Ложное не приносит человеку покоя

— Геронда, может ли помочь человеку молитва других, если, веря своему помыслу, он создал свой собственный мир?

— Раз он создал свой собственный мир, то что ему за нужда в помощи... Человек создал целый собственный мир! Думаешь, это пустяк? Гляди: если кто-то своим помыслом создает свой собственный мир, то, думаешь, он имеет покой, чувствует радость? Это ложь. А ложь оставляет человека без извещения. Предположим, кто-то вынужден сказать ложь, чтобы спасти своего ближнего. Он может спасти его даже от смерти, однако ложь при этом не перестает быть половиной греха. Иногда человек с добрым помыслом идет на ложь для того, чтобы помочь в каком-то деле и избежать соблазна. К примеру, в монастырь тайно, чтобы никто не знал, приезжает паломник, для того чтобы поделиться своей семейной проблемой, выговориться. А потом в монастырь приезжает, предположим, его брат и спрашивает: "Не было ли у вас такого-то?" Если сказать ему правду, то получится целая история, потому что его брат будет скомпрометирован. Таким образом, ты вынужден ответить: "Не знаю". Ведь если ты скажешь ему, что тот приезжал, то дело может дойти даже до рукоприкладства. Хотя сейчас мы ведем речь не о таких случаях, все равно необходимо быть внимательным, потому что если три-четыре раза произойдет что-то подобное, то потихоньку человек может зайти и дальше. Привыкнув использовать ложь без необходимости, он исказит свою совесть. Он дойдет до того, что будет сочинять целые сказки, и при этом его совесть совсем не будет его обличать. Потом такое "сочинительство" становится настоящей наукой.

Как же умеют некоторые люди "подгонять" одно вранье к другому, отработав это искусство! О! Для того чтобы убедить тебя в чем-то, они могут сочинить целую небылицу! Как-то раз ко мне в каливу пришел один мой знакомый и одновременно с ним несколько земляков паренька, которому я помогал. У этого несчастного паренька была и голова на плечах, и добрая душа, однако он был лодырем, не хотел работать. Привык слоняться без дела. Четыре года кряду я бился над тем, чтобы пристроить его к какому-нибудь делу, и в этот раз стал тоже просить его земляков: "Постарайтесь пристроить паренька на какую-нибудь работу. Я и раньше старался ему помочь. Я даже посылал его к моим знакомым в город Касторию[74], чтобы он выучился ремеслу скорняка, но он убежал оттуда. Ведь он еще молодой, жалко, если испортится. У него только одна мать, а отец умер". Слыша все это, мой знакомый, пришедший одновременно с людьми, к которым я обращался, начал говорить им: "Да, мы с отцом Паисием постарались пристроить парня в учение и сделать из него скорняка. А знаете, сколько денег я угрохал на телеграммы, которые посылал в Касторию тем людям, у которых он учился, чтобы успокоить их после того, как он от них убежал! Ну что там — дело прошлое, о таких вещах лучше помалкивать. Я тогда так и сказал отцу Паисию: "Горбатого могила исправит". — "Что же он такое несет!", — подумал я, но выражать своего удивления вслух не стал, чтобы не скомпрометировать этого человека. Подумать только! Впервые в жизни услышав об этом пареньке, он сочинил целую небылицу о том, как мы вместе с ним заботились о юноше, как, желая ему помочь, "пристроили его в скорняки" и тому подобное! Он говорил это таким тоном, что даже я стал сомневаться [может быть, это правда]!

— Что он там чувствовал! Произнося всю эту ложь, он чувствовал в себе некое эгоистическое удовлетворение, однако потом испытывал терзание. Думаешь, он имел в себе мир?

— А когда человек, рассказывая о каком-то событии, его немного преувеличивает...

— Ну от чего же еще? Человек говорит о чем-то с преувеличением от тщеславия, от эгоизма.

— А что поможет такому человеку исправиться?

— Он должен прекратить врать. Он должен знать, что ложь, даже имея смягчающие вину обстоятельства, не прекращает быть половиной греха.

— Геронда, а может ли происходить следующее: нам дают что-то, протягивая руку помощи, а мы считаем, что нам дали это, потому что мы были этого достойны?

— Смотри, если я скажу тебе: "Ты, сестра, можешь достичь меры своей святой!", то, услышав эти слова, ты можешь ненадолго расплыться в глупой улыбке, однако внутреннего покоя иметь не будешь. Ложное не приносит человеку покоя. Как не имеет в себе покоя и тот несправедливый человек, который, обижая других, говорит: "Это мое". Посмотри, турки взяли Константинополь уже столько лет назад, однако, глядя на приезжающих в Константинополь греков, турки чувствуют, что захватили чужое, и смотрят так, словно вернулся хозяин! А ведь они турки, и прошло уже столько лет!

Неиспорченная совесть дает неложное извещение

Для человека нет ничего важнее, чем спокойная совесть. Если твоя совесть не обличает тебя в том, что ты мог сделать что-то еще и не сделал, то это великое дело. В этом случае человек имеет постоянную внутреннюю радость и вся его жизнь — торжество, праздник. Эта внутренняя радость дает человеку духовную силу.

— Геронда, а как понять, что наши действия благоугодны Богу?

— Собственного внутреннего извещения достаточно или необходимы также свидетельства других?

— Я веду речь о человеке, совесть которого не испорчена, а не о том, кто свою совесть исказил. Неиспорченная совесть дает неложное извещение. В этом случае человек чувствует уверенность, надежду и со смирением говорит: "Я не гожусь для Рая, я заслужил вечную муку, однако верую в то, что любовь и милость Божия меня не оставят". Он чувствует это, потому что подвизается, он не сидит сложа руки, успокаивая при этом свой помысл словами: "Бог меня спасет".

Совесть — это страшное дело! Нет более жгучего пламени, нет большей адской муки, чем жжение совести. Угрызения совести — это самый страшный и самый мучительный для человека червь. Те, кто находится в аду, будут вечно мучиться, потому что их будет терзать мысль о том, что они потеряли райские блага за те недолгие годы, которые прожили на земле, хотя и эти земные годы были полны угрызениями совести и внутренним удушьем. Кроме этого, страсти людей, находящихся в адской муке, не будут находить себе удовлетворения, и это будет для них еще одним мучением.

— Геронда, а каким образом монах может на практике переживать "мученичество" совести?

— "Мученичество" совести предназначено не только для монахов, оно — для всех людей, а монахи, кроме того, мучаются и сладкой мукой подвижничества. Однако, в сущности, для человека, который подвизается правильно, "мученичества" совести не существует. Ведь чем большую духовную боль испытывает человек, то есть чем ему больнее — либо за свою скверну, либо оттого что он соучаствует в Страданиях Господа, — тем большим божественным утешением ему воздается. Если совесть человека спокойна, то, даже имея скорби, расстройства и тому подобное, человек чувствует в себе божественное утешение.

Глава третья. О необходимости наблюдения за собой и познания себя

В армии, в Войсках Связи, у нас была сеть радиослежения, а у радистов были таблицы распознания [своих и чужих радиостанций]. Мы следили за радиостанциями и понимали, какая из них чужая, а какая — наша, потому что иногда к связи между нашими радиостанциями подключались вражеские радисты. Так же всякому человеку следует наблюдать за своими помыслами и действиями, чтобы видеть, согласны ли они с заповедями Евангелия. Надо замечать свои ошибки, бороться ради их исправления. Ведь тот, кто позволяет своей ошибке проскальзывать незамеченной или не задумывается о своих недостатках, когда другие говорят ему о них, не может духовно преуспеть.

Исследование себя — это самое полезное из всех прочих исследований. Человек может читать много книг, однако, если он не следит за собой, все прочитанное не приносит ему никакой пользы. А вот если он за собой следит, то польза, которую он получает, велика, даже если он читает немного. В последнем случае поступки, поведение человека утончаются — что бы он ни делал. А иначе он совершает грубые ошибки и не понимает этого. Когда ко мне в каливу приходят посетители, то я приношу им пеньки для сидения с другого конца двора. И я заметил, что, уходя, люди даже не задумываются о том, кто отнесет эти пеньки обратно на свое место. Или, видя, как я несу им один пенек, и понимая, что его не хватит для того, чтобы усесться всем, посетители все равно ждут, пока я принесу им и другие. Но если бы эти люди хоть немножко задумались и сказали: "Хорошо, ведь нас пять-шесть человек, неужели батюшка должен сам таскать для нас пеньки с другого конца двора?" — то, взяв каждый по пеньку, они быстро перенесли бы их на нужное место.

— Геронда, одна из младших сестер спросила меня: "А будучи новоначальным монахом, Старец не имел падений в своей борьбе? У него не было никакого помысла "слева"? Он никогда не впадал в осуждение?"

— Когда в моей борьбе происходило что-то подобное или когда меня ругали, то я не давал всему этому "беспошлинных прав".

— Давать своим ошибкам, прегрешениям "беспошлинные права" — это значит относиться к ним с равнодушием. То есть стараться, чтобы осознание ошибки не касалось души, а "пролетало" мимо нее. Если земля окаменеет, сделается жесткой, то, сколько бы дождя на нее ни лилось, она не впитывает в себя воду. То же самое происходит и с человеком, который дает своим ошибкам и прегрешениям "беспошлинные права". Нива сердца такого человека ожесточается от равнодушия, и что бы ему ни сказали, что бы с ним ни случилось, его это не трогает, то есть он не чувствует своей вины и не кается. Когда я [будучи еще новоначальным] узнавал, что кто-то назвал меня, к примеру, лицемером, я не говорил: "Да чтоб ему пусто было, раз он говорит такие вещи", но старался найти причину, побудившую его так про меня сказать. "Что-то здесь неладно, — говорил я, — этот человек не виноват, это сам я был в чем-то невнимателен, дал ему повод, и он неправильно истолковал мое поведение. Ни с того ни с сего сказать такое он не мог. Если бы я был внимателен и вел себя разумно, он не истолковал бы мое поведение так превратно. Я навредил своему ближнему и дам за это ответ Богу". И сразу же я старался найти, в чем моя ошибка, и исправить ее. То есть я не исследовал, почему человек сказал про меня такое: от ревности ли, от зависти или потому, что понял превратно услышанное от других. Этот вопрос меня не занимал. И сейчас во всех [подобных] случаях я поступаю таким же образом. Если, к примеру, кто-то скажет мне жесткое слово, я не могу даже уснуть. И если дело действительно обстоит так, как он говорит, то я огорчусь и постараюсь себя исправить. Но даже если дело обстоит и не так, как подумал и сказал этот человек, то я все равно огорчусь, буду думать о том, что я в чем-то виноват, потому что был невнимателен и соблазнил моего ближнего. Я не валю всю вину на ближнего: я задумываюсь о том, как будет судить мои действия Бог, а не то, какими они покажутся людям.

Если человек не будет исследовать происходящее подобным образом, то ему ничто не принесет пользу. Часто говорят: "Такой-то человек потерял контроль над собой". Знаете, когда человек теряет над собой контроль? Когда он за собой не следит. Если у человека не все в порядке с головой, и поэтому он не контролирует себя, то у него есть смягчающие вину обстоятельства. Однако смягчающих вину обстоятельств нет у того, кто, не имея никаких проблем с головой, не контролирует свои действия, поскольку не следит за собой.

В исследовании самих себя вам будет очень полезно время от времени рассматривать свою жизнь: шаг за шагом, начиная с детского возраста. Это необходимо для того, чтобы видеть, где вы находились раньше, где вы находитесь сейчас и где вы должны находиться. Не сравнивая прошедшего с настоящим, вы не поймете, что, даже будучи в более-менее неплохом состоянии, вы все равно находитесь не там, где вам следовало бы находиться... Вы не поймете того, что огорчаете Бога. Когда человек молод, у него есть оправдание в том, что он находится в не слишком-то хорошем состоянии. Однако у него нет оправдания, если он, уже выйдя из юного возраста, пребывает в том же состоянии или же исправляется недостаточно.

Чем больше проходит лет, тем более духовно зрелым должен становиться человек. А используя во благо опыт своего прошлого, мы идем вперед более уверенно и более смиренно. Часто даже переменчивые взлеты и падения в [духовной] борьбе помогают человеку в том, чтобы он плодотворно и уверенно совершал свой духовный путь к Горнему.

Вполне естественно, если младенец, учась ходить, кубарем сваливается с лестницы, ударяется головой о перила, залезает с ногами на стул и падает с него. Малыш не понимает, что, забираясь с ногами на стул и вставая на его край, он упадет вместе со стулом. Однако, взрослея, ребенок приобретает опыт, зреет и становится внимательным. "В прошлый раз, — думает он, — я забрался с ногами на стул и упал. Сейчас я уже не буду этого делать". Так же и в нашей [духовной] борьбе: внимательно следя за всем происходящим и используя все во благо, мы приобретаем опыт, используя который получаем немалую помощь.

Помню, у нас дома, в Конице, было шесть лошадей: и взрослые кони, и жеребята. Однажды мне случилось переводить наших лошадок по бревенчатому мостику. Одно бревно прогнило, и нога молодой четырехлетней лошади провалилась между бревен и досок. Потом я починил мостик, заменил все сгнившие бревна и доски на крепкие. Однако каждый раз, когда я гнал лошадей через этот мост, лошадка, которая однажды на нем провалилась, начинала беспокоиться, трясти головой и либо, порвав уздечку, убегала, либо одним махом перепрыгивала на другую сторону мостика. Видите: уж если бессловесное животное — четырехлетняя лошадь использовала свой опыт и не наступала на тот мост, где ей однажды довелось провалиться, то насколько больше должен использовать опыт от своих падений человек!

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: