Золотарева Лидия Константиновна

Интервью расшифровывали: Котова Е. и Киселева Е.

- У нас к вам есть такой вопрос: вот Вы были тружеником тыла, скажите, а чем именно Вы занимались?

- Ой, это длинная история. Труженик тыла. Ой, я вообще не уралка, я из-под Калуги. Знаете Калуга - такой город?

- Калужская область. Жила в деревне до 15 лет, потом работала на фабрике, а потом, когда было 17 лет, война началась. И во время войны, вы же знаете, фашисты лезли в Москву, им надо было занять Кремль. А Кремль от нас 180 километров был, близко. И нас всех детей эвакуировали на Урал из 2-х районов. Так я попала на Урал. Но здесь всякие скитания были, мне 17-18 лет. Жила, работала. Ну, а потом в 1943-м году было очень трудно и голодно, и холодно, жили в землянках по сто человек здесь на Урале, в Березняках. Голод, болтанку одну давали из круп два раза в день. По 100 человек, я говорю, жили в землянке, не обуты, не одеты, было просто невозможно жить. Я написала заявление, чтобы попасть на фронт в 43-м году. Думаю, там хоть помоют, оденут, паек какой-то давать будут, а тут что, с голоду я в землянку умирающих уже. Ну, совсем у меня уже воспаление легких, температура, работать я уже не могла, лежала в такой землянке там мужчины и женщины, все лежали. Были в Березняках одни землянки, там жилья-то не было. Там недалеко Соликамск был, дальше железной дороги не было. Нас сначала в Соликамск привезли, а потом перевезли в Березняки. Я вот тут жила, выучили сначала нас на плотника в Березняках, куда нас привезли. Умели гвоздь забивать и топор в руках держать.

- Это Пермская, да, это на севере Пермской области. Соликамск еще северней, а Березняки поюжней. Тут еще более-менее была дорога, а за Соликамском не было. Нас тут обучили плотническому делу, строили контору для начальства. В Березняках строилась ТЭЦ электростанция. Мы для этой электростанции строили контору двухэтажную из бревна. Нас семь девчонок было. Вот такие бревна мы таскали на второй этаж, сами все это строили. Было очень трудно, девочки. Зима. Вот сейчас зимы какие-то, я вот смотрю, и снега мало и теплее. А тогда такие были морозы: 40-45. <…> И в 45 градусов в лаптях, на ноги нечего надеть, а лапти, так надо обмотки какие-то, ну вот как, идти то в чем, не обуть, не одеть. Эвакуировали. Я говорю, была еще в оккупации, все у нас отобрали фашисты, а они же рассчитывали, забегу назад, рассчитывали Москву взять до холодов. У них на голове были эти самые, как их называют? На голове то, что носят?

- Пилотки. Они в пилоточках и ботиночках, так они у нас отбирали теплые вещи, обматывали ноги, головы, вот этими платками, шарфами всякими, кофтами, все отбирали у нас теплые вещи, когда мы были в оккупации.

- Это в 42-м году. Да, война то в 41-м началась, а нас оккупировали где-то в декабре 41-го.

- Это, сейчас скажу, Калужская область. <…> Был город Кондрава, бумажная фабрика там еще есть, я на ней работала, на этой бумажной фабрике до войны два года. Два километра там. Я жила в деревне. И они, значит, все у нас отбирали, теплые вещи. Придут вот, наставят на тебя дуло автомата: «матка, кура, яйко, кура, яйко». Курей и яиц, давай им молока, все отбирали и теплые вещи. И так три месяца нас они обирали, и жизнь просто на волоске была.

- А были ли люди, которые поддерживали, может быть, более взрослые коллеги?

- У меня была одна мать, отца не было. Отец у меня рано умер, я еще в школу не ходила. А нас двоих с сестрой содержала мать, работала на фабрике. А война началась, какая фабрика? Вот то, что картошка. Картошка и грибы. В лесу летом насобираем грибов, зимой огород там, капусту, картошку насадим, огурцы, все это. Вот это и ели всю зиму: щи с грибами без хлеба. Так что вот так и жили.

- Получается, в 41-ом Вы начали работать плотником…

- А уж когда на Урал я приехала, нас эвакуировали, детей, в 43-ом я... Жизнь в Березняках была тяжеленная, я сказала, что я написала заявление в армию. Но поскольку 43-ый год уже был, фронт уже далеко ушел. В военкомате мне сказали, что сейчас мы девушек не берем, женщин в армию, потому что фронт уже далеко ушел, а в пожарной охране некому работать, мы Вас забираем в пожарную охрану. Так я оказалась в пожарной охране.

- В 43-м году, с июля месяца 43-го года. Я как раз работала на стройке плотником.

- А вот Вы говорите, были женщины одни. Скажите, а какие у Вас там взаимоотношения были, Вы подбадривали друг друга?

- У нас, Вы знаете, была бригада - из нашей деревни девочки, вот мы только. Наша бригада 6 человек русские были, в землянке жили 100 человек, а остальные были нерусские: и таджики, и туркмены, и узбеки, кого только не было там. Русского голоса не слышно было, откуда, как они попали, я не знаю. Но вот нас поселили в землянку, 6 девчонок из деревни, мы только русские были.

- Строительством, нас обучили плотническому делу. Три месяца. Забивать гвоздь, топор в руках держать, и мы вот строили эту контору двухэтажную для ТЭЦ, которая строилась в Березняках.

- А после через военкомат меня взяли в пожарную охрану. Ну, мне куда было деваться, я не знала, что такое пожарная охрана. Пожарные, так пожары будем тушить. Мужчин не было тогда, все на фронте. Тушили девушки все, женщины ездили.

- Да, охраняли завод. В Березняках был поселок, там какой-то завод военный был, и мы охраняли этот завод. У нас была команда, и мы ездили на тушение пожаров, я ездила.

- Да, девушки. И шофером тоже была женщина. Моя еще подружка, мне негде было жить, она меня приютила. В здании было: дверь на улицу и дверь вовнутрь помещения, и вот в этом месте, между дверьми доски сколотили, мы с ней спали на этих досках, мне потому что негде было жить.

- А как складывались отношения в коллективе?

- Ой, хорошие. Потому что все были бедные. Бедные: не есть, не обуть, не одеть. Вот как-то мы все вместе были и, не знаю, чтобы когда-то ругались, шумели на кого, нет. И вот эта женщина, я помню, лет ей за тридцать было, она такая была добрая, и шофер была, она и начальница в пожарной, в этой команде. У нас одна машина была. И начальница, она меня как-то приютила.

- То есть, в коллективе вы поддерживали друг друга?

- Ой, что Вы, такое время было тяжелое... Каждым кусочком, каждым кусочком. И у меня подружка была, в деревне когда, ну, мы с ней не дружили, я восемь классов закончила, она десять, они жили богато, у них у отца пчелы были, отец ей всегда сухарики присылал, уже можно было посылки присылать. Она меня подкармливала всегда эта подружка, царство небесное, хорошая была девчонка, давно умерла она уже. Вышла замуж, ей такой муж попался, что на тот свет отправил.

-Был ли в коллективе человек, вот как психолог, который всех поддерживал, да, который занимался…

- Ну что Вы, нет, не было. Мы так, друг друга, сами. А что бы что-то. Были, конечно, бригадир, начальник, которые нас как бы эксплуатировали, да. Чтоб больше мы работали. Раз было 45 градусов, так пришли пять человек нас выгонять на работу, а нам ни обуть, ни одеть, и снегу по колено. Тогда такие морозы были, такие холода. И даже никто нас не поддерживал, никому мы не нужные были.

- Только мы, вот друг за друга держались, подружи, девчонки.

- Ой, да какое там медицинское. Ничего не было, абсолютно.

- Ну, а как не болели? Сама не болела? Сама болела. Я сама, я же рассказывала, уж в последнее время я заболела, была землянка, но как вам сказать, не лечили. А чтобы народ тут уже умирал, потому что лечить было нечем. Температуру смеряет, бывало, медсестра и все, а какое лечение?

- Вот землянка была у нас, где на этой стройке народ болел, клали в эту землянку. Медсестра придет, я говорю, температуру померит, а какое лечение? Никакого лечения. Я уже заболела, воспаление легких было, я с температурой лежала. Но перед этим-то я заявление написала в военкомат, и я с температурой ушла оттуда, медсестра меня отпустила.

- То есть, они еще что-то делали, кроме того что температуру измеряли…

- Ничего, абсолютно. Никакого лечения. У меня воспаление легких, до сих пор шрамы на легких, спрашивается, от чего, до сих пор. И вот тогда я заявление написала и ушла. Ушла с температурой и все. Меня медсестра, а ей-то надо что ли сильно? Кто там нас учитывал или проверял? Никому мы не нужны были, абсолютно.

- Потом значит, в пожарной охране я в июле 43 года по повестке из военкомата. И нас набрали девчонок, наверно, двадцать. И в течение одного месяца обучали пожарному делу.

- Да, одного месяца. Ознакомили там с пожарами, какие там на выезды, а уже сейчас не помню, помню, что месяц там пробыли. В общежитие, господи, на окнах белые занавесы, простыни белые, господи, мы в рай попали. А потом, значит, нас, когда месяцу проучили, отправили в Пермь, а это я в Березняках была, в Пермской области. А в Пермь когда я приехала, с управления, я там в команде работала, телефонисткой сидела, потому что была самая грамотная - восемь классов. И вот в декабре 43-го года из Свердловска приехал представитель, набирать в пожарную школу девчонок, парней тогда почти не было, но очень мало, такие, знаете, больные какие-то. Я помню, двое мужчин с нами учились, приехали, один такой бледный, наверно, туберкулезник, в общем, которых в армию не брали, какие-то дефекты. Короче говоря, приехал представитель, все записал, а потом нас управление пожарной охраны перенаправило в Свердловск. И я вот с, можно сказать, января 44-го начала учиться в пожарной школе в Свердловске. Знаете, улицу Папанина?

- Папанина 5, там был городок, сейчас там уже расстроено все. Там был городок и пожарная школа, там и готовили младших лейтенантов для пожарной охраны. Нас туда набрали, нас целый дивизион был девушек, человек пятьдесят, наверно, был дивизион парней и дивизион девушек. И я там проучилась весь 44-ый год. И в феврале 45-го года я закончила эту школу, получила звание младшего лейтенанта. Я закончила с отличием. Хотя вот в детстве училась на тройки еле-еле, а тут, откуда что взялось. Из двадцати предметов четыре четверки, остальные - пятерки, с отличием. Я имела право выбора на работу. А куда выбор? Я собиралась уехать домой. А дом где? В деревне, куда я там со своим образованием пожарного. А в Москву было одно место, уехал один командир - старшина дивизиона, он был с Украины, его туда отправили, мест не было. Пришлось тут остаться. А потом дома, думаю, что так делать, на фабрике нет ничего такого, чтоб со своей специальностью. Но осталось у меня право выбора с отличием, нас несколько человек приехало с управления пожарной охраны на Карла Либкнехта. Начальство меня вызвало, уже там половина мужчин было, половина девчонок, всех по районам направили. А мне, когда ходила на практику, из районов ребята сказали: «Не соглашайтесь куда-нибудь поехать в район, в Свердловскую область. Потому что там, говорят, очень тяжело работать, плохо, старайтесь в городе остаться. Когда меня начальство вызвало, там уже многих распределили, сказали, какие-то две области. Я вообще была такая склонная, стеснительная, а тут столько нахальства проявила, я говорю: «Закончила с отличием, имею право выбора». А вот что было, все выбрали, осталось только два. Я говорю, что я туда не поеду.

- В итоге выцыганила инспектором в самом управлении, вот так. Настояла и все. Я имею право выбора, с отличием закончила. Потом они посовещались, инспектором на Карла Либкнехта 8, инспектором пожарной охраны, я там работала. Там был отдел профилактики. Пять старших и я была шестая. Там еще была секретарша, которая делопроизводством занималась. А инспектора обслуживали заводы, фабрики, большие базы, магазины, учреждения крупные. И была машинистка, секретарь-машинистка, начальник отдела был. Вот я попала в этот отдел, мне дали там обслуживать магазины, детские сады, школы. Закрепили, я ходила, исследовала, а потом секретарша вышла замуж, у нее один ребенок, другой ребенок. И меня посадили на ее место. Я стала секретарем вместо нее, я там долго просидела, года три, наверно. А потом война закончилась, в 46-ом году было большое сокращение по инспекции, вот если бы я в инспекцию попала, меня бы сократили, куда деваться, уехала бы домой, а дома что, деревня, никуда эта бумажная фабрика. Короче говоря, я из-за того, что отсидела вместо этой секретарши, осталась, меня не сократили. Но я была закреплена за одним районом - Октябрьским, туда меня назначили. Я тут все время сидела, вместо секретарши. То один ребенок заболел, то другой. Я научилась печатать на машинке, делопроизводство, все. Я тут бегала, в общем, торчала тут в управлении. Торчала долго - года два, наверно, если не дольше. У меня были и объекты, я ходила по ним, потом, значит, я вышла замуж. Была где школа, она стала после войны училищем. Училище было пожарной охраны. И вот из училища пришли на практику в управлении пять парней, я и познакомилась, вышла замуж. Прожили пятьдесят шесть лет, вот дочка у меня одна родилась. Вот такая была счастливая моя потом жизнь. Детство бедно у меня. Я работала инспектором, работала двадцать пять лет, а потом ушла, можно было двадцать-двадцать пять лет. Сорок четыре года мне было, я ушла на пенсию, больше не работала, муж мне сказа: «Сиди дома, доска появилась, воспитывай дочку». Так я больше и не работала.

-Скажите, а если вернуться немного назад, с начала периода обучения в школе пожарной, а там было много обучающихся?

- Нас был дивизион девушек и дивизион парней, много было, человек пятьдесят. И мы проучились, я вот уже сказала, весь 44-ый, и в феврале был выпуск. Ну а потом, знаете, девушки приехали с разных городов, даже с Владивостока были, они поехали, откуда их прислали, в те команды и уехали. А я? Я... С отличием, мало таких было.

- А в то время были уже какие-то люди медики, то есть в вот этом учебном заведении?

- Лазарет у нас был. Медсестра была, и врач был. Было, было все это.

- А то, что касается психологической поддержки? Если она нужна была.

- Вот медсестра у нас, когда я училась, и врач был. Медсестра даже жила с одной стороны в бараке, в бараках все жили. С одной стороны был клуб, с другой кабинет медсестры, и три квартиры было. Я вот потом, когда замуж вышла, мужу дали там комнату одну. Не квартиры, а комнаты по пятнадцать метров. И жилье было, но медпункт был. Так что помощь оказывали. А как же, нужно было. Там койки были, если кому лечь надо было, полечиться. И врач был и медсестра.

- Получается, от медсестры была поддержка какая-либо, эмоциональная?

- Ну, вообще, я должна сказать, с нами обращались очень хорошо. В хорошем состоянии мы все были: обували, одевали, обувка у нас такая была: кирзовые сапоги, форма под ремень как военная форма была, шинель. Все это давалось, поддерживалось. В баню там ходили, вообще все у нас как для женщин, все было. И был врач и медсестра. Но мы были здоровые как-то, тьфу-тьфу.

- А, может быть, общались, знаете, какие-либо консультации?

- Ну так, а еще не только у нас там лазарет, а была еще и клиника МВД, мы обращались сюда, в эту клинику, если так что-то врач не могла, она давала нам направление на Репина, если Вы знаете. Репина 5 или 6, она вот тут, около стадиона. Она и сейчас существует, там сейчас госпиталь выстроили, она до сих пор есть. И нас сюда отправляли, тут оказывали помощь, если какая-то нужна была, надо положить, клали курсантов. Так что помощь была, так что когда я была тут, пока работала, ничего не было, а когда в пожарную охрану поступила, тут все было, что надо было все.

- А между собой Вы хорошо общались? Вроде, из разных городов, находили общий язык?

-Все равно дружили. Дружили, да. У нас была староста наших групп. Ну как, староста дивизиона нашего, у нас было полбарака с одной стороны, значит, одна была группы по несколько, по четыре-пять групп было. А мы с другой стороны, у нас своя была старшая. Она о нас заботилась, куда кому надо, в баню сводить или еще что-то, все было.

- Да, помощь была, надо какую-нибудь, всегда и в больницу, я говорю, и в баню нас водили, и все. В общем, было хорошо, тут рай был. Кормили хорошо, подъем, все, вышли, построились, строем пошли в класс, идем в класс, было человек по двадцать или сколько там, я не знаю. Все отучились, опять строем в столовую, столовая была отдельно. Кормили по тем временам неплохо: три раза в день, что еще надо было. Время было военное, послевоенное, так что тяжело жилось всем, всем тяжело жилось, и нам казалось, что это неплохо, все это хорошо. Мы довольные были, я так особенно. Куда было деваться. Мне некуда было деваться. Я вот осталась тут, закончила с отличием, меня должны пристроить на работу, пристроили, двадцать пять лет, я очень довольная, и работа была не плоха, раз работала в пожарной охране. Я не тушила пожары, а предупреждала. Была инспектором пожарной охраны, так что.

- Профилактикой не только я, были же и другие девушки, парни и мужчины, всякие были. Было хорошо.

- Было хорошо. Поэтому двадцать пять лет отработала. Было бы плохо, убежала бы, да?

- А тут что, оклады были неплохие, обмундирование было хорошим. И красота, оденешь форму, так все заглядывались. Или придешь на объект в погонах - ой, …. пришел. Все, бывало, завидовали даже. Хорошо было, время было тяжелое, но нам было хорошо, мне лично, я говорю, что обеспечение было. Пайки давали, даже продуктовые паек давал, куда нам, некуда его. Но у меня была знакомая одна бабушка, я как-то вот обследовала дома да общежития всякие, она там убиралась эта бабушка, она так привязалась ко мне, а я к ней, вот я все ей и отдавала, и жила у нее временами, комната была лишней, и замуж вышла, она нам комнату с мужем дала, мы там жили. И свадьбу там у нее справили все.

- Как родная была. Такая хорошая бабушка была.

- Меня интересует вот такой вопрос: а вот Вам вообще, вышестоящее начальство, к девушкам и к парням одинаково относилось? Было ли какое-то различие?

- Было, как положено, как в армии. Была строгость, никаких поблажек не было. Выстроились, всех осмотрели, сапоги начищены, даже никаких поблажек, что парни, что девушки.

- Были отношения, да. И у меня тоже были, но я потом не захотела, не понравилось мне под конец, и нашла лучшего человека, очень порядочный человек, лучше его у меня не было. Он училище закончил, работал тридцать восемь лет подполковником, ушел в отставку, вот уже десять лет, как его нет. Выпускал курсантов, в училище работал на улице Мира, напротив Суворовского училища, сейчас там Академия.
Так что, девочки, вот такие дела. Сколько лет живу, уж пора умирать.

- Да Вы что! Живите подольше, будьте здоровы

- По натуре я человек добрый, кому плохо, я всегда помогу, вот сейчас у меня пенсия, я ее не держу, всю раздаю, всё отдам, всё пошлю кому-нибудь, племяннице, внук еще где-то в Иркутске. Мне деньги то не нужны, я ж их с собой не возьму, пенсия хорошая, заработала, мне она не нужна.

- А вот получается, после окончания обучения, когда Вы начали работать на Карла Либнехта, изменилась ваша жизнь все-таки? Какой был график работы?

- Ну, тогда, в субботу работали, 6 дней работали. В воскресенье был выходной.

- Отношения были неплохие, хорошие, в отделе я только была и секретарша, а остальные мужчины, парни работали, один молодой неженатый был. А у нас начальник был: выйдет из кабинета, весь такой, нос к верху. А меня он опекал, он между прочим, три раза был женат. Полный такой был, лысый, выйдет из кабинета и говорит мне: «Ты смотри за Елизарова не смей выходить замуж, он сопляк, он тебе не пара, если тебе нужен муж, я тебе найду мужа, но сама ты, смотри!».

- Он такой человек, он так меня охранял, ну, я одна тут была из девушек, остальные-то парни были, и вот он меня прям, я не знаю, понравилась, видимо, ему. Ну, я такая была застенчивая, всего боялась, и он, бывало, говорил: «Смотрите у меня, чтоб никто пальцем ее не трогал!». Вот как охранял меня.

- Начальство! Ох, начальник, я ж говорю, он был «ууух», все разглядит, кто куда пошел. Мы когда уходили, записку всегда оставляли, кто куда пошел. Проверяли, ходили, а как же еще. Мы боялись этого начальника, поэтому у нас был дух работать, был строгий начальник. Заместитель у него был тоже, ну я не скажу, что он такой строгий был, но все равно такой корректный, порядочный человек. А начальник-то нас в рукавицах держал всех.

- А как для Вас закончилась война? Вот как Вы узнали об этом?

- А война закончилась, я уже, значит, в феврале 1945 года закончила Пожарную школу, и в те времена, в праздники 1 мая, мы отправлялись дежурить на объекты, нас всех распределяли по объектам, и меня направили дежурить. На сортировке был госпиталь, там лежали больные военные, был военный госпиталь, без выходных на три дня. 1 мая я туда прибыла, 1, 2 и 3-го я должна была там пробыть три дня, чтобы там ничего не произошло. Потом значит, я там пробыла пять дней, задержали до 5 мая, и вот там и объявили, что закончилась война. Видимо, уже знали, что война закончилась, и нас не отпускали с этих объектов, и я там продежурила, в этом госпитале до 5 мая. Ой, столько было ликований, столько было радости. Радости было очень много, наконец-то закончилась. Это такой момент, я без слез не могу вспоминать, столько людей погибло. Я вот вспомню, что я еще в деревне была, сколько у нас было парней, всех забрали, никто не вернулся никогда, все полегли под Москвой, когда мы защищали Москву. Никого не осталось, никого. Нужно было защищать Москву. Потом у меня сестра пошла на фронт, когда я приехала сюда на Урал, у нас за нашей деревней там дивизия какая-то стояла, я уехала, а она туда ушла, и была в армии и дошла до Берлина. Она при штабе работала и после войны в 1946 году ее отпустили. Всего хватило, было страшно, девочки, было страшно. Мы три месяца не спали дома, как ночь наступает, мы уходим, где дедушка с бабушкой жили, ну их тогда уже не было, там тетя жила, у них там был овраг и горка, и в этой горке был выкопан подвал, и мы все родственники туда собирались по тридцать человек на ночь, и вот три месяца там ночевали. А ночью был обстрел из орудий, за нашей деревней, километров три-четыре проходила шоссейная дорога, по которой шли войска и вот с этой дороги стреляли по нашей деревне и напротив. А вот напротив деревни там стоял немецкий отряд, и они стреляли по нашей деревне. Было очень страшно. Боялись этих немцев, они каждый день к нам приходили и отбирали последнее то, что у нас было. Даже картошку, которую мать закопала в снегу, чтобы они не отобрали хоть, мороженую ели эту картошку, больше нечего было есть.

- А все-таки, после 9 мая, когда День победы, когда все закончилось для нас, как изменилась жизнь? Как изменилась работа?

- Вы знаете, это долго менялось, это надо все наладить было, производство. Там, где я была, восстанавливали долго, а здесь в основном ведь были пушки, танки. Долго все восстанавливали. Я на фабрике бумажной работала, там делали два вида бумаги для патронов, я была в лаборатории, испытывала бумагу на прочность. Это было до войны, значит, уже знали, что война будет, готовились уже. Сталину-то сколько докладывали, что фриц лезет на Москву. «У меня же с ним пакт», - говорил Сталин. Пакт то пактом, он как попёр, он же Днепропетровск бомбил уже, а Сталин все еще не верил, Гитлер же его друг. Поэтому вот так мы близко подпустили его к Москве, и столько было потерь. Сталин не верил, что ему докладывали, не верил, он верил Гитлеру, а тут потихоньку-потихоньку и попёр, поэтому в один миг, в июне началась, а к декабрю они уже дошли до Москвы.

- Ну, все-таки условия становились постепенно, но лучше?

- Ну, постепенно, это долгий труд, это не сразу, это годы прошли, чтобы все это наладить.

- Ну, а я как инспектором работала, так и работала. Наше дело, чтоб ничего не загорелось, а если загорелось, то пожарники тушат. Работа не изменилась, как была во время войны, так и после войны. Я пока работала, у меня было только два поджога. Я боялась, тряслась за своим участком. Ну, конечно, полегче уже стало, не как во время войны, тяжело было, очень тяжело. Условия жизни были тяжелей, все шло на фронт.

- Люди, которые возвращались с фронта, им помогали как-то адаптироваться?

- Ну, кто возвращался в семью, те в семье как-то, а так вот, кто без семьи, не было такого. Большинство шли на пожарную охрану, потому что здесь и обували, и одевали, жилье давали, почему бы и нет. Пусть, быть может, оклад был небольшой, но это ладно.

- А как вообще во время войны дух не теряли люди?

- Ну как, боялись все равно всего, и ночью дома не ночевали, конечно, страх был, думаешь, господи, попадут в нашу деревню и все. Немцы боялись идти в лес, вот мы в лесу и скрывались от них. Ой, как вспомнишь, что только не перетерпели. Даже когда спали, у нас такого никогда не было, что бы кто-то, что-то, у кого-то взял, никогда. Тогда этого не было. Это сейчас почему-то так.

- А сейчас были бы деньги, а тогда ни денег, ни плюшек не было.

- Раньше нам давали утром двести грамм и в обед двести грамм хлебушка, а на ужин ничего не давали, так что жизнь была… Ну ничего, выдержала.

- Вообще девушки на фронт часто уходили? Или не брали особо?

- Ну, когда я собиралась, не брали, это уже в 43-ем году, а так-то, конечно, уходили. Ну, я вот на Урал поехала, а сестра у меня ушла. Вот добровольно уходили.

- Это какая все-таки смелость должна быть, как говорят – «у войны не женское лицо», все равно шли…

- Шли разведчиками, они не учувствовали в боях, но все равно, на поле собирали раненых. Вот девушки разведчиками были, в партизанах не все, но все-таки были.

- Вот в фильмах часто показывают, что люди где-то собираются и песни поют, вот такое было у вас?

- Это правнучка у меня поет хорошо, выступала тут, пела, у нее голос хороший. “И смуглянка молдаванка в лес ушла…”.

- Это да. Ну, она ходит в кружок, где поют, и выступала…

- Мне вот кажется, современные песни никак не идут в сравнение с военными, то, что ни смысла, ничего, а военные песни другие…

- Да, военные песни со смыслом, со смыслом, а современные песни… пустые, так просто набор слов, а вот военные… Вот давали мне книжечку, даже не книжечку, брошюру, там десять военных песен, больше даже. Там такие песни – чудо-песни, а я говорю, сейчас таких не сочиняют, а сейчас за что взяться-то, о чем песни-то?

- Пусть лучше все песни сочиняют, чтоб войны не было, если сейчас начнется, то все погибнем. Ой, сколько я пережила, кошмар конечно… Как вспомнишь, как было трудно, детство было голодное, босоногое, и война как эта… И на Урал-то приехала никому не нужна, никому привезли нас, выгрузили и все, дальше как хочешь, ох, и поплакали мы. Где учили нас, а с другой стороны мы жили, через коридор две группы, нас человек двадцать, наверно, было, большое помещение, у нас одна девушка была, пела хорошо, скажет: «Давайте споем», потом начинает петь, поет-поет, а потом как запоет какую-нибудь песню, да там весь поселок сбегался к нашему общежитию. Как мы ревели, как мы плакали, какие были условия, как нам было плохо… Ох, это вообще, мороз по коже, как она пела, как там не заплачешь… такие времена были, трудные времена были, конечно, все было трудно, а нам вдвойне, мы - дети войны, без родителей, куда-то вывезли, где-то высадили, все, до свидания, кому мы нужны были…

- Это получается, в каком году Вы родились?

-Да… семнадцать лет мне тогда было, началась война, в восемнадцать нас вывезли, в двенадцать-четырнадцать лет эвакуировали детей, мне-то, ладно, семнадцать было, вот что, куда они? Ну, нас, правда, тогда разделили, старших в один город, младших - в другой. Из родственников таких не было, брат был, в Кунгуре остался, но он был на год помоложе меня, ну вот, в Кунгуре его высадили, кого-то родители не отдали просто, насильно никого не забирали… Все боялись того, что назад пойдут, в Германию всех увезут, этого боялись.

- То есть, эвакуировали только детей, получается?

- Да, эвакуировали детей с двенадцати до восемнадцати лет, меня везли… Целый месяц нас везли… Ох, господи, по такой дороге, в телячьих вагонах везли. А знаете, что такое телячий вагон?

- Телячий вагон - это простой грузовой вагон, в котором грузы возят, вот в таких вагонах нас везли, там соломы немного валялось в углу, как сейчас помню, охапка соломы, так вот, на этой соломе… Целый состав детей вот в таких вагонах, везли нас на Урал и останавливали нас днем в поле, чтобы не было ни одного строения, иначе все разбежались бы, а тут куда бежать? Вдалеке лес, а тут поле, выскочим, надо и оправиться, и попить, на двадцать человек давали булку хлеба, на сутки, вот вся еда, бывало, выскочим на дорогу, а в кювете ручеек зеленой травой поросший, вот тут напьемся, вот так мы месяц ехали. А когда привезли нас, из нашей деревни одна девчонка взяла да убежала.

- Да, это когда уже привезли, когда работали уже все, небольшого росточка была девчонка, собралась и ушла, как-то добралась с Урала до Москвы… До Москвы даже добралась! Ее там остановили, посадили на десять лет. Вот за побег что давали, а что ей было, семнадцать лет, на десять лет ее посадили, я так и не помню, пришла она оттуда или нет, я больше ее не видела. Так что времена были суровые, суровые для детей, не то, что для взрослых, побег - десять лет…

- Нас вывезли много, три эшелона вроде, привезли на Урал.

- На Урал, а туда, как где, не говорили, брат у меня сначала работал, а потом его в армию взяли, помоложе меня он был, а мы продолжали работать, я хорошо в пожарной охране работала, она меня и спасла, перед пожарной охраной хоть на коленях стоять буду.

- Не представляю, как девушки работали пожарными, то есть, у Вас было оборудование, костюм, маска, рукав, машины.

- Да, все у нас было, и машина была в поселке, и рукавицы были, всего два возгорания было, но ничего большого не было, так - мелочь. Мы хорошо охраняли, я боялась за свои объекты, даже когда уходишь, пишешь, куда уходишь, своему начальнику. Строго было, строго, я работала честно, если куда-то надо было, то я писала, куда я иду.

- Мы с психологами тоже занимаемся профилактикой, детей, например, различных школьников, обучаем правилам поведения при пожаре, обучаем, что делать при пожаре, чего делать нельзя.

- Да, профилактика нужна, мы тоже беседы проводили, нас заставляли, вот идешь на объект куда-нибудь в школу, обязательно с обслуживающим персоналом, а то и с ребятами, собирали и тоже рассказывали о пожарах: как что надо делать, если что, как огнетушителем пользоваться, все это было. И в каждом учреждении пожарные рукава - зачем они, как пользоваться, некоторые даже не знали, что это и для чего, объясняли это, проводили. Ну, я где-то двадцать пять лет профилактиком проработала. Так что хватило всего.

- Да, ответственно работали, ведь лучше пожар предупредить, чем его тушить, вода хоть стены оставит, а огонь ничего не оставит. Ведь сколько от пожаров погибло нашего народа.

(По состоянию здоровья Мария Степановна не могла дать интервью лично, поэтому интервью было проведено по телефону - ее опрашивала дочь Елена, которая потом передавала информацию интервьюеру).

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: