Lounge Act / Диванная сцена.

У тебя когда-нибудь было гнетущее ощущение наступающей неприятности? Когда дела идут вполне себе хорошо, проблем и трудностей не видно даже на горизонте, но ты чувствуешь волнение? Именно такое чувство сопровождало меня с самого сегодняшнего утра. Я не обжёг язык горячим чаем, не поскользнулся на холодном кафеле ванной комнаты, не споткнулся и не упал на улице и даже не попал в одну из тех глупых ситуаций, которые заставляют стыдливо прикрывать рукой лицо. Я бы даже сказал, что день сегодня выдался хороший. Почему бы и не назвать его хорошим? Запах словно стал немного приятнее, взгляд — немного радостнее, я сам — ещё немного увереннее. Так что домой из школы я возвращался в приподнятом настроении, даже грызущее напряжение где-то между сердцем и животом утихло.

День был хорош и относительно погоды. Безветрие и лёгкая облачность. Грязь подсыхала, остатки снега медленно таяли. В голове настойчиво крутилась какая-то мелодия, я медленно подходил к дому. Сегодня даже подъезд и лифт казались чище обычного.

Войдя в квартиру, я прислушался. Тишина. Что ж, отлично, дома никого. Я заглянул в комнату. Кот, по обыкновению, лежал на диване. Я медленно вошёл. Он тут же перевёл взгляд на меня, и как-то напрягся, готовясь при малейшей опасности рвать когти с покрывала. Два осторожных шага вперёд. Кот настороженно привстал, но хотя бы не выгибал спину и не шипел, как это бывало раньше. Я протянул руку, надеясь его погладить. И он побежал. Исчез в щели между диваном и стеной, только и вспоминай вытянутый стрелой хвост. Я лишь развёл руками. Такое не лечится. Впрочем, существует огромное количество неизлечимых синдромов и болезней, и это — едва ли не самая безобидная из их числа. Время — 13:09, кстати.

Пообедав, я привычно растёкся в своём кресле перед монитором. Здравствуй, интернет. Здравствуй, форум. Здравствуй, так называемый “бар”. Четыре года жизни, записанные здесь. Четыре тысячи сообщений на самые разные темы. Свободное общение. Я только недавно начал понимать, что это информативнее любых дневников, являясь не простым пересказом событий, но вытяжкой изнутри меня. Манера общения, обсуждаемые темы, взгляды, предпочтения — всё это было здесь. Я сам собрал на себя досье.

“- Досье? Ну, суд над тобой мы уже видели. Прокурор с адвокатом тогда решили выпить чаю, помнишь?”

“- А то! Мне, кстати, понравилось. В планах начать следить за собой”.

“- В смысле… выслеживать. Буду бегать с фонариком за собственной тенью. Потом догоню себя в подворотне и устрою допрос с пристрастием. А когда-нибудь попадусь себе на месте преступления”.

“- Зато здесь есть Республика. И уж она-то превыше скорости будет”.

“- Во-от, докатились. Ты уже сам себе проигрываешь”.

“- А о чём вообще можно говорить с человеком, который большую часть своей жизни считал, что “Досье” — это город?”

“- Это всё телевизионные репортажи. Они нас запутывают. Если слово стоит на месте названия города, то почему бы не предположить, что это название города?”

“- Ты здесь? Ладно. Когда-нибудь я постарею, и сидя в кресле, перечитаю весь свой архив сообщений на форуме, щуря глаза в очках и кашляя от хронического бронхита”.

Если я вообще доживу до старости. Скоро мне будет восемнадцать. Бесплатная путёвка на очередную газонефтяную войну меня уже заждалась. Республике всегда нужно свежее… мясо.

Я не знаю, что буду делать, когда закончу школу. У меня перед глазами огромный, колоссальный знак вопроса, нарисованный вязкой белой краской на потрескавшемся сером асфальте. Но это не страшно. У меня всё равно не будет выбора.

- Ну и ладно. Помнишь, чем клин вышибают? Вперёд, прояви здоровый пофигизм. Отбрось своё волнение. Я что хочу сказать: есть человек. Например, ты. Есть государство, например, Республика. И всё. Родины нет. Отечества нет. Они призывают отдать жизнь за государство — они призывают тебя отдать её просто так. Единственное, за что стоит отдавать жизнь — другая жизнь. Ценностей, за которые можно забирать другие жизни, не существует вообще. Сумбурно получилось, но я надеюсь, что ты понял.

Мерное гудение компьютера полностью заглушил надрывающийся дверной звонок. Затем последовали четыре тяжёлых удара в железную дверь. И честное слово, лучше бы я всё-таки упал лицом в апрельскую грязь.

Такое чувство, что все внутренности сжались до предела. Пульс подскочил на половину от исходного. Я прямо-таки подбежал к двери.

- Йййяя! — как же меня выворачивало от этого голоса…

Я открыл дверь. На пороге стоял батя. Почему именно так? Почему именно “батя”? Да потому что пьян почти в стельку. Я не знаю другого человека, которого бы так менял алкоголь. Кто-то добреет, кого-то тянет на весёлости, кто-то мирно засыпает, кто-то остаётся почти адекватен. В его случае менялось всё, от внешнего вида до модели поведения. Сейчас на меня смотрело опухшее небритое лицо с совершенно невменяемым взглядом. Тело, пошатывающееся на месте, запах, от которого хочется убежать и лишить себя обоняния, и самое смертельное оружие в арсенале — совершенно развязанный язык в сочетании со сбросившим все барьеры мозгом. Невероятная жажда говорить, готовность разъяснить непонятливым и убедить несогласных. Добро пожаловать домой. Ничего, что тебя не было полторы недели, я понимаю, работа. Только не надо говорить. Ни со мной, ни вообще. Только спать. Как минимум на ближайшие сутки.

Знаешь, что было хуже всего? Батя был не настолько пьян, чтобы просто упасть и заснуть мёртвым сном. Не было и этой пугающей “чуть нетрезвости”, которая оборачивалась увлекательной игрой, в которой при общем адекватном поведении ты должен выцепить признаки помутнённого разума. Он был пьян именно настолько, чтобы говорить вообще всё, что придёт в голову, сохраняя связность рассуждений.

Конечно, батя даже не собирался спать. Он кое-как прошёл на кухню и сел за стол. И одним движением пальца указал на стул рядом с собой.

Нет, только не очередной монолог. Пожалуйста. Только не это.

Я бы никогда не сказал ему “Пожалуйста”. Не из-за гордости, нет. За такую униженную просьбу он бы убил меня на месте.

Наверное, лучше бы он меня бил. Кидался с ножом. У меня была бы возможность отправить его в нокаут. Самооборона.

Тяжёлый взгляд. Глубокий вдох. Губы плотно сжаты.

- Да, нормально — я старался говорить как можно менее напряжённо.

- Хорошо. Главное, чтобы всё было хорошо. Ты знаешь, у меня тоже всё хорошо. Много работы – батя задумался и почесал покрытую колючей бородой щеку – но… ты же знаешь, что я стараюсь для тебя. У меня больше нет никого дороже. Хотя – тут у него пересохло в горле, и я протянул ему бутылку с водой со стола, из которой он сделал пару глотков – я не уверен, что ты это понимаешь. А может быть, понимаешь, но просто не ценишь.

В его голосе начинала сквозить лёгкая обида. Обычно это не приводило ни к чему хорошему. У бати потрясающий талант распаляться, доводя самого себя до белого каления — порой без единого слова со стороны собеседника.

- Полторы недели. Полторы недели я думал о тебе, здоров ли, как поживаешь, и вообще. А ты даже ни разу не позвонил. Не поинтересовался. Твой голос меня бы обрадовал. Но ты же обо мне забыл, не так ли? Ты забыл всё! У тебя нет ничего, кроме проклятого ящика!

Голос причудливо метался между вкрадчивостью и пьяным рычанием нарастающей силы. Сейчас надо что-нибудь сказать. Что угодно, лишь бы остановить эту машину ярости, работающую без топлива извне. Только не молчать. Не повторять прошлых ошибок.

- Нет, я не забыл – я старался не глядеть в его прищуренные опухшие глаза, смотря куда-то вдаль, в сторону позолоченных ручек шкафа в прихожей.

- Тогда… ммм, в чём же проблема? Почему ты мне не позвонил?

Каждое слово задавало мне укоряющий вопрос. Почему? Может, соврать ему, сказав, что честно пытался поговорить, но не смог дозвониться? Нет. Исключено. Можно врать кому угодно — друзьям, знакомым, просто людям, с которыми ты как-то контактируешь, можно даже обмануть самого себя. Но лгать родителям? Нет уж. Просто молчать, беспомощно глядя в поверхность стола? Ещё хуже. Это лишь разозлит его больше. Батя будет говорить долго и громко, сорвётся на крик. Ему пустые стулья — это публика, а целый человек — уже толпа.

- Почему ты не позвонил? – его крик оторвал меня от размышлений.

Тяжёлое молчание. Сейчас сюда ночь без шума с улицы, и мы бы услышали тиканье часов.

- ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ЗВОНИШЬ?! ОТВЕЧАЙ НА МОЙ ОТВЕТ!

- Я… боялся. Что… – я с усилием проглотил ком в горле. Проклятые слёзы снова были на подступах. – Что ты будешь… пьяным.

Чёрт. Уж сказанул, так сказанул. Зато батя на мгновение как-то сник. Потом придвинул своё лицо вплотную. Меня обдало перегаром. Да и зубы были нечищеные уже несколько дней, как минимум. Отвратнейший запах.

- Боялся? Пьяный? Ты меня… Я-то… Да – короткая, но ужасная пуза – я пьян. И что? И ЧТО? Ты боялся? Чего, кого? Душевного разговора или фашистов, что ли? Боялся позвонить отцу! Вот оно что! А я-то думал… я-то на тебя рассчитывал, верил, думал, мужиком будешь!

Знаком тебе такой странный хрипящий визг? Когда человек доходит до точки, бесясь в исступлении?

- Ты боялся?! В твои годы люди, дети воевали! Шли и погибали, погибали и шли, сражались и погибали, боролись и погибали, мучились и погибали, погибали и погибали!!! Без малейшего страха! Гордо! С лицами!

Он вскочил и отшвырнул стул. Речь стала бессвязной.

- Ужас, кошмар, боится, позор, звонить, не бывает, мы, глупость, умирать, гордо!

Батя взглянул на меня. Я сидел в ужасе. Давай, закидай его аргументами. Куда там. Меня словно сковало.

- Ты не мужик. Просто тряпка. Это не оскорбление. Я контанс… констант… утверждаю факт.

Он уже не орал. Наоборот, был словно полон спокойствия.

- Я бы утопил. Так было бы лучше. Для меня. Для тебя. Для страны.

Теперь я уже мелко трясся. Знакомые ощущения. Подобная сцена разыгрывалась как минимум раз в месяц. Но сегодня батя превзошёл себя.

Я глядел в пол. По ногам медленно стекал пот.

- Точно – полный презрения взгляд – дерьмо же не тонет.

И вот это уже был удар ниже пояса. Да что там пояс. У меня внутри что-то сломалось. Всё расплылось. Я поднялся со стула. Кулаки сжались, словно склеенные. Как будто всегда были такими. С рождения. Человек с цельными кулаками.

Лицо, полное презрения. Я поднял кулаки, трясясь, словно в припадке. Слёзы уже текли по щекам. Он стоял передо мной. Ударить отца? Я не могу. Ни тогда, ни сейчас. Я попятился, споткнулся о кошачью миску, расплескав воду. Чем дальше я отходил, тем страшнее он выглядел. Каменное изваяние посреди кухни. Он вообще не шевелился. Не менялось даже лицо. Я испугался. В спину уткнулась дверная ручка. Сейчас. Я развернулся и побежал.

Эти несколько метров коридора. Внутри словно сломался стержень, на вершине которого держался огромный камень. Сначала ты не чувствуешь ничего. А потом камень с грохотом достигает дна. Дробится на осколки, и каждый осколок начинает свой путь. Он обязательно приземлится и обязательно раздробится. И это ни в коем случае не останется незамеченным.

Камень прилетел к концу где-то на повороте. Я влетел в ванную комнату. До меня стремительно дошёл смысл последних слов. Да, это пьяный угар. Да, он не понимает, что говорит. Да, нормальный человек отреагировал бы нормально. Нормальный — то есть не истеричная тряпка.

Я бешено дёрнул кран горячей воды и сунул руку под струю. Боль, любая физическая боль, чтобы не думать, чтобы свести клеймо, данное производителем. Я прокусил себе руку до крови. Я нанёс два плотных удара в каждую челюсть. Я сбил кулаки о стены ванной до ссадин. Всё внимание — боли. А когда сосредоточиться на боли не удавалось, я сгибался пополам и просто кричал, надеясь, что всё заглушит шум воды. Я стоял почти что под кипятком. На рыдания сил не оставалось. Подступил кашель.

Остались лишь всхлипывания. Эта истерика продолжалась долго, в ванной я был уже около получаса, из которых минут пятнадцать просто метался. Кажется, я снова мог связно думать. Где я ошибся? Что сделал не так? Почему довёл его до такого состояния? А может быть, я вообще не виноват? Я распластался в горячей воде. Зрелище наверняка было жалкое.

Прошло ещё некоторое количество времени. Я был в порядке. Относительно своего состояния получасовой давности, конечно. Я насухо вытерся и осторожно вышел из ванной. Аккуратно проскользнул в комнату. Не знаю, где там батя, да и видеть его не хочется. Что ж, до сегодняшнего дня он лишь думал, что это так, теперь же это было фактом. Я рухнул на кровать. Всё это надо будет обдумать. Зато алкоголь я употреблять уж точно не буду. Мои дети такого не заслужили. Хотя будут ли они? Я не знаю. Сейчас надо постараться заснуть.

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: