Неоднородность исторического развития страны

Русский капитализм: Маркс против Ленина

Концепция второго эшелона

Три капитализма в России

Военный коммунизм и новая экономическая политика: надеЖды и разочарования

Вторичная капитализация и первоначальное накопление

НЕОДНОРОДНОСТЬ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ СТРАНЫ

Историческое развитие России принципиально отличается от западно­го своей нелинейностью. (Под линейностью следует понимать последо­вательное восхождение от низшей ступени к высшим с сохранением выбранного направления.) Россия не является ни капиталистической, ни социалистической страной ни по типу экономики, ни по типу менталите­та и культурного уклада. Но можно сформулировать данную мысль ина­че: Россия является одновременно и капиталистической, и социалисти­ческой страной, точнее, внутри ее скрыты оба начала, через которые она в разное время проходит, — быть рыночным и нерыночным обществом.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ

В социологической литературе российское общество чаще всего дается в сравнительной перспективе. Историки, экономисты и социологи выявляют общие и отличительные черты в генезисе социальной структуры российско­го и западноевропейского феодализма и капитализма, социальной структу­ры и общественных институтов, процесса модернизации общества, стадий и фаз его исторического развития. Их основной вывод — уникальность россий­ского общества.

В том, что Россия представляет собой уникальный тип общества, сходятся сегодня большинство отечественных и многие зарубежные социологи. Как самостоятельное общество она существует 1000 лет, если ее началом считать христианизацию Руси в 988 г. Она в 5 раз моложе самой древней на планете цивилизации — египетской, насчитывающей 5 тыс. лет, и в 5 раз старше са­мой развитой на сегодняшний день американской цивилизации, если считать ее началом получение США независимости 200 лет назад. Такое расположе­ние на временной шкале человечества уже само по себе придает ей определен -

ное своеобразие. С одной стороны, у России нет такого мощного культурного наследия, как у ведущих мировых цивилизаций. Когда речь заходит о куль­турных истоках, указывают на Византию, просуществовавшую 1200 лет и в свое

время по уровню развития обгонявшую Западную Европу. Отсутствие древнего исторического прошлого косвенно ука­зывает на этническую молодость на­ции, ее готовность развиваться, про­грессировать. С другой стороны, Рос­сия сегодня уступает в экономической и индустриальной мощи более молодой Северной Америке, гораздо более дина­мичной и агрессивной, что косвенно может свидетельствовать о своеобраз­ной этнической дряхлости или устало­сти России.

Итак, Россия очень молодая и од­новременно очень дряхлая цивилиза­ция, обладающая огромным потенци­алом, но не способная его эффективно применить. Столь противоположные оценки одного и того же общества по­рождены неоднозначностью, загадоч­ностью и противоречивостью самого феномена, призванного служить нам предметом изучения.

Для характеристики российского общества специалисты часто употреб­ляют термины, призванные подчеркнуть то обстоятельство, что страну нельзя однозначно причислять к какой-либо из существующих или существовавших прежде общественно-экономических формаций или типов цивилизации. Она не Запад и не Восток, она не капиталистическая и не социалистическая стра­на, не рыночное, но и не безрыночное общество. В России находят элемен­ты любого из существовавших на планете типов общества, экономической формации, цивилизации, но соединенные в какую-то новую и до конца не понятую еще конфигурацию. Наиболее удачными терминами при ее харак­теристике многие авторы считают понятие «пограничное», «переходное», «транзитное», «периферийное», «промежуточное» общество.

Характерной чертой подобных обществ выступает конфликтное перепле­тение элементов двух основных типов цивилизационного развития человече­ства — восточного и западного. Возможно, что именно это обстоятельство — конфликтное, а не гармоничное соединение разноцивилизационных черт — не позволяет российскому обществу добиться политической стабильности, высокого экономического и социального развития. В связи с этим А.В. Ви­ноградов пишет об анклавно-конгломератной самоорганизации не-западных обществ и России, которая со-равно-положена с Западом и Востоком¹.

¹ Восток — Запад — Россия: Сб. статей. М, 2002.

Правда, некоторые специалисты полагают, что Россия — не единствен­ный на планете переходный тип общества, скроенный по формуле Восток-Запад. В одном с ней ряду стоят Латинская Америка, Испания, Португалия, страны Балкано-Дунайского культурного круга и некоторые другие.

Российская цивилизация, как и перечисленные выше регионы, представ­ляет собой сочетание весьма противоречивых тенденций, идущих от Запа­да и Востока. В цивилизационном смысле Запад — это акцентированный рационализм, утилитарная экономи­ческая этика, господство человека над природой и ее подчинение нуждам общества, преобладание индивиду­ального начала над коллективным, культ инноваций и обновления, де­ мократические институты и рыноч­ное хозяйство. В противоположность этому Восток воплощает верность традициям, подчинение индивида кол­лективу, авторитаризм в управлении, подчинение человека природным ритмам, отказ от принципов конкуренции и прибыли, самодовлеющую власть натурального хозяйства.

Особенность развития России определяется, по мнению В.И. Пантина, на­личием мощных нерыночных укладов и особой экономической политикой го­сударства. Россия не являлась и до сих пор не является непосредственной ча­стью мирового рынка, будучи ограждена от него рядом различных барьеров. В России самостоятельное развитие и накопление торгово-денежного богат­ства, накопление капитала неоднократно прерывались ростом централизован­ной государственной хозяйственной системы, использовавшей и прибавочный продукт, и часть необходимого продукта на совершенствование военно-адми­нистративного механизма. Цели эти достигались путем изъятия из хозяйствен­ного оборота и экономического омертвления накопленных богатств в виде го­сударственных сокровищ².

В свое время Западная Европа находилась в фазе традиционного общества. Для того чтобы его модернизировать, потребовалось не менее 400 лет. И это не случайно. Дело в том, что медленнее всего изменяются нормы, традиции, ценности и менталитет нации, ее привычки и образ жизни. Экономику и технику можно изменить довольно быстро. Замедленность духовного про­движения объясняется тем, что старые привычки и традиции, прежде чем их заменят новые, должны исчерпать себя, показать свою бесперспективность и неспособность помочь нации выживать в меняющемся мире. На это могут уйти десятилетия, если не столетия.

В России еще только начинали складываться культурные традиции и привычные устои, когда страну завоевали монголо-татарские орды. В те­чение 300 лет происходили откат назад, отказ от традиций и формирова­ние новых приспособительных механизмов, но не на добровольной осно­ве, а на принудительной. Покоренной нации прививались чужеземные ин­ституты, традиции, ценности. До сих в своем поведении мы еще во многом азиаты. Пока Русь отстаивала свой государственный суверенитет, боро-

² Пантин В.И. Революция с кнутом // Век XX и мир. 1989. № 9. С. 23-25.

лась с нашествиями и укрепляла верти­каль власти, столь нужную для огромной территории, хорошо интегрированная внутри себя Европа пережила несколько культурных эпох, включая готическое Средневековье, величественное Возрож­дение, религиозную Реформацию и ду­ховное Просвещение. Отставшей России не удалось участвовать в общем созида­тельном строительстве; пришлось пере­нимать готовые институты с тем, чтобы хоть как-то или когда-то догнать разви­тые страны.

Затянувшаяся на столетия и плохо дви­жущаяся модернизация — естественная плата за историческое отставание. В этом заключается один из элементов или одна из характеристик того особого пути развития, который многие ученые приписывают Рос­сии. Созданную у нас цивилизацию особо­го типа иногда называют евразийской.

Развитие России в течение тысячеле­тия — это колебание между двумя полюса­ми — рыночным и нерыночным, между

ценностями коллективизма и индивидуализма, между западноевропейским

и евразийским путем исторического генезиса.

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Своеобразие исторического развития России активно обсуждали русские общественные деятели, историки и мыслители XIX в. Пожалуй, наиболее резко мнение о глубоком различии между русской историей и историей западной выразили в 1840—50-х гг. славянофилы «в самом начале изучения нашей древ­ности с новой философской точки зрения на исторический процесс как на органическое развитие»³. В позиции славянофилов подкупает хорошее знание деталей исторического быта русского народа и отталкивает «философизация» исторического пути России в целом. Совершенно явно здесь ощущается вли­яние философии истории Г. Гегеля. Отсюда взгляды на избранность русского народа, его всемирно-историческую миссию, «функцию новой и более высо­кой ступени развития мирового духа». В качестве социокультурного начала русской самобытности у И. Киреевского выступало православие, в религиоз­ном учении которого якобы органично соединялись вера и разум, сердце и ум, тогда как католицизм на Западе — это рассудочность и логическая односторон­ность, раздвоенность личности и мира. Кроме того, государственность начи­нается на Западе с завоеваний, а у нас — с добровольного приглашения варя­гов и естественного развития народного быта.

³ Павлов-Сильванский Н.Л. Феодализм в России. М., 1988. С. 6.

Третье отличие России от Запада Киреевский видел в общинном земле­владении. В согласии с этим и К. Аксаков считал общину основой русского общественного устройства⁴.

В признании коренного различия между Западом и Востоком вполне со­шелся со славянофилами западник К.Д. Кавелин. По мнению этого истори­ка и публициста, феодальное начало, принесенное на Русь варягами, быст­ро ассимилировавшимися в славянс­кой среде, не получило должного раз­вития при господстве межкняжеских родовых отношений. Поскольку лич­ные феодальные отношения не пре­вратились в классические поземельные феодальные отношения, то история России пошла другим путем, который резко отличался от западноевропейс­кого. Только реформы Петра I «выпря­мили» этот путь, вывели страну на ту же магистральную дорогу, какой шла Западная Европа⁵. По существу эти идеи в дальнейшем легли в основание концепции истории теоретиков госу­ дарственной школы в исторической социологии. Уже здесь прочерчиваются контуры историко-социологической концеп­ции, которая в XIX в. становится предметом ожесточенных идеологических споров. Сюда относится и тезис Кавелина о противоположности двух начал: у германских племен развито начало личности, у русско-славянских — об­щинное, чем объясняется ведущая роль в общественном развитии родствен­ных и семейных связей «Общая схема русского развития, формулированная Кавелиным... приняла следующий вид: 1) род и община (общее владение); 2) семья и вотчина (частное владение); 3) государство и зачатки личности; 4) петровская реформа и начало личности»⁶.

Для многих русских историков Петровская эпоха вообще стала перелом­ным моментом истории. Согласно СМ. Соловьеву, западные народы всту­пили в пору своей социальной и общественной зрелости еще в XVI в., а Рос­сия — только в XVIII в., т.е. на 200 лет позже. Но это не отсталость, а именно задержка в развитии. Позднее вступление России на путь цивилизации Со­ловьев объясняет географическими условиями: огромная равнина, отсутствие выхода к морю и близость степей, населенных враждебными племенами. Законы исторического развития всюду одинаковы, считает Соловьев, исто­рическое развитие России и Западной Европы начинается одновременно, но Западная Европа — в более благоприятных географических условиях. Мало­численность населения и обширная территория, иными словами, излишки

⁴ См.: Киреевский И.В. Характер просвещения Европы и его отношение к просвещению России //Поли. собр. соч. М., 1861. Т. 2. С. 216-266, 275, 276; Аксаков КС. О древнем быте у славян вообщеи у русских в особенности // Поли. собр. соч. М., 1862. Т. 1. С. 123.

⁵ Павлов-Сильванский Н.П. Указ. соч. С. 7, 642.

⁶ Там же. С. 9.

земли и ее дешевизна при дефиците рабочей силы, веками сохранявшиеся кочевой образ жизни и дух военного братства у дружинников, служивших русским феодалам, отсутствие долговременных жилищ и постоянных горо­дов (отсюда способность русского человека с легкостью уходить из дома, скрываясь от татар, литовцев или тяжких феодальных податей⁷) — все это не

могло не наложить отпечаток на пси­хологию и образ жизни русского наро­да. Эти объективные предпосылки в очень важной, даже определяющей мере сформировали своеобразный ин­дустриальный уклад и стиль России через два-три столетия.

Резкое отличие от Запада обнаружи­лось в развитии России, по мнению Со­ловьева, еще в X в. и сохранялось в тече­ние семи столетий. На Западе дружина в X в. приобретает оседлость и феодаль­ную самостоятельность, у нас долгое время она сохраняет зависимо-служивое полукочевое положение. На Западе рано получают значение города, между ними завязываются тесные торговые связи и разделение труда, горожане приобрета­ют сословную самостоятельность. У нас города были долгое время бедны и раз­делены большими расстояниями, и когда Иван Грозный предложил горожанам самоуправление, то многие города отказались от царского дара.

Антитеза между историей Запада и историей России констатировалась В.О. Ключевским и П.Н. Милюковым. «Мне она представляется, — пишет Павлов-Сильванский в конце XIX в., — в существе своем глубоко ошибоч­ной. Резко противопоставляя подвижную бродящую Русь оседлому Западу, Соловьев... преувеличил... подвижность Древней Руси...» Автор усматрива­ет между Востоком и Западом гораздо больше сходства, чем Соловьев. Уже с XIII в. с ростом боярского крупного землевладения в России складывается такой порядок, который по основным признакам похож на феодализм на Западе⁸. Таким образом, черты сходства в исторической судьбе России и За­пада Павлов-Сильванский отодвигает дальше на четыре столетия, перено­сит границу из XVIII в. в XIII в. Но еще раньше, т.е. не на конец XIX в., а в 1850-х гг. прошлого столетия эту границу передвинул знаменитый русский историк-медиевист Т.Н. Грановский. Он утверждал, что история всякого народа начинается с родового быта, и доказывал, что славянская ветвь сход­на с германской. Правда, здесь он был не совсем оригинален, поскольку до него первым теоретиком родового строя был Иоганн Филипп Густав Эверс (1781 — 1830), профессор Дерптскогоуниверситета, почетный член Петербург­ской академии наук. Изучая правовую и экономическую историю России, он увидел в ней не исключение, а общую закономерность, свойственную всем народам на начальной ступени развития. Эверс⁹ по существу и создал пер-

⁷ Павлов-Сильванский Н.П. Указ. соч. С. 17—18. См. также: Соловьев СМ. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984; Он же. Избранные труды: Записки. М., 1983.

^s Там же. С. 19.

⁹ См.: Эверс И.Ф. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии (1826) / Пер. И. Плато­нова. СПб., 1835. С. 1-2. 12.

вое учение о родовом строе как первоначальной форме общественного строя. К. Маркс и Ф. Энгельс, пришедшие к аналогичному открытию после знаком­ства с работами ряда историков, сделали это позже Эверса и, по всей види­мости, независимо от него. Вслед за Эверсом и Грановским независимо от Маркса и Энгельса Б.Н. Чичерин¹⁰, принадлежавший, кстати сказать, к за­падникам, доказывал, что в России, как и в других странах, исходным нача­лом был кровнородственный союз, что славянский и западный миры при поверхностном различии имеют глубокое сходство оснований и начал быта. Таким образом, мнения русских историков о своеобразии России зачас­тую расходились почти диаметрально. Но характерно, что любая позиция, даже самая полярная, обосновывалась главным образом не географически­ми или правовыми реалиями, а социологическими аргументами. Особенно часто ссылки делались на различие западного и русского общественных ук­ладов и образа жизни населения.

При этом большинство серьезно мыслящих русских историков было склонно считать, что русская история в целом подчинена действию тех же всеобщих законов, что и западная, хотя Россия движется по общему пути со значительными отклонениями и опозданием.

Но как бы ни важна была централь­ная идея о государстве всеобщих зако­номерностей и вовлеченности России в общий ход истории, не меньшее зна­чение имеют и конкретно-историчес­кие детали, указывающие на отличия или отклонения от общего пути. На­пример, интересны мысли Соловьева о более позднем, чем на Западе, установ­лении в России крепостного права, о торговой и промышленной неразвито­сти допетровской России,неспособно­сти содержать постоянную армию за государственный счет и необходимос­ти вследствие этого вооруженному войску кормиться за счет мирного на­селения (для этого служивым людям раздавали земли, но в малонаселенной стране работников не хватало. Так созревали предпосылки для прикрепле­ния крестьян к земле).

Интересны и социологические воззрения П.Н. Милюкова на социальную структуру российского общества. Европейское общество, полагал он, стро­илось естественно, снизу вверх: средний слой феодальных земледельцев вырастал из недр сложившегося класса оседлого крестьянства. Над ними высилась централизованная надстройка государственной бюрократии. В Рос­сии общество создавалось как бы наизнанку — сверху вниз. Надстройка у нас сложилась раньше базиса, государство возникло раньше развитой экономи­ки. Центральная власть сверху создает военно-служивый класс, который за­нял место земельной аристократии, которая в России была слишком слабой.

¹⁰ Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858. С. 367; Он же. Областные учреждения в России в XVII веке. М., 1856. С. 28.

Воспользовавшись этим, военно-служивый класс закрепил под собой крес­тьянство. Другая отличительная черта: российское государство строило об­щество не в связи с решением внутренних проблем, а в связи с внешними факторами — защиты от постоянной военной угрозы".

В социологической теории Милюкова обосновываются также тезисы о крайней подвижности населения средневековой Руси и отсутствии здесь крупного боярского землевладения. В своей вотчине русский землевладелец не был таким единоличным распределителем (судьей и правителем), как западноевропейский. На этом основании Милюков предлагал использовать термины «феодализм» по отношению к России в весьма условном смысле. Это означало, что родовые черты феодального строя в России и Западной Европе были сходными, но различались частные, или видовые, признаки. Правда, Павлов-Сильванский считает отсутствие видовых признаков еще недостаточным основанием для того, чтобы отказаться от употребления по­нятия «феодализм» по отношению к России (т.е. сохранить его аналог «удель­ный порядок») и тем самым воспользоваться удобством сравнительно-исто­рической терминологии¹².

На своеобразии русского исторического развития настаивал в конце XIX в. В.О. Ключевский. Это своеобразие он видел в отличных от Запада условиях колонизации и простоте общественного строя. В отличие от Запада феодаль­ное дробление суверенной власти возникло наследственно. В отличие от Запада у нас не было соединения служебных отношений с поземельными, а также наследственности тех и других. Ключевский считал, что в России и на Западе действительно есть сходные элементы, условия. Однако у нас они образуют другие комбинации, «являются в других сочетаниях, действуют при других внешних обстоятельствах, и потому созидаемое им общество полу­чает своеобразный склад и новые формы»¹³. Это своеобразие доходит неред­ко до такой крайней степени, что причинно-следственная связь событий и явлений происходит «в обратном порядке». В отличие от Ключевского у Милюкова этот ход событий доводится всего лишь «до контраста».

Ключевский обнаружил важнейшую особенность исторического развития стран, находящихся в различных социально-экономических условиях, в раз­личных общественных формациях. Действительно, одни и те же явления мо­гут происходить в совершенно несхожих по социальному устройству обще­ствах. Так, бюрократия рекрутирует в свои ряды почти равномерно из всех социальных групп и слоев общества, будь оно капиталистическим или социа­листическим. Иными словами, природа бюрократии — защита изживших себя сфер производства и общественных форм, устаревших норм и правил — одна и та же в США и СССР. Обе страны разрабатывали ряд особых мер, компен­сирующих тяжелый труд рабочих на конвейерных линиях, и обе они, правда в разной степени, оплачивают малоквалифицированный труд на конвейере выше высоквалифицированного труда в других производствах. В СССР и в США предприятия, работающие на государственный заказ, получали приви­легированное, неконкурентное, монополистическое положение. СССР и

" Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. 5-е изд. М., 1902. Т. 1. С. 140—143.

¹² Паелов-Сильванский Н.П. Указ. соч. С. 27.

¹³ Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1904. Т. 1. С. 37; Он же. Боярская дума Древней Руси.3-е изд. М., 1902. С. 7.

США, а также некоторые западноевропейские страны в конце 1970-х — нача­ле 1980-х гг. переживали период застоя. Отмечались падение темпов роста экономики и производительности труда, замедление инновационного процес­са, уменьшение обшей прибыльности капиталовложений, торможение роста заработков, сохранение огромного перевеса устаревшего оборудования (в ФРГ в начале 1980-х гг., по оценкам специалистов, лишь '/₄ оборудования соответ­ствовала современным требованиям) и старых отраслей. В развитых индуст­риальных странах своеобразным пиком «застойных процессов стала вторая половина 1970-х и начало 1980-х гг. — период невиданного прежде феномена стагфляции — сочетания нарастающих монопольных цен — инфляция, с кри­зисными спадами производства»¹⁴.

Ключевский еще раньше находил общие черты между феодальным стро­ем России и феодализмом Западной Европы, но делал это, замечает Павлов-Сильванский, «как-то нехотя», обставляя свое признание рядом оговорок, «настаивая не на сходстве, а на различии»¹⁵. Осторожность историка оправ­дана: даже элементы, которые сходны с западными, образуют совсем иные комбинации, не говоря уже о тех эле­ментах, которые свидетельствуют о се­рьезных отклонениях от общеистори­ческой закономерности.

Итак, в отечественной историогра­фии регулярно возникал вопрос, каки­ ми теоретическими понятиями, схема­ми, представлениями объяснить исто­рическое своеобразие России, ее отличие от Запада. Некоторые точки зрения мы уже рассмотрели. Обратимся к современному состоянию проблемы, пред­лагаемым уже советскими историками вариантам решения. На наш взгляд, самой интересной и методологически плодотворной для исторической соци­ологии (и для социологии труда) является концепция трех формационных типов исторического развития, разработанная коллективом авторов (Э.Н. Га­лич, А.В. Гордон, А.В. Журавский, Н.А. Симония, A.M. Петров и др.)¹⁶. В ос­нове этой концепции лежит некоторая политэкономическая абстракция «классического» пути смены общественно-экономических формаций, выч­лененная из различных работ Маркса и конкретно-исторического материа­ла, в изобилии поставляемого современной наукой. Разумеется, развитие ни одной реальной страны никогда не соответствовало полностью классической модели последовательности смены формаций, модели, которая, повторяем, служит абстрактно-теоретическим обобщением совокупного исторического общества — человеческой цивилизации.

Меньше всего отклоняются от «идеального пути» (воспользуемся здесь выражением М. Вебера) страны «первичной модели», в первую очередь Ан­глия и Франция. Те страны, которые отклоняются больше (Россия и Герма-

Васильчук Ю.А. Переход ко второму этапу НТР (новый механизм торможения и новая расстановка классовихсил)//Рабочий класс и современный мир. 1988. № 3. С. 69; Меньшиков СМ. Инфляция и кризис регулирования экономики. М., 1979. С. 368. ¹⁵ Павлов-Сильванскии Н.П. Указ. соч. С. 36.

Подробнее см.: Эволюция восточных обществ: синтез традиционного и современного. М, 1984.

ния), отнесены к «вторичной модели». Наконец, существенно запаздываю­щие в историческом развитии страны, например Индия и Китай, отнесены авторами к «третичной модели». Подобный классификационный прием, конечно, является условной теоретической конструкцией, но он имеет та­кое же право на самостоятельное существование, как и марксистская теория смены общественно экономических формаций в зависимости от смены спо­собов производства.

Более того, не противореча марксистскому учению по существу, совре­менная теория выступает его конкретно-страновой расшифровкой. Обнару­женное нами противоречие между те­ориями Маркса и Ленина по вопросу о русской общине, смеем надеяться, найдет разрешение именно благодаря такому синтезу классического марк­сизма и современных достижений ис­ торической науки.

При создании любой сравнительно-исторической концепции прежде всего возникает проблема критериев отне­сения конкретной страны к той или иной модели. В нашем случае это гра­ницы допустимых отклонений от классической модели. В каждой ситуации, видимо, критерии должны быть частными, а не общими. К первичным мо­делям для каждого данного цикла формационного развития авторы относят те страны, отклонения которых от «идеального типа» не выходит за рамки одной фазы. «Если же разрыв с классической моделью превышает фазу, то это означает минование (частичное или полное) определенной фазы, то есть качественное изменение характера процесса эволюции и возникновение новой вторичной или третичной модели»¹⁷.

Однако далее в рамках одной и той же модели, например первичной, воз­можны различные варианты развития. Иными словами, различные фазы одного формационного цикла, в частности капиталистического, представ­лены различными странами. «Англия, например, особенно подходит для фазы зарождения и становления капитализма, а также для его зрелой фазы, причем прежде всего в экономическом аспекте, Франция — для тех же фаз, преимущественно под политическим углом зрения. США неприемлемы как первичная модель для фаз зарождения и становления, но довольно хорошо иллюстрируют фазу зрелого умирающего капитализма»¹⁸. Данный вывод тес­но коррелирует с мыслью Маркса о том, что Англия является классической страной капиталистического способа производства¹⁹, и характеристикой Франции как образцовой страны для изучения политических форм господ­ства буржуазии, высказанной Энгельсом²⁰.

Различия между странами, принадлежащими одной модели, могут дос­тигать десятилетий. «Так, в Англии тип авторитарной бонапартистской го­сударственности, соответствующий первой фазе раннекапиталистического развития, просуществовал примерно 180— 190 лет, во Франции — всего 80 лет.

¹⁷ Эволюция восточных обществ. С. 224-226.

¹⁸ Там же. С. 224.

¹⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 6.

²⁰ Там же. Т. 21. С. 259.

Англия жила при типе буржуазно-демократической государственности ме­нее 70 лет... а Франция — около 30 лет... Франция со значительным запозда­нием (на 150 лет) вступила в первую фазу капитализма, но Англия все еще находилась на этой фазе. Франция лет на 40 позднее перешла ко второй фазе, но Англия опять же находилась на ней. И обе страны с минимальным раз­рывом перешли к третьей фазе капитализма... В плане формационной эво­люции этих двух государств никогда не было разрыва в целую фазу, поэтому общий характер социально-экономического развития и соответствующий ему тип государственности не менялись. Складывалась лишь ситуация догоня­ющего ускорения в развитии Франции по отношению к Англии»²¹.

Столь значительные временные различия в прохождении одной и той же фазы странами, близкими по своим экономическим и социально-политичес­ким характеристикам (и поэтому принадлежащими к одной формационной модели), могут внушить русским историкам оптимизм по отношению к Рос­сии. Как мы помним, СМ. Соловьев считал, что в течение 7 столетий (на­чиная с X в.) сохранялись резкие раз­личия между Россией и Западом, так что в XVIII в. первая отставала в сво­ем экономическом и социально-поли­тическом развитии на 200 лет. Однако при Петре I Россия вступила на обще­европейский путь развития цивилиза­ции, и запаздывание стало постепенно сокращаться. По мнению русских ис­ториков, и в этом славянофилы во многом сходились с западниками, ис­торическое развитие России начинает­ся одновременно с западноевропейс­ким, однако в силу тех или иных при­чин она то и дело отклоняется от прямого пути, сбивается с ритма, но впоследствии «исправляется».

Выражаясь современным языком, Россия всякий раз переживала одни и те же фазы формационного развития, что Англия и Франция, т.е. ее следует относить к первичной модели. Конеч­но, если бы дело заключалось только в количественных различиях, то ими можно было бы и пренебречь. «Дело, однако, не в количественных различи­ях, — справедливо отмечают авторы трехмодельной концепции формацион­ного развития, — тем более что и Англия не была первой страной, совершив­шей буржуазную революцию. Главное в том, что обе эти страны не только в общем и целом укладываются во всемирно-исторические временные рамки фаз зарождения капитализма в недрах феодализма (XIII—XVI вв.), его ста­новления (XVI — первая треть XIX в.), зрелости (со второй трети до конца XIX в.) и умирания (с начала XX в.), но и прошли (более или менее полно)

²¹ Эволюция восточных обществ. С. 226.

каждую из этих фаз, последовательно переходя от одной к другой, не минуя ни одной из них»²².

Прошла ли Россия все формационные циклы последовательно, не минуя ни одной фазы, или же здесь были скачки, отставания, серьезные отклоне­ния от всемирно-исторической закономерности, как она начертана «клас­сической моделью»? Единства мнений нет и по этому вопросу. Правда, сход­ство обнаруживается в одном: на территории Древней Руси существовал пер­вобытно-общинный строй. Это доказано археологическими данными. Но как быть с другими общественными формациями?

На Руси, как и в Европе, возникает феодализм, но феодализм своеобраз­ный. На Руси не было рабовладения, или, вернее, рабство не имело произ­водственного характера, оно оставалось патриархальным, домашним. Поэто­му переход к феодализму отличался от аналогичных процессов, происходив­ших в Римской империи. Феодализм на Руси отличался и от аналогичного уклада, складывавшегося в Европе. В отличие от Западной Европы на Руси не сформировалась система вассальных отношений, земля не являлась объек­том купли-продажи, выступала как «вотчина» — общая, коллективная соб­ственность рода, а не лично князя. Наследование вотчинных земель опреде­лялось по старшинству внутри рода. Наряду с вотчинной землей существо­вали и другие коллективные формы землепользования — общинная крестьянская (вервь) и церковная, монастырская. В частной собственности земли не было. Зависимость крестьян от князей была слабой, сохранялась относительная самостоятельность крестьянства, так как во владении крес­тьянской общины оставалась своя, общинная, земля. Этим объясняется мед­ленное развитие феодальных отношений, их сочетание с общинными. Не было и жесткого обособления феодального сословия.

Стоит прислушаться к компетентному мнению С.Г. Струмилина. Он по­лагает, что русское земледелие не знало рабовладельческой формации. Аргу­менты здесь не археологические, а скорее экономические. При низких урожаях и примитивной технике земледелия затраты на содержание рабов были зна­чительно выше, чем получаемая от их малопроизводительного труда выгода²³. «Общеизвестно, что славяне, как и древние германцы, перешли к феодально­му строю, минуя рабовладельческую формацию, непосредственно от патри­архально-родового строя... За отсутствием больших частновладельческих ла­тифундий здесь не мог найти себе широкого применения и рабский труд»²⁴.

Стало быть, на российском феодализме должны были сказываться пере­житки не рабовладельческого, а более раннего, патриархально-родового строя. Крупное землевладение отсутствовало в XI—XIX вв. еще и потому, что наследство не переходило к старшему сыну, как в западных странах, а дели­лось поровну между сыновьями. По существу крупное землевладение слу­жило на Западе экономической основой плюрализма и оппозиции центра­лизованной власти. Стало быть, таковой в России не было.

Однако неоформленность рабовладения в самостоятельную стадию или формацию еще не означает отсутствия его элементов в дальнейшей судьбе России. Крепостное право многие историки, в том числе Маркс и Ленин,

²² Эволюция восточных обществ. С. 226.

²³ Струмияин С.Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966. С. 102-108, 188.

²⁴ Там же. С. 107.

прямо называли рабством, причем рабством по отношению к государству. По отношению к самодержцу все были рабами — от крестьянина и купца до родового дворянина. Элементы рабовладельческой формации, существовав­шей в зачаточной форме, но не изжитые до конца, не достигшие зрелой фор­мы и поэтому не переработанные и не ликвидированные феодализмом, дава­ли о себе знать на протяжении двух последующих формаций в виде соци­ального закрепощения людей, отсут­ствия гражданских свобод, сохранения остатков патриархальной зависимости. История наших дней может дать сколько угодно примеров сохранения патриархальных и рабских пережитков хотя бы в Средней Азии (феодально-байская психология, коррупция соци­альной верхушки, пережитки родово­го строя в образе жизни). До недавних пор этот регион составлял часть со­ветского политического пространства, которое, как теперь ясно, было крайне неоднородным по всем основным параметрам — политическим, экономичес­ким, социальным и культурным. А то, что скроено из разнородных кусков, прочным не бывает.

Таким образом, формационный уклад России на всех этапах развития не представлял собой стадиально-однородной общественной структуры. Ее исторический генезис имеет не меньше общих черт с Востоком, чем с Запа­дом, хотя ни к одному из этих культурных ареалов Россия полностью никогда не принадлежала. Интенсивный товарный обмен между городом и деревней, определивший специфику европейского феодализма, в историческом разви­тии нашей страны играл подчиненную роль, был вытеснен на ранних фазах социогенеза другим видом исторического разделения труда — разделением между военно-кочевыми и культурно-оседлыми народами. Подобная харак­теристика вообще являлась интегральным элементом типично средневеко­вого восточного общества. «Именно в различной хронологии и социологии данного

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: