Третий рассказ Магомета Багова.

К этому времени под влиянием выпитого и оживленных споров Багов несколько изменился: большие глаза блестели чернотой, толстые губы сочно выделялись на красновато-смуглом фоне лица. Мимо такого выразительного лица не прошел бы ни один художник. Он долго молчал, прежде чем начал отвечать Маличу. Мне даже показалось, что он не услышал вопроса. Не резко повернул голову к Маличу, усмехнулся с неким философским видом и задумчиво заговорил.

- Не знаю я, есть он или нет, а говорить о том, чего не знаю, не хочу. В одном Бог точно дает о себе знать - в нашей человеческой смерти. Как, например, в легенде о Мусе. На небесах решили, что он свой срок отжил и послали за ним «псэхэх»[9]. А Муса заупрямился, уперся, повторяя «не предупреждали, не предупреждали...» Вернулся «псэхэх» к Богу ни с чем и доложил, что Муса упирается, не хочет идти в мир иной, ссылаясь на то, что его не предупреждали.

-А что он все еще чернявый и кучерявый, каким мы позволили ему быть ранее?- спросил Бог.

- Нет, уже лысый, а что осталось - все седое, - отвечал «псэхэх».

- А какое же ему еще предупреждение нужно? - спросил Бог и велел этого педанта доставить куда надо.

После этого странного случая Бог решил сам проверить дела земные и в облике простого крестьянина явился к одному землянину. Тот как раз обедал.

- Тогда не дам тебе ничего. Если хочешь знать причину, присмотрись к тому, что ты натворил у нас здесь, на земле. Одни удачливые, другие - нет; одни - богатые, другие всю жизнь прозябают в нищете; одни имеют всю власть, другие - никакой. Почему столько несправедливости на земле? Ведь мы, люди, в основном хотим, чтобы было все хорошо, а раз у нас не получается, значит так суждено сверху, т. е. Тобой.

Ушел Бог, сменил внешность, решил до конца испытать хозяина и вновь явился к нему как раз тогда, когда тот ужинал.

- Тебя непременно угощу. Ты очень справедливый. Перед тобой все равны: богатые и бедные, умные и глупые... И дело свое делаешь мастерски: кого уведешь тот уж не возвращается.

- Я не думаю, что так уж здорово спорил. Он просто доказал одно, что слова Бога он переводит на свой человеческий язык. На такой язык, на котором ему выгоднее и удобнее думать, что в его бедах кто-то виноват - он так и думает. Вот что всего-навсего доказал человек.

А Бог сделал для себя выводы и решил: раз люди не понимают того, что он им говорит, а если понимают, то не следуют тому, что он говорит пусть каждый за себя отвечает.

- Но насчет несправедливости, богатства и бедности человек, же был прав - снова прервал Магомета тот же голос.

- Насчет несправедливости, богатства и бедности я вам одну историю расскажу, - продолжил Багов. Это было на самом деле. Был я тогда еще пацаном, когда в Адыгее среди очень богатых называли в нашей стороне двух людей - Богарсукова и Бесленей-Бея. Первый был из адыгэ-гаев-армянский черкес или черкесский армян, не знаю как правильно. Короче он происходил из армавирских армян и хорошо знал, конечно, адыгский язык. У него было большое богатство. Все было нажито умелой торговлей. В Краснодаре красивое зеленое здание на ул. Красной тоже ему принадлежало. Там были его гостиницы и магазины. Когда началась революция, он успел сбежать в Турцию.

Второй, Бесленей-Бей, был адыгским князем с примесью ногайской крови. У него были огромные стада скота, особенно много лошадей.

Случилось так, что в нашем ауле умер Умар Карданов, кормилец большой семьи. Был он человек не богатый, но концы с концами сводил. Как говорят горе одно не приходит. Вскоре после его кончины, сдохла одна из двух его лошадей, которых он запрягал в телегу, - без которой никак не мог обходиться. Аул наш понял, в каком безвыходном положении оказалась вдова, и решил ей помочь. Избрали двух ходоков и направили к Бесленей-Бею с просьбой дать вдове одну лошадь, чтобы можно было подводой пользоваться. Бесленей-Бей выслушал пришельцев и сказал: «Если по каждому такому поводу я буду отдавать по коню у меня и стада не хватит». Отказал. Аульчане думали, что делать, и посоветовали самой вдове пойти к Богарсукову с этой просьбой. Семья его тогда жила в Майкопе. Прибыла вдова в Майкоп, зашла в их дом. Хозяйка, жена Богарсукова, выслушала ее внимательно и посоветовала остаться у нее дня на два, чтобы дождаться отсутствующего хозяина. За это время она свела свою гостью в их семейный магазин и позволила выбрать всю нужную для детей вдовы одежду.

Встретив и накормив супруга, хозяйка обратилась к мужу со словами:

- У меня есть гостья. Я прошу тебя ее выслушать и отнестись с вниманием к ее просьбе.

- Веди свою гостью, - отвечал Богарсуков. Он внимательно выслушал рассказ вдовы, как ее аульчане обращались к Бесленей-Бею с просьбой о том, что на одной лошади они не смогут свою землю обработать.

- Хорошо, - сказал Богарсуков, - я дам тебе не одну лошадь, а две лошади. Одну из них, ту, что понравиться больше, забери себе, а вторую пусть твои аульчане отведут Бесленей-Бею, чтобы она у него была в запасе на случай, если к нему обратится с такой просьбой какая-нибудь вдова. Чтобы он не позорился.

Магомет помолчал и потом обратился к задававшему вопросы

- Скажи мне: при чем в этой истории Бог? Он обоим этим людям помогал, сделал их удачливыми в делах, богатыми. Но как по-разному они относятся и к своему богатству, и к людям. Нет! И богатство, и бедность, и справедливость, и несправедливость – все творят люди. Как в том анекдоте. Помните? Спрашивают мужа, у которого очень ворчала жена:

- В конце концов можешь ты заставить ее замолчать?

- Нет, - отвечает он, - это не в моих силах. В моих силах заставить себя ее не слушать. В этой истории муж решил половину проблемы, тем что не только не отвечал на ворчания жены, но и не слушал их. Если бы и жена сделала свой шаг и перестала ворчать, жизнь пошла бы по мирному пути, Теперь все зависело только от ее воли. Я давно заметил, что о Боге человек начинает вспоминать тогда, когда боится отвечать за себя. Пора жестко спросить с человека. И ему с себя тоже.

- В чем же его главная вина? - спрашивал Магомета все тот же голос.

- Меры не знает человек. Потерял ее. Во всем и везде потерял. Когда видишь, как некоторые алчно обогащаются, так и хочется им крикнуть:

- На этом свете столько не нужно человеку, а на тот свет взять с собой ничего не удается - у гроба нет багажника! Великий из великих Искандер[10] когда умирал, просил чтобы его руки не прятали и разложили по сторонам: «Чтобы все видели, что ничего на тот свет не уношу – при всем своем богатсве».

В прошлом месяце я был на похоронах в соседнем Джамбечие. Совсем старенькую хоронили. Ехал и думал, что мы пожилые, вместе с родственниками будем провожать ее в последний путь. Подъехали к знакомому дому и усомнились - туда ли приехали. Вдоль улицы во всю ее длину стояли «Волги».

Возле каждой стояли холеные чиновники при галстуках и непринужденно беседовали. Местами слышались смех и шутки, из кабин машин музыка раздавалась. Как будто на торжественное совещание съехались. Захожу во двор и спрашиваю у родственников, что это такое? Оказывается у покойной старухи старший внук - важный чиновник в Майкопе и все эти чиновники, никогда ничего не знавшие об этой старушке, приехали засвидетельствовать свое почтение. Далее еще хлеще - время идет, уже за полдень, но никто не собирается на кладбище. А число чужих и ненужных на этих похоронах людей все прибывает. Все женщины этого рода за домом у котлов заняты. Оказывается хаш готовят - внук заказал для краснодарских гостей, которые должны приехать. Тут я возмутился и на том языке, на котором кричал на немцев на войне, во всеуслышание послал и внука, и его лизоблюдов, и его начальников далеко и организовал вынос тела. Предали тело земле, как полагается, вернулись в дом. Эфенди еще раз сказал слово, и мы, старики, стали расходиться. А машины продолжали подъезжать. Им то какая разница, они же не на похороны приехали, а на хаш. Спустились потом все эти холеные грамотеи во главе с внуком к реке и гудели до утра. Некоторые местные дураки шли домой и с восторгом говорили: «Какие похороны внук организовал бабушке. Молодец!». А я спрашиваю, какое еще худшее надругательство над памятью своей бабушки мог придумать сей высокопоставленный мерзавец?

Знает ли какую-нибудь меру его эгоизм? Тут говорили о водке и религии. Вот такие похороны, на которых из-за водки забывают для чего собрались и есть самое кощунственное сочетание водки и религии.

Нет, не умеют у нас уважать покойника. Возьмите, напрмер, последнюю моду - ставить памятники на могилах, возводить вокруг них железные заборы. У армян небось научились. Те вообще мраморные дворцы с колонами стали строить на могилах. Этим ничего не докажешь. Как ушедшие от нас навсегда, они все равны. А по достоинству там им воздаст Бог. А здесь у нас, живых, могилы ушедших от нас должны быть равными, скромными, но уважительными. В адыгее такое кладбище я видел только в ауле Нешукай, на семейном кладбище рода Шаззо. Всем надо у них поучиться как равно уважительно относится к своим покойникам.

Магомет призадумался и вернулся к теме о водке:

- Конечно, нельзя пить тем, кто от водки становится дураком. Но я знаю многих, кто от водки становится умнее и добрее, и такие лишнего не пьют. Меру знают.

Недавно приехал младший внук. Уже двадцать лет ему. Спрашиваю:

Посадил его за стол, бутылку поставил и стал объяснять, что он начинает жить в обществе, где бутылка играет большую роль, что его судьба во многом зависит от того, как построит с ней отношение. Я знал многих, кто стал ее жертвой. Я имею в виду не просто алкоголиков. Гораздо больше от нее пострадало нормальных людей, не в том месте и не в то время распускавших свои языки под влиянием водки. Бояться ее не надо, надо ее знать, чтобы дружбу строить на равных.

Внук очень удивился и сказал, что родители ему все время совсем другое о водке говорили, только плохое. Я утешил его тем, что сейчас трудно найти родителей, правильно воспитывающих детей.

- Слушаю тебя, Магомет, и думаю - а сам ты меру знаешь? Всю ночь рюмку за рюмкой опрокидываешь? - спросил его Малич.

- Я думаю, что Бога надо просить постоянно об одном – чтобы он не выводил нас за меру, потому что за ее пределами творятся не божьи дела, - там черти хозяйничают. Голова человеку в основном дана для того, чтобы определить свою меру. То, что я сегодня пил, -это моя мера и она уже подошла к границе, - и Магомет пустой рюмкой стукнул о стол. Его рассуждения о мере всех настроило на завершение застолья.

- Кто не сказал тоста, кто хочет сказать? - обратился тамада к публике.

- Все сказали. Некоторые и не один раз - послышалось голоса Действительно, все говорили тосты, но обратив все свое внимание на Багова, заинтересовавшего меня колоритностью своей натуры, я эти тосты не запомнил.

- Тогда, - заявил тамада, - пора и самим отдохнуть и хозяевам дать передышку. У них днем будет много хлопот.

Тамада и Багов, попрощавшись со всеми, удалились. Публика стала группами расходиться. И мы с Маличем вышли во двор. Никакой тяжести не чувствовалось, несмотря на длительное застолье. Все выпитое, как говорится, пошло впрок. Многочисленные беседы определили умеренную скорость пития. «Действительно дело в мере», - подумал я.

Уже рассвело. Во двор вышла вся молодая компания, состоявшая из друзей и сверстников жениха. Уже слышались звуки гармони и трещотки, уже хатьяко командовал кругом, уже вывели невесту, покрытую белым платком, - ночной пир сменялся на свадебные танцы. Свадьба меняла форму, но продолжалась.

Жениха нет и не будет на свадьбе - он ушел к одному из друзей. Отныне родители этого друга будут считать его своим сыном. К жене он вернется после окончания свадьбы.

Какая-то странность все же есть во всем свадебном обряде адыгов. Жених «скрылся» на все время свадьбы, невеста накрыта с головой шелком, стоит в углу. А если открывают ее лицо, она боится людям в глаза смотреть, опускает свои глаза. Как будто они, жених и невеста, что-то натворили. Рядом с радостью некий испуг. Может он оттого, что. не послушались ее родителей. Да, они не давали согласия. У нас, у адыгов, вообще родители невесты не должны давать согласие на ее брак. Почему? Конечно, эта тайна уходит в глубь веков истории и судьбы адыгского этноса. Но есть лингвистический ключик, открывающий пока первую из семи печатей, под которыми эта тайна сокрыта. В адыгком языке слово «жених» имеет другой смысл. Соответствующее ему слово в адыгском языке происходит не от слова жениться, а от слова «искать». Кого? Нет, не невесту, не жену, а «душу - жизнь».

Русскому слову «жених», соответствует слово «псэльыхъу» состоящее из двух корней, «искать» и «душа» (жизнь), т. е. искатель «души, охотником за душой - жизнью»). Таким образом, родители невесты, давая согласие жениху, отдают и душу, и жизнь дочери. Очень часто девушки выходили замуж за мужчин из других аулов или племен. В последнем случае они оказывались от родительского дома на расстоянии трудно преодолимом по тем средствам передвижения. Но и в том случае, когда девушка выходила замуж за односельчанина обычай до крайности ограничивал ее контакты с родительским домом. Так, в течение первого года замужества эти контакты были запрещены, а в дальнейшем частое посещение родителей (исключая особые, критические ситуации) считалось признаком плохого воспитания. Суровый образ жизни определил суровые законы и обычаи адыгов. Моя бабушка Калия родом из аула Схащефижь (ныне а. Урупский), что под г. Армавиром вышла замуж за дедушку из аула Кунчукохабль, что в километрах семидесяти от Краснодара. Фактор расстояния и обычаи в результате определили лишь несколько ее контактов с родственниками за всю жизнь.

В таких условиях родители, дав согласие на брак дочери, фактически теряли ее. Нормальные родители на это не решаются, они бояться говорить «да» и отворачиваются. Если они будут категорически против, конечно они пустят в ход все свои возможности. Но чаще бывает ситуация, при которой и жених подходит и невесте пора выходить замуж, но... согласитесь, что всегда это риск. И родители от страха жмурят глаза, чтобы не видеть этого полного драматизма момента, при котором забирают «душу» дочери и ее «жизнь», и кричат «Нет!»... Далее тень этой драмы ложится на саму свадьбу. Жених на все время свадьбы не только уходит из дому, но и избегает всех старших родственников. Невеста всех боится, глаз не поднимает. Слишком большое искушение судьбы они, молодожены позволили себе и поэтому все участники свадьбы помогают смягчить ситуацию, обернуть ее праздником. Я думал обо всем этом идя рядом с Маличем, отдыхать после свадебного пира.

«Да будет вся наша вселенская охота за душами взаимно удачна!».

Тимур Сахрай уже несколько дней находится в состоянии эйфории от до краев удовлетворенного авторского самолюбия. Он давно не испытывал этого чувства, придающего полный и радостный смысл его творчеству, жизни и всему окружающему. Книга его рассказов вышла год назад, однако ожидаемого резонанса не имела. Но в прошлом месяце стараниями двух его неугомонных поклонниц в областной библиотеке была организована презентация книги, которая очень удалась. Областное радио дважды сообщало об этой презентации, а инсценировку одного из рассказов передавало трижды. И дело пошло. Книгу в магазине стали покупать. Но главное было в признании: его останавливали на улице знакомые и коллеги, писали письма незнакомые люди – и все с признаниями и благодарностью за хорошую книгу. Но особенно много было телефонных звонков. Поэтому Сахрай не удивился даже позднему звонку очередной читательницы, хвалившей и благодарившей его. В таких случаях Сахрай в свою очередь благодарил поклонниц, желал им всего хорошего, но не спрашивал ни имени, ни фамилии. На этот раз он почему-то поинтересовался именем читательницы. «Я – Гера, вы меня знаете», – был ответ. У Сахрая остановилось дыхание.

После некоторого молчания голос в трубке сказал: «Я та Гера, о которой вы спрашивали недавно нашего общего знакомого... Сычева». Сахрай был окончательно шокирован этим ответом. Неужели это она, самая яркая звезда его студенческих лет, при встрече с которой он терял дар речи?!

«Так вы Гера Соколинская?» – изумился Сахрай. Женщина засмеялась мягко, как-то по-родному. От неожиданности Сахрай не знал, что дальше говорить и делать. В голове пошел круговорот воспоминаний. К нему добавились желание увидеть ее и сразу возникшее сомнение в целесообразности встречи. Молчание нарушил голос в трубке: «Я, наверное, вас испугала?».

«Честно говоря, да, – признался Сахрай. Это признание придало ему уверенности, и он сказал: – Нам ведь и пора встретиться». К его удивлению, женщина легко приняла предложение, а Сахрай, инстинктом чувствовавший, что не стоит сразу, завтра же встречаться, сказал: «На этой неделе у меня и командировка, и ворох дел – давайте встретимся на следующей. Я вам позвоню». Они попрощались.

Звонок Геры Соколинской сменил спокойную приятную авторскую эйфорию Сахрая на предельное напряжение. Когда-то услышать звонок и признание Геры было бы выше всякой его мечты. Не в силах совладать с собой, он оделся и, несмотря на поздний час, вышел в ночной город побродить и успокоиться.

Впервые Сахрай встретил Геру на третьем курсе политехнического института при выходе из чертежного зала. Со второго курса главной учебной нагрузкой после занятий становились тогда курсовые проекты с большим объемом чертежных и расчетных работ. Все необходимые инструменты для черчения и справочники для расчетов студентам предоставляли в чертежном зале. После занятий многие устремлялись сюда, чтобы занять лучшие места. Но были завсегдатаи со своими постоянными местами. Сахрай с прошлого года бывал в чертежке систематически и ни разу не видел Геру до этого памятного дня первой встречи. На мехфаке девушек было мало. Все они были хорошенькие, миленькие. Ребята относились к ним, можно сказать, по-братски. Это значит тепло, по-дружески, но для любви они почему-то не предназначались. Поэтому Сахрай не ожидал встретить в чертежном зале что-то такое, что могло взволновать сердце... И вдруг – она: открытое красивое лицо с правильными чертами. Изумительной стройности фигура. Сахрай невольно оглянулся. Оглянулась и она, посмотрела большими, умными, спокойными глазами. Через несколько дней он увидел ее за работой в чертежном зале. Возле нее крутились сокурсники, предлагали услуги. Сахрай понял, чем отличалась Гера от всех девушек факультета, – она была красавицей среди более или менее хорошеньких. Но к русской красоте девушки природа добавила какой-то непонятный шарм. Он проявлялся в аристократически изящных изгибах всего тела вплоть до пальцев рук, в голосе, грудном, переходящем в атласное сопрано с драматическим оттенком, и во всей фигуре, кроме стройности содержавшей пленящее и удивительное женское достоинство.

Сахрай влюбился по уши. Они, уши, и начинали гореть первыми, как только он ее видел. Он вообще страдал робостью и застенчивостью. Со второго курса, четко осознав эти свои слабости, решил полностью от них избавиться. Успехи были явные, особенно помогали занятия боксом. И вдруг – полный откат назад от достигнутого. Высокая порода Геры, проявлявшаяся во всем, даже в мелочах, вызывала у Сахрая чувство неполноценности. При виде нее терял дар речи, испытывал своеобразный паралич воли и ума. Требовалось время, чтобы потом прийти в себя.

На каком-то этапе Тимур Сахрай понял, что надо бороться. Не за нее – он понимал, что шансов у него нет, – а со своим состоянием. Мужское самолюбие подсказывало, что для этого надо сделать смелый шаг, ввязаться в бой, не страшась поражения. Он узнал ее домашний адрес, взял друга, введенного в курс дела, и отправился с намерением сказать ей о своей любви... И после этого выкинуть ее из сердца, ибо он заведомо рассчитывал на отказ. Однако, по мере того как они приближались к ее дому, овладевшая им накануне решимость таяла, предательски уступая место робости и застенчивости. Перед дверью ее квартиры он стоял уже бледный, с пересохшим ртом. И лишь кулаки были по-боксерски сжаты. Дверь открыла женщина в годах. В руке ее дымилась сигарета. Она с какой-то жалостью посмотрела на пришельцев, сказала, что Геры нет и что если есть желание, то можно зайти и подождать. Сахрай отказался ждать и в глубине души даже обрадовался тому, что ее нет дома. Он не представлял себе, как бы признавался ей в любви, окажись она дома. Не прийти он тоже не мог – иначе презирал бы себя. Ее отсутствие выручило: объяснения в любви с трясущимися губами, и потому позорного, не состоялось, а решение пересилить себя и прийти к ней было выполнено. Через несколько дней он встретил ее в коридоре института и по ее насмешливому взгляду понял, что она «вычислила» его и знает о визите к ней. Этот ее насмешливый взгляд он воспринял как окончательный ожидавшийся отрицательный ответ. Внутренние борения прекратились, и он даже успокоился. Он стал выполнять свои курсовые проекты дома, чтобы не ходить в чертежный зал и не встречать ее. Кроме случайных встреч в коридорах, она не могла нигде ему попасться, кроме чертежки, ибо училась курсом ниже.

Но однажды он наблюдал ее необычное поведение по отношению к себе. В актовом зале был устроен вечер. Организаторы решили разнообразить художественные номера спортивными. Тренер выбрал для показательного боя на сцене его и Мишку Трофимова. Бой вызвал сильное оживление в зале, и они ушли под громкие аплодисменты. Когда уже начались танцы и он, переодевшись, появился среди сокурсников, невдалеке заметил Соколинскую с подругой. Она явно обращала на него внимание, в беседе с подругой много смеялась. У него было такое впечатление, что она радуется его успеху на сцене и всемерно хочет показать ему эту радость. Почему-то Сахрая это разозлило. К удивлению друзей, он бросил их и ушел с вечера. Домой он пришел с непонятным чувством удовлетворения. Потом понял, что взял реванш, что в свою очередь в ответ на ее насмешливый взгляд он не стал обращать внимание на проявленное ею на вечере благорасположение.

Когда Сахрай уже заканчивал институт, она дважды встречалась ему с полутяжеловесом из институтской боксерской команды Юрием Изосимовым и оба раза, как ему казалось, бросала на него какой-то властный взгляд. В ее взгляде он читал вызов: дескать, не одни вы боксеры.

На завод, на котором Сахрай работал после института, год спустя прибыл по распределению Казбек Хасанов, сокурсник Геры. Он сообщил, что она вышла замуж за Изосимова и что они уехали работать в какой-то НИИ.

Прошли годы. Был 1974 год, когда он вдруг встретил Геру на улице. Она вела мальчика лет пяти. Она поздоровалась, а он от неожиданности воскликнул:

– А что, уже не похожа? – кокетничала Соколинская. Договорились встретиться на следующий день в кафе и пообщаться. Она почему-то пришла с сестрой и зятем. Встреча получилась нервозная, натянутая и отчужденная. На следующий день он пришел к ней домой, но ему сообщили, что она уехала на море, и тогда Сахрай навсегда выкинул ее из головы.

Все это он вспоминал, бродя по улицам города, по которым, несмотря на поздний час, с бешеной скоростью носились автомобили и почти не было людей.

Теперь-то он понимал, что чувствовал, что, выкинув тогда из головы, он оставил ее глубоко в сердце.

На следующей неделе у него действительно было много дел, в числе которых и трехдневная командировка. Но через все эти дела звонок Соколинской вспоминался тепло, светло, отрадно.

Настало воскресенье, и он внутренне уже был готов с ней встретиться. К этому времени главный мотив встречи для него прояснился – разгадать тайну этой женщины. Тайна эта заключалась не только в ее особой внешности, какой он потом никогда не встречал, но и еще в чем-то. В чем именно, он не знал. Незаурядность была во всем – в красоте лица и фигуры, в сильном характере, в бездонных глазах... Теперь он понимал, что его впечатления от внешности и личности Соколинской не были субъективными, личностными. Все годы после института, с кем бы из сокурсников он ни встречался, в разговоре обязательно упоминалась Соколинская. Она стала

как бы визитной карточкой не только его студенческих лет, но и всех его сокурсников. По общему признанию, она была самой яркой звездой и потому со временем стала символом той звонкой, молодой, задорной юношеской их поры.

Точно в условленное время он подъехал к месту встречи. Вышел из машины и стал дожидаться на указанной ею автобусной остановке. Через несколько минут перешла дорогу и подошла к площадке, на которой он стоял, невзрачная пожилая женщина, как ему показалось, даже старая. Сахрай продолжал всматриваться в пешеходный переход, на котором она должна была появиться, если бы шла из дому, адрес которого Сахрай знал от нее. Но ее все не было. Вдруг прямо над его ухом прозвучал вопрос: «Не узнаете-таки?». Он оглянулся и увидел ту пожилую женщину, которая накануне пришла на площадку автобусной остановки. Сахрай вгляделся в ее лицо и с изумлением и даже со страхом узнал в нем черты Соколинской. Пытаясь скрыть причину своего изумления, он сказал: «Вот так встреча!». Гера не только постарела, она выглядела замученной. Ему казалось, что она из концлагеря.

«Вы знаете, когда я собралась на встречу с вами, я поймала себя на мысли, что меня не волнует, какое я сейчас произведу на вас впечатление. Конечно, я постарела. Но мне хотелось с вами встретиться и попросить извинения за нашу встречу, что была в 70-х годах, кажется в 1972 году. Я до сих пор чувствую за ту встречу угрызения совести. Это единственный не прощенный мной грех, а так я вроде выправила все свои дела...». Эти слова Геры придали их разговору формальный характер. Но его теперь интересовала не только ранее сложившаяся загадка ее как женщины, но и вопрос: что же с ней произошло такое, что так ее изменило? Сами по себе прожитые годы не могли это сделать.

Он предложил провести вечер вместе: «Мы можем съездить к бывшему сокурснику Казбеку Хасанову. Он выстроил за городом шикарный особняк и живет там с семьей. Будет рад вас видеть. Нередко вас вспоминает».

«Неужели мы так расстанемся? Давайте посидим в кафе», – сказал Сахрай, когда они подъезжали к ее дому. Но по ее просьбе они пошли не в кафе, а к ней домой. Она жила в трехкомнатной квартире.

Когда они сидели на кухне за чаем, раза два заходил и рылся в холодильнике молодой человек невысокого роста, лет тридцати. «Это тот самый малыш, с которым вы меня видели 25 лет назад. Филипп», – представила она сына. Когда Сахрай спросил, чем занимается сын, по лицу Геры сначала пробежала тень, потом оно стало почти каменным.

Сахрай уже заметил особенность нынешней Соколинской – изменчивость ее лица. Оно действительно выглядело замученным, но временами уходила эта замученность, и тогда, особенно в улыбке, проглядывала, как солнце среди тяжелых туч, лучезарная ее прошлая красота.

«Если с нее соскоблить наросты от невзгод, то она еще ничего», – подумалось ему.

«Ты знаешь, – можно я буду на ты? – сын мой не радость моя, а мое горе. Мне стыдно говорить о том, чем он занимается. Он наркоман, и в этом его образ жизни. Все, что я имела, я потратила на борьбу за него. Ничего не получилось. Вытащить его не смогла. Но не жалею о затратах, потому что совесть моя чиста. Все его посредничество в торговле позволяет ему получать лишь свою долю наркотиков. Заработков по существу у него нет, кормлю его я».

«Он довел тебя до такого состояния», – подумал, но не сказал Сахрай.

Разговор о сыне позволил Сахраю поинтересоваться всей ее родней. Она с удовольствием рассказывала о своих родственниках и показывала семейные фотографии.

Сахрай возвращался домой пораженный всем, что он узнал.

Во-первых, по родному отцу она не Соколинская, а Бауэр. Ее родной отец, зауральский немец, был арестован в 1940 году, и потом они его никогда не видели. Соколинской она стала по отчиму. Ее настоящее имя Гертруда. Так отец назвал дочку в честь своей матери, которая скончалась до рождения внучки. Намучившись в военные годы с немецким происхождением своей дочери, мать Геры настояла, чтобы она в паспорте определила себе имя Гера, а не Гертруда.

«Вот откуда ее особенная красота: метисы, как правило, красивы. Русская красавица плюс красавец немец. Отсюда и тот особый ее шарм, от которого я терял дар речи, – думал Сахрай, вспоминая фотографию ее отца, на которой дородный немец выглядел и умным, и самоуверенным. – А до нынешнего состояния довел ее сын».

Однако Сахрай чувствовал, что полной разгадки этой женщины он еще не имеет. Почему она взяла ребенка из детдома, а не родила сама? За Изосимова, о котором он спросил, замуж она не выходила, была только дружба. Все последние годы была не замужем. О ее личной жизни разговор по существу не получился. При первой встрече в их компании оказалась молодая женщина, Вера, ее квартирантка, вернувшаяся с работы и зашедшая на кухню поужинать.

Ее присутствие заставляло их вести разговор в определенных границах.

Прошла еще неделя. В разговоре по телефону Сахрай уловил в ее словах нотки упрека: «Я вам даже звонила, не случилось ли с вами чего».

Сахрай запасся шампанским, коньяком и всем прочим, необходимым для углубленной беседы, и отправился к ней.

Квартирантки и сына не было дома, и они могли говорить свободно о чем угодно. Снова вспомнили студенческие годы, что позволило задавать вопросы обо всех последующих этапах ее жизни.

После института она поехала работать в НИИ на юг области. Там она встретилась со своим будущим мужем. Он после Московского энергетического института прибыл туда по направлению. Как специалист он был одаренным, а физическая фактура его была отменная – высокий, плечистый. На фотографиях, которые она показывала, он был с аристократической бородой, на красивом лице большие черные глаза с поволокой. В институте у Геры была лишь одна платоническая любовь к преподавателю теоретической механики, о которой знали только ее близкие подруги. Встреча же с Олегом пробудила в ней настоящую глубокую женскую любовь. Вряд ли с его стороны была взаимность. Они поженились и уехали на его родину, в Саранск. Вся его родня, имевшая свой проект семейного благополучия Олега, не приняла Геру. На определенном этапе борьба стала непосильной, унизительной. Он систематически изменял ей со своей бывшей невестой, за которую ратовала родня. Самобытный и сильный характер Соколинской не отреагировать на это не мог. Любя, оставила его и уехала к родителям. Резала по живому. Здесь она пыталась заткнуть кровоточащую рану души ребенком, взятым из детдома.

На вопрос, стоило ли отказываться от своей любви, Гера ответила, что не хотела мешать его счастью.

«Вряд ли ты в этом искренна, – возразил Сахрай. – Расставание с любовью равносильно самоубийству. Один социолог делит самоубийства на эгоистические и альтруистические. В первом случае человек мстит обществу за обиды и оскорбления, во втором случае он уходит из жизни во имя того, кого любит. У тебя явно просматривается первый вариант».

«Очень любопытная теория, – в глубокой задумчивости проговорила Гера. – Пожалуй, я с тобой соглашусь... Вот интересно...».

Бывший ее муж женился на своей любовнице, но через некоторое время потянулся к Гере и стал к ней приезжать. Он останавливался у своих знакомых, а встречались они где-нибудь в городе. Соколинской легче было общаться с ним на дистанции, ибо интимные, близкие отношения сделали бы эти встречи и расставания невыносимыми.

Последний раз он приезжал пятнадцать лет назад. К месту встречи не явился. Она знала номера поезда и вагона, в котором он собирался уезжать на следующий день. Но в том вагоне его не оказалось.

«Я тогда поняла, точнее, почувствовала, что это окончательное расставание, что он навсегда ушел из моей жизни. Я пошла в церковь... Не знаю почему...»

Она закрыла лицо руками и долго молчала. Когда убрала руки, глаза были полны слез.

«Вскоре по приезду он скончался», – пояснила Гера свои слезы.

Сахрай возвращался домой с чувством человека, разгадавшего мучившую его тайну. Удивительным было то, что в глубине души он еще в институте догадывался – а теперь это подтвердилось, – что в жизни Геры будет именно роковая любовь.

Прошло еще две недели после этого разговора.

Ночью, когда случилась их интимная близость и он неистовствовал от некогда не востребованной, но ныне проснувшейся страсти, она попросила пожалеть ее, потому что после Олега у нее не было мужчин. Свет от фонаря за окном освещал ее лицо. Оно было такое же молодое и обаятельное, как в те далекие студенческие годы.

После этой ночи они не могли быть долго друг без друга. Их встречи стали регулярными.

При очередном посещении Хасановых Сахрай рассказал жене Казбека Рите о своей юношеской любви к Гере и о ее красоте в те годы. Рита, придавая уверенность своему тону, сказала, что это и так видно, что и сейчас она красива. «Вот только морщины…» – и, призадумавшись, сказала, что не так много надо, чтобы ее омолодить. Дело в том, что Рита была превосходным врачом-косметологом. Она предложила Сахраю уговорить Геру на косметическую операцию, совершенно несложную и безболезненную. Сахрай объяснил, что в логике их взаимоотношений такое предложение с его стороны будет выглядеть некорректно, что такой просьбой он как бы подчеркнет, что сейчас ее внешность ему не нравится. Тогда Рита заявила, что она сама с ней поговорит «как женщина с женщиной». «Только без упоминания моего имени», – предупредил Сахрай.

Рита нашла повод увести Геру из-под летнего навеса, где они сидели, в дом. Там, уединившись, женщины долго общались.

На следующий день Гера, волнуясь и стесняясь, стала рассказывать о предложении Риты. Сахрай с деланным удивлением встретил ее сообщение и далее стал говорить, что Рита известный и превосходный специалист во врачебной косметике и, что будь он женщиной, то непременно согласился бы на такую операцию. Взял трубку, набрал телефон Риты и спросил, когда Гера могла бы прийти к ней. Рита посоветовала лечь на операцию не сейчас, в жаркое время, а с наступлением октября.

В начале октября позвонила Рита и сообщила, что ждет их. Гера, уже забывшая о предстоящей операции, стала и сомневаться, и волноваться. «Я не знаю, что делать. Мне это совершенно не нужно. Я счастлива, когда ты рядом. Но когда мы бываем на людях, я замечаю, что не соответствую тебе. Ты ведь так выглядишь... и мне стыдно рядом с тобой», – причитала она. Сахрай опять взял инициативу в свои руки и отвез ее в клинику к Рите.

Пребывание в клинике длилось уже больше месяца, и наконец Гера согласилась на свидание с Сахраем. Вначале он не заметил в ней особых изменений. Он принес ей на примерку два костюма и два платья, взятые у знакомого продавца. (Еще в начале их сближения Сахрай заметил, что Гера махнула рукой не только на свою судьбу, но и на свою внешность и на свою одежду. Все ее платья были невзрачными. Он искал повода обновить ее гардероб.) Гера хотела знать мнение Риты о нарядах и попросила их оставить.

Женщины, сговорившись, еще месяц не общались с Сахраем. Наконец Рита позвонила и сказала, что он может забрать Геру, но только в ее присутствии. Сахрай, до сих пор относившийся ко всей этой истории с

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: