Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Ранневизантийская церковная историография





Ранневизантийская церковная историография

И.В. Кривушин. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 224-228.

 

Ранневизантийская традиция церковного историописания и разделяет, и соединяет античную историческую мысль со средневековой. Она впитала в себя раннехристианские воззрения на историю, эсхатологические и потому «антиисторические» по своему характеру, и одновременно выработала – при использовании достижений греко-римской историографии новые христианские модели исторических событий. В трудах ее представителей обнаруживается и идея бессобытийного (духовного) времени, и причудливое сочетание церковной и христиано-имперской тематики, и попытку прямого синтеза христианских и античных взглядов на историю.

Этапы: рождение, расцвет и закат. Начало положил Евсевий Кесарийский, который первым дал последовательное описание истории церкви и предложил способы ее интерпретации. Свидетель и участник ключевых для христианства событий, свидетель рождения нового христианского государства.

История у Евсевия тянется от Творения и Грехопадения через Первое Пришествие к Великому гонению и перевороту Константина, распадаясь на две эпохи – христианскую и дохристианскую. Дохристианская история мыслится как подготовка человечества к принятию Христа. История Церкви – продолжение священной истории. Она вливается в общий поток всемирной истории и становится одним из ее периодов.

Смысл священной истории – передача Божественной истины, которая находит отображение в сверхсобытиях – соприкосновениях Бога с земной историей. История Церкви воспроизводит неизменный образ христианской духовности через преемства епископов, мучеников, христианских апологетов. Своеобразный «антиисторизм».

Священная история кардинально отличается от светской суетной событийной истории. Соприкосновение священной и светской истории в эпоху Великого гонения и правление Константина. Правление Константина почти равнозначно Первому пришествию Христа (макрособытие). Для оправдания христианской империи Евсевий использует теорию Мелитона Сардийского о моральном порядке в истории (Диоклетиан – Константин). Евсевий скорее завершает линию раннехристианской исторической мысли, лишь намечая новый путь в церковной историографии, ибо идея Мелитона играет у него подчиненную роль. Продолжатели Евсевия наполнили церковную историографию событиями, сделав ее предметом контролируемое Богом прогрессивное развитие христианской империи.

Расцвет греческой церковной историографии приходится на 5 в. – Сократ Схоластик, Эрмий Созомен и Феодорит Киррский. Две проблемы: 1) какие события составляют предмет церковного историописания и в какой мере история церкви связана с историей христианской Римской империи; 2) применимость к истории Церкви и Империи теории божественного управления историей через механизм поощрения-наказания подданных за религиозное поведение правителей.

Все они стремились продолжить Евсевия, но по-разному. Сократ представил историю церкви как историю событий и человеческих действий, дал этой истории земную перспективу и ввел в нее имперскую историю, подчинив последнюю интерпретации Мелитона. Созомен подчиняет интерпретации Мелитона не только имперскую, но и церковную историю, фактически объединяя их. Феодорит пытается вернуть церковной истории автономность от светской, избавить ее от воздействия мирских факторов, но воспринимает ее как процесс событийный. Евагрий Схоластик завершает в конце 6 в. линию ранневизантийского церковного историописания. Сближение церкви и государства, реальная связь церковных и светских событий. Переориентация на модели античной историографии приводит к разрушению жанра церковной истории как такового: не синтез двух подходов, но распад исторической концепции. Размывание границ жанра светской истории в труде Феофилакта Самокатты, «последнего историка античности».

На Востоке на первый план выходит христианская хронистика, на Западе появляются локальные церковные истории. Однако идеи Евсевия и его последователей находят отражение в средневековой исторической мысли. На Западе Августин резко противопоставляет церковную и светскую историю, отвергая провиденциальную связь между судьбой христианства и Римской империи. Однако благодаря Лактанцию, Иерониму и Орозию в конечном итоге в ранней латинской историографии торжествует концепция Мелитона (поощрения-наказания человечества за подвиги и грехи правителей), а также идея христианской империи. В той или иной мере эту концепцию принимают и Беда, и Нитхард, и Оттон Фрейзингенский, и Иоанн Солсберийский, и др. В центре западной церковной хронистики также оказывается земная событийная перспектива ранней церковной историографии. В то же время на Западе долго сохраняется и евсевианский взгляд на историю как передачу неизменной истины (Абеляр, Фома Аквинский), который соперничает с концепцией постепенного раскрытия истины (Гуго Сен-Викторский).

ИСТОРИКИ ЭПОХИ КАРОЛИНГОВ

1. Связь историописания с политическими запросами времени, с конкретной аудиторией. Историю писали не кабинетные интеллектуалы, а политические и церковные деятели. Нет профессиональных историков: пастыри, ученые, воины. Нет исторической науки, но есть историческое знание, которое играет огромную роль в жизни общества. У него много функций: оно не только сохраняет память о людях и событий. Оно оправдывает и убеждает, наставляет и ниспровергает, доказывает и обучает. Посредством хроник, историй и гестов выражается идеология и система ценностей, происходит консолидация отдельных социальных групп. Вместе с тем оно носит элитарный характер, ориентировано на читающую публику.

2. Историческая реальность представлена в черно-белых тонах, лишена оттенков – в описании персонажей, характеристике событий. Деление на своих и чужих. Нет понятия эволюции, мир воспринимается как вечный и неизменный: в истории все повторяется. Отсюда возможность использования самых разных источников, без оглядки на их своеобразие: увиденное, услышанное, написанное.

3. Историческое знание доступно как клирикам, так и мирянам, но различна их историческая культура. Исторический рассказ мирян более рационален, прагматичен; они не цитируют Библии, редко замечают чудесное, их внимание сосредоточено на событиях повседневной жизни: войны, дипломатия, власть; ищут причинно-следственные связи на земле. Клирики интерпретируют историю подобно священному тексту; их интересуют знамения, пророчества; в истории открывается тайный смысл, причины трансцендентны, светская история укладывается в рамки священной истории.

4. Разные способы освоения исторической реальности: 1) конкретно-рациональный, связанный с античной интеллектуальной традицией (связный рассказ о реальных деяниях реальных людей); 2) образный, мифоэпический, восходящий к германскому варварству, связанный с устной формой бытования исторического знания. Здесь заметны отсутствие единой сюжетной линии, типизация персонажей, вымышленные обстоятельства. Элита и анонимное народное творчество.

Краткая характеристика главных представителей исторической мысли эпохи Каролингов

Павел Диакон: «История лангобардов», «Деяния (геста) мецских епископов», «Житие св. Арнульфа». Сплав античных, христианских и народных германских традиций. Значение Церкви и ее епископов для жизни народа и государства. Арнульф – предок Каролингов. Он организует сакральное пространство, а его потомки распространяют его на подвластные территории. Прагматический смысл: летигимировать положение новой династии.

Эйнхард: «Жизнеописание Карла Великого». Образец: «Жизнь двенадцати цезарей» Светония (1 в. н.э.). Жанр исторической биографии. Память и благодарность. Создано в противовес монашеской ориентации Людовика Благочестивого. Ностальгия по прошлому. Панегирик великому человеку, в котором гармонически сочетались светское и религиозное начало. Жизнь Карла чисто светский характер, компактна, превосходный язык: творец золотой латыни средневековья (Цезарь и Тит Ливий–античности). Влияние Светония лишь в литературных оборотах и категориях фактов, что освободило от налета церковности. Панегирик, образец для подражания. Собственные наблюдения пересиливают схемы. Композиция. Предки (1–4), походы и внешняя политика (5–16), личная жизнь (17–29), кончина (30–32). Фактотворчество на базе Анналов Франкского королевства: Эйнхард не был очевидцем событий, который описывал. Ради возвеличивания Карла о многом умалчивает и многое преувеличивает. Любое столкновение – война (Аквитанская, Баварская, Богемская). Оборона и одни победы. Саксонская война и поход в Испанию – умолчание поражений. Скрывает жестокости (Верденская резня 782 г., казнь 4.5 заложников). Преуменьшая заслуги Пипина, преувеличивает Карла. Преувеличивает любовь мусульман (единственный слон!). Основатель каролингской легенды (Песнь о Роланде).

Анонимное «Жизнеописание Людовика Благочестивого». Важна не хронология, а создание идеального образа, который состоит из библейских и агиографических топосов: умеренность, благоразумие, милосердие.

Нитхард: Главный труд – «Истории» (4 книги). Противопоставляет Лотаря и Карла Лысого. Предельно рациональный стиль, отсутствие библейских реминисценций и богословских рассуждений, политическая тенденциозность в описании борьбы Лотаря с младшими братьями. Воин, политик, аббат Сен-Рикье. Избегает церковной хронологии.

Ноткер Заика. «Деяния (геста) Карла Великого». Облик идеального государя через серию фантастических рассказов. Образ Карла формируется под влиянием библейских моделей, монашеского идеала, германских героических песен. Подбор эпитетов (самый-самый). Сказочный характер дворца в Ахене.

 

БИОГРАФИИ И БОЛЕЕ ДЕТАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

ПАВЕЛ ДИАКОН (725–799)

Павел–Варнефрид, по прозвищу Диакон, из знатного рода лангобардов, уроженец Фриула – один из первых иноземцев, приглашенных Карлом для развития просвещения в своем королевстве. Его появление во Франкии связано со сложной политической обстановкой того времени. Получив классическое образование при дворе короля Ратхиса, он стал придворным писателем короля Дезидерия и учителем его дочери, по чьей просьбе написал в 774 г. «Римскую историю». Таким образом, ко времени начала италийских войн Карла он был сложившимся ученым. В 776 г., после подавления фриульского восстания лангобардов, когда брат его был увезен Карлом в Галлию в качестве заложника, ему пришлось удалиться в монастырь Монте-Кассино. В 782 г. он обратился к Карлу с просьбой об освобождении брата в форме изящного элегического послания. Карл удовлетворил его просьбу и пригласил в свою Академию, где Павел смог продолжить деятельность придворного писателя, сочиняя церковные гимны, послания, акростихи и эпитафии. Однако через пять лет Павел все же вернулся в Монте-Кассино, где прожил последние годы и завершил свою «Историю лангобардов», начатую, вероятно, по предложению Карла. Его перу принадлежит также «Житие св. Арнольфа», «Гомилия о святом отце Бенедикте» (основателе Монте-Кассино), «Житие святого Григория Великого» (биографе Бенедикта) и целый ряд писем. Его труды обнаруживают глубокое знакомство с предшествующей литературной традицией и показывают высокий уровень развития культуры в придворной среде лангобардов, которые в правление Агилульфа (590–612) отказались от арианства и воссоединились с католической церковью Италии. В творчестве Павла Диакона заметен тот сплав античных, христианских и народно-германских традиций, который к тому времени был характерен также для англосаксов.

ЭЙНХАРД (770–840), уменьш. Нардулус («Маленький Нард»), получил в Академии библейское имя Веселеил, поскольку считался «первым умельцем и распорядителем, владеющим всеми искусствами», и еще – прозвище Муравей, за свое неизменное трудолюбие. Уроженец Майнца, он воспитывался в знаменитой обители Фульда, а в возрасте около двадцати лет, «по высочайшему предписанию» Карла Великого, был направлен аббатом Баугольфом во дворцовую школу в Ахен. Эйнхарду явно повезло: Баугольф вовсе не считал образование главным призванием клирика, но его воспитанник попал «в струю» просветительской деятельности Карла, и настоятель не мог ослушаться – незадолго до появления в Ахене Эйнхарда был обнародован «Капитулярий о науках» (787 г.).

Уже в монастыре Эйнхард прекрасно овладел латинским языком, так что помогал в составлении дарственных на передачу Фульде земельной собственности от частных лиц. Практической деятельности Эйнхард не чуждался и при дворе, являя тем самым образец интеллектуала-администратора, на подготовку которого была направлена образовательная политика Карла.

Целиком дошли до нас два его произведения – «Жизнь Карла Великого» (Vita Karoli Magni) и «Перенесение мощей и чудеса святых Марцеллина и Петра» (Translatio et miracula sanctorum Marcellini et Petri). Прославился Эйнхард как автор биографии Карла, которая носит вполне светский характер и создана по образцу «Жизнеописания Августа» Светония. Уже при жизни Эйнхарда его книга стала предметом подражания, а впоследствии превратилась в канон, которому следовали писатели средневековья. Ее написанию немало способствовало то, что по смерти Карла Эйнхард оставался в большом почете при дворе Людовика Благочестивого и мог пользоваться королевскими архивами, а последние годы посвятил исключительно литературному труду.

НИТХАРД (790–844), сын дочери Карла Великого и поэта Ангильберта, историк и полководец Карла Лысого. Высокое происхождение и прекрасное образование обеспечили ему соответствующее общественное положение и должности. Придворная деятельность Нитхарда, начавшаяся при Карле Великом, в значительной мере протекала при Людовике Благочестивом, однако пик ее приходится на правление Карла Лысого, чью сторону он занял в междоусобицах братьев. В 840 г. выполнял дипломатическую миссию при дворе Лотаря, в 841 г. участвовал в битве при Фонтенуа, в 842 г. входил в состав комиссии по подготовке договора о разделе империи. Его главное сочинение «Четыре книги истории» (Libri quattuor historiarum) было начато по поручению Карла Лысого в 842 г., а закончено год спустя в монастыре Сен-Рикье, где он недолгое время был аббатом. Монастырский поэт XI Микон сообщает в посвященной Нитхарду эпитафии, что тот умер от ран, полученных в бою – скорее всего в 844 г., в сражении между Карлом и Пипином Аквитанским.

«История» охватывает период с 814 до начала 843 г. Начав с панегирика Карлу Великому и дав краткое описание правления Людовика Благочестивого, автор скоро переходит к главной теме – раздорам сыновей императора с 840 по 842 г. Это не простая хроника, но опыт истории политической. Нитхард, очевидец и участник событий, пытается их оценивать, вскрывать причины. Однако его анализ, при недостатке исторической перспективы, носит поверхностный характер. Рассказ его тенденциозен и пристрастен. Наделив Карла и Людовика всеми добродетелями, он чернит Лотаря, рисуя его вероломным, корыстолюбивым, лицемерным. Присутствует здесь также осуждение современности и восхваление прошлого. Сочинение Нитхарда проникнуто пессимизмом, особенно в последней главе, где он рассуждает о связи природных явлений с моральным состоянием общества. Сейчас оно представляет ценность как источник для знакомства с франкской историей 830–843 гг., с деталями быта и социальными отношениями того времени. Кроме того, в нем сохранены подлинные тексты страсбургской присяги, составленной на романском и германском наречиях, от которых произошли французский и немецкий языки.

«Интересная фигура этот Нитгард…» (Тейс, Лоран 1993: 28). Внук Карла Великого, светский аббат из Сен-Рикье, как и его отец, Ангильберт, был одним из последних светских лиц, владеющих книжной культурой. Этот знатный аристократ, абсолютно преданный Карлу, описывает империю до 814 г. как волшебную страну величия и единства. Несогласие братьев приводит его в ужас. По его мнению, грех лежит на Лотаре… Интересно поведение Людовика и Карла в Страсбурге. Слова «император», «короли», «королевства» не употреблялись вовсе – речь шла о Боге, братьях и сеньорах. Личное, частное – вот что в 842 г. обладало реальной силой (1993: 31). Наступала пора феодализма.

НОТКЕР ЗАИКА (840–912) – поэт, историк, богослов, композитор, агиограф. Это последняя крупная фигура Каролингского возрождения, стоящая уже на рубеже X в. Родом из Алеманнии (Швабии), он учился в Санкт-Галлене, а потом стал библиотекарем аббатства и учителем монастырской школы. Его письма отличаются ученостью, изяществом и нежностью.

Монах Эккехард воссоздает его портрет в своей «Истории Санкт-Галлена»: «Видом Ноткер был прост, но духом – ни в коей мере. Языком заикался, но умом – нимало. В предметах божественных был высок, в испытаниях – терпелив. Мягок во всем, но со школярами – строгий наставник. Робок перед неожиданным и внезапным, но тверд, когда его терзали злые духи, ибо им он умел противостоять с отвагою. В молитвах, в чтении, в сочинении он не ведал отдохновения, и чтобы короче описать святость его нрава – был он истинным сосудом Духа Святого». Впрочем, характер имел он живой и веселый, склонный к шутливости. На этом основании ему приписывается стихотворный пересказ народной сказки «О козле и трех братьях».

Как поэт, Ноткер прославился усовершенствованием жанра секвенций, которому он учился у священника, приехавшего в Санкт-Галлен из разоренного норманнами Жюмьежа. По совету своего учителя ирландца Мёнгалла, он стал сочинять собственные секвенции и посвятил их Лиутварду Верцелльскому. Сохранилось предание, что мелодия знаменитой секвенции на Пятидесятницу была подсказана ему шумом мельничного колеса. Как композитор, Ноткер составил краткий учебник музыки на основе трудов Боэция. Как агиограф, сочинил житие св. Галла в стихах и прозе, в виде беседы Ратперта, Ноткера и Хартманна, его ученика, будущего аббата. Как богослов, составил первый в Европе учебник латинской патристики – перечень выдержек из комментаторов Свящ. Писания. Это сочинение имеет вид аннотированной библиографии.

Наиболее интересна деятельность Ноткера как историка. Его «Деяния Карла Великого» написаны по побуждению Карла III Толстого, посетившего Сант-Галлен в 883 г. – последнего из Каролингов, который объединил все бывшие владения своего прадеда. Письменными источниками послужили Эйнхард, «Королевская летопись» и другие сочинения, но главными источниками были устные предания – рассказы его учителя Веринберта, рассказы отца Веринберта, старого дружинника Карла, и т.п. Материал располагается безо всякой хронологической последовательности, анекдот за анекдотом. Слог их жив и легок, хранит следы устного просторечия и очень непохож на ученый язык других сочинений Ноткера. Рассказы о соперничестве монастырей и епископата имеют сатирический оттенок: монах Ноткер с радостью живописует, как Карла наказывал невежество, тщеславие и распущенность белого духовенства.

Образ Карла в высшей степени героизирован и идеализирован. Это уже не историческое лицо, а персонаж народной легенды, идеальный правитель – справедливый, мудрый, добросердечный, грозный для врагов. Это средоточие всех добродетелей, как христианских, так и воинских. «Деяния» интересны не как исторический источник, а как отражение народных представлений о Карле. Пользовались успехом вплоть до XI в.. когда на смену им пришли еще более фантастические сказания о Карле.

 

 

Ренессансный историзм

Открытие исторического времени

Средневековая история полна анахронизмов. Нет чувства ретроспективы (исторической дистанции). Римская империя продолжала существовать. Не было интереса к античности. Великие географические открытия раздвинули мир вширь и ввысь (шарообразность планеты) и изменили представления о пространстве и времени.

Время историческое: время как конкретный, текущий момент. Категория изменчивости и ценности времени (246). Распорядиться временем. Время деньги, не упустить его для дел земных. Время – шпора панэргизма – пришло на смену средневековому «изобилию» времени, его мучительной медлительности. Человек – кузнец своего счаться, индивидуалистическое переживание времени (как личной ценности). Интерес к земному будущему и планированию.

С другой стороны, сам Создатель раскрывается в процессе вечного становления. Жизнь во времени олицетворяет бытие Божие в творении. Время как творческое начало жизни.

Честь открытия исторической перспективы принадлежит Франческо Петрарке (1304–1374). Он первый осознал свое время как нечто новое не только по отношению к недавнему прошлому, образно представшему перед ним как «темный век», но и по отношению к предшествующему времени – античности. Письма адресованы мастерам античного духа, в том числе Титу Ливию. Качественное отличие времени иное (свет и тьма). Безвозвратность прошедшего. Новое сознание с оттенком трагизма. Жгучий интерес к римским древностям.

Основные направления ренессансной исторической мысли

Стержень исторического сознания гуманистов – представление об отношении «их времени» (нового) к античности.

Античность – идеал, эталон для непреходящих норм, необходимых Новому времени для рационализации новых форм бытия. Замкнутая в себе и отошедшая в прошлое эпоха (отличие от прочих ренессансов).

В то время как средние века с помощью понятия «перенос империи» поддерживали фикцию продолжения «Римской империи», гуманисты подчеркивали историческую дистанцию между своим временем и античностью. Средние века – долгая ночь готического варварства. Увидели античность со стороны и открыли историческую ретроспективу. История – это взаимное отражение и истолкование различных эпох.

Это не возврат к циклизму, но новое понимание линейности. Для средневекового осознания земное будущее закрыто: четвертая монархия – последняя в истории. Она завершится в день страшного суда. Для ренессанса: благодаря трудам самих гуманистов история открыта в земное будущее. Более того, это будущее начинается сейчас, во вполне земном настоящем. Мирским ценностям отводилось земное настоящее, ценностям веры – мир потусторонний. Как выразился Петрарка, смертные должны сначала позаботиться о вещах преходящих и затем уже о вещах вечных.

Наиболее ярким свидетельством секуляризации историографии была новая периодизация, отвлекавшаяся как от «шести веков», так и от «четырех монархий». Были впервые вычленены времена, не предусмотренные в новозаветной традиции. Вместо доктрины, согласно которой с Рождества Христова история вступила в свою последнюю и завершающую фазу, Возрождение утверждало идею трехчленного деления всеобщей истории: античность, темный (средний) век, новое время, которая легла в основу деления истории на древнюю, среднюю и новую.

Вместо того, чтобы рассматривать Римскую империю как последнюю в земной истории человечества, то есть продолжающуюся вплоть до «последнего суда», античность рассматривалась как отошедшая в прошлое. Тем самым крушение Западной Римской империи впервые приобрело эпохальное значение и стало гранью между двумя всемирно-историческими периодами: классической древностью и готическим варварством. Понятие translatio imperii сменилось понятием «падение империи» declinatio imperii. Точно также вместо христианской догмы о «старении мира» и близости его конца Возрождение выдвинуло идею «нового века», то есть открытости земной истории в будущее.

Свое историографическое воплощение этот взгляд нашел в труде Флавио Бьондо «Десять книг истории от упадка Римской империи» (1483).

Первое концептуальное обоснование светской периодизации послебиблейской истории предпринял Леонардо Бруни в «Истории флорентийского народа» (1412). Он предпринял попытку осмыслить историю Италии с момента падения Рима в терминах, полностью обмирщенных и рационалистических (ранее: мотивировка отдельных поступков+Промысел). Канвой служила история итальянских городов-коммун.

Разгадку исторических судеб Древнего Рима он усмотрел в гибели политической свободы. Упадок Рима начался тогда, когда свободный дух граждан был уничтожен императорами. С потерей гражданской свободы связан и упадок культуры, и порча латыни. Вторая грань – между средним и новым веком – опять связана с проблемой гражданской свободы. Только тогда, когда Италия обрела свою свободу на почве независимых городов-государств, могла возродиться культура. Петрарка был первым, кто вернул к жизни классическую латынь. Возрождение латыни связывалось с новым золотым веком (Боккаччо в 15 в.). Здесь подготавливалась мысль об исторической эпохе как интегрированном целом, то есть взаимообусловленности всех ее граней.

В идее «изменчивости времен» появилась позитивная сторона, связанная с интеллектуальной деятельностью, а не только военно-политической. Но это лишь первый шаг к рационалистической идее развития в истории. Возобладала идея циклизма. Лишь Петрарка, в 15 в. Колюччо Салютати, а в 16 в. Макиавелли подошли к этой идее. Только в начале 17 в. Фрэнсис Бэкон напишет: «Людей удерживали от движения вперед и как бы околдовывали благоговение перед древностью…ибо в ту эпоху знание было слабым и ограниченным как по времени, так и по пространству».

С момента своего зарождения историография оказалась стороной треугольника, две другие стороны которого составляли философия и риторика. Риторика имеет дело с мнением, философия – с истиной (Платон и Аристотель). После долгих столетий авторитарности теологии в сфере мысли и формализма школьного языка, речь снова стала способом выражения личности, а диалог – формой поиска истины, передачи личного опыта и описания действительности. Мир символов подвластен человеку (Николай Кузанский). Притягательной силой обладала диалогичность античного мышления, в результате которой текст сохранял всю лабораторию мысли – все этапы пути от тезиса к синтезу, а предмет спора представал в меняющейся перспективе. Богатство и гибкость языка рассматривались гуманистами как важное мерило при оценке исторического труда. История – «важнейший вид красноречия» (Петрарка). Сочинение речей действующих лиц с целью выяснения мотивов их действий. Для простолюдинов была нужна стилистика, обращавшаяся не к уму, а к воображению. История – род искусства, которое может претендовать на достижение подобия реальности.

Сама прагматическая ориентированность историописания (уроки истории, одарить героев славой или позором) превращала историческое сочинение в благодатное поле риторики. Фактическая база – повествование предшественников. Риторика как исторический метод.

Три течения в ренессансном историзме: 1) история, обучающая на примерах (развивалось под эгидой риторики), 2) история в связи с наукой политики, то есть поставляющая ей материал для заключений, 3) история как метод исследования юриспруденции.

Роль гуманистической филологии в пробуждении исторического сознания нового времени.

Лоренцо Валла (1407-1457). Историю писали риторы, так как требовала стиля. Филология престижна, а потому и история. Филологическая критика исторических источников. Призыв ad fonts. К источникам. Верность букве и стоящему за ней факту. Разоблачил подложный характер Константинова дара. Ренессансный гуманизм принес новый метод чтения исторических текстов (классических и библейских) – обостренное чувство различия исторических времен. Впервые открыт текст как логическая и историческая целостность. Текст – творение человека. Текстологическая и историческая критика. Искусство истории отлично от моральной философии. Философ наставляет, как поступать. А историк показывает, как они действительно поступали в прошлом. И все же историк лишь демонстрирует доблести и пороки.

Патриции (1529-1597). Двоякая цель историописания: познание истины и моральная польза. Полная истина недоступна. Риторическая школа историографии: указать человеку путь в счастью. Но Гомер и Вергилий достигают этого полнее. Критика как античной, так и современной историографии. Оригинальная концепция всеобщей истории: мысли, слова и действий.

Луи Леруа. Первый историк цивилизации 16 в. – время плодов. История – метод изучения культуры. Оптимистический взгляд. Исторический релятивизм – что хорошо в одно время, плохо в другое. Цивилизации абсолютны как тип и относительны как процесс.

Историческая школа ренессансных юристов. Исторический подход к изучению римского права. Кодекс Юстиниана затуманен массой глосс и комментариев. Исторический метод юриспруденции.

Николо Макиавелли (1469-1527). «Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ливия» (1519).

1) Способность истории наглядно раскрыть основы функционирования мира политики,

2) Способность государя контролировать этот мир, опираясь на знание истории.

Примеры античной истории вызывают больше восхищения, чем подражания. Надо свести примеры доблести и порока в систему. Сведение политической мудрости древних в систему современной политики. Игнорировал понятие исторической дистанции.

Картина пестра. Шаг в создании научного метода историографии (историческая филология и историческая юриспруденция). Однако практика историографии оставалась риторической, то есть обучающей на примерах. Но была очеловечена, Промысел признавался формально, в основу причин были положены мотивы человеческих действий. Вертикальная объяснительная схема сменилась горизонтальной. Но оставалась повествовательной и событийной. История как многоуровневый процесс оставалась за пределами риторической историографии.

 

Ранневизантийская церковная историография

И.В. Кривушин. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 224-228.

 

Ранневизантийская традиция церковного историописания и разделяет, и соединяет античную историческую мысль со средневековой. Она впитала в себя раннехристианские воззрения на историю, эсхатологические и потому «антиисторические» по своему характеру, и одновременно выработала – при использовании достижений греко-римской историографии новые христианские модели исторических событий. В трудах ее представителей обнаруживается и идея бессобытийного (духовного) времени, и причудливое сочетание церковной и христиано-имперской тематики, и попытку прямого синтеза христианских и античных взглядов на историю.

Этапы: рождение, расцвет и закат. Начало положил Евсевий Кесарийский, который первым дал последовательное описание истории церкви и предложил способы ее интерпретации. Свидетель и участник ключевых для христианства событий, свидетель рождения нового христианского государства.

История у Евсевия тянется от Творения и Грехопадения через Первое Пришествие к Великому гонению и перевороту Константина, распадаясь на две эпохи – христианскую и дохристианскую. Дохристианская история мыслится как подготовка человечества к принятию Христа. История Церкви – продолжение священной истории. Она вливается в общий поток всемирной истории и становится одним из ее периодов.

Смысл священной истории – передача Божественной истины, которая находит отображение в сверхсобытиях – соприкосновениях Бога с земной историей. История Церкви воспроизводит неизменный образ христианской духовности через преемства епископов, мучеников, христианских апологетов. Своеобразный «антиисторизм».

Священная история кардинально отличается от светской суетной событийной истории. Соприкосновение священной и светской истории в эпоху Великого гонения и правление Константина. Правление Константина почти равнозначно Первому пришествию Христа (макрособытие). Для оправдания христианской империи Евсевий использует теорию Мелитона Сардийского о моральном порядке в истории (Диоклетиан – Константин). Евсевий скорее завершает линию раннехристианской исторической мысли, лишь намечая новый путь в церковной историографии, ибо идея Мелитона играет у него подчиненную роль. Продолжатели Евсевия наполнили церковную историографию событиями, сделав ее предметом контролируемое Богом прогрессивное развитие христианской империи.

Расцвет греческой церковной историографии приходится на 5 в. – Сократ Схоластик, Эрмий Созомен и Феодорит Киррский. Две проблемы: 1) какие события составляют предмет церковного историописания и в какой мере история церкви связана с историей христианской Римской империи; 2) применимость к истории Церкви и Империи теории божественного управления историей через механизм поощрения-наказания подданных за религиозное поведение правителей.

Все они стремились продолжить Евсевия, но по-разному. Сократ представил историю церкви как историю событий и человеческих действий, дал этой истории земную перспективу и ввел в нее имперскую историю, подчинив последнюю интерпретации Мелитона. Созомен подчиняет интерпретации Мелитона не только имперскую, но и церковную историю, фактически объединяя их. Феодорит пытается вернуть церковной истории автономность от светской, избавить ее от воздействия мирских факторов, но воспринимает ее как процесс событийный. Евагрий Схоластик завершает в конце 6 в. линию ранневизантийского церковного историописания. Сближение церкви и государства, реальная связь церковных и светских событий. Переориентация на модели античной историографии приводит к разрушению жанра церковной истории как такового: не синтез двух подходов, но распад исторической концепции. Размывание границ жанра светской истории в труде Феофилакта Самокатты, «последнего историка античности».

На Востоке на первый план выходит христианская хронистика, на Западе появляются локальные церковные истории. Однако идеи Евсевия и его последователей находят отражение в средневековой исторической мысли. На Западе Августин резко противопоставляет церковную и светскую историю, отвергая провиденциальную связь между судьбой христианства и Римской империи. Однако благодаря Лактанцию, Иерониму и Орозию в конечном итоге в ранней латинской историографии торжествует концепция Мелитона (поощрения-наказания человечества за подвиги и грехи правителей), а также идея христианской империи. В той или иной мере эту концепцию принимают и Беда, и Нитхард, и Оттон Фрейзингенский, и Иоанн Солсберийский, и др. В центре западной церковной хронистики также оказывается земная событийная перспектива ранней церковной историографии. В то же время на Западе долго сохраняется и евсевианский взгляд на историю как передачу неизменной истины (Абеляр, Фома Аквинский), который соперничает с концепцией постепенного раскрытия истины (Гуго Сен-Викторский).







Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.