ОБРАЗ СЕМЬИ В ВОСПОМИНАНИЯХ П.А. ФЛОРЕНСКОГО

Для развития духовной культуры современности многое может дать обращение к воспитательному опыту отдельных семей, воплотивших высокие образцы гуманистической культуры взаимоотношений, сумевших создать условия полноценного и счастливого развития своих детей.

Связь родителей с детьми, семейная жизнь, по мнению выдающегося отечественного мыслителя Н.О. Лосского, – наиболее естественный путь нравственного воспитания, развития у молодежи способности к личной любви, ведущей за пределы семьи. Связь родных людей в семье философ называл высокой степенью единства душ и нравственных устоев, а также в какой–то мере единства тела: «…телепатическая связь, например, столь глубока, что один член семьи думает о каком–либо предмете, а другой высказывает громко ту же мысль или отвечает на невысказанный вопрос и т.п.»[226]. Семья, по Н.О. Лосскому, гораздо непосредственнее, чем религия, отстаивает права своих членов на основе любви к ним и конкретного переживания абсолютной ценности их; на этой почве естественно возникает признание за каждой личностью таких прав, нарушение которых недопустимо ни в коем случае[227].

Работа «Детям моим. Воспоминания прошлых дней» одарила нас возможностью увидеть строй и содержание внутренней и внешней жизни семьи, в которой вырос будущий ученый, соприкоснуться с тем прекрасным, что было в ней явлено. Повествование П.А. Флоренского точно и тонко раскрывает глубины как психической жизни ребенка, так и внутрисемейных отношений. Читая «Воспоминания…», мы в очередной раз получаем неоспоримое свидетельство того, что развитие ребенка и помощь ему невозможно оторвать от реалий семейной жизни.

По убеждению самого Флоренского, «все начинается с раннего детства, здесь истоки всего человеческого». Будущий ученый родился 9 января (по старому стилю) 1882 г. возле местечка Евлах Елисаветпольской губернии. Из его воспоминаний мы узнаем, что уровень семьи, в которой он рос и воспитывался, был «повышенно–культурный, с разносторонними интересами, причем предметом интересов были знания технические (отец), естественно–научные (дети) и исторические (отец, мать и отчасти все)». По отцу родословная П.А. Флоренского уходит в русское костромское духовенство, мать же Ольга Павловна (урожд. Сапарова) – армянка, происходила из древнего и знатного рода карабахских беков, поселившихся в Грузии. В числе ее предков были и грузины. Род Флоренских происходил из Малороссии, в начале XVIII в. представители его поселились на костромской земле. Отец Павел писал: «Этот род отличался всегда принципиальностью в области научной и научно–организаторской деятельности. Флоренские всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений – открывали новые точки зрения, новые подходы к предметам…». Московский род Соловьевых с сильно развитой музыкальностью и клинский род Ивановых, среди которых было много художественных натур, соединились в бабушке о. Павла – Анфисе Уваровне Соловьевой. От армянского рода матери наследственность выражается в ярком ощущении материи и конкретного мира: «Красота материи и ее конкретность – вот что унаследовали мы от рода моей матери».

Александр Иванович Флоренский видел в семье исключительную нравственную силу и свою семью стремился вести к идеалу. Стремление своего супруга всецело поддерживала жена – Ольга Павловна. По описаниям Павла Флоренского, она была человеком тонкой и чуткой души, развитой эстетически и интеллектуально, гордой (но не высокомерной), с обостренным чувством нравственной и физической чистоты: «Горделиво застенчивая и охваченная нравственной чистоплотностью до нелюдимства».

Семейная атмосфера была пронизана такой взаимной нравственной чистотой, таким взаимным уважением и пониманием, что ничто нечистое не касалось сознания детей. «Отрицательных свойств жизни мы (дети) не только не видели, но и подозревать о них не могли... Отношения личные не могут быть иными, как ласковыми и вежливыми, внешние отношения – бескорыстными, чистыми и т.д.», – вспоминал Павел Александрович. Эта атмосфера чистоты и достоинства сохранила неразрушенным восприятие ребенком мира как рая, т.е. гармонии, радости, красоты единства и взаимности. Флоренский верил в изначально присущее детской психике состояние непорочности и чистоты, но вторжение в нее чего–либо разрушительного – лжи, жестокости, эгоизма приводило к потере этого райского ощущения, утрате единства и гармонии с окружающим миром.

Чувство гармонии произрастало и из особого, глубокого, и индивидуального и космического восприятия родителей, близких: «Единство отца и сына было в моем сознании безусловным, и самый отец был для меня безусловным отцом, а я – его безусловным сыном». А мать «казалась мне с первых дней моего сознания существом особенным, как бы живым явлением природы, кормящей, рождающей, благодетельной, и вместе с тем далекой, недоступной... Мать была для меня родными недрами бытия... В матери я любил природу или в природе – мать... у меня всегда было чувство таинственного величия ее».

Большое место в детстве Павла Флоренского занимала тетя, которая была неразрывно связана с ребенком: «Я любил ее глубоко личной любовью, был, вероятно, влюблен в нее со всем цельным чувством ребенка». Она была мальчику и другом, и товарищем, и учителем; с ней он делился своими горестями и радостями; от нее получал выговоры и наказания (хотя таковых бывало очень мало), вообще, «все человеческое было у нее». «Хотя и старше меня, – писал впоследствии философ, – она по складу своего характера откликалась на многие мои чувства и, насколько я теперь могу понять, со мной жила тою жизнью, которая не нашла бы удовлетворения в среде взрослых... Мое ощущение – то, что пред нею мне не надо было особенно скрывать мои мысли и чувства...».

Павел Александрович Флоренский, как явствует из его произведений, всю жизнь искал свой утраченный детский рай: единства и полноты бытия, в котором каждая деталь пронизана высшим смыслом. Он жил в уютном, замкнутом космосе большой доброй семьи, огражденный от злого внешнего хаоса. Это помогало ему выживать даже в сталинских застенках, вдали от семьи, без надежды на возвращение. Здесь возникла, по словам Д. Шеварева, последняя из созданных Флоренским наук – «наука расставания» – учение о том, как, находясь в разлуке с детьми, можно чувствовать их рост, влиять на их устремления, питать их ум и душу, имея в распоряжении лишь клочок бумаги, карандаш и любящее сердце. Письма философа семье из ссылки – своего рода продолжение его «Воспоминаний прошлых дней», попытка воплощения уже в собственной семье традиций и атмосферы родительского дома. «Ничего не уходит совсем, ничего не пропадает, а где–то и как–то хранится. Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее», – эта фраза, воспринимаемая как завещание П.А. Флоренского всем нам, дает исследователям импульс снова и снова возвращаться к его наследию и выискивать по крупице те ценности, которые в нем «пребывают».

Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет

«ЧАСТНОЕ И ОБЩЕЕ» В ИДЕЙНОМ ПРОСТРАНСТВЕ А.И. ГЕРЦЕНА

Проблема «частное и общее»[228] решалась А.И. Герценом в контексте западнической концепции цивилизации общества. Как и другие западники 40–х гг. XIX в., А.И. Герцен видел содержание исторического процесса Нового времени в цивилизации общества, сущность которого заключалась в преобразовании социального организма, становлении нового типа личности – просвещенной, нравственной, свободной от деспотического контроля общества, в наведении правопорядка, гуманизации социальных отношений. Определяя смысл истории с гуманистической позиции, Герцен писал: «…Цель природы и истории – мы с вами»[229]. Исторический взгляд на общественное положение человека позволил Герцену выявить различия в базовой социальной культуре эпохи Средневековья, называемой им «патриархальным веком», и Нового времени, выработавшего «развитую» цивилизацию. Философский взгляд Герцена на смысл жизни — теоретическая основа идеи права человека на собственный выбор, саморазвитие. Герцен видел цель жизни в самой жизни: «Цель жизни — жизнь. Жизнь в этой форме, в том развитии, в котором поставлено существо, т.е. цель человека — жизнь человеческая»[230]. «Жизнь – и цель, и средство, и причина и действие»[231]. Наполнение жизни должно зависеть от человека. Все ограничивающее «самозаконность» человека должно быть подвергнуто критике. Стандарты, модели, обычаи, упаковывающие человека в некий заданный образ, — это узы, связывающие мысль и деятельность. «Неужели я не могу проповедовать освобождение мысли и совести от всего хлама, не проведенного сквозь очистительный огонь сознания, звать на борьбу со всеми остающимися узами на независимости мышления, со всем ограничивающим самозаконность личности…».

Проблему «частное и всеобщее» Герцен рассматривал в двух аспектах. Первый – сочетание социальных норм, вырабатываемых обществом, и жизненных установок «единичной личности». По Герцену, общество должно признавать личность, нисходить до лица, а «лицо поднимается во всеобщее, не переставая быть лицом». Если общество требует от личности следовать определенной им идее, например, идее семейного долга, то оно попирает ее права на жизненный выбор. Герцен признавал право человека сообразовывать свои решения, действия с собственными желаниями, а не приносить себя в жертву правилам, введенным обществом.

Второй ракурс воззрения Герцена на проблему «частное и всеобщее» – определение сферы интересов личности, насколько она открыта для восприятия научных идей, общественных проблем, ее готовности включиться в гражданскую деятельность. Сфера интересов определяет судьбу человека, «ворота для выхода», широта которых зависит от лица. Последовательный гуманист, Герцен отдавал личности право самостоятельно сформировать свои ценности, выбрать жизненные ориентиры, сосредоточиться на себе, частной жизни или включиться в сферу общественных интересов. В понимании Герцена, частная жизнь – это семейная жизнь за забором с воротами. «Вся вина людей, живущих в одних сердечных, семейных и частных интересах, в том, что они не знают этих ворот…»[232]. Случайность может разрушить семейную идиллию, а значит и жизнь, замкнутую на частных интересах. Решение проблемы «частное — всеобщее» Герцен видел в сочетании этих сфер интересов и деятельности. «Не отвергнуться влечений сердца, не отречься от своей индивидуальности и всего частного, не предать семейство всеобщему, но раскрыть свою душу всему человеческому…».

А.И. Герцен мыслил частное и всеобщее как две «сферы», «обители», «два мира – личности и всеобщего», связью между которыми является человек. По Герцену, частный мир – обитель любви, семейной жизни, дом, индивидуальное существование, чувственное наслаждение. Частная жизнь, главным смыслом которой является любовь, — величайшее благо, «блаженство бытия», «апофеоз жизни». Но сосредоточение на частных интересах Герцен воспринимал как ограничение личности. Частное имеет индивидуальное значение. «Человек не может отказаться безнаказанно от участия во всех обителях, в которые он призван своим временем. Человек развившийся равно не может ни исключительно жить семейною жизнию, ни отказаться от нее в пользу всеобщих интересов», — это одна из базовых идей Герцена по проблеме «частное — всеобщее», утверждающая противоположность этих начал жизни человека и возможность их взаимного дополнения[233]. В патриархальный век семейная жизнь удовлетворяла всем требованиям. Цивилизация Нового времени содействует духовному развитию личности, расширяет ее интересы, выводит за ворота своего дома, жизнь развитого человека богаче, шире. «Исключительное занятие собою», «отчуждение от интересов всеобщих» должны рассматриваться как «преступление», «ограничение» личности, могущее обернуться трагедией, поскольку жизнь – борьба многих начал, ее наполнение изменяется. «Жизнь в сфере частной любви», не имеющая выхода в мир общественных интересов (наука, искусство, гражданская деятельность) – «бедная жизнь» и при неудаче может «лопнуть».

Идее нормативности поведения человека, заданной социумом, Герцен противопоставлял мысль о «самозаконности» личности, созидающей свое «Я». Человек рождается не с целью реализовывать чьи–то идеи. Он сам является хозяином своей жизни, представляющей для него высшую ценность. По мысли Герцена, естественными ограничителями свободы должны стать разумность и уважение достоинства другого человека. Женщина, равно как и мужчина, — самостоятельная личность, утверждал Герцен. Трактовку К. де Магд–Соэп формирования воззрения Герцена на предназначение женщины лишь под влиянием Ж. Санд[234] считаем односторонней интерпретацией становления концепции русского мыслителя, которую необходимо рассматривать в широком пространстве его идей о развитии личности и цивилизации общества. Девятнадцать веков христианства, отмечал Герцен, видели в женщине только жену и мать, в эпоху цивилизации общества нужно понять, что женщина – личность, ее жизнь должна быть богаче, разнообразнее. Герцен обосновывал необходимость духовного развития женщины в современном мире. На женщине лежит великая семейная обязанность воспитания детей. Если ее жизнь ограничить спальней и кухней, она не сможет сформировать личность с широко развитыми интересами. Семейное предназначение женщины «никоем образом не мешает ее общественному призванию». Женщине должен быть открыт мир всеобщих интересов: «Мир религии, искусства, всеобщего точно так же раскрыт женщине, как нам…»[235]. Интерес к общечеловеческим проблемам содействует развитию самой личности[236]. Общество должно признать за женщиной право на самовыражение, утверждал Герцен.

Таким образом, дискурс Герцена по проблеме «частное и общее» свидетельствует о гуманизме его идей, утверждающих значимость этих сфер жизни для полноты самореализации человека. Отказ от моделирования образа жизни и типа социального поведения человека – показатель свободы мысли Герцена, не упакованной в жесткую доктрину. Он размышлял над этой проблемой в пространстве таких социальных и аксиологических координат, как свобода выбора жизненных ориентиров, признание права человека на счастье, убеждение в самоценности жизни отдельной личности. Этот личностный подход к решению задач цивилизации общества, духовного становления человека — значимая составляющая русской культуры золотого века, способная поколебать устойчивые традиции этатизма в России и домостроевские установки.

Иваново, Ивановский государственный энергетический университет

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: