изображать психически адекватного человека (и не просто человека, а ровесника своего сына), я получил желаемую свободу, паспорт, ключи от квартиры и неизвестность того, что ждет меня за пределами больничных ворот.

 

 

Находясь в больнице, мне казалось невыносимо обидным, что у меня отняли мою личность, и засунули меня в это чужое тело. И я находясь в психиатрии, по настоящему сходил с ума от своего безвыходного положения.
Все мои доводы о том, кто я есть, напрочь отвергались, и никто не удосужился навести справки обо мне настоящем. Зачем заморачиватся. Чудеса и тем более такие идиотские, в нашей жизни не случаются.
А значит, я был один во всем мире, кто знал правду, но она никому не была нужна.
Один немецкий политик, говорил, что чем более неправдоподобна ложь, тем больше людей в неё поверят. Вот только это касалось политики, новостных лент, передач про экстрасенсов, но не мою жизнь. Моя правда была не правдоподобной, но в неё не верили.
Я и сам порой сомневался в том, что были эти 56 лет, и был я все эти годы Виктором, а не Димой. Быть может, я всегда был Димой, жил себе, вертел свою жизнь, спал с аспиранткой, прогуливал молодость, а потом наболело, и я решил покончить с собой, да не удачно. И очухавшись, поехал умом. Придумал себе другое прошлое. Красочно и в деталях. Придумал, и поверил в него. А на деле, все лишь сон.
Страшнее, было думать, то, что на деле я все же умер тогда от инфаркта, и угасающие в моем мозгу сигналы, создали ту реальность в которой я сейчас нахожусь. И в любой момент, последний сигнал догорит, и я просто умру, вновь, но уже окончательно. Растворюсь в черном сне и черной пустоте. Без шанса на новый рассвет.

Когда я падал умирая в заводской раздевалке, я отчаянно просил о втором шансе. Мне не за что было держаться в этой жизни, кроме самой жизни, и я пытался удержать её, когда она меня покидала. Жизнь была никчемна и тупа. Я был никчемен, и создал себе все условия, что бы все вокруг меня было мне под стать.
И вот я здесь, совсем другой. Молодой и симпатичный. Не обремененный возрастными болезнями, изъеденной алкоголем печенью, не исцарапанный глубокими морщинами.
Чего еще, можно желать, такому как я. У меня даже квартира есть. А еще есть сын. Или нет?

Первое, что мне захотелось сделать после выхода из больничных ворот, это узнать, что стало со мной настоящим. С Виктором.
Реально ли вся та жизнь, что была до больницы, есть ли у меня взрослый сын. Был ли я.

 

...

Помимо всех прочих решений, которые я принял в больнице, я четко решил, что если я раньше был Виктором, и мой сын реален, мне во что бы то ни стало, нужно наладить с ним отношения. Не как отец с сыном, а как мужчина с мужчиной. В смысле стать ему другом. Мы почти ровесники, между нами разница в 3 года. Казалось бы, стать другом незнакомому человеку, не так-то и просто. Но, это я для него незнакомый человек, а он для меня знакомый. Хотя, что я о нем знаю. После развода, мы как-то потеряли контакт. Прошло уже восемь лет, а он все так же не смог мне простить, того что я ушел из дома. Хотя, ушел не я. Мы с женой просто решили, что пришел логический финал наших отношений, и мирно разошлись. Сыну тогда было 14 лет, и конечно он все видел по своему. Я пытался влиять на него, объяснить, что это жизнь, и такое бывает. Но я все равно оставался для него предателем, хотя его я совсем не предавал. Но для него, мое «предательство» его мамы, означало и предательство его лично.
Жене понравилась роль жертвы, и объяснять сыну неправильность его позиции она не стала. Более того, она так хорошо вжилась в эту роль, что со временем, наша с ней совместная жизнь и причины развода, обросли разными легендами.
Она практически питалась сочувствием и поддержкой сына.
Переходный период, когда подростки отдаляются от родителей, уходя в свой несуществующий мир, разрушая мир существующий снаружи.
А вместо этого, вместо того, что бы отдалится от матери, сын наоборот, стал с ней очень близок.


Однажды, когда ему было 16 лет, он напившись с друзьями, решил сходить к папке, и набить папке морду, за то, что тот всю жизнь маме сгубил.
Я открыл дверь на звонок, и получил нежданный привет от любимого сына. Ударив меня, он заплакал. Я утер проступившую из губы кровь, и пригласил его в дом. Взял по отцовски за плечо, а он вырвался и побежал вниз по лестнице. Я побежал следом. Но не догнал. 50 лет, и 16 – это две несравнимые вселенные, со своими законами физики. Но спустя час, в моей квартире вновь раздался звонок, и он все же зашел в мой дом.
Оказалось, что за два года после развода, из ушедшего из семьи папки, я превратился в бабника и рукоприкладника. Я изменял жене со всем, что двигалось. И периодически бил ее.
Мои аргументы сыну были по барабану. Он слишком любил мать, и слишком прикипел к ней.
Ни то, что он никогда не видел, того как я её бью, не говоря уже о последующих синяках и ушибах – сына не убеждало.
Я был для него мразью, и трусом, поскольку мне не хватало смелости и мужества, честно признаться единственному сыну, в том, что я да изменял его матери, и да бил её.
Разговор по душам с пьяным сыном и побитым им отцом, кончился ничем.


Сын избегал меня. И однажды, я решил поговорить с бывшей женой. Но увы, игра случая. Встретились мы в её квартире, которая раньше была нашей. И выясняя с ней отношения, я перешел на повышенный тон, и тогда в дом зашел сын. Увидев, как я ору на его мать, и посчитав мои действия враждебными, а возможно и решив, что я её в очередной раз избиваю, сын схватил нож со стола и ударил меня в ногу.
Дальше медпункт, и больше мы с сыном не общались. Зато я не имея возможности полноценно работать, из-за глубокой раны, засел надолго дома, запил от невыносимости бытия, и за полгода постарел на несколько лет.
Я выглядел значительно старше своих лет, и чувствовал себя соответственно. И логично, что спустя 6 лет, меня настиг инфаркт, посреди смены за стаканчиком вина в заводской раздевалке во время перерыва.

Нет, сын не был ни в чем передо мной виноват. Виноват был я. Что упустил момент, что отдал его матери. Что скатился по жизни, и умер никому не нужный, старый и больной.
И вот мне дан второй шанс, стать для сына не отцом, но другом. Сколько всего я ему могу рассказать о жизни, сколькому могу научить, подсказать, уберечь.

 

….

 

Больше всего на свете, я боялся, что меня никогда не было. За полгода я смирился с мыслью, что в то время, когда я умирал от инфаркта, на другом конце города, молодой парень Дима, умирал от потери крови, и по каким-то каналам бытия, душа Димы отправилась на встречу с Богом, а моя в его тело.
Я правда надеялся в самом начале, что мое прежнее тело не умерло, и сейчас где-то Дима живет в моем теле, в моем доме, или лежит в больнице, и есть еще шанс обменятся телами обратно. Сначала это вдохновляло, а после стало пугать. Пусть даже находясь в психиатрии, и не имея возможности полноценно жить, я все же имел возможность понять, как же замечательно быть молодым и здоровым. И залазить обратно в свое старое тело мне совсем не хотелось.

 

….

 

Я думал, что нет ничего страшнее инфаркта и ускользающей из тела жизни. Психиатрической лечебницы с уколами и злыми санитарами. Нет ничего страшнее потерять сына. Нет ничего страшнее быть одному душой и телом. Нет ничего страшнее войны в Афгане, в которой мне довелось побывать. Нет ничего страшнее первой интимной близости с женщиной. Нет ничего страшнее, порвать новые штаны подаренные мамой на день рождения.


Нет, всё в жизни оказалось смешком в бесконечности. Эхом настоящего страха.
Я стоял на кладбище, смотря на свою могилу.
23 мая 1960 – 11 марта 2016. Был октябрь месяц. Как же мне было безумно страшно и невыносимо холодно. В печку поэтов и писателей с их аллегориями и красочными сравнениями. Я просто умирал каждую секунду, раз за разом, снова и снова. Стоя напротив своей могилы, в которой я лежал.

Я давно смирился с тем, что скорее всего прежний Я мертв. Смирился и принял это. Но видимо, от неточности, от нереальности, от многоточия и отсутствия точки, от отсутствия свидетельства о смерти, принять это было не так уж и сложно. Не так сложно, как могло бы быть. А сейчас, финальный аккорд был сыгран, занавес опущен, и актерам выдан гонорар. Режиссер сказал, что уходит в запой, и больше ставить это говно не намерен. И вот ты один на один со сбывшейся смертью, которую проспал в больнице лежа на койке к которой прикован ремнями.


Ты можешь подозревать любимую в измене, мучатся, догадываться, переживать. Но, все это несравнимо с болью, которую ты испытаешь, получив доказательства её измены, или что еще хуже, застукав её. Боже, сердце останавливается и мир глохнет в ушах, пулемет метавший жизнь в разные стороны захлебывается в грязи и замолкает побулькивая.

….

От прошлого хозяина тела, помимо имени Дима, мне досталась двушка в Москве, счет в банке на 2500 $, и друг Василий, о существовании которого, я не знал в психиатрии, потому, что оба раза в которые Василий пытался ко мне прийти, я был под дозой лекарств. И Василию, было больно видеть меня таким, посему и не приходил более.

Всё это время, Василий жил в моей квартире, и это сыграло мне на руку. Соврав ему, что я частично потерял память, и помню всё лишь невнятными обрывками, я быстро вошел в курс дела, кто я такой и из какого теста слеплен.

Скажем так, тесто у меня было неплохое, по немного подгорело. Оказывается, помимо аспирантки в ВУЗе, я успел по молодости лет, а именно в 18, жениться и завести ребенка. После быстро развестись, оставив ребенка матери, и пойдя по жизни своей дорожкой, мечтая строить карьеру и получать образования, вместо радости пеленок и погремушек.

 

И так выходило, что мы с бывшим владельцем тела, были чем-то похожи. У нас обоих были дети, правда разного возраста, и я своего не оставлял в младенчестве, и всячески пытался наладить контакт.
Не все так просто, все не просто, просто не все.

Не знаю, что во мне сыграло, но мне стало противно от того, как весело Василий рассказывал мне про моего ребенка, и как виртуозно я слил жену. Я прогнал Василия, и стал жить один.

Очень хотелось напиться. Была куплена бутылка и закуска. Но, выпить я так и не смог. Комом в горле стало понимание того, что одну свою жизнь я уже пропил. Пропивать вторую не хотелось. А вот поесть вполне.

….

 

Бывшая жена Димы, к огромному моему счастью, не сменила фамилию Димы после развода, и по описанию Василия, я её быстро нашел в сети интернета. Предложил встретится, сказав, что хочу поговорить о нашем ребенке. На, что мне объяснили, что никакого нашего ребенка не существует, есть лишь её личный ребенок, и левый ненужный дядя, коим собственно являюсь я.

Одного ребенка, у меня отняла жена и моя нерешительность. Второго я получил в подарок от прежнего владельца своего тела, и тоже сразу потерял, лишь узнав о его существовании.
Объяснить себе, для чего мне ввязываться в чужую Санту-Барбару и искать встречи с чужой бывшей женой и чужим бывшим ребенком, я мог себе очень просто. Мы в ответе за новые тела, которые получили. И весь багаж бывшего владельца – наш багаж.


Покупая квартиру со вторых рук, вашим становится всё содержимое дома. Тараканы, дырки в стенах, ремонт или его отсутствие. Шумные соседи за стеной. Плохая инсталляция. Так и с телом, все былые грехи бывшего владельца, автоматически переведены на мой счет. И помимо своих собственных, мне предстоит искупать и его. Искупать в мыльной пенке.
Подумав об этом, мне впервые стало смешно. А следом я подумал, что если расскажу бывшей жене бывшего владельца тела, что он, то есть я, пытался покончить с собой и пролежал полгода в психиатрии, я вполне возможно смогу сыскать расположения. Только нужно добавить, что я многое переосмыслил в больничке, и многое забыл. Все осознал. И за всё каюсь.

План был прост, и довольно искренен. И если не из-за простоты своей, то хотя бы из женского интереса ко всему странному, должен был сработать.


Всем нам интересно, посмотреть как изменились звезды кино или эстрады за годы, как выглядел маленький неинтересный нам Киркоров, и каким он стал сейчас. Нам интересно, как изменились за годы наши одноклассники и одногруппники, однополчане и просто соседи из бывшей квартиры. Даже местные бомжи, очень заинтересовали бы нас своими детскими фотографиями. Чего уж говорить о бывшем муже и отце твоего ребенка, тем более, если изменился он не столько внешне, сколько внутренне.


Как говорил один из криминальных королей Америки 30-х годов «Пуля многое меняет в голове, даже если попадает в задницу». Так и попытка свести счеты с жизнью, и не сумев оплатить счет, выплачивать полугодом лежания в психиатрии – наверняка многое меняет в голове человека.


Она согласилась на встречу. Домой идти отказалась, аргументируя это двусмысленностью моего предложения, и маленькой вероятностью того, что в дурке меня могли не долечить, а то и покалечить. А у нее, в отличии от меня, есть ради кого жить.

….

 

Ожидая встречи с бывшей женой, я досконально изучил её страницы в социальных сетях. Как было бы замечательно, если бы она увидела и узнала нового меня, и у нас с ней началось всё с начало. Для меня это точно бы всё было с самого начала. И поскольку я это ни он, то и для неё всё тоже было бы с самого начала.

Она была очень красива на фотографиях, но фотографии не передавали и десятой части её красоты. От неё невозможно было оторваться взгляд, и она чувствовала, как сильно я её хочу. У меня в глазах был транспарант «сегодня мы займемся сексом». Так оно и случилось.
После долгих разговоров в кафе, мы отправились ко мне.
Найти с ней общий язык, оказалось так просто, словно мы действительно раньше были мужем и женой. Так думала она, а я понимал, насколько всё волшебно и необычно. Она была моей родственной душой, и хотелось растянуть этот вечер в жизнь.

Утром она наспех собралась, и не допив заверенный мною кофе, быстро удалилась в сторону дверного проёма.
Она была чем-то встревожена. Или она сильно опаздывала, или остатки алкоголя давали о себе знать, а быть может и то и другое. Лишь выглянув из окна, и наблюдая за тем, как она скрывается в такси, я вспомнил о нашем с ней ребенке. Я так ничего о нем и не узнал. Она не оставила свой номер. И лишь её страница в сети, была единственной возможностью выйти с ней на контакт.

Вернувшись в комнату, я заметил на полу ее паспорт. Не знаю, забыла ли она его специально, или это была игра случая. Скорее все же игра случая. Учитывая с какой метеорической скоростью она покинула наше ночное поле боя, подозревать её в холодном расчёте было бы наивно. Вряд ли она оставила паспорт специально, но якобы нечаянно, что бы после вернуться сюда под предлогом забытого документа.

Сложно представить, насколько всё могло быть печально, не забудь она в моём доме свой паспорт. Нет, я не о той сопливой сентиментальности, в которой мы бы больше не встретились, она бы заблокировала бы меня во всех социальных сетях, наивно полагая, что я не заведу новые социальные страницы при яром желании вторгаться в её жизнь.
Нет. Паспорт был ценен не её адресом прописки. Паспорт был ценен другой информацией, которая обожгла меня и тут же прошлась холодом по всему телу и живущему в нём сознанию.

Порой, а то и часто, легче пережить травмоопасную новость прочитав её в телефоне или на мониторе компьютера, чем получив её лично при личной встречи прямо в сердце по средствам радаров ушей. Еще хуже, увидеть новость. Ведь, любой пиарщик прекрасно знает, что сложно собрать деньги на восстановление города и помощь пострадавшим от разрушительного явления причудливой природы, просто приведя статистические данные. Совсем другой эффект производят фотографии пострадавших, людей и зданий. Прочитать о том, что погибло 100 человек, и увидеть фотографию сотни трупов, как пить лимонад или пить чистый спирт.

Одна из страниц паспорта ударила меня в лицо, взяла за горло, и никак ни за какие ковришки не хотела отпускать.
Я плакал и бил себя по лицу.
Я уже не чувствовал лица от обилия боли, но чувствовал запах густой крови.
Бывшая жена бывшего владельца моего тела, уже как три месяца была замужем за моим первым сыном.
Я соблазнил и занялся сексом с женой сына. Я не знал. Не знал. Не знал.
Как теперь наладить с ним контакт. Возможно ли это. Как смотреть ему в глаза, и делать вид, что не спал с его женой.
Да, сын не узнает, что я его отец. Но разве это что-то меняет.

Я жил в теле человека, которое досталось мне потому что этот человек пытался покончить с жизнью. И вот теперь, я находясь в его теле, мечтал ровно о том же. Как же мне не хотелось жить. Если бы ни я, если бы ни это поганое тело, возможно жена моего сына, никогда бы не поддалась давно забытым чувствам, и не было бы измен, и только небо, только ветер, только радость впереди…


Как же хотелось вернуться в тот день, когда я умирал в заводской раздевалке, и умереть. Окончательно и безвозвратно. И что бы тот в чьем теле я сейчас живу, не промахнулся в своих попытках попасть по вожделенной вене, и тоже умер. Что бы никто и никогда не нарушал покой двух моих семей. Что бы смерть двух, стала залогом счастья для трех.

Казалось бы ладно, мой сын может прожить жизнь и ничего не узнать. Но он будет жить обманутым, будет жить во лжи. Он не заслуживал этого.
И она. Она будет жить с чувством непреодолимой вины, и однажды её это доконает и свёдет с ума. Зная свою вину, зная своё преступление, она будет всё тщательней пытаться рассмотреть преступника в моём сыне. Люди судят по себе. Зная, что она предала их брак, она будет смотреть на моего сына с подозрением, и мой сын будет без вины виноват. Муж и жена одна Сатана. А значит, в её вине виноват и он. Просто потому, что если смогла она, то сможет и он. И начнется ревность. Она и так наверняка есть, но она усилится и сменит свой курс. Если раньше она была беспричинна, и носила легкий характер, то теперь она станет грубой и брутальной, выжимающей все соки из недр души, её и его. Она будет мучить его и себя, он будет мучиться обороняясь. И однажды или уйдёт от нее, или начнет соответствовать её представлениям о нём.

Не пить теперь, было невозможным. И я запил. Иногда не выпить это преступление. И это «иногда» получило своё законное право на существование сейчас.

Три дня попойки и самоистязания, привели меня к удивительному решению проблемы.
Я облазил весь интернет в поисках профессионального гипнотизера. Думаю, объяснять чего я хотел не стоит. Внушить ей, что наша встреча была, но измены не было. А если уже поздно, то внушить тоже самое и моему сыну.
План был настолько гениальным, что казался абсурдным. Но потерявшему всё, нечего терять. И за 1200 долларов, странного вида девушка, уверила меня в том, что убедит слона в том, что он муха, и заставит его летать.

 

Я договорился с бывшей женой о встречи, под предлогом возврата забытого паспорта. Встретились мы у меня дома. Покинув мой дом, моя бывшая жена, была уверена в своей непорочности, и убедить её в обратном было невозможно без вмешательства другого гипнотизера.


Я побаивался, что девушка проводившая сеанс гипноза, решит меня шантажировать тем, что при желании расскажет правду моему сыну и уберет эффект стирания в памяти интимного момента, поскольку из памяти невозможно ничего стереть, а возможно лишь поставить пароль на интересующее воспоминание.
Но, мои опасения были напрасны. И вместо шантажа, я получил качественный секс.
Чего не помню, того и не было.

На следующее утро, я решил, что не стоит встречаться с сыном бывшего владельца тела, и лучше написать ему письмо, со всеми жизненными советами, которые уместны для мальчика семи лет живущего в самом сердце бывшей империи.
Но, приняв это решение, я испытал дикий ужас, от странной мысли. Я вдруг подумал, а что если девушка гипнотизер, не гипнотизировала мою бывшую жену, и не оставалась со мною на чашечку крепкого секса, а просто внушила мне всё это. И встречу с женой, и секс. А на деле просто взяла деньги.
Надо было думать об этом заранее, и установить камеру в зале, что бы убедится после в реальности встречи. Все мы умны на задний ум. И тупы на передний.
Я думал, как же я могу спросить бывшую, жену о том, что она помнит. И вдруг решил не спрашивать ничего.

Если мы еще раз с ней встретимся, то даже без углублений в эту тему, я всё пойму. Достаточно будет одного-двух намеков, и её их понимание или непонимания, что бы всё стало ясно.
А пока, мы с ней не встретились, есть ли смысл тревожить себя подобными страхами и паронаидальными идеями.


Хотя, если учесть всё то абсурдное, что происходило со мной последние полгода и продолжает происходить сейчас, мои безумные догадки и подозрения, вполне могут быть не безумными, а самыми правдивыми.
Более того, если вдуматься и разобрать эту тему, то вполне возможно, что любой своей мыслью, целясь в пустоту, я попаду ровно в цель, и самая неправдивая бредятина, окажется единственной законной и единственной имеющей право на существование правдой.

Воздух вдруг стал густым, и трудно употребимым моими молодыми и выносливыми легкими. Я подумал, а что если я могу брать и действительно с пустого места формировать события жизни.
Что если я умер тогда в раздевалке. И все, что сейчас происходит, на деле происходит в цепочке сигналов в моём умирающем мозгу, и как в дурном сне, я бреду среди быстро меняющихся обстоятельств, словно плыву в соленой воде мертвого моря, и как бы не пытался хоть на сантиметр нырнуть в глубь, у меня это никак не получается. И до этого самого мига, пока я не осознал во сне, что сон всего лишь сон – сон правил мной. А теперь, когда я обо всём догадался, сон снял с себя полномочия руководить этим безумным аттракционом, и теперь я могу сам формировать сон и его события.
Да, сон очень реалистичный, но во сне все всегда кажется реалистичным, каким бы нереальным все не было. И только после сна, словно пробившись в мир который выстроен по привычной логике, ты понимаешь, что то место где ты сейчас находился, имело другую логику и другие законы. А поскольку ты уже в этом мире, и здесь не работает логика сна, а работает логика реальности, то ты и не способен принять логику сна, хотя до пробуждения, логика мира была нелогична, и лишь логика сна казалась единственно возможной формой для существования.
Все нереальное что было во сне, было вполне реальным во сне, но кажется нереальным после пробуждения.

 

Мне стало страшно. Нет, не от того, что я возможно умер. Поскольку, это меня уже давно не пугало. Я был на собственной могиле, и весь ледяной могильный ужас уже пережил. Или приснил.
Меня пугала не возможность того, что меня нет среди живых, меня пугала та власть, которая даровалась мне, в случаи если мои догадки правильные.
А следом меня накрыл еще больший страх. Страх того, что если это сон, то он держится до тех пор, пока я не осознаю, что это сон. То есть, осознав себя во сне, а вернее осознав во сне, что я во сне, сон оборвется, и вместо власти над миром своего сна, я получу жуткое пробуждение. И было бы не плохо проснуться. Проблема заключалась в том, что мне некуда было больше просыпаться. Я умер в реальности, и жил в альтернативной выдуманной мной, лишь до тех пор, пока не догадался об этом. А значит сейчас, я либо закончусь во сне вместе со сном, то есть умру окончательно, без дальнейшей возможности быть, либо проснусь по другую сторону бытия. Последнее меня успокаивало.
Выходило, что если там хаотичная бесконечность, то ничего страшного в этом нет, поскольку вся наша жизнь, это просто череда психоделических снов. А если вместо хаотичной бесконечности, меня ждет страшный суд, то это тоже не плохо и не страшно, поскольку свою жизнь я прожил честно, и даже умерев, и получив новое тело, попытался исправить все не исправленное ранее..
И тут меня ударило током.
Нет. Нет. Нет.
Я ничего не исправил. Я только хотел исправить. А на деле, выгнал старого друга из квартиры, переспал с женою сына. Стер ей память об измене, слово выбросил её за ненадобностью на свалку истории..
Страх прокатился с новой силой. А затем вдруг стало очень легко. Я кирпичик за кирпичиком создавал с пустого места страхи, а они взяли и развалились как карточный домик. Я понял, что не сплю, и не буду править миром сна на своё усмотрение. Я понял, что сон не кончится и не будет концов и страшных судов.

Мне захотелось спать. Вряд ли во сне хочется спать. И вряд ли это садится моя жизненная батарейка. Просто хочется спать… Надо написать письмо младшему сыну… Но надо спать… Письмо подождет, жил ведь он столько лет без отца… Поживет и еще… Ха-ха я ему получается по факту дед теперь… Вернее был бы дедом, но стал отцом… А у нас во дворе есть девчонка одна… Спать…

 

….

 

Я проспал около 15 часов. Через дебри пробуждения и утренних ритуалов, я дошел до листов бумаги и… И понял, что буду идиотом, если буду писать сыну/внуку письмо на бумаге. Есть же интернет. И буду идиотом, если буду писать от своего лица… Хотя нет. Надо от своего. Ну от того, которое сейчас на мне.

Еще вчера, у меня была груда мыслей и соображений о том, что написать ему. А сегодня я запинаюсь за предлог, под которым я ему пишу. «Здравствуй сынок, это я, твой папка. Для тебя просто моральный урод ака бывший муж твоей маки».

 

Нет, надо просто написать, че по чем в этой жизни, и без прелюдий, предисловий, без поводов и виноватых смайликов.

 

 

***

 

Здравствуй сын. Где бы ты ни был, и как бы не сложилась твоя жизнь, важно всегда остават<







Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.