ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ ЖЕНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРЕССЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В. (НА ПРИМЕРЕ ИЗДАНИЯ «ЖЕНСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ»)

Во второй половине XIX в. обозначились значительные изменения в сфере отечественного женского образования. С 1858 г. начался прием в «училища для приходящих девиц» или женские гимназии. В этот год в Петербурге было основано четыре среднеобразовательных училища, названных позже «мариинскими». Сословных закрытых заведений для девушек привилегированных сословий, институтов благородных девиц, в 1853 г. насчитывалось 25. Высшее женское образование в стране отсутствовало, но в 1859 г. первые студентки появились на лекциях Петербургского, Харьковского, Киевского университетов и медицинско–хирургической академии, занятия посещались без особого разрешения правительства.

Женское образование и воспитание, необходимость их реорганизации стали одной из превалирующих тем отечественной периодики. Впервые они публично подверглись критике Н.И. Пироговым. Известный хирург был убежден в необходимости преобразований женской школы.

Тема женского образования активно обсуждалась в общественных кругах, журналы публиковали статьи, посвященные данной теме. Под влиянием прессы общественная инициатива стала играть определяющую роль в совершенствовании женского образования. Количество гимназий увеличилось в пять раз, прогимназий – почти в два с половиной. При этом борьба за получение женщинами высшего образования не прекращалась. Прессой освещались любые достижения в данной области.

Идея женского образования стала столь популярной, что послужила одной из причин возникновения в 1876 г. при Санкт–Путербургских женских гимназиях специального педагогического журнала для родителей, наставниц и наставников «Женское образование». Журнал выходил до 1892 г. (затем был преобразован в издание «Образование»).

Впервые о женском образовании на государственном уровне «задумались» еще в годы правления Екатерины II. По инициативе императрицы была начата реформа образования, в ходе которой правительство проявило внимание и к женскому образованию, основав в 1764 г. первый Институт благородных девиц. Наиболее же распространенной являлась форма домашнего воспитания, так же действовали частные учебные заведения и пансионаты.

В XIX в. отсутствие системы женского образования, специальных обучающих программ вело к тому, что пресса брала на себя задачи обучения женской аудитории. Так, в 1850 г. А.О. Ишимова открыла журнал «для девиц» «Лучи», в котором действовал отдел «Науки», в нем публиковались материалы, знакомившие аудиторию с различными научными сферами. Редактор открывшегося в 1859 г. женского журнала «Рассвет» В.А. Кремпин в структуру издания ввел ряд научных разделов: словесности, исторический и землеописательный, естествознания, изящных искусств, педагогики.

Кроме того, в прессе активно обсуждались преимущества и перспективы женского образования. Однако общественные дискуссии не привели к становлению системы женского образования и его популяризации по причине безынициативности широкой общественности и скептического отношения к возможности ее дальнейшей профессиональной задействованности.

Таким образом, во второй половине XIX в. обозначилось усиление общественного внимания к вопросу женского образования. Пресса освещала его развитие, в частности, публиковались статьи, обзоры, организовывались дискуссии, направленные на формирование позитивного отношения общественности к обучению женщин, утверждение системы женского образования. Материалы, опубликованные в таком издании, как «Женское образование», характеризуются культурной, социальной, экономической, педагогической значимостью, что делает изучение журнала актуальным с точки зрения представления развития женского образования в исторической ретроспективе.

Т.А. Минеева

Москва, ИЭА им.Н.Н. Миклухо – Маклая РАН

СЕМЬЯ ИЛИ НАУКА? НЕРАЗРЫВНОСТЬ ЧАСТНОЙ И ПУБЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ЖЕНЩИН — ИСТОРИКОВ В РОССИИ XIX — НАЧАЛА XX В.

Вторая половина XIX в. стала очередным рубежом, связанным с изменением привычного статуса женщины. Роль женщины в семье стала меняться, постепенно происходит уход от привычного уклада жизни. Процесс интеграции женщин в общественную жизнь сопровождался неизбежной ломкой представлений мужской части общества о том, что должна и не должна делать женщина.

Вторжение женщины в университет явилось поистине революционным актом и положило начало их длительной борьбе за доступ к высшему образованию. Первый шаг — выступление против установившихся традиций и обычаев, принятых в обществе[629].

Для многих женщин во второй половине XIX века одним из первых препятствий стала собственная семья. Даже в просвещенной дворянской среде желание дочерей учиться вызывало у родителей настороженное отношение и неодобрение. Для женщин, посвятивших свою жизнь исторической науке, проблема приоритета частной или публичной жизни не существовала. Показательно то, что ситуация, сложившаяся в семьях женщин–историков, оказалась абсолютно противоположной сложившейся тенденции. Семейные традиции, нормы и морали, стали стимулом и главным фактором становления женщин–ученых.

В семье знаменитого историка К.Д. Кавелина родилась С.К. Брюллова. Семейная обстановка и общение с людьми, собиравшимися в доме ее знаменитого отца, имели огромное значение для ее умственного и нравственного развития. Так вспоминает о С.К. Брюлловой И.С. Тургенев в некрологе в 1877 г.: «Чуждая всему мелкому, низкому, узкому, деятельная, трудолюбивая, всегда готовая помочь, принести пользу, кроткая при всей энергии, веселая при всей глубине натуры»[630].

В семье ученого родилась и О.А. Добиаш–Рождественская, ее отец, А.В. Добиаш, был профессором греческой филологии Нежинского историко–филологического института.

Что касается В.Н. Харузиной, то семья давала ей возможность приобщиться к последним достижениям науки и культуры. Это во многом определило ее жизненный путь, заложило нравственные начала, трезвое и разумное отношение к великим и малым событиям, которыми изобиловал XX век. Для В.Н. Харузиной самым настоящим «университетом» стали ее братья – Михаил, Алексей и Николай, все оставившие большой след в естествознании, антропологии, этнографии и немалое научное наследие.

А.Н. Островский, отец М.А. Островской, был адвокатом, окончившим в 1866 г. курс наук в Императорском Московском университете со степенью кандидата юридических наук. Будучи состоятельным человеком, Андрей Николаевич смог оплатить обучение дочери на курсах, и в августе 1901 г. Мария была принята в число слушательниц историко–филологического отделения Высших женских (Бестужевских) курсов в Санкт–Петербурге[631], что впоследствии повлияло на ее дальнейшую судьбу.

Стоит отметить, что супруги играли порой самую важную роль в становлении женщины как ученого. Так для А.Я. Ефименко будущий муж П.С. Ефименко стал первым учителем, обладавшим, по воспоминаниям современников, талантом исследователя и хорошего организатора. Безусловно, политический образ мыслей П.С. Ефименко, ставшего действительно первым научным руководителем Александры Яковлевны, оказал в начальный период ее деятельности существенное влияние на формирование её мировоззрения[632]. Весной 1865 года началась совместная деятельность А.Я. Ставровской и П.С. Ефименко. Проявляя удивительные способности в исторических исследованиях, она, между тем, в своих воспоминаниях жаловалась, что ей не хватало знаний «в связи с настроениями мыслей, господствовавших в начале 70–х годов»[633]. Но надо только удивляться, с каким упорством и быстротой она заполняет этот пробел. П.С. Ефименко говорил, что ученица в течение года превзошла самого учителя. По совету заботливого консультанта, Александра Яковлевна часто посещала Архангельский архив, и за короткий срок собрала большой материал по истории, праву, экономике и этнографии северного края.

Удачное замужество являлось одним из первостепенных факторов в жизни и деятельности женщин—ученых. Так, большую роль для Н.А. Белозерской сыграло замужество с В.М. Белозерским. Он являлся одним из основателей Кирилло–Мефодиевского общества, а в дальнейшем издателем украинского журнала «Основы», посвященного идее возрождения малороссийской народности[634]. Это обстоятельство сблизило с Белозерскими Н.И. Костомарова, который скоро сделался близким человеком в их семье. Под влиянием Н.И. Костомарова Н.А. Белозерская пристрастилась к русской истории и принялась за ее изучение.

Другом и помощником для Н.И. Спрыгиной стал ее муж, известный геоботаник И.И. Спрыгин. Она стремилась следовать его примеру и поэтому принимала активное участие в организации, а затем и в деятельности музея. Н.И. Спрыгина много занималась самоподготовкой в области философии, русской и зарубежной литературы и искусства. Спрыгина создала и возглавила отдел археологии и этнографии в Пензенском музее. В основании этого отдела положен местный материал со стоянки первобытного человека близ г. Пензы, ею обследованный и изученный[635].

XIX век представляется нам временем борьбы и противостояний между мужчиной и женщиной, ломкой традиционных представлений о статусе и роли женщины в науке и обществе. Возможно, частная жизнь в большей степени предопределила в женщине занятие наукой. Общая тенденция, сложившаяся в этот исторический период, определяет взаимосвязь частной и публичной жизни, но никак не объединяет их, и уж тем более не показывает их неразрывность. Для женщин—историков не было деления на эти две сферы, для них занятие наукой стало воплощением их частной жизни. Вклад семьи — родителей, братьев, супругов, — стал неоценимым для становления и формирования женщины как ученого.

З.К. Соколовская

Москва, Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН

ЖЕНЩИНЫ–УЧЕНЫЕ – ГЕРОИНИ КНИГ СЕРИИ «НАУЧНО–БИОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Общеакадемическая серия «Научно–биографическая литература» была создана в 1959 г. по инициативе сотрудников Института истории естествознания и техники АН СССР. За прошедшие 50 лет увидели свет более 650–ти выпущенных издательством «Наука» биографий ученых естественнонаучного направления, выдающихся инженеров и изобретателей разных эпох – от Аристотеля до наших дней. Редколлегию серии, состоявшую из ученых, известных своими работами в области истории науки и техники, сорок лет возглавлял выдающийся ученый академик Александр Леонидович Яншин (1911–1999).

Ответственный редактор всех четырех справочников А.Л. Яншин так сказал об этих книгах: «Стало уже доброй традицией отмечать выпускаемые в свет в серии Академии наук СССР «Научно–биографическая литература. Естествознание и техника» каждые последующие сто научных биографий изданием очередного справочника–путеводителя по серии в целом. Каждый новый справочник более информативен, и не только за счет увеличения числа изданных книг, но и благодаря новой обстоятельной вводной статье и новым обобщающим приложениям».

К сожалению, среди сотен серийных книг всего семь – научные биографии женщин–ученых. Об этих книгах я и хочу здесь рассказать, тем более, что они – первые в мировой историко–научной литературе.

Выдающийся историк науки Татьяна Аркадьевна Лукина, посвятившая много лет жизни исследованию творчества Марии Сибиллы Мериан, так охарактеризовала свою героиню: «Ее имя знали и чтили коллекционеры и кабинетные ученые». Она «была одной из первых женщин, дерзнувших посвятить себя научной деятельности, а из наук – избрать ту, которую многие презирали. Всю жизнь она изучала «омерзительных тварей» (как тогда называли насекомых), стремясь познать их и облагородить своим искусством... Она, пожалуй, впервые сумела соединить высокое искусство с целями биологической науки, заставить их послужить друг другу». Наиболее известным почитателем таланта художницы был Петр I. Ему обязана Академия наук СССР своей самой богатой коллекцией рисунков М. –С. Мериан, имя которой связывают с зарождением научной иллюстрации. Книга Т.А. Лукиной написана прекрасным языком, великолепно иллюстрирована цветными репродукциями рисунков М. –С. Мериан.

В замечательных книгах серии о С.В. Ковалевской, Ю.В. Лермонтовой и В.А. Кашеваровой–Рудневой рассматриваются проблемы женского высшего образования в России во второй половине XIX в. Авторы этих книг – академик П.Я. Кочина, профессор–химик из Ярославля Ю.С. Мусабеков и профессор–биолог из Ворошиловграда С.М. Дионесов, — много лет изучали труды этих выдающихся женщин, исследовали архивы, подбирали интересные иллюстрации. Эти материалы позволили обстоятельно осветить жизненный путь и результаты борьбы женщин за возможность получить образование. В книге С.М. Дионесова есть большой раздел «У истоков высшего женского образования».

Две прекрасные научно–биографические книги посвящены известным ботаникам–путешественникам. Кандидат исторических наук О.А. Валькова, автор «первой полноценной биографии» О.А. Федченко, в качестве эпиграфа привела слова академика Н.И. Вавилова: «Многие из нас хорошо помнят Ольгу Александровну Федченко, замечательного ботаника, автора превосходных флористических работ, посвященных Средней Азии и Памиру, члена–корреспондента Академии наук СССР. Вспоминаются ее спокойные и всегда мудрые советы начинающим ботаникам, в том числе и автору этих строк». Автор изучила огромные архивные материалы, разыскала рисунки О.А. Федченко, привела их в книге, которая явилась украшением академической серии. Книга кандидата географических наук З.Н. Донцовой посвящена жизни, научной и педагогической деятельности члена–корреспондента АН Узбекской ССР, почетного члена Всесоюзного Ботанического и Географического обществ, профессора Ташкентского университета Илирии Алексеевны Райковой, сорок лет жизни посвятившей исследованиям природных условий и растительности Памира, одной из основателей первого высокогорного биологического стационара. Ее часто называли «хозяйкой Памира».

Еще одна изданная в серии научная биография женщины–ученого так же как и предыдущая – первая в мировой историко–научной литературе, – это книга кандидата технических наук Н.К. Ламана «Вера Ильинична Глебова. Выдающийся организатор советской науки и промышленности». Она получила образование в Швейцарии в Лозанском университете, стала химиком–аналитиком, получила ученую степень доктора естественных наук. По возвращении в Россию заведовала химико–бактериологической лабораторией, была организатором радиевой промышленности, Радиевого института, Бюро редких элементов, основателем и первым директором Гиредмета – НИИ редких элементов. Приведенная в книге переписка и изучение обширных архивных материалов позволили автору создать образ умной, энергичной, деловой женщины.

Названные книги серии о женщинах–ученых прекрасны. Приходится только сожалеть, что их так мало... Будем надеяться, что в будущем появятся новые героини и книги о них.

О.А. Валькова

Москва, Институт Истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН

«И ЧТО ТАКОЕ... УЧЕНАЯ ЖЕНЩИНА, ФИЛОСОФКА, ЖЕНЩИНА СО ВКУСОМ»… В РОССИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА?

В первое десятилетие XIX века в русском литературном языке получают распространение определения: «философка», «ученая женщина», употребляемые по отношению к некоторым дамам – представительницам дворянского сословия. Например, Ф.Ф. Вигель (1786–1856), описывая в мемуарах историю своего знакомства с некоей девицей А.А. Турчаниновой, имевшего место примерно на рубеже XVIII и XIX веков, говорит о ней: «У нас ее знали под именем философки»[636]. В 1810 г. писательница Екатерина Наумовна Пучкова (1792–1867) в одной из своих статей вкладывает следующий вопрос в уста героя, точнее, антигероя повествования: «И что такое..., – спрашивает он, – ученая женщина, философка, женщина со вкусом?» В последующие 1811–1815 годы употребленные в различных контекстах словосочетания «ученая женщина», «ученая дама» или просто определение «ученая», высказанное по отношению к женщине, становятся вполне привычными и часто встречаемыми на страницах отечественных журналов. Естественно предположить, что эти определения пришли на страницы периодических изданий из повседневной жизни, что журналисты в данном случае отреагировали на возникновение какого–то уже заметного в обществе явления, а именно на появление женщин, открыто интересовавшихся различными науками.

Вполне обоснованно можно предположить, что этот призыв не остался незамеченным, и что в первые годы XIX в. в России не только появляются дамы, интересующиеся науками, но что и научные учреждения империи относятся к этому явлению с одобрением. Так, в 1803 г., через 10 лет после опубликования статьи господина Гартига, организаторы публичных лекций в Московском университете нашли возможным специально приглашать на них дам. «Почтеннейшие любители и любительницы наук, кому только благоугодно будет, сим приглашаются к удостоению оных лекций своим присутствием», – писали они в объявлении о новом начинании университета, опубликованном в журнале «Периодическое сочинение об успехах народного просвещения[638]. И надо сказать, приглашение это не пропало даром. Автор статьи, опубликованной в номере 23/24 «Вестника Европы» за 1803 г., рассказывая о публичных лекциях 1803–1804 гг., проходивших в Московском университете, заметил и записал следующее: «Счастливое избрание предметов для сих публичных лекций доказывается числом слушателей, которые в назначенные дни собираются в Университетской зале. Любитель просвещения с душевным удовольствием видит там знатных московских дам, благородных молодых людей, духовных, купцов, студентов Заиконоспасской академии и людей всякого звания, которые в глубокой тишине и со вниманием устремляют глаза на профессорскую кафедру»[639]. Предметы упомянутых лекций были очень разнообразны, в том числе: опытная физика, натуральная история, экономика, средневековая история Европы.

Примерно в эти же годы Московский и некоторые другие российские университеты охотно пользуются плодами научных трудов или, по крайней мере, научных интересов некоторых высокопоставленных дам. В 1807 г. княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743–1810) подарила Московскому университету свои собственные естественнонаучные коллекции. Некоторые из подаренных ею предметов оказались редкими и очень ценными с научной точки зрения, на основании их изучения были сделаны научные открытия, в частности, профессором Московского университета Фишером фон Вальдгеймом (1771–1853).

В примечании к статье о Ф.Г. Политковском, написанной для «Биографического словаря профессоров и преподавателей Императорского Московского университета», первый профессор геологии и минералогии Московского университета, один из выдающихся отечественных геологов Григорий Ефимович Щуровский (1803–1884) пишет: «…Княгиня Екатерина Романовна Дашкова пожертвовала в пользу Московского университета богатейшее в тогдашнем ученом свете собрание минералов».

Но уже в начале 1810–х годов XIX в. словосочетание «ученая женщина» не является нейтральным. Так, оставшийся анонимным автор статьи «О учености прекрасного пола» в 1811 г. задавался следующим вопросом: «Удивительно, почему прилагательное ученый – в женском роде, щекотливо для уха мужчин…?»[640] Несколько лет, предшествовавших Отечественной войне 1812 г., в российской публицистике были ознаменованы целым потоком статей, обсуждавших проблемы женской учености, женского образования, отношения женщин к наукам. Стилистические жанры этих публикаций достаточно разнообразны. Они представлены как серьезными, написанными в академическом стиле работами, рецензиями и псевдо рецензиями на иностранные труды по теме, так и ярко–полемическими статьями, содержащими известную долю язвительности, а также краткими, можно сказать энциклопедическими, биографиями известных ученых и просвещенных женщин, принадлежавших к разным странам и временам. Содержание их гораздо менее разнообразно. В сухом остатке мнения авторов делились между двумя лагерями: противников и защитников женской учености.

В заключение хотелось бы отметить следующее: определение «ученой женщины», «философки» появляется в российской публицистике в 1810–е гг. и является, предположительно, реакцией на уже имевшее место существование в российском обществе некоторого числа высокообразованных и увлеченных науками женщин. На протяжении последующих двадцати лет усилиями публицистики, художественной литературы, театральных постановок определение это сделалось уничижительным. Существует вероятность того, что это распространенное мнение несколько расходилось с исторической действительностью, поскольку уже в первой половине XIX в. в России жило немало женщин, известных своими занятиями наукой и, можно предположить, еще больше неизвестных, вынужденных скрывать свои увлечения от всех, кроме самых близких людей, из–за вполне обоснованной боязни общественного остракизма.

О.И. Курто

Москва, Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо – Маклая РАН

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И БЫТ ВОСПИТАННИЦ ШКОЛЫ ПРИ КОНВЕНТЕ СЕСТЁР ФРАНЦИСКАНОК–МИССИОНЕРОК ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ МАРИИ (1924 — 1950 гг.) В ХАРБИНЕ

В 1921 г. в Харбине французский консул г–н Леписье с группой филантропов начинают работу по созданию приюта для бездомных русских детей, оставшихся сиротами после различных трагедий в жизни русских беженцев. Результатом их усилий стал маньчжурский Франко–Русский Приют. Число его воспитанниц постоянно росло. И вскоре маленький дом, снятый под приют г–ном Леписье, перестал вмещать всех нуждающихся. Для решения проблемы жена начальника КВЖД г–жа Хорват, одна из попечительниц, отдала в пользование Конвента одно из зданий «хорватовской усадьбы». Усадьба оставила тёплые воспоминания в душах воспитанниц.

Руководство в Конвенте осуществлялось выдающимися женщинами игуменьями: Мэр М. Альфредой, Мэр Бенуатой Езус и др. Примечательно, что интерес к помощи русским христианам в то время проявлял Папа Пий XI. После специального разрешения, подписанного Папой, Конвент получил право служить литургии по обряду «Русской католической епархии византийско–славянского обряда в Маньчжурии» (указ от 12 декабря 1928 г.). В 1929 г. Конвент получил денежную помощь от Комиссии католической церкви (называвшейся также «Помощь России»), благодаря которой монахини смогли арендовать на пять лет большой дом рядом с первой школой и принять больше учениц, которых после страшного наводнения с последующей эпидемией холеры стало очень много. Всего Св. Престолу принадлежало несколько учебных заведений в Китае, среди которых польская семинария Св. Кароля, Колледж для девушек при монастыре сс. Урсулинок, приют–школа для девочек при монастыре сс. Францисканок, Колледж в г. Синьцзяне и др.

В 1935 г. Конвент построил собственное пятиэтажное здание, позади которого размещался огород, фруктовый сад, коровник. С 1935 по 1945 гг. время расцвета деятельности Конвента и всех трёх учебных заведений, находящихся под руководством Католической миссии в Харбине: Лицея Св. Николая, Колледжа сс. Урсулинок и Конвента сс. Францисканок. Позднее китайское правительство стало нетерпимым ко всему, что относилось к религии: сначала было конфисковано здание Колледжа св. Урсулы, затем были арестованы монахи, руководившие работой в Лицее Св. Николая, затем конфисковали здание обоих конвентов. Только трём монахиням разрешили остаться при детях. Однако, в 1950 г. из Харбина были изгнаны и они. Число сирот к моменту закрытия Конвента составляло 20—25% от всего числа интернаток.

Двадцать пять лет монахини провели в заботе о русских детях, переживая вместе со своими подопечными войны, революцию и ужасную бедность. Кроме того, им пришлось преодолевать колоссальные трудности в общении с людьми, говорящими на незнакомом языке, в переходе на неизвестный им до этого восточный обряд богослужения. Тем не менее, они испытывали чувство радости за исполненный долг и за то, что их воспитанницы имели полную свободу выбора вероисповедания, вне зависимости от того, были ли они православными греческого или славянского обряда или другой религии. Девочки получили прекрасное образование, а также светское воспитание и необходимые деловые навыки.

В 2002 г. в Австралии была издана уникальная книга – «Школа при Конвенте сестёр Францисканок–миссионерок Пресвятой Девы Марии (1924—1950) в г. Харбине»[641]. Воспоминания о жизни в Конвенте собрали воедино сами воспитанницы, разбросанные волею судеб по разным странам. И всех их объединяла непростая судьба их семей, а также враждебная политическая и социальная среда. Их опыт выживания в таких условиях заслуживает внимания и вдумчивого изучения.

Е.С. Соболева

Санкт – Петербург, Музей Кунсткамера

СОЗИДАТЕЛЬНИЦЫ КУНСТКАМЕРЫ: ПЕРВЫЕ ЖЕНЩИНЫ НА СЛУЖБЕ В МУЗЕЕ АНТРОПОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ В 1890 – е — НАЧАЛЕ 1920 – х ГОДОВ

С самых первых лет вновь созданный в Санкт–Петербурге (1879 г.) академический Музей антропологии и этнографии (далее: МАЭ) развивался и совершенствовался самоотверженным трудом работавших в нём энтузиастов. В 1890–е — 1910–е годы огромный объём как повседневной, так и сложной творческой работы взяли на себя женщины, служившие при МАЭ по вольному найму. Документы МАЭ и Санкт–Петербургского Филиала Архива РАН (далее: СПбФА РАН) дают основание высоко оценить вклад первых сотрудниц Музея.

В 1894 г. директором МАЭ стал академик В.В. Радлов (1937—1918). Он последовательно добился увеличения музейных площадей и финансовой поддержки, повышения статуса музея, привлёк квалифицированный персонал. К 1909 г. в штате МАЭ имелось три штатные единицы, с 1909 г. – девять, но костяк Музея составляли люди, служившие ему десятилетиями, прежде всего, вольнонаемные.

Введение нового штата ИАН в 1912 г. дало сотрудницам шанс проявить себя. В 1912 г. в числе лиц, содействовавших устройству и открытию новой экспозиции МАЭ, были представлены к Высочайшей благодарности Петри Е.Л. и Романова Е.М., денежное вознаграждение получила Филаретова М.А.

В 1913 г. в МАЭ было 14 постоянных служащих, в 1916 г. – 24. В 1918 г. две трети команды работников, долгие годы связанных с МАЭ, достигли пожилого возраста; персонал и младшие служащие и их семьи недоедали, болели, мёрзли, но выполняли свои профессиональные обязанности.

В 1919 г. персонал МАЭ состоял из 13 мужчин и 8 женщин (Е.Л. Петри, Е.М. Романова, Е.М. Кубиш, С.А. Ратнер–Штернберг входили в состав ученого персонала).

Евгения Львовна Петри, ур. Гринберг (1856—1923), прослушала курс медицинских наук на женских медицинских курсах в Санкт–Петербурге и в Бернском Университете, куда бежал из ссылки её супруг Эдуард Юльевич фон Петри (1854—1899), географ и антрополог. С 1895 г. по вольному найму работала в МАЭ. В 1903 г. на новой экспозиции МАЭ подготовила витрины по Индонезии, Австралии, Африке, курировала отделы Океании и Индии. После отставки первого хранителя Ф.К. Руссова (1904) стала и.о. второго младшего этнографа, одновременно выполняла обязанности счетовода, занималась хозяйством[642]. Решением Конференции ИАН с 1 июня по 1 сентября 1906 г.[643] её как помощника директора командировали для обозрения соответствующих отделов в музеях Берлина, Лейпцига и Вены, а также для переговоров с Лейпцигским музеем об обмене коллекциями из жизни африканских народов, выдав 300 р. из сумм МАЭ. В 1912 г. она была вновь командирована для научной работы в Венский Этнографический Музей на три летних месяца (с ассигнованием 100 р.)[644], избрана на должность младшего этнографа МАЭ. В 1916 г. имела VII класс должности, заведовала Отделом Индонезии, Океании и Африки. В 1915 г. как лицо, состоящее на госслужбе в ИАН, была представлена к Высочайшей награде. Занималась регистрацией новых поступлений, делала переводы с немецкого языка, подготовила путеводитель по Отделу Океании (1913). Ученый хранитель МАЭ по отделу Индонезии Е.Л. Петри скончалась 1 марта 1923 г.

Екатерина Михайловна Романова (1853–1925) поступила приватно на работу в МАЭ в 1902 г. и 24 года комплектовала музейную библиотеку[645]. Наладила переписку и обмен изданиями с зарубежными музеями и частными лицами, участвовала в регистрационной работе.

Елена–Эмма Маврикиевна Кубиш (1879–1942) окончила Смольный Институт в Петербурге. Свободно владела немецким, французским, английским, итальянским языками[646]. Когда в 1909 г. Радлов предложил масштабную программу развития МАЭ, он привлек её по вольному найму письмоводительницей – вести счетоводство, огромную русскую и иностранную переписку на машинке. Так же Е.М. Кубиш занималась библиографией, иностранной комплектацией[647].

Мария Арсеньевна Филаретова–Кржевская с 1910 г. работала в МАЭ сверхштатно препаратором, затем – регистратором при Антропологическом отделе.

Сара Аркадьевна Ратнер–Штернберг (1870–1942) закончила естественноисторическое отделение Высших женских (Бестужевских) курсов (1890). Супруга Л.Я. Штернберга, поступившего в МАЭ в 1902 г. (с 1904 г. – старшего этнографа). С 1910 г. работала в МАЭ приватно, регистратор (1916), постоянный служащий (1917) – научный сотрудник I–го разряда, зав. Отделом Северной Америки (1919—1920 и с 1924 г.). Переводила этнографическую литературу с немецкого, французского, английского языков. Подготовила путеводитель по Отделу Северной Америки МАЭ (1916), автор более 30 научных работ[648].

Вера Сороко с 1914 г. работала в МАЭ служителем. В январе 1922 г. В.О. Сороко–Полякова, младшая служащая МАЭ, уехала в д. Слобода Виленской губ., не смогла вернуться в Петроград и была уволена.

Мария Семеновна Виллевейт, жена столяра МАЭ (с 1895 г.) Людвига–Иоганна Виллевейта, после его смерти в 1915 г. осталась без средств с тремя детьми. Ей было выдано 100 р. из сумм от продажи входных билетов в МАЭ.

Елизавета Прокофьевна Саминова, дочь помощника служителя МАЭ П. Саминова, в октябре 1917 г. поступила как вольнонаемная служащая лаборанткой в Фотографическую мастерскую Музея.

Адель Ней, жена сторожа МАЭ (с 1901 г.) Ивана (Яна) Андреевича Нея, когда его уволили за грубость, исполняла обязанности служителя музея.

Василиса Андреевна Кондратьева (1883—1942), жена служителя МАЭ (с 1911 г.) Григория Кондратьева. Когда в 1917 г. он был призван на военную службу и оказался в австрийском плену, была переведена на положение служителя с окладом ее мужа в 30 р.

После революции 1917 г. Совет Музея использовал все способы, чтобы спасти и защитить своих сотрудников и членов их семей. Так, Елена Андреевна Пекарская, супруга Э.К. Пекарского (1858—1934), числившегося за МАЭ с 1911 г., в 1918 г. была зачислена машинисткой.

Дина Лазаревна Иохельсон–Бродская, супруга сверхштатного младшего этнографа МАЭ (с 1912 г.), ученого хранителя, зав. Отделом Африки В.И. Иохельсона (1855—1937), была избрана Советом Музея сверхштатным научным сотрудником без содержания, занималась антропологическими исследованиями. В 1922 г. оба командированы на свои средства на год в музеи Германии и США для обработки собранных ими материалов.

Надежда Владимировна Брюллова–Шаскольская (1889–1937) окончила Высшие женские (Бестужевские) курсы. Видный член партии эсэров. В 1921 г. избрана и.о. ученого хранителя для занятий в Отделе Африки и Океании, научная сотрудница I–го разряда.

Совет Музея хлопотал о разрешении поживать в Петрограде вернувшимся из длительных поездок в тропические страны А.С. Эстрину и А.Я. Смотрицкой (1923), Г.Х. и Л.А. Мерварт (1924).

Всех этих женщин справедливо можно считать созидательницами Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН – наследника первого общедоступного музея России. Талантливые женщины доказали свою общественную значимость и профессиональную пригодность. Традиции преданности музею, искренней самоотдачи на службе ему, товарищеского единства и взаимной поддержки сохранялись сотрудниками МАЭ и в последующие десятилетия.

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: