Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Была ли помощь Гитлеру от нашей «военной оппозиции»?





 

Разумеется, была, о чем мы говорили выше. Уже с 1939 года, как видите, вновь начали потихонечку готовить свои подлые делишки. Хотя заговор Тухачевского был раскрыт, и большая часть примкнувших к заговору военных была уничтожена, но не надо думать, что с расстрелом руководителей заговора и части низового звена, исчез сам заговор. Те, которые избежали ареста, затаились, но сути-то своей, ведь, не изменили. Они могли прикинуться и верными ленинцами, и стойкими коммунистами, и преданными Родине патриотами. Но тем опаснее они становились! Рассмотрим пример с Д.Павловым – командующим Западным фронтом. Он «открыл» фронт немцам – за что был в начале июля арестован. Ему были предъявлены обвинения в развале управления вверенных ему военных структур, в чем он признался на следствии и, по решению Военного трибунала, был 22июля 1941 года расстрелян. Давайте зададимся простым вопросом: «Он что не понимал того, что делал?». Судя по протоколам его допросов, очень даже понимал. Он кто? Самоубийца? Что-то не очень подходит на эту роль. Любой офицер, а уж генерал, в ранге Павлова, тем более, знает, что за такие действия, а правильнее сказать, бездействия, в военное время - трибунал с отягчающими обстоятельствами, может быть и расстрел, что и произошло на самом деле. И вот Павлов что, решил дурковать? Посмотрим мол, что, из этих, моих чудачеств выйдет? Конечно же, нет! Все он прекрасно знал, что он делает, - не первый день в Красной Армии. Представим себе, что он состоит в заговоре генералов и некто, из высшего руководства, судя по всему, Мерецков, дает ему указание на противоправные действия при начале военных действий со стороны Германии. Нормальная реакция Павлова в подобной ситуации должна быть такой: «Будет ли успех в данном деле?» и в случае неудачи, – «Какова гарантия личной безопасности?» Ведь Особый отдел фронта не для того создан, чтобы «лапу сосать»! Ну, если не особисты, то все равно найдутся «добры молодцы», которые возьмут его «под белы рученьки» и доставят туда, куда надо. Так ведь все и произошло на самом деле. Но это было потом. А до начала войны, Павлова, по-видимому, убедили, и убедили основательно, что все сойдет ему с рук, иначе он не совершил бы всего того, из-за чего, в конце концов, попал на скамью подсудимых и его расстреляли. Какие же гарантии ему могла дать верхушка заговора, что его не арестуют «добры молодцы» впервые дни войны? Значит, Павлова убедили, что с началом военных действий в верхах, в Кремле, произойдет что-то такое, что власть будет подконтрольна заговорщикам. Тогда, кто ж его, Павлова, обидит!? Тут тебе и личная безопасность и материальное благополучие в придачу. И Павлов встал на путь предательства, или пособничества заговорщикам зная, или, во всяком случае, полагая, что «дело выгорит». В противном случае, он этого делать не стал бы. Что же могло быть, весомой гарантией, чтобы Павлов согласился с данным ему предложением? Не надо забывать, что на карту поставлена его собственная жизнь. Тут должен быть точный расчет, с такими вещами по жизни не шутят.

За примером, обратимся к событиям 1944 года. Июльский заговор против Гитлера. Штауффенбергу (активному заговорщику, организатору взрыва в Ставке фюрера) кажется, что покушение на Гитлера прошло успешно, и он стрелой летит в Берлин и просит командующего Резервной армии генерала Фромма примкнуть к заговору, с тем, чтобы взять под контроль столицу. Командующий Фромм был, как бы, «пассивным» заговорщиком и поэтому потребовал гарантий в том, что Гитлер мертв. В противном случае он занимает нейтральную позицию. Убедившись, в дальнейшем, что попытка убийства Гитлера не удалась – Фромм отказался сотрудничать с руководителями заговора, как те его не уговаривали. Что и спасло ему, в результате таких действий, жизнь, а заговорщики остались при своих интересах. Как видите, положительный результат в покушении на жизнь первого лица государства, играет исключительно важную роль в проведении заговора.

А не стоял ли такой вариант, в нашей истории, с генералом Павловым? То есть, его убедили, к примеру, что первое лицо государства 22 июня будет «нейтрализовано» и Павлов дал «добро». Но у заговорщиков в этом деле «не срослось», как говориться! У читателя есть сомнения, что покушения такого уровня готовят не на первых, а на вторых или третьих лиц государства? У меня, лично, нет! Кто у нас в июне 41-го был первым лицом в государстве – Сталин. А вторым лицом кто был? – Молотов. Разница, сами понимаете, существенная. И кто у нас, по версии Хрущева «исчез», впервые дни войны, из Кремля? Не Молотов же, а Сталин. Если недоверчивый читатель потребует от автора неопровержимых доказательств, то, к сожалению документов, прямо уличающих заговорщиков, нет, и не предвидится. Вряд ли, документы, такого рода имеются, а, если бы и имелись в наличии, то вряд ли бы сохранились к настоящему времени. После государственного переворота 1953 года хрущевцы – жуковцы, очень сильно почистили архивы, избавляясь от компрометирующих материалов. Есть надежда, что со временем, все же будет найден архив Берии: его личные бумаги и различного рода секретные документы, которые пригвоздят к позорному столбу предателей.

Пусть читатель не строит иллюзий относительно того, что в недрах архивов могут быть какие-то списки заговорщиков? Такие списки существуют только в недрах разведок стран-противников, которые пристально следят за появлением на горизонте политической борьбы страны-конкурента сил оппозиции. Я приведу высказывание бывшего заместителя министра иностранных дел В.С.Семенова, взятое из книги Ф.Чуева «Молотов». Пояснение Владимира Семеновича очень важно, в понимании процесса заговора:

«Я принадлежу к тем людям, которые знают историю нашей партии не только по документам, потому что по документам никакая история не происходит. А я знаю эту историю по разговорам, по телефонному звонку, по мимолетному замечанию, и эта история, как и всякая иная история, как история Великой французской революции, хотя она была буржуазная, это была история, не записанная на пленку. Это была история мимолетного столкновения, мимолетного обмена мнениями. Если б написать историю партии по этим мимолетным столкновениям и явлениям…»

Понятно, что она сильно бы отличалась от официальной трактовки событий, с чем мы и сталкиваемся в исследованиях, и по сей день.Ну, а что сказал по нашему делу уважаемый дипломат, строго следящий за каждым своим словом?

«Революция (тот же, заговор. – В.М.) делается не на бумаге, а в разговоре, в том, что сказано по телефону, но никогда не будет воспроизведено в каком-то документе. Несколько слов, одно слово решало – туда или сюда».

Не правда ли похоже на ситуацию с Д.Павловым? К дипломату В.С.Семенову мы еще обратимся по Нюрнбергскому процессу.

Продолжим по теме с Западным округом. Понятно, что с документами, оставшимися от расследования по «делу Павлова» обошлись не вежливо. Поэтому материалов по теме заговорщиков маловато, «истерлись» со временем.

А сейчас, к сожалению, в расследовании приходится использовать только косвенные улики. Но от этого, ведь, данная тема не становится менее острой. Сколько же сотен тысяч бойцов Красной Армии было загублено, для достижения этой подлой цели – свержения Советской власти в 1941 году?

Обратимся к мемуарам И.В.Болдина изданным в далеком 1961 году. В своих воспоминаниях тов. Болдин рассказывает читателю и о первых часах нападения Германии и о том, как он, заместитель командующего Западным округом, реагировал на происходящие события. Мы еще вернемся к этим мемуарам, но в данном случае нас будет интересовать вот какой факт в изложении Болдина. Оперативный дежурный вызвал нашего героя в штаб округа, где он встретился со всем руководством. Раздался телефонный звонок из Москвы.

« Павлова вызывал нарком обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Командующий доложил обстановку

Павлов обращается ко мне:

— Голубев ( командующий 10 армией Западного округа – В.М .) один раз позвонил, и больше никаких сведений из десятой армии нет. Сейчас полечу туда, а ты оставайся здесь.

— Считаю такое решение неверным. Командующему нельзя бросать управление войсками, — возражаю я.

— Вы, товарищ Болдин, — переходя на официальный тон, говорит Павлов, — первый заместитель командующего. Предлагаю остаться вместо меня в штабе. Иного решения в создавшейся ситуации не вижу.

Я доказываю Павлову, что вернее будет, если в Белосток полечу я. Но он упорствует, нервничает, то и дело выходит из кабинета и возвращается обратно.

Снова звонит маршал С. К. Тимошенко. На сей раз обстановку докладываю я. Одновременно сообщаю:

Павлов рвется в Белосток .Считаю, что командующему нельзя оставлять управления войсками. Прошу разрешить мне вылететь в десятую армию.

Нарком никому не разрешает вылетать, предлагает остаться в Минске и немедленно наладить связь с армиями».

Помните, известнийший фильм братьев Васильевых «Чапаев», где начдив Василий Иванович объяснял присутствующим в штабе лицам, как должен вести себя командир в зависимости от складывающейся обстановки. Где должен был находиться командир, если противник предпринял наступление на боевые порядки его войска? Правильно, на возвышенности и оттуда наблюдать за картиной боя. Если отойти от действия художественного фильма, то где должен был находиться командующий Западным округом Д.Г.Павлов? Разумеется, в штабе округа, на тот момент уже фронта, и по мере поступления сообщений от командиров низового звена принимать решения. Что же пытается сделать Павлов впервые часы нападения Германии? Он рвется из штаба после первого же телефонного разговора с Тимошенко?! Болдин останавливает командующего, но обратите внимание на мотивировку его возражений, что, дескать, «прошу разрешить мне вылететь в десятую армию». Происходит, в буквальном смысле перепалка, между Павловым и Болдиным о том, кто должен покинуть штаб. Именно, так надо понимать происходящие диалоги. Чувствуется, что Болдин, хоть и заместитель командующего, но по хватке, более «матерый».

« В моем кабинете один за другим раздаются телефонные звонки. За короткое время в четвертый раз вызывает нарком обороны

Захожу к Павлову, передаю содержание моего последнего разговора с наркомом обороны. Сообщаю, что С. К. Тимошенко разрешил мне вылететь в Белосток. Прощаюсь и стремглав бегу к машине ».

Читателю, это ничего не подсказывает? Павлов захотел «смыться» из штаба, но Тимошенко ему не разрешил. А вот Болдин взял инициативу в свои руки (в его кабинет, почему-то четыре раза звонил нарком обороны Тимошенко) и получил «добро» на убытие. Очень обрадовался, сам же пишет: «… стремглав бегу к машине».

Почему Павлов после первого же звонка из Москвы заторопился покинуть штаб округа в Минске и убыть в Белосток? Думается, что он получил сообщение, которое его не обрадовало. По той же, думается, причине стремился покинуть штаб и Болдин. Не буду долго интриговать читателя, а выскажу свою точку зрения, по поводу неприятного сообщения из Москвы. Мог, например, Павлов, поинтересоваться у наркома обороны о состоянии здоровья первого лица государства? И что Тимошенко ему ответил? По всей видимости, что Сталин, пока жив! Или можно сказать так: на данный момент, остался жив. Представляете, как теперь Павлов должен был отнестись к этому известию? Сразу, небось, мелькнула мысль об аресте: «Сдайте, оружие!» Ведь, все так и произошло через несколько дней. Обратите, только внимание, кто арестовал Павлова? Не представители контрразведки, а – Мехлис! Человек, которому доверял Сталин.

А хитрый Болдин улизнул, и долго «кантовался» по лесам в тылу у немцев и, удивительное дело, вышел к своим лишь тогда, когда маршал Тимошенко стал командующим Западным фронтом. Тот сразу взял его «под свое крыло», назначив сразу своим заместителем. Скептики возразят, что это все чистое совпадение. Не буду спорить, ибо «такие» совпадения на войне, действительно, имели место.

А по делу Павлова много чего происходило «интересного». Ниже, приведен один эпизод, в котором казалось обыденные факты, приобретают зловещую окраску.

 

 

Глава 12. Хрущев проговаривается…

 

У писателя Ф.Чуева в его книге «Так говорил Каганович» есть глава о том, как, якобы, Лазарь Моисеевич Каганович спасал своего брата Михаила от необоснованных наветов, но дело, все же закончилось трагически. Ф.Чуев ведет с Лазарем Моисеевичем диалог:

«– Говорят, Орджоникидзе не мог вынести репрессий и застрелился.

- Это другой вопрос. У Орджоникидзе брата арестовали. Переживал очень. У меня брат тоже… Обвиняют, что я его не защищал. Вранье! Само по себе обвинение глупое. Представьте себе, что брат был бы врагом. Тогда я бы, конечно, пошел против него! Так что же обвинять, мол, он даже брата не защищал – это по-мещански, это по- обывательски! Брата надо защищать, если ты убежден, что он прав. А я был убежден, что он прав, и я его защищал. Защищал.

Очную ставку требовал. Меня изображают, что так преклонялся перед Сталиным, что брата своего предал! Волкогонов пишет, что Сталин сказал: твой брат с правыми связан, а я ответил: пусть судят, как полагается по закону. При чем тут закон? Если правые, при чем тут закон? Другие пишут, и Бажанов тоже, я дал согласие, согласился. А это все вранье.

Я пришел в Политбюро, и Сталин мне сказал:

- Вот мы получили показания, что ваш брат Михаил состоит в заговоре.

Я говорю:

- Это ложь. Я знаю своего брата. Это большевик с девятьсот пятого года, рабочий, преданный человек, преданный Центральному Комитету партии. Все это ложь.

Сталин говорит:

- Как ложь? Я получил показания.

- Мало ли показаний бывает? Это ложь. Я прошу очную ставку.

Сталин так посмотрел:

- Хорошо.

И Сталин сказал:

- Хорошо. Давайте очную ставку».

Из этого диалога прорисовывается следующая картина. Брат Л.М.Кагановича обвиняется во многих прегрешениях, но все они, почему-то, нечетко сформулированы. Сначала Лазарь Моисеевич говорит, что его брата обвиняют, как «врага», надо полагать, как «врага народа». Затем выясняется, что известный враль по истории Волкогонов утверждает, что Михаил Каганович связан с правым уклоном, что приводит в ярость Кагановича младшего. Обратите внимание на фразу: «Если правые, при чем здесь закон?». Для Лазаря Моисеевича правые уклонисты, это внутрипартийные разборки, если, конечно, тут не замешано политическое дело с уголовным «душком». «Бажанов пишет» – не совсем понятно, какого Бажанова имеет в виду Л.Каганович? Если перебежчика Б.Бажанова, секретаря Сталина – это все же конец двадцатых годов. Может речь идет о прежнем начальнике НИИ ВВС, комбриге Н.Н. Бажанове? Он был в ведомстве М. Кагановиче, когда тот был наркомом авиапрома, но он был расстрелян еще в 1938 году. Мутит воду Лазарь Моисеевич. А читатель думает, что дело происходит в годы «чисток»? Как бы ни так!

«Меня на очную ставку не вызывали, потому что была война, сорок первый год. Я был занят делом. «Нельзя его нервировать, дергать его сейчас, поэтому вы его не вызывайте», – так Сталин сказал. Меня не вызвали. Брат поторопился, конечно. Ванников, который на него наговаривал, он же потом наркомом был, министром. Его освободили, конечно. Ванников был заместителем моего брата.

Когда на Ванникова были показания, Михаил, он горячий был, с пеной у рта его защищал. Этот Ванников у него на даче ночевал, боясь ареста. И брат защитил его. А потом этот же Ванников на него показывал. Тот говорит:

- Ты что, с ума сошел?

Нет, ты был вместе со мной в одной организации.

Что ему скажешь?».

Как видите, события, о которых рассказывает Лазарь Моисеевич происходили в начале войны, в 1941 году. Почему-то, не уточнено, когда именно. Придется уточнить за автора и рассказчика. Ванников был арестован в начале июня. По рассказу Л.Кагановича, чтобы «выкрутиться», Ванников облыжно обвиняет старшего Кагановича, Михаила. В чем и зачем? Сейчас поймем из изложенного ниже. Ф.Чуев задает Лазарю Моисеевичу вопрос:

«- Но вы не видели Михаила перед тем, как он застрелился?

- Нет. Это было в коридоре. Ему сказали: «Ты там подожди, а мы еще раз поговорим с Ванниковым». Берия и Маленков. Ванников тут же сидел. Они говорили: «Мы решили его еще раз допросить, что, он с ума сходит, что ли?»

А брата попросили выйти и подождать. Он, видимо, решил, раз его попросили выйти, так ему не верят, и застрелился.

- Но его не арестовывали, раз у него был с собой пистолет?

- Нет, нет. Он оставался членом ЦК. Было решение Политбюро – снять всякие обвинения с Кагановича Михаила, памятник ему на Новодевичьем поставили и разрешили мне написать – я спрашивал специальное решение Политбюро, – что брат – «член ЦК». Там так и написано: «член ЦК».

Значит, сам Лазарь Моисеевич не присутствовал на очной ставке, ввиду занятости? «Я был занят делом»??? Очень подозрительно, ведь сам же требовал, как уверял Ф.Чуева, у самого Сталина предоставить ее? Не менее странным выглядит и Сталин с напускной заботой о товарище из ЦК: «Нельзя его нервировать, дергать его сейчас, поэтому вы его не вызывайте»??? Но ведь, сам же, лично, как утверждает Лазарь Моисеевич, дал согласие на проведение очной ставки между братьями? Но тогда, о какой очной ставке может идти речь, если Михаил не арестован? Что понимают наши герои под словом «очная ставка»? А не кажется ли странной такая фраза, приписываемая Берии и Маленкову в адрес Михаила Кагановича: «… он с ума сходит, что ли?». О чем это? Берия и Маленков, со слов Лазаря Моисеевича, не понимали, почему М.Каганович защищает Ванникова от обвинения, когда есть, на их взгляд обличительные показания? Отсюда и вышеприведенная фраза: «… он с ума сходит, что ли?». Хорошо. Предложили М.Кагановичу выйти в коридор и подождать, а он возьми, да и застрелись. Я уже отмечал, что у советских историков в Кремле, могут происходить самые невероятные вещи. Например, коридор что? место для сведения счетов с жизнью? Ведь, сам Лазарь Каганович в этот острый момент, почему-то отсутствовал? К тому же, что-то кажется сомнительным, что Михаил Моисеевич на очную ставку с Ванниковым пошел, положив в карман пистолет? Или он сбегал куда-то, пока комиссия решала его вопрос, принес пистолет и назло товарищам из ЦК, пустил себе пулю в висок у дверей кабинета? А если предположить, что никакого «самоубийства» в коридоре Кремля не было? Все это могло произойти в другом месте и при других обстоятельствах. Кроме того, в своем рассказе Ф.Чуеву Лазарь Моисеевич из членов комиссии, почему-то пропустил А.Микояна? Почему? А ведь из троицы, допрашивающих М.Кагановича, свои воспоминания по этому делу, разумеется, оставил, именно, один Анастас Иванович Микоян, тоже не отличающийся почему-то, многословием по данному делу:

«Ванников был арестован еще Ежовым и находился в тюрьме, когда началась война. Ванников и Берия вместе учились в Бакинском техническом училище и были друзьями в юношестве. Я тоже знал Ванникова по Баку. Берия при моей поддержке уговорил Сталина освободить Ванникова из тюрьмы и назначить наркомом боеприпасов. Ванников, очень способный организатор, был когда-то директором тульских заводов вооружения, оттуда был выдвинут в наркомат и теперь вновь возвращен на свое место. Его тогда привели в кабинет Сталина, где все мы находились, прямо из тюремной камеры».

Тут Микоян явно перестарался «навести тень на плетень».Николай Иванович Ежов был отстранен со своего поста наркома внутренних дел в конце 1938 года, более двух с половиной лет до произошедших событий. Анастас Иванович явно «заливает» своим читателям, чтобы сошлись концы с концами. Якобы, Ванникова арестовал плохой Ежов, а хороший, в данном случае Берия, его, якобы выпустил, так как они были друзьями в юности. Кроме того, Микоян делает акцент, что Ванников был арестован, задолго до войны. Чтобы по этому делу об аресте, не привлекать Берию, пришлось арест перенести аж, в 1938 год, во времена «железного» наркома (Тут они поют с Л.Кагановичем в унисон, в два голоса). И чтобы, после почти трех лет тюрьмы – прямо в Кремль, в кабинет к Сталину!? Чего не сочинишь, чтобы скрыть факт ареста, тоже, «друга детства». А зачем? К тому же, о М.Кагановиче, проходившем по этому делу, в воспоминаниях не обмолвился ни единым словом. А ведь Михаил Моисеевич, все же была фигура значимая. Надо же было так запамятовать?

Кстати, что же инкриминировалось М.Кагановичу, со стороны Б.Ванникова? Об этом, даже страшно произносить: «Участие в заговоре!». Это Вам, не какое-нибудь, халатное отношение к своим должностным обязанностям. Это очень серьезное обвинение, если учесть, что началась война именно с Германией, в чью пользу и был направлен заговор. Почему-то об этом, Лазарь Каганович не стал особо распространяться? Или как всегда, редактора подправили?

Между прочим, Лазарь Моисеевич, ранее давал подобное интервью и историку Г.Куманеву. С ним, в дальнейшем, у нас еще будут встречи. Рассказ в деталях, примерно, совпадает. Правда, есть отдельные разночтения. Остановимся на них. Помните, что Л.Кагановича не вызвали на очную ставку, так как, якобы Сталин, обеспокоился состоянием тонкой, чувственной души товарища по партии. В данном интервью Куманеву, все выглядит несколько иначе. Снова говорит Л.Каганович:

«Через два дня меня вызвали. (Это я Вам рассказываю документально, я пока этого нигде не рассказывал.) Но это факт, так оно было. Маленков, Берия и Микоян вызвали меня. В один кабинет, где они сидели. Я пришел. Они мне говорят: «Мы вызвали сообщить неприятную вещь. Мы вызывали Михаила Моисеевича на очную ставку». Я говорю: «Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду». Они говорят: «Слушай, там такие раскрыты дела, что решили тебя не волновать». Во время той очной ставки был вызван Ванников, который показывал на него. А Ванников был заместителем Михаила в свое время…»

Здесь еще нет упоминания о Сталине. Каганович, к тому же утверждает, что интервью по данной теме – первое. Видимо рассказ Ф.Чуеву был позже по времени. Здесь, ранее, заботу о здоровье Л.Кагановича, как видите, взяли на себя перечисленные выше товарищи. Кроме того, опять непонятна их обеспокоенность реакцией Л.Кагановича на обвинение, предъявленное брату, Михаилу. Ведь Лазарь Моисеевич уже знал, что брату предъявлено, довольно серьезное обвинение, но в те времена, когда давалось интервью Г.Куманеву слово «заговор» произносить, как видите, было запрещено. Он, Лазарь Моисеевич, сразу же после этих предъявленных обвинений брату, к Сталину пошел в расстроенных чувствах. От чего же его тогда оберегать? Кроме того, Г.Куманев уверяет Л.Кагановича, ну и нас, читателей заодно, что видел, в Кремлевском архиве документ, где, якобы, говорилось, что М.Кагановича вызывали на Лубянку и он там застрелился в туалете из пистолета. Однако Лазарь Моисеевич категорично возражает, утверждая, что очная ставка происходила в Совнаркоме, т.е. в Кремле. И еще одна тонкость. В рассказе Ф.Чуеву нет упоминания, что Михаил Каганович застрелился в туалете. Вот как этот эпизод самоубийства М.Кагановича выглядит в первом упоминании, у Г.Куманева.

«Ну, при них ничего не могли обсуждать, вывели арестованных, а Михаилу говорят; «Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А тут мы обсудим».

Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел в приемную, одни говорят – в уборную, другие говорят – в коридор. У него при себе был револьвер, и он застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».

По-моему, туман не рассеивается, а становится еще гуще. Согласитесь, что приемная, коридор и уборная, это все же разные места, по определению. Так, где же, по воспоминаниям Лазаря Моисеевича, действительно покончил с собой его брат? Что же не поинтересовался, где же именно тот застрелился? Кроме того, от кого Лазарь узнал, что Михаил решил: «в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму». Вероятнее всего, что между братьями был предварительный разговор. Иначе, откуда такие слова, что Михаил «решил»? Видимо, Михаил поделился с братом своими тревогами, по поводу предъявленных обвинений. Они, надо полагать, имели такой компрометирующий характер, что Михаилу трудно было их парировать. Надо учесть, еще одно обстоятельство. Рассказывая Куманеву сцену допроса М.Кагановича, откуда Лазарь Моисеевич узнал, что брат кричал на Ванникова и других: «Сволочи, мерзавцы, вы врете…». Откуда узнал, что было на очной ставке, если, как говорит, не присутствовал на ней? Вряд ли Маленков, Берия или Микоян стали бы пересказывать Л.Кагановичу бранные слова его брата в адрес обвиняемых. Скорее это был пересказ самого Михаила Кагановича своему брату Лазарю после первого допроса обвиняемых, на котором он был, после чего младший Каганович и пошел, якобы, к Сталину или Лазарь Моисеевич, сам присутствовал при сцене допроса своего брата, но счел за благо промолчать об этом. Кроме того неясно, неужели это были все же обвинения в заговоре, о которых Л.Каганович поведал Ф.Чуеву и после которых старшему Кагановичу и пришлось расстаться с жизнью?

Придется обратиться за «помощью» к Никите Сергеевичу Хрущеву. Этот борец «за оттепель» в своих мемуарах написал следующее:

«Молотов был ближе к Сталину, хотя Каганович (Лазарь Моисеевич – В.М.) тоже был очень близкий к нему человек, и Сталин его за «классовое чутье», за «классовую непримиримость» к врагам выставлял как эталон решительного человека. Мы потом хорошо узнали, что это за «решительность», что это за человек, который и слова не сказал за своего брата Михаила, и брат покончил жизнь самоубийством, когда выхода у него уже не было, когда ему предъявили обвинение, что он немецкий агент и Гитлер метит его в состав русского правительства после захвата Москвы. Что может быть нелепее: Гитлер еврея Михаила Кагановича намечает в правительство России! Я не слышал, чтобы кто-либо говорил об этом, и никогда Каганович не возвращался к трагедии своего брата, даже когда уже выяснилось, что это была нелепость».

Получается, что в деле Б.Ванникова – М.Кагановича, все же присутствовал момент об образовании русского правительства со стороны заговорщиков. Хрущев, привел этот эпизод, чтобы разыграть антисемитскую карту и на этом примере, якобы, высмеять всю несостоятельность обвинения по созданию «русского правительства». Обратите внимание: Хрущева не удивило, что Гитлер намечал состав русского правительства после захвата Москвы! Ему, видите ли, показалось нелепым то, что именно еврей М.Каганович будет в составе того правительства. Будь М.Каганович русским по крови, или кто-то другой на его месте, не еврей, – тогда, выходит, другое дело!? Кроме того, ведь это были только обвинения, выдвинутые в ходе следствия. Почему М.Каганович, так остро отреагировал на них? Заметьте, что самоубийство М.Кагановича помогло выйти «сухим из воды» Ванникову. Все концы «замкнули на мертвом М.Кагановиче, и следствие, вынуждено было освободить подельников по данному делу. Но давайте, порассуждаем. Почему М.Каганович не смог парировать выдвинутые против него обвинения? И почему, после его самоубийства были выпущены и Ванников, и тот же Мерецков? А Мерецков был повязан по делу Д.Павлова. То, что Б.Ванников подставил М.Кагановича ясно, но как это могло выглядеть в реальности? Ведь, по рассказу Лазаря Моисеевича, те то, были арестованы и находились под следствием, а М. Каганович, якобы, был на свободе? И каким же образом, строилось обвинение Михаилу, если после его смерти, его подельники обрели свободу?

А что сам Ванников, говорит по такому поводу в своих «Записках наркома»?

«… В первых числах июня 1941 года, за две с половиной недели до начала Великой Отечественной войны, я был отстранен с поста Наркома вооружения СССР и арестован. А спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий.

Обстановка на фронте мне была неизвестна. Не имея представления о сложившемся тогда опасном положении, я допускал, что в худшем случае у наших войск могли быть небольшие местные неудачи и что поставленный передо мной вопрос носит чисто профилактический характер. Кроме того, в моем положении можно было лишь строить догадки о том, подтвердило или опровергло начало войны те ранее принятые установки в области производства вооружения, с которыми я не соглашался. Поэтому оставалось исходить из того, что они, возможно, не оказались грубыми ошибками, какими я их считал.

Конечно, составленную мною при таких обстоятельствах записку нельзя считать полноценной. Она могла быть значительно лучше, если бы я располагал нужной информацией.

Так или иначе, записка, над которой я работал несколько дней, была передана И. В. Сталину. Я увидел ее у него в руках, когда меня привезли к нему прямо из тюрьмы. Многие места оказались подчеркнутыми красным карандашом, и это показало мне, что записка была внимательно прочитана. В присутствии В. М. Молотова и Г. М. Маленкова Сталин сказал мне:

Ваша записка — прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим ее для руководства наркому вооружения. В ходе дальнейшей беседы он заметил:

— Вы во многом были правы. Мы ошиблись... А подлецы вас оклеветали...»

Да за такие «дела», относительно написания «прекрасного документа для работы наркомата вооружения» ордена мало! Может Л.Берия его, Ванникова специально и посадил, чтобы тот, после начала войны в тюремной камере проявил свои творческие дарования? Смущает, однако, фраза приписываемая Сталину: «… Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали…».

Кого же Сталин, мог подразумевать под «подлецами»? Не М.Кагановича же? Если сам Лазарь Моисеевич утверждает, что ходил просить к Сталину за брата, и в одном из вариантов воспоминаний, как помнится, Сталин даже дал добро на очную ставку.

Как видите, многого из данных мемуаров не выжмешь. Ванников закрылся, как устрица в своих створках. Лишнего не сболтнул. А то сидел, понимаешь, в следственной тюрьме на Лубянке, якобы, без предъявления обвинения, были очные ставки с М.Кагановичем – тоже молчок. Чтобы записку по наркомату вооружения написать что ли, посадили? – так надо понимать, изложенные выше мемуары наркома?

Тут, и с этим, Михаилом Кагановичем, происходит странная история. Как же он умудрился, находясь под следствием, застрелиться на Лубянке? Официальные источники все до одного, уверяют нас, что Михаил Моисеевич Каганович покончил жизнь самоубийством 1 июля 1941 года. Тогда, как прикажите понимать их акцент на то, что покончил с жизнью, дескать, «в обстановке массовых репрессий». Какие уж тут массовые репрессии, когда началась война? Скорее следует задаться вопросом: «Почему с началом войны свел счеты с жизнью? И где это произошло?» Поэтому и написана подобная глупость о М.Кагановиче, чтобы не привлекать к данному самоубийству лишнего внимания.

А дело представляется, происходило следующим образом. Накануне войны начались аресты сотрудников аппарата ВВС Красной армии. Разумеется, зацепили и работников наркомата авиапрома. Еще в 1940 году, старшего Кагановича крепко понизили в должности, сместив с наркомов и назначив директором авиазавода № 24 в Казани. Михаил Моисеевич особых лавров на посту наркома не заслужил, более того, видимо и место директора завода, для такого «корифея авиастроителя» было ему не по плечу. Он взлетел вверх по служебной лестнице в результате революции, где проявил себя ярым ее приверженцем. Время же, все расставило по своим местам. Он не был умным человеком, а лишь создавал видимость значимости своей фигуры. Кроме того использовал значительный авторитет и «вес», своего младшего брата Лазаря, входившего в состав Политбюро. Судя по воспоминаниям людей, близко с ним работающих, Михаил Моисеевич, плохо представлял работу вверенного ему авиапрома, чем могли воспользоваться его недоброжелатели или просто, как например, Ванников, попавший в трудное положение, использовать его в своих целях. М.Каганович, по своей слабой компетенции в области самолетостроения, мог наподписывать массу официальных бумаг, иной раз, видимо, смутно понимая значимость оных, которые в ходе следствия, могли сильно попортить картину его «яркого» прошлого.

Лазарь Моисеевич, сильно выпячивает фигуру своего брата Михаила, представляя, что дело по его «разборке» происходило в Совнаркоме. К этому моменту, его брат был простым директором завода, хотя по инерции, еще оставался членом ЦК. Разумеется, его забрали на Лубянку. Михаил, пользуясь своим статусом члена ЦК связался со своим братом Лазарем и посвятил того в перипетии «дела о заговоре». Перспективы были не радужными. М.Каганович, понимал, что следователи на Лубянке – это не товарищи из комитета партийного контроля и намотают ему срок на полную катушку, если не больше. Выход ему подсказали «товарищи по ЦК». Помните, как волновался Лазарь Моисеевич о том, останется после смерти брат членом ЦК или нет. Как убежденно он уверял Ф.Чуева, что было «специальное решение Политбюро» по делу М.Кагановича. Видимо, сам же Лазарь и «уговорил» брата о «таком» выходе из положения. Кроме того, М.Каганович, видимо, был трусоват, что в прочем, не мешало ему жить на широкую ногу. Боязнь, что в тюрьме он может многое рассказать лишнего и что, тогда ему все равно не выйти на волю, побудило его, видимо, принять «совет» брата. Жена и дочь, в таком случае будут не родственниками «врага народа», а получат соответствующий пенсион, по случаю потери кормильца. Думаю, что эту мысль Лазарю (для передачи Михаилу) внушил именно, Анастас Иванович. А то, с чего бы это, так играть в молчанку о М.Кагановиче. Заметьте, обе стороны: Л.Каганович и А.Микоян остались довольны. Лазарь Моисеевич помог жене брата и племяннице вести привычный образ жизни, а Анастас Иванович вызволил «друга детства» и «очень способного организатора» из тюрьмы, по очень щекотливому делу.

Организация «самоубийства М.Кагановича», могла быть оформлена и в стенах Лубянки. Пистолет внутрь Лубянки, спокойно мог пронести и сам Лазарь Моисеевич, обладавший всевластными привилегиями члена Политбюро. А то, «я был занят делом», когда решалась судьба родного брата. Каганович старший, проинструктированный, что нужно делать, отпросился «до ветра». Товарищи, ведшие дело, не стали особо вникать в разборки партийных верхов. Все оказалось шито-крыто. Если не считать, что Борис Львович Ванников, думается, написал «покаянное письмо» в адрес Политбюро и вышел на волю с «чистой совестью». Относительно реакции товарища Сталина, по поводу его похвалы в адрес «прекрасного документа для работы наркомата вооружения» – оставлю на совести автора «Записок».

Но это, что касается «романтической» стороны дела. Ведь могла быть и другая сторона, менее благопристойная – без пистолета. Согласитесь, что стрельба подследственного в стенах Лубянки, это все же неординарное событие. Все могло быть оформлено гораздо тише. Это Лазарь Моисеевич, впоследствии будет лепить из брата ореол мученика за правду, а реалии жизни могли быть и проще и жестче. Надо, видимо было, чтоб Михаил Каганович «тихо ушел», он и «ушел». Имеет ли смысл гадать о «технике ухода»? Важно, какие преследовались цели и были ли получены нужные результаты? Судя о последствиях, всё всем – удалось.

Что же касается Лаврентия Павлович







ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.