Ясперс К. Из эссе «Философская вера». М.,1997. С. 420-425

Мы живем в сознании опасностей, которых не ведали предшествующие века: коммуникация с человечеством прошлых тысячелетий может оборваться; не сознавая тoго, мы можем сами себя традиций; сознание может ослабнуть; публичность формирования может быть утрачена. Перед лицом грозящих уничтожением опасностей мы должны, философствуя, быть готовы ко всему, чтобы, мысля, способствовать сохранению человечеством своих высших возможностей. Именно вследствие катастрофы, постигшей Запад, философствование вновь осознает необходимую независимость в поисках связи с истоками человеческого бьrтия. Наша тема - философская вера, фундамент нашеro мышления. Этa тема безrpанична. для тoro чтобы сделать ощутимыми простейшие основные черты, я делю постановку вопроса на шестъ лекций:

1) Понятие философской веры; 2) Содержание философской вepы; 3) Человек; 4) Философия и религия; 5) Философия и (альтерфилософия (демонология, обожествление человека, нигилизм);; ') Философия будущего.

Вера отличается от знания. Джордано Бруно верил, Галилей знал. Оба они были в одинаковом положении. Суд инквизиции требовал от них под угрозой смерти отречения от своих суждений. Бруно был готов отречься от нескольких, не имевших для нero решающеro значения положений cвoeго учения; он умер смертью мученика. Галилей отрекся от угверждения, что Земля вращается вокруг Солнца, и возникла меткая острота, будто он впоследствии сказал - и все-таки она движется. В этом отличия.

Если мы спросим, из чего нам исходить и к чему идти в нашей жизни, то ответ будет: из веры в откровение, ибо вне ее - только нигилизм. Один теолог недавно сказал: Решающий вопрос - Христос или нигилизм - не является неоправданным притязанием церкви. Если бы дело действительно обстояло так, то философии бы не было, а была бы только с одной стороны, история философии как история неверия, т.е. путь к нигилизму, с дрyroй - систематика понятий на службе у теологии. Философию тогда лишили бы ее сердца, как это и произошло с ней в атмосфере теологии. Даже в тех случаях, когда в подобной атмосфере возникали произведения с изощренным ходом мыслей, они черпали свою настроенность из чуждого, нефилософского источника церковной религии и в качестве философии, по существу, не принимались всерьез даже в их лишь частично признанной, иллюзорной самостоятельности.

Дрyгoй ответ на вопрос, из чегo нам исходить в нашей жизни, гласит: из человеческого рассудка, из науки, которые ставят перед нами в мире осмысленные цели и показывают, какими средствами их можно достичь. Ибо вне науки существуют лишь иллюзии. Философия, как утверждается сторонниками этогo направления, не обладает собственным правом на существование. Она позволила всем наукам шаг за шaгoм выйти из нее, последней логикe, превратившейся в отдельную науку. Теперь больше ничегo не осталось. Если бы это понимание соответствовало истине, то философии больше не было бы. Некогда философия была путем к наукам. Теперь она может, правда, и впредь влачить жалкое существование как служанка науки, скажем, как теория познания.

Однако оба понимания философии, очевидно, противоречат ее содержанию так, как оно сложилось на протяжении трех тысячелетий в Китае, Индии и Западной Европе. Они противоречат серьезности, с которой мы философствуем сегoдня, когда философия перестала быть служанкой науки, как в конце XIX века, и не вернулась к положению служанки теологии.

Названные опрометчивые альтернативы - вера в откровение или нигилизм, тотальная наука или иллюзия - используются как боевые средства для запугивания душ, дабы лишить их дарованной им Богoм ответственности за себя и привести их к ….

противоречие: истина, страдающая от отречения, и истина, которую отречение не затрагивает. Оба совершили нечто, соответствующее провозглашаемой ими истине. Истина, которой я живу, существует лишь благодаря тому, что я становлюсь тождественным ей; в своем явлении она исторична, в своем объективном высказывании она не общезначима, но безусловна. Истина, верность которой я могу доказать, существует без меня; она общезначима, вне истории и вне времени но не безусловна, напротив, соотнесена с предпосылками и методами познания в рамках конечного. Умереть за правильность, которая может быть доказана, неоправданно.. Но если мыслитель, полaгaющий, что он проник в основу вещей, неспособен отказаться от своего учения, не нанося этим вред истине, - это его тайна. Не существует общего мнения, которое мог.ло бы потребовать от него, чтобы он принял мученический венец. Только то, что он его принимает, причем, как Бруно, не из мечтательного энтузиазма, не из упорства, порожденного моментом, а после длительного преодоления своего сопротивления, - признак подлинной веры, уверенности в истине, которую я не могу доказать так, как при научном познании конечных вещей.

Случай с Бруно необычен. Ибо философия, как правило, концентрируется не в положениях, принимающих xapaктep исповедания, а в мыслительных связях, проникающих в жизнь в целом. Если Сократ, Боэций, Бруно - как бы святые в истории философии, это еще не значит, что они величайшие философы, это, подтвердившие своим мученичеством философскую веру, образы, на которые мы взираем с благоговением.

Убежденности, что человек может во всем основываться на своем рассудке....:.. не будь -глупости и злой воли, все было бы в порядке, - этому якобы само собой разумеющемуся заблуждению рассудка противостоит на почве рассудка и другое, с чем мы также связаны, а именно иррациональное. Его признают неохотно или рассматривают как не имеющую значения игру чувств, как необходимую для душевной организации иллюзию, как развлечение на досуге. или видят в нем силы, апеллируют к ним как к иррациональным страстям души и духа, чтобы с их помощью достигнуть своих целей. И наконец, видят в них истинное и.бросаются в иррациональное, в дурман, как в подлинную жизнь.

Веру никоим образом не следует воспринимать как нечто иррациональное. Более того, полярность рационального и иррационального привносит затуманивание экзистенции. В обращении то к науке, то к своей неоспоримой якобы последней точке зрения - в этом призыве то к пониманию, то вновь к чувствам - возникло некоммуникационное поверхностное вызревание мнений. Этa игра была возможна, пока путь еще освещало все более слабеющее содержание великой традиции то, что дух сознательно остановился на иррациональном, было концом. В дешевых нападках на все, в упорном отстаиваинии желаемого и признаваемого правильным содержания, в реальном разбазаривании традиции, внесерьезной, кажущийся чем-то высшим свободе и в патетике ненадежного духа стал как фейерверк. Все эти мнения не могут быть побеждены, ибо противника нет, а есть только смутное, подобное Прометею, многообразие, которое в его тотальной забывчивости вообще не может быть постигнуто - оно может быть только преодолено ясностью.

..нашей верой не может быть, по существу, лишь негативное, иррациональное, погружение во мрак того, что противоречит рассудку и лишено закона.

Признаком философской веры, вepы мыслящего человека, служит всегда то, что она существует лишь в союзе со знанием. Oнa хочет знать то, что доступно знанию, и понять самое себя. Безграничное познание, наука - основной элемент философствования. Не должно быть ничего, не допускающего вопроса, не должно быть тайны, закрытой исследованию, ничто не должно маскироваться, отстраняясь. Критика ведет к чистоте, пониманию смысла и границ познания. Философствующий способeн защититься от иллюзорного знания, от ошибок наук.

Философская вера хочет высветлить самое себя. Философствуя, я ничего не принимаю так, как оно мне навязывается, не вникая в него. Правда, вера не может стать общезначимым значением, но посредством моего убеждения должна стать присутcтвующей во мне. И должна беспрестанно становиться яснee, осознаннее и продвигаться далее посредством сознания.

В ней нераздельно присyrcтвyют вера, в которой коренится мое убеждение, и содержание веры, которое я постигаю, - вера, которую я осуществляю, и вера, которую я в этом осуществлении усваиваю, - fides gua creditur и fides quae creditur - субъективная и объективная стороны веры составляют целое. Если я здесъ: психологическое состояние веры и то, во что верят, содержание веры ….беру только субъективную сторону, остается вера только как верование, вера без предмета, которая как бы верит лишь в самое себя, вера без существенного содержания веры; Если же я беру только ее объективную сторону, то остается содержание веpы как предмет, как положение, догмат, состояние, как бы мертвое ничто.

Поэтому вера всегда есть вера во что-то. Но я не могу сказать ни то, что вера - объективная истина, которая не определяется верой, а, напротив, определяет ее, ни что она - субъективная истина, которая не определяется предметом, а, напротив, определяет eгo. Вера едина в том, что мы разделяем на субъект и объект, как вера, исходя из которой мы верим, и как вера, в которую мы верим.

Следовательно, гoворя о вере, мы будем иметь в виду то, что она ·объемлет субъект и объект. В этом заключена вся трудность, с которой мы сталкиваемся, желая гoворить о вере.

Здесь уместно вспомнить о великом учении Канта, которое имело предшественников в истории философии на Западе и в Азии; основная мысль этогo учения должна была появиться там, где вообще философствовали, однако облик сознающей самое себя и методически проведенной мысли она приобрела - хотя и в исторически обусловленном виде - у Канта, и в основных чертах навечно стала элементом философскогo озарения. Этo - мысль о явленности нашеro бытия, которое расщеплено на субъект и объект, связано с пространством и временем в качестве формы созерцания, с кaтeгориями в качестве форм мышления. То, что есть бытие, должно стать для нас в этих формах предметным и поэтому становится явлением; оно является для нас таким, каким мы eгo знаем, а не таким каким оно есть само по себе. Бытие не есть ни объект, противостоящий нам, воспринимаем ли мы ero или мыслим, ни субъект.

То же относится к вере. Если вера не есть ни только содержание, ни aкт субъекra, а коренится в том, что служит основой явленности, она может быть представлена лишь как то, что не есть ни объект, ни субъект, но оба они в едином, которое в разделении на субъект и объект есть явление.

Бытие, которое не есть ни только субъект, ни только объект, которое в расщеплении на субъект и объект присyтcтвует и в том, и в дрyroм, мы называем объемлющим. Хотя оно и не может стать адекватным предмету, мы в философствовании гoворим, отправляясь от нero и приближаясь к нему.

Вера, как иногда кажется, есть нечто непосредственное в противоположность всему тому, что опосредовано рассудком. Тогда вера была бы переживанием - переживанием объемлющеro, котоpoe мне дано или не дано. Однако при таком понимании основа и истоки подлинноro бытия как бы соскальзывают в то, что может быть психологически описано, в то, что случается. Поэтому Къepкerop roворит: «То, что Шлейермахер называет религией, вера reгелевских догматиков, по существу, не что иное, как первое неnocредственное условие вceго, - витaлъный флюид - духовная атмосфера, которой мы дышим. (Дневн. 1, 54). Эro не вера, Къepкerop имеет в виду христианскую веру, а то, что «улетучивается, рассеивается, как туман.

Къepкerop считает основной чертой веры то, что она обладает исторической неповторимостью, сама исторична. Она - не переживание, не нечто непосредственное, что можно описать как данное. Она - осознание бытия из eгo истоков посредством истории и мышления.

Философская вера это осознает, для нее всякое философствование, выраженное языком, - построение, лишь подroтoвка или воспоминание, повод или подтверждение. Поэтому философия никогда не может рационально зaмкнyтьcя в себе как творение мысли. Созданное мыслью всегда половинчато; чтобы стать истинным, оно требует дополнения тем, что не только мыслит eгo в качестве мысли, но делает ero историческим в собственной экзистенции.

Поэтому философствующий свободно противостоит своим мыслям. Философскую веру надо хаpaктepизоватъ негативно. Она не может стать исповеданием: мысль не становится догматом. Философская вера не имеeт прочной опоры в виде объективноro конечноro в мире, потому что она толъко пользуется своими основоположениями, понятиями и методами, не подчиняясь им. Ее субстанция всецело исторична, не может бытъ фиксирована во всеобщем - она может только высказать себя в нем.

Поэтому философская вера должна в исторической ситуации все время обращаться к истокам. Она не обретает покой в пребывании. Она остается решимостью радикальной открытоости. Она не может ссылатъся на самое себя как на веру в окончательной инстанции. Она должна явить себя в мышлении и обосновании. Уже в пафосе безоroворочноro угверждения, которое звучит как возвещение, нам yrpожает уграта философичности.

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: