Heart-Shaped Box / Коробка в форме сердца.

Сегодня пятница. Вторая неделя мая приближается к своему концу. Что-то случилось? Да, но не было ничего, заслуживающего отдельного упоминания. В понедельник я пришёл домой радостный, что называется “на подъеме”. Во вторник — напротив, настроение было ни к чёрту. В среду — ничего особенного, день как день, внутренняя стрелка тоже где-то на середине, в четверг — снова ниже плинтуса. Но не сегодня. Сегодня был отличный день. Сегодня была пятница.

В этот день благоволила даже погода. Наконец-то не было проклятой жары, в которой увяз весь город, и даже грязно-жёлтое солнце надёжно скрылось за облаками. На обратном пути меня встречал только свежий ветер, гнувший деревья и сметавший пыль. С тех пор, как трубопрокатный завод неподалёку от нашего жилого массива “закрыли на неопределённый срок”, дышалось снаружи намного легче. Ветер сегодня дул настолько свирепый, что мне вспомнилось начало февраля. Карантин, двадцатиградусный мороз и немногочисленные люди на улицах в резко подорожавших масках. Земля промерзала настолько, что с тем же успехом можно было копать сваленные в кучи бетонные плиты, предназначавшиеся для стен, разделяющие районы города.

А когда садилось блеклое солнце, выходила луна. Вместе с ней выходили и стаи бездомных собак, которых гнал холод. К ним присоединялся ледяной отблеск бритвы студёного ветра, гнавшего дымчатый снег по низу, у самого асфальта. Этот ветер бодрил, расправляя самые дальние уголки лёгких при вдохе. Этот ветер приносил с собой былое величие тех морозов, что ставили нас на своё место.

“- Мы наведём порядок на этой земле за считанные недели”.

“- Мы смеёмся вам в лицо” – Всадники Холода.

Я глядел на эту маленькую жёлтую луну, вспоминая луну совсем другую. Луну с большой буквы Л. Луну из старого сна.

Куда ни глянь — всюду трава под ногами. И много столов. За столами сидят люди. Ночь, но при этом всё прекрасно видно. Это не белая ночь, это Луна размером с футбольное поле, висящая над миром. Она так близко, что можно хорошо рассмотреть все эти кратеры, вулканы, выбоины и неровности. Это не Солнце, на которое не взглянешь без слёз, и от которого приходится защищать глаза. Это другая Луна, под которой защищать нечего, потому что никто не пытается ничего у тебя отнять. Тепло, тишина, трава под ногами и человек за столиком, напротив тебя. Кто это? Я никогда не мог разглядеть. Но теперь я начинаю догадываться.

Два мира, две луны. Сейчас я стою не под лучшей из них. Эта луна висит где-то высоко над нами, позволяя ветру свирепствовать. Неподалёку проносится машина. Сирена. Скоро самолёты будут опрыскивать город с воздуха, карантин всё-таки. Надо возвращаться домой. Воздух свеж и морозен, но мне не хочется подхватить простуду. Или, что ещё хуже, воспаление лёгких. Довольно мерзкая штука, от которой по вечерам захлёбываешься таким кашлем, что наизнанку выворачивает.

Так начинался февраль. Скоро закончится карантин, скоро я вновь отправлюсь в школу. Скоро начнутся перемены. И на самом верху спирали я тоже очень скоро окажусь. Подойду и посмотрю вниз с интересом. Я осторожно начну спускаться вниз. Пройдёт ещё немного времени, и я отодвину осторожность на дальний план, начав нарезать круги всё быстрее. Иногда я буду замедляться, и спрашивать себя: “Зачем?” Или: “Для чего?” И самое главное: “Что ты будешь делать, если победишь?” Ведь надо же будет что-то делать. А думать надо заранее. Здесь нет никаких точек сохранения или несгораемых сумм. Я верю, что то, что происходит сейчас — прекрасно. Но не в таком виде и не для меня.

Но это всё короткие размышления, слабый голос разума. Слабость его усиливалась с увеличением глубины.

Скажем так, отправной точкой был февраль и лёгкий интерес. И я прислушивался к себе.

“Да, конечно. Я согласен. Что? Мы так и сделаем”.

“Да-да… я слушаю. Слушаю. Я вполне себе сосредоточен”.

Апрель. Я обращаюсь к себе часто, как и всегда. Я обращаюсь, но не слушаю. А когда слушаю, то не следую. “Он на моей стороне ”. Да, слышать это было неожиданно. Я буду на твоей стороне с радостью. Только без фанатизма. Я уже на твоей стороне. Без приглашения, так уж получилось.

“Я здесь. Я помню. Я ещё в порядке. Нет, я не зацикливаюсь. Разве что совсем немного. Но я всё равно тебя слушаю”.

Добро пожаловать в май. Я в коробке. Глубоко и надолго. Ты мне нужна. Кто нужен тебе? О да, у меня есть сомнения и догадки.

Меня от этого режет изнутри. Я даже думать не хочу. Мысли сами рвут оборону и хлопают по плечам, срывая наушники.

Ветер ворвался на балкон, громко хлопнув дверью. Да, за время воспоминаний о феврале, о начале пути, на котором что-то забрезжило, я проделал остаток пути до дома, поднялся наверх, зашёл в квартиру, скинул рюкзак, сел на стул, упёрся локтями в стол и запустил руки в волосы.

День сегодня был хороший. Всё-таки, не каждый день слышишь от своего объекта хитрых планов, что ты, в сущности, классный, да и, говоря прямо, самый нормальный сосед. Последнее слово меня коробило. Но это же статус, не клеймо. Это вопрос решаемый. С этим справиться можно. Предела не существует, вопрос в том, как высоко мы сможем подняться. Кстати, я эту фразу напишу в своём сочинении на экзамене. Звучит красиво и правдиво, я считаю. И раз уж об этом пошёл разговор, получу пятёрку. Пришлось попотеть, конечно. 27 градусов в тени и чёрный костюм — это вам не шутки. Но это всё отступления. Мимоходом я удачно ответил, что сидеть и находиться рядом с ней легко и приятно. Она и сама мне в высшей степени приятна. Но об этом я умолчал, и факт этого коробил ещё больше.

“- Так почему же ты всё ещё внизу, если предела нет? Почему ты до сих пор не поднялся?!”

В клочья. Такие вопросы рвут меня в клочья. Таких убийственно неудобных вопросов много. Слышишь эту подначивающую интонацию и готовишься уходить от ответа или толсто врать.

“- Кстати говоря, вы могли гулять по проспекту, держась за руки. Например. Но ты же ничего для этого не сделал. Интересно обманывать себя и строить планы, которые никогда не приведёшь в исполнение. Ты жалок?”

“- Да тебе же не лень. Ты просто боишься. Всех, всего и везде. Кроме уютного отражения нашего мира внутри головы. С другой стороны, всё не так уж и плохо. Она хорошо о тебе думает. А как думаешь о ней ты? Хе-хе. Она, наверное, и не догадывается”.

Иногда я себя ненавижу. Бывают такие тяжёлые минутки. Смотришь на себя свысока и ненавидишь. Одновременно чувствуешь себя нижнего и такого жалкого. Потом просыпаются гордость на пару с самоуважением и прогоняют жалость и ненависть мокрыми тряпками. Ненависть к себе в моём случае явно бессмысленна. Я же не идеал, а если бы и был им, участь моя была бы незавидна, я уверен.

Но вот сейчас я себя ненавидел. Страх. Нерешительность. Неуверенность. И прочее, прочее, прочее. Мерзостные пороки, как кажется, сводящие плюсы к нулю. Плюсы? Какая разница, насколько ты хорош. Так уж заведено, что тебя либо хвалят, опуская недостатки, либо ругают, игнорируя достоинства.

Я стоял около шкафа, прижав голову к полке и придерживая рукой открытую дверцу. Я не собирался себя бить. Это такой жест молчаливого отчаяния. Полностью молчаливого, оставим беззвучные крики в никуда и следы зубов на одеяле для пятого класса.

Открылась дверь в комнату, и на пороге появился папа. Как это часто бывает, появился не вовремя. Ничего. Я скинул костюм, переоделся в домашнюю одежду и последовал за его жестом. А что же шкаф и странная поза? Да ничего особенного. Я лишь прикидывал величину зазора между дверцей и стенкой шкафа. Я соврал. Я так не хочу больше врать родителям. Но не лучше ли такая ложь, чем признание: “Я вполне серьёзно раздумывал над тем, чтобы ударить себя дверцей шкафа по голове на почве ненависти к себе”?

Мы пришли на кухню. Снова. Я был спокоен, даже несколько вял. После вспышки эмоций набежала знакомая вялость. Я снова сел на край диванчика в углу. Довольно знакомое положение. Только на сей раз кухонный стол был пуст абсолютно, намерение поговорить больше не скрывалось за совместной трапезой.

Итак, приготовиться. Сейчас последует какой-нибудь неожиданный вопрос. “Какой-нибудь” — точнее и не скажешь, иначе вопрос не был бы неожиданным.

Я посмотрел прямо в лицо папе. Подготовленный и отработанный взгляд. Концентрированное спокойствие. Посланный им в ответ взор словно говорил: “Взгляд у тебя не спокойный, а усталый. И выглядишь ты не умиротворённым, а просто-напросто выпотрошенным, потому что сил осталось чуть. Я вижу огромные внутренние вклады, низкую реализацию моментов, и чуть более чем никакую отдачу”.

Перво-наперво я резко подавил остатки волнения и удивления. В глазах-то оно всё отразилось, но я больше не пытаюсь ничего скрывать. Затем я апатично зевнул, протёр заслезившиеся глаза и почесал голову, волосы на которой окончательно спутались. Ну какого же чёрта, а? Да, я порядочно увяз здесь и ускорился там, на спирали. Влюбился до отказа почти всех систем адекватности, если угодно. Честно говоря, сильно устал, потому что удерживал и продолжаю удерживать всё внутри. Ещё я нормально не ел вот уже который день. Про короткий сон, её присутствие в моём сознании и постоянно подворачивающееся имя даже и говорить неудобно. Фантазия как-то поблекла и выцвела, кстати. Запах радовал всё так же. Хотя, как мне казалось, он стал менее агрессивным. Не так лез в ноздри, при этом сохраняя всё своё великолепие.

Я не стал ему всё это рассказывать. Иногда тяжёлого молчания достаточно, я считаю. А вот папа так не считал.

Он окинул меня взглядом неодобрения, едва не переходившего в столь нелюбимую им жалость. Приподнявшись, папа налил себе в стакан воды из бутылки.

- Лучше бы ты так страну свою любил, честное слово – и опрокинул воду в горло.

Да вы, однако, мастер. Не нужно увещевать машиниста, стоя над душой и жужжа в ухо. Достаточно подкинуть несколько дров в топку.

Вперёд, машина разума! Пусть твой мотор гремит так, чтобы стены коробки задрожали!

Я разозлился. Каков же подкол. Меня словно ошпарило. Как будто бы от этих слов вода неосторожно пролилась на раскалённые камни, и теперь удушающий пар с адским шипением вздымался кверху.

“- И ты не мог подкинуть мне тему для разговора! И ведь мало того, день так хорошо начинался, а ты привёл его к плинтусу своими обвинениями. Раз за разом, все эти укоры, упрёки, напоминания и обвинения. Выматывающие, кровососущие и медленно убивающие. Достаточно”.

И он замолчал. Пусть говорят люди, а не голоса внутри них.

- Любить. Я мог бы и хочу любить весь этот мир, не ограничиваясь рамками “своей страны”. Что это вообще такое, “своя страна”? Да, я родился и живу здесь, так уж получилось. И что теперь? Почему же я должен любить страну? Почему я должен ей гордиться? Почему я должен отдавать жизнь за неё, в конце концов?

Папа лишь слушал. Мне показалось, или в его глазах промелькнуло потрясение?..

- Этот ваш патриотизм — такая мерзостная гадость, честное слово! “Родина”, “Отечество” — да что это вообще за слова? Планета, шар земной – я обхватил воздух руками – вот она, Родина. Довольно уже хранить верность клочкам земли под размалёванными полотенцами! Мир один, и люди в нём одни. Это ли не прекрасно? Мир без государств и наций, мир, объединённый для лучшего будущего на благо всего человечества, мир без восхваления “своих” территорий и народов! И я готов любить такой мир, целиком и без остатка. А ты тут такими мелочами оперируешь! Низко это всё и прискорбно — любить и делать будущее для группки элитариев по государственному признаку.

Странно это всё и не клеится в общую картину совершенно. Почему же меня так пробивает в этих разговорах? Да, тут я и смел, и силён, и вообще. Неужели у меня получается хоть что-то? Что ж, лови момент и наслаждайся.

– …так вот, я не закончил. Или… что ты мне хотел сказать? Старый новый рассказ о грязной работе? Как государство прикрылось словом “Родина” и отправило убивать? Или как свергалась Империя в ноябре 99-го, двадцать лет назад?

Папа был просто в ступоре. Тело выглядело словно застывшим, судорожно подёргивались руки. А в глазах… в глазах стояли слёзы. Такого я не видел никогда.

- Там… всё было совсем не так – начал он приглушенно. Потрясённый голос сипел, дышал он как-то свистяще.

Мне было плевать. Меня прорвало. Мотор ревел, и из выхлопных труб струилось пламя. Коробка дрожала, стены ходили ходуном.

Я чувствовал себя победителем. Папа что-то бессвязно бормотал, речь его спуталась окончательно. На стол закапали слёзы. Или капли пота?

Слёзы, пот — к чёрту! Я встал из-за стола. Я не стал оглядываться. Я спокойно вышел из кухни, направляясь в ванную. Нет, это было не трусливое шествие с разлитой водой и скользящими ногами. Лишь твёрдая поступь и пьянящее чувство победы. Сегодня я победил. Не надо думать как победитель. Не надо вести себя как победитель. Достаточно просто начать побеждать.

Я вошёл в ванную. Повернул кран холодной воды на раковине. Умылся. “Он” поминутно твердил мне, что нужно на что-то решаться. Что ж, я решил. К чёрту всё: стеснение, неуверенность и страх. Завтра я сделаю. Я скажу ей правду смело и открыто прямо в лицо. Неважно, как это закончится. Главное — упрекнуть себя мне будет не в чем. Мне так казалось. Нужно ли говорить, что я ошибался?

Я взглянул в зеркало. Капли ледяной воды стекали по лицу. Три отрывистых ёмких удара по поверхности раковины. Три слова.

Мотор неудержимо взревел. Пламя разрывало коробку изнутри. Раздался рвущий уши на части скрежет. Стены покачнулись и рухнули, кроша и треская асфальт. Коробки больше не было. Теперь здесь лишь бетонные границы бывшей тюрьмы и дышащий пламенем разум.

И сразу такая необыкновенная лёгкость появилась. Когда принимаешь серьёзное решение с абсолютной точностью, чувствуется спокойствие и облегчение. Я уже очень давно не засыпал так спокойно.

Я был человеком на спирали. Я наконец-то остановился на полпути. Я подошёл к краю. Далеко внизу блестела вода. Волны бились о стены, казалось, колодца. Внизу спираль сливалась, просветы исчезали. Слева и справа — ничего нового, всё тот же вихрь. Я набрал полную грудь воздуха. Прыжок, и я уже лечу вниз, обтекаемый ветром. Свободное падение с такой высоты — непередаваемое ощущение. Брызги воды в лицо. Несколько секунд — и я вонзаюсь в толщу, поднимая целый каскад всплесков и тучу водяной пыли.

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: