Гармония брачной устойчивости

В каждом человеке сосуществуют две потребности. С одной стороны, это — потребность в единении с другим человеком, в сближении с ним, в связанности, в зависимости от него. С другой — потребность в самостоятельности, в независимости от других людей, в движении к своим собственным целям.

Так, мы влюбляемся, сближаемся, делимся с любимым абсолютно всем, все время проводим вместе. Однако само сближение, нарастая, начинает усиливать другую нашу потребность — в самостоятельности, и в какой-то момент это заставляет нас немного разойтись, разъединиться. Такое отдаление происходит без всякого внешнего повода, оно –– закономерная реакция на максимальную близость.

Выше мы уже видели различия в системе воспитания детей. Если в мальчиках воспитывают независимость, самостоятельность, то в девочке те же родители поощряют и стимулируют привязанность, стремление к единению, к постоянству. Вот и получается, что потребность в единении и самостоятельности у мужчин и женщин неодинакова, и это создает множество проблем.

У большинства пар можно уловить ту точку, в которой устанавливается как бы равновесие между двумя силами. Точка эта для каждой пары индивидуальна и неповторима. Временами потребность в уединении берет верх у обоих партнеров, после чего появляется и потребность в сближении и т. д.

Однако как мы уже убедились выше, цикличность мужского и женского либидо не совпадают по фазе. Поэтому-то иногда может возникать и рассогласование их потребностей. Такое чередование — закон практически всеобщий: даже образцовые супруги могут припомнить, как за неделями, месяцами полного единения наступали более «прохладные» периоды, а затем супругов вновь начинало неудержимо тянуть друг к другу[mxcvi].

Как говорится в «Ветках персика»[mxcvii], три источника имеют влечения человека: душу, разум и тело. Влечения душ порождают дружбу. Влечения ума порождают уважение. Влечения тела порождают желание. Соединение трех влечений порождает любовь. Рассмотрим образование брачной системы — в идеальном случае взаимоотношений партнеров — на конкретном примере этих влечений.

Сознание женщины привлекает социальное и имущественное положение мужчины, его ум, способности что-либо объяснить ей, и вообще говоря, его сознание. Выше мы могли убедиться в том, что партнеры обладают дополнительными цветами сознаний (П и З) и на основе какого-либо вида условий и / или договоренности образуют серый цвет оптимальной адаптации[mxcviii].

Подсознание женщины привлечено творческими возможностями мужчины, его способностями рассказать ей что-то совершенно непонятное, то есть его подсознанием (которое в случае влюбленности просто «затуманивает» ее сознание так, что доминантным становится ее подсознание)[mxcix]. Цвета их подсознаний находятся в холодной области спектра (Г и Ф) и в совокупности образуют синий цвет единства их эстетического восприятия и веры друг в друга (С).

Бессознание женщины привлекают физические способности мужчины (ее будущий ребенок будет крепким и выносливым), то есть его бессознание. Цвета бессознания находятся в теплой области спектра (Ж и К) и в совокупности образуют оранжевый цвет их сексуального единства (О).

Синий и оранжевый цвета дополняют друг друга и в совокупности также образуют серый цвет оптимальной адаптации, подкрепляющий серый цвет единства их сознаний.

Но, как известно, стадия этой чрезмерной влюбленности не вечна. И взаимодействие сознаний при этом остается неизменным (разумеется, если оба партнера отвечают за свои слова и не нарушают установленной ими же ранее договоренности), то есть дополнительность П и З цветов сохраняется.

Голубизну женского подсознания с приобретением сексуального опыта (при отсутствии беременности или детей) влекут физические возможности красного бессознания мужчины и образуется пара дополнительных цветов (Г и К).

Желтое бессознание женщины то же все чаще оказывается мистически плененным тем творческим подходом к нему, который предпринимает искусно-фиолетовое подсознание мужчины (цветы, ласки, поцелуи и т. д.). Иначе говоря возникает еще одна пара дополнительных цветов (Ж и Ф).

Позиции мужчины во всех случаях остаются неизменными. Его фиолетовое подсознание привлекает предметная непознаваемость женщины (веками являющейся ему в эротических сновидениях), то есть ее тело, ее желтое бессознание. Его зеленое самосознание привлекает царственно-пурпурная красота женщины (престиж в социуме), то есть ее тело, ее бессознание, ограниченное, правда, нормами морали, то есть неприступностью ее пурпурного правосознания. И, наконец, красное бессознание мужчины естественно привлекает солнечная теплота ее бессознания, то есть снова и снова ее тело, которое с наслаждением примет на себя весь жар, все излишки его энергии.

Разумеется, здесь я привел лишь некоторые элементы взаимовлечения партнеров на уровне образования гомеостатической системы. Изрядная доля скепсиса по отношению к влечению мужчины связана исключительно с женским отношением, которое высказывают феминистки. Поскольку природой и французами установлено, что женщина всегда права, то, как мне кажется именно женщина и только женщина всегда решала и будет решать кто из партнеров достоин ее души. (Если конечно, мужчина еще не затуманил ее удивительный интеллект своими стихами, цветами, да ласками).

В согласии с этими положениями, гипотеза Р. М. Ивенса[mc] (о гармонии цветовых пар как функции непостоянства цветового тона, воспринимаемого вторым.) включает случаи, по отношению к которым все остальные являются промежуточными. Так, если оба образца тождественны по цвету, то никакого сдвига цветового тона и / или насыщенности происходить не будет (пара — гармонична).

Если цвета являются взаимно-дополнительными (т. е. если один из них возбуждает приемники сетчатки глаза в соотношении, обратном по сравнению с другим цветом), то будет наблюдаться лишь изменение насыщенности без смещения цветового тона (при одинаковой яркости обоих образцов) (пара — гармонична). Если образцы близки по цветовому тону, то будет наблюдаться смещение цветового тона в зависимости от степени их различия (пара — негармонична). Аналогичных позиций придерживались со времен Гете и другие исследователи.

Так, согласно Иоханнесу Иттену[mci], при рассуждениях о цветовой гармонии, мы оцениваем впечатления от взаимодействия двух или более цветов. Вместе с тем, живопись и наблюдения над субъективными цветовыми предпочтениями различных людей говорят о неоднозначных представлениях о гармонии и дисгармонии.

Для большинства из нас гармоничные цветовые сочетания обычно состоят из близких друг к другу тонов или же из различных цветов, имеющих одинаковую светлоту. В основном эти сочетания не обладают сильной контрастностью. Как правило, оценка гармонии или диссонанса вызвана ощущением приятного — неприятного или привлекательного — непривлекательного. По Иттену, подобные суждения построены на личном мнении и не носят объективного характера.

Понятие цветовой гармонии, как он считал, должно быть изъято из области субъективных чувств и перенесено в область объективных закономерностей. Гармония — это равновесие, симметрия сил. Так, одновременный и последовательный контрасты указывают на то, что глаз получает удовлетворение и ощущение равновесия только на основе закона дополнительных цветов.

Рассмотрим это с другой стороны. Бенджамин Румфорд в 1797 году обнародовал гипотезу, согласно которой цвета гармоничны в том случае, если их смесь дает белый цвет. Как физик он исходил из изучения спектральных цветов световых потоков.

Из школьного курса физики мы знаем, что, если изъять какой-либо спектральный цвет, предположим, красный, из цветового спектра, а остальные окрашенные световые лучи (желтый, оранжевый, фиолетовый, синий и зеленый) собрать с помощью линзы вместе, то сумма этих остаточных цветов будет зеленой, то есть мы получим цвет дополнительный к изъятому.

Цветной свет, смешанный со своим дополнительным цветом, образует общую сумму всех цветов, то есть белый цвет. Однако, в отличие от цветных потоков света, пигментная смесь дополнительных цветов дает не белый, а серый цвет.

Принципиальное основание семантики этого смешения было положено Эвальдом Герингом, который в начале ХХ века высказал полностью подтвердившееся сегодня правило: «Среднему или нейтральному серому цвету соответствует то состояние оптической субстанции, в котором диссимиляция — расход сил, затраченных на восприятие цвета, и ассимиляция — их восстановление — уравновешены. Это значит, что средний серый цвет создает в глазах состояние равновесия».

Как считал Геринг, глазу и мозгу требуется средний серый, иначе, при его отсутствии, они теряют спокойствие. Если мы видим белый квадрат на черном фоне, а затем посмотрим в другую сторону, то в виде остаточного изображения увидим черный квадрат. Если мы будем смотреть на черный квадрат на белом фоне, то остаточным изображением окажется белый. Мы наблюдаем в глазах стремление к восстановлению состояния равновесия.

Но если мы будем смотреть на средне-серый квадрат на средне-сером фоне, то в глазах не появится никакого остаточного изображения, отличающегося от средне-серого цвета. Это означает, что средне-серый цвет соответствует состоянию равновесия, необходимому нашему зрению.

Процессы, идущие в зрительном восприятии, вызывают соответствующие психические ощущения. В этом случае гармония в нашем зрительном аппарате свидетельствует о психофизическом состоянии равновесия, в котором диссимиляция и ассимиляция зрительной субстанции одинаковы.

Два или более цвета являются гармоничными, если их смесь представляет собой нейтральный серый цвет. Все другие цветовые сочетания, которые не дают нам серого цвета, по своему характеру становятся экспрессивными или дисгармоничными. В живописи существует много произведений с односторонне-экспрессивной интонацией, причем их цветовая композиция, с точки зрения выше изложенного, не является гармоничной. Эти произведения действуют раздражающе и слишком возбуждающе своим подчеркнуто настойчивым использованием какого-то одного преобладающего цвета. Так считал И. Иттен.

Основной принцип цветовой гармонии исходит из закона дополнительных цветов, который обусловлен прежде всего психофизиологией интеллекта. В §§ 805–806 своего «Учения о цвете» Гете писал о гармонии и целостности: «Как только глаз видит какой-нибудь цвет, он сейчас же приходит в деятельное состояние, и его природе свойственно, столь же и бессознательно, как и неизбежно, породить другой цвет, который вместе с данным содержит цельность всего цветового круга.

Один отдельный цвет возбуждае в глазу посредством специфического ощущения стремление к всеобщности. И вот, чтобы увидеть эту цельность, чтобы удовлетворить себя самого, глаз ищет рядом с цветным пространством бесцветное, чтобы вызвать в нем требуемый цвет. В этом и заключается, следовательно, основной закон всякой гармонии цветов» [mcii] … Так как в настоящее время этот феномен интерпретируется как взаимодействие стимульного и перцептивного цветов, то этим определением гармонии Гете заложил фундамент для выявления гомеостатичности компонентов интеллекта по их хроматической модели.

Вопросов цветовой гармонии касался также и теоретик цвета Вильгельм Оствальд[mciii]. В своей книге об основах цвета он писал: «Опыт учит, что некоторые сочетания некоторых цветов приятны, другие неприятны или не вызывают эмоций. Возникает вопрос, что определяет это впечатление? На это можно ответить, что приятны те цвета, между которыми существует закономерная связь, т. е. порядок. Сочетания цветов, впечатление от которых нам приятно, мы называем гармоничными. Так что основной закон, можно бы было сформулировать так: Гармония = Порядок.

Для того чтобы определить все возможные гармоничные сочетания, необходимо подыскать систему порядка, предусматривающую все их варианты. Чем этот порядок проще, тем более очевидной или само собой разумеющейся будет гармония. В основном мы нашли две системы, способные обеспечить этот порядок: цветовые круги, соединяющие цвета, обладающие одинаковой степенью яркости или затемнения, — и треугольники для цветов, представляющих смеси того или иного цвета с белым или черным. Цветовые круги позволяют определить гармоничные сочетания различных цветов, треугольники — гармонию цветов равнозначной цветовой тональности».

Когда Оствальд утверждает, что «... цвета, впечатление от которых нам приятно, мы называем гармоничными», то он высказывает чисто свое субъективное представление о гармонии. Но понятие цветовой гармонии должно быть перемещено из области субъективного отношения в область объективных законов. Когда Оствальд говорит: «Гармония = Порядок», предлагая в качестве системы порядка цветовые круги для различных цветов одинаковой яркости и цвето-тональные треугольники, он не учитывает психофизиологических законов остаточного изображения последовательных цветовых образов и эффектов одновременного контраста.

Чрезвычайно важную основу любой эстетической теории цвета представляет собой цветовой круг, поскольку он дает систему расположения цветов на плоскости. Поскольку художник-колорист работает с цветовыми пигментами, то и цветовой порядок круга должен быть построен согласно законам пигментных цветовых смесей. Это значит, что диаметрально противоположные цвета должны быть дополнительными, т. е. дающими при смешивании серый цвет. Так, в цветовом круге Иттена синий цвет стоит против оранжевого, и смесь этих цветов дает серый цвет, в то время как в цветовом круге Оствальда синий цвет расположен против желтого, и их пигментная смесь дает зеленый. Это существенное различие, по заключению И. Иттена, означает, что цветовой круг Оствальда не может быть использован ни в живописи, ни в прикладных искусствах.

Наглядным примером, объясняющим подчеркиваемый нами принцип цветовой гармонии для интеллекта, может служить и психолингвистический парадокс Бертрана Рассела, котрый я упоминал выше. Так, при анализе логики цветообозначений, он отмечал[mciv]: «Мы, конечно, знаем — хотя трудно сказать откуда, — что в одной и той же точке нашего поля зрения не могут сосуществовать одновременно два разных цвета… Короче говоря, высказывания ‘это красное’ и ‘это синее’ несоместимы. Эта несовместимость не логического свойства. Синий и красный не более логически несовместимы, чем несовместимы красный и круглый. Не выводится такая несоместимость и из нашего восприятия. Непохоже, чтобы можно было доказать, что это не результат обобщения данных нашего чувственного восприятия, но я думаю, совершенно очевидно, что никто в наше время не станет этого отрицать».

В самом деле, после проведенного мною хроматического анализа цветовых сублиматов вряд ли кто будет отрицать архетипическую роль их семантики. Так, в частности, расселовская «алогическая несовместимость красного и синего цветов» может быть легко доказана на уровне гендерного наполнения архетипов. Как это следует из рассмотренной выше семантики, концепт красного цвета моделирует прежде всего «физиологически мужской телесный» бессознательный компонент интеллекта, который, в самом деле, достаточно трудно совместить с “синим объединением” религиозности мужского и женского подсознаний.

Поэтому для разрешения парадокса Рассела действительно требовались не логические, а скорее аксиологические аспекты анализа. На наш взгляд, это свидетельствовало именно о внутренних архетипических характеристиках цвета, поскольку использование внешних «универсалий» исключало бы какие-либо парадоксы: красное «солнце» вполне совместимо с синим «небом».

Для создания же гармоничной цветовой семантики партнеров следует помнить правила, согласно которым насыщенность цвета всегда соответствует чистоте «символического» значения. В связи с этим простые цвета будут соответствовать известным эмоциям, чаще всего имеющим наименования, тогда как более сложные цвета — более сложным. Быть может, поэтому дети инстинктивно избегают смешивать или разбавлять цвета, — для них такие цвета ничего не означают. С другой стороны, искусство очень развитых и утонченных культур всегда отличается частым использованием пастельных тонов, тонких нюансов разбеления желтоватых, лиловых, сиренево-розовых и т. п.

Как считал Людвиг Витгенштейн, проблемы жизни не решаемы на поверхности, их решекние — лишь в глубине. В поверхностных размерностях они неразрешимы. [mcv] В хроматизме это положение было достаточно подробно исследовано и полностью подтверждено. Поэтому рассмотрим принципы ролевого общения в трансактном анализе, который в середине ХХ века был разработан американским психологом Эриком Берном[mcvi].

Занимаясь ортодоксальным психоанализом, Э. Берн заметил, что фрейдовское понятие «Оно» не описывает детское Я, то есть психику ребенка. По мнению Э. Берна, ребенок (в отличие от гипотетического «Оно»[mcvii]) поддается наблюдению и легко может стать предметом сознательной рефлексии. В соответствии с этим положением и была предложена модель статусно-ролевого взаимодействия людей.

«Каждый человек, — утверждает ученый, — является как бы носителем трех ипостасей, трех составляющих его личности. Это, условно говоря, РОДИТЕЛЬ (Р), ВЗРОСЛЫЙ (В), ДИТЯ (Д). В каждый момент своей жизни индивид испытывает одно из этих Я-состояний.»

Дитя — источник наших желаний, влечений, чувств. Ему свойственна спонтанность, радость, интуиция, творчество, фантазия, любознательность, страхи, капризы. Дитя — сохраняющийся с детства источник психической энергии личности.

Родитель — другой полюс личности. Это авторитетное или даже авторитарное начало, носитель незыблемых моральных правил и этикетных норм, диктующих, как именно нужно поступать в конкретной ситуации. Родитель — это наша совесть, это автопилот, сформировавшийся в результате воспитания и накопления социального опыта.

Взрослый — носитель рационального начала. Эта ипостась личности отвечает за беспристрастный анализ любой жизненно важной информации. Взрослый контролирует действия Родителя и Дитя, выступая посредником между ними.

Согласно концепции Э. Берна, эти три составляющие нашего интеллекта, ярче всего проявляют себя в межличностной коммуникации. При общении человек невольно берет на себя одну из этих ролей. И то, какое Я-состояние возьмет в нем верх, в немалой степени зависит от статуса собеседника и особенностей коммуникативной ситуации.

По Э. Берну, процесс речевого взаимодействия можно разложить на элементарные обмены «посылами», в каждом из которых есть коммуникативный стимул и коммуникативная реакция (в виде слов, умолчаний, взглядов, отворачиваний друг от друга и т. п.). Такую минимальную единицу общения ученый назвал трансакцией. Сам процесс общения, с его точки зрения, можно рассматривать как серию трансакций. Цель трансактного анализа состоит в том, чтобы выяснять, какое Я-состояние послало коммуникативный стимул и какое Я-состояние дало коммуникативную реакцию.

Совершенно иная схема взаимодействия партнеров в браке может быть основана на классификации психологических типов С. С. Либиха[mcviii]. По этой схеме мужчина приобретает статус «мужчина-отец», «мужчина-мужчина» или «мужчина-сын». Женщину в браке можно отнести также к одному из трех типов: «женщина-мать», «женшина-женщина» и «женщина-дочь» Поскольку второй тип в обоих случаях можно отнести к какому-либо из крайних, то в хроматизме первый характеризуется доминантой сознания, а последний — подсознания. Как мне кажется, это вытекает и всего предыдущего текста, и я не буду детально расписывать внутренние соотношения между компонентами. Внешние же соотношения в такой интерпретации легко согласуются с концепцией Э. Берна.

Вместе с тем, работы Берна и его многочисленных последователей по анализу взаимодействий показали определенную размытость основных компонентов личности[mcix]. При этом далеко не элементарный уровень составляющих Я-состояний позволяет в хроматизме представить личность через доминанты компонентов интеллекта и / или моделирующие цвета и планы (М-, Ид-, Син-). Так как каждый из этих параметров имеет хроматические (объективные) единицы измерения, то благодаря элементному трансактному анализу возможно реальное измерение свойств и функций личности.

Например, легко показать относительность двух Я-составляющих — Родителя и Взрослого. Интеллекты обоих будут определяться прежде всего соотношением между М- и Ид- планами. Так, у Взрослого (как носителя рационального начала) М-план доминирует над Ид-, и тем более над С-планом. У Родителя — (с учетом нечеткости, которую дал Э. Берн при формулировке этой сферы личности) вклад Ид- и М-планов в работу интеллекта может быть примерно одинаковым, так что оба они будут доминировать над С-планом.

Однако Дитя представляет собой еще менее определенное понятие для разных периодов жизни. Так в грудном возрасте младенец имеет лишь доминанту С-плана, поскольку функции подсознания и сознания у него еще не сформировались. Где-то около года появляются элементы вербализации, то есть сознания и следовательно, можно говорить о величине вклада М- и С-планов. Позже начинает формироваться Ид-план и т. д. и т. п. Иначе говоря, в хроматизме предлагается конкретизация трансактного анализа на «атомарном» уровне представлений психологии с возможностью использования количественных измерительных подходов[mcx].

Для примера рассмотрим наиболее сложные случаи трансактного анализа, а именно, конфликт партнеров, образовавших семью. Напомню, что речь все время идет о гендере, а не о поле. Чтобы не усложнять изложение формулами, я не буду приводить обозначения планов[mcxi]), а лишь покажу принципы их относительного доминирования в интеллекте каждого из партнеров на примере ахромных цветов.

Представим для начала то, что происходит в интеллекте при конфликте с партнером. Предположим, к примеру, что плохо воспитанный мужчина сказал нечто неприятное женщине. Как это будет воспринято женщиной? Во-первых, женщина считает себя личностью в силу естественной социальной доминанты, то есть доминанты сознания. И она не может простить партнеру тех его слов, которые оскорбили бы ее как личность (то есть ее социальные, профессиональные и т. п. качества).

Во-вторых, женщина воспринимает себя женщиной в силу естественного биологического предназначения (природного кокетства, ожидания комплиментов и т. п.). Это предназначение определяется ее физическими качествами, то есть доминантой бессознания, которая практически неосознаваема ею в обычных условиях. И бессознательно женщина не может простить партнеру отсутствие внимания к этим качествам, к ее красоте и совершенству.

Рассмотрим первый вариант. Предположим, что бездарный партнер сказал женщине, что ее профессиональную работу «ни в грош не ставит»? Безусловно, это ее оскорбит. И если после этого он еще захочет близости с ней, то должно произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы она могла отключить свое оскорбленное сознание и уступить ему.

Но предположим далее, что он все же настаивает и женщина уступает ему с активным (то есть не выключенным) сознанием, то есть сознанием, не заторможенным его ласками, поцелуями и т. п., чего она просто не в силах принять от него как оскорбленная личность. Что происходит при этом с женским интеллектом?

Доминанта сознания моделируется белым цветом. Но в этом белом цвете никак не может доминировать черный цвет ее бессознания, приводящий к оргазму. В то же время ее бессознание начинает активироваться партнером чисто физически и приобретает свойства второй доминанты. Итак, казалось бы, получаются те же доминанты женского интеллекта (сознания и бессознания), что наблюдаются и в обычных условиях. Однако оргазма женщина достичь не может именно в силу белого цвета сознания, не свойственного ей в экстремальной ситуации.

При отсутствии же оргазма черный цвет ее бессознания остается как сверхдоминанта интеллекта. И при возврате в обычные условия сосуществования с партнером женщина начинает все видеть в этом черном цвете[mcxii]. Взаимоотношения партнеров при этом приобретают не взаимно-дополнительный (как было раньше в обычных условиях), а конкурентно-оппозиционный и чаще всего раздраженно-конфликтный характер.

Возможно, это происходит и потому, что ее черный и белый цвета в сумме дают серый цвет, который моделирует подсознание мужского интеллекта. Но у мужчины обычно функции подсознания связаны с работой правого полушария головного мозга. У женщины же серый цвет связан с белым цветом сознания (функции которого локализованы преимущественно в левом полушарии головного мозга) и черным цветом бессознания (функционально связанного с крестцовым отделом спинного мозга).

В этом случае не только вербальный язык, но и стиль, и взаимопонимание партнеров будет резко отличаться от обычного стиля общения. Языком женщины будет говорить ее неукрощенное в коитусе «животное» бессознание, теперь воспринимающее все и вся «в черном цвете». В любой мелочи вдруг виноватым становится мужчина, все плохо, и, вообще, пора разводиться… Сознание ее лишь с трудом (а нередко и с непониманием себя, с параллельным сожалением о собственных словах) воспринимает все происходящее. Ни образная, ни формальная логика мужчины здесь ничего не значат. И мужской интеллект, — чтобы «понять» ее, — вынужден переходить на язык ее бессознания.

Но, если для нее это язык аноргазмического отчаяния, то для него — это язык первобытного существа, где противоборствующее животное надо физически смять, уничтожить, покорить… И мужчина, все дальше и дальше распаляемый чудовищно бессознательной женской логикой, вдруг приобретает мощную доминанту своего бессознания и, превращаясь в первобытное существо, бьет любимую женщину. Эта сцена талантливо изложена во множестве романов писателями практически всех стран мира. Изложена мужчинами-авторами как патология во взаимоотношениях партнеров.

И в этих же романах отмечаются поговорки типа «Бьет — значит, любит». Причем отмечают это всегда героини романов — женщины[mcxiii]. (По-видимому, мужчины об этом не говорят в силу принципиальной неосознаваемости собственной, как правило, весьма малой бессознательной доминанты, да и слабой способности к вербализации своих ощущений.)

Почему же женщины говорят об этом? На основе нашей модели интеллекта можно предполагать, что женщина бессознательно ощущает резонансный характер активации его бессознания на возбуждение ее собственного бессознания. А если это так, то женщина успокаивается, ибо и эрекция его фаллоса (в следующий раз, — когда все будет замечательно) будет связана именно с ее бессознанием, а не с бессознанием какой-то там «женщины вообще», о которой столько пишут в романах… А эрекция — не последнее доказательство его любви.

Для иной интерпретации этой поговорки может быть показателен пример, который приводит Грэйс Крэйг в подразделе о жестоком обращении с детьми[mcxiv]. Один ребенок, родители которого проходили курс психотерапии с целью преодоления своей жестокости, был встревожен тем, что отец перестал его бить. Он с горечью спрашивал социального работника: «Почему отец больше меня не любит?». Как заключает Г. Крэйг, дети усваивают такие уроки в раннем детстве и, когда сами становятся родителями, применяют те же методы «воспитания» к своим детям. То есть здесь мы также наблюдаем соотнесение бессознания (см. раннее детство) ребенка и отца, доведенного до бессознательного состояния этим ребенком и / или женой и / или алкоголем, а вообще говоря, бездарным воспитанием собственного самосознания.

Таким образом, выявленная семантика гендера и цвета[mcxv] позволила построить, если можно так сказать, атомарно-трансактную модель взаимодействия полов. Эта модель, как нам кажется, может оказаться полезной при анализе поведения человека в современном обществе с учетом представленной здесь биосоциокультурной обусловленности личности.

В западной культуре никогда не предполагалось, что любовь узаконивает сексуальное общение. Любовь узаконивала брак, в котором сексуальное общение считалось законным и допустимым. Как правило, раньше партнеры объединялись в браке для взаимных социальных, материальных и эмоциональных отношений, способствующих самореализации их личностей.

Где-то с середины ХХ века все большее внимание стало уделяться эмоциональной привязанности и брачная регламентация любви стала не столь актуальной, ибо прежний акцент на экономических и социальных связях стал постепенно ослабевать.[mcxvi] Так, при обследовании сексуальной жизни, проведенном в Швеции в 1996 году, 95% женщин и 87% мужчин ответили, что их связывают прежде всего любовные отношения с партнером. [mcxvii]

Настоящая любовь предполагает хорошо сбалансированную смесь надежности и увлекательности. С одной стороны, понимающий и заботливый партнер, готовый пойти с тобой в огонь и в воду, с другой стороны — сексуальное влечение, разнообразие, обновление и неугасающий интерес. Любовь контролирует сексуальность, а идеология любви укрощает любовь, ибо выступает за то, чтобы в любви сочетались определенные дозы стабильной надежности и будоражащей страсти.

Как замечает Гизела Хельмиус, избыточная доза страсти угрожает тому ощущению уверенности и надежности, которое дарит человеку любовь. Ибо страсть испепеляет человека, грозя полным уничтожением надежности.

Переведем эти рассуждения на язык хроматизма. Под надежностью можно понимать динамический гомеостаз всех компонентов интеллектов обоих партнеров. Страсть же как вид аффекта предполагает сверхдоминанту бессознания, и следовательно, может быть сублимирована в красном цвете с привнесением черного цвета из-за всеохватывающей бессознательной доминанты при возникновении потребности у одного из партнеров в овладении телом третьего другого. Однако черный цвет сублимирует и будущее, в силу чего этот партнер пренебрегает настоящим и действительно уничтожает надежность (как динамический гомеостаз). Далее мы увидим, что надежность уничтожается и сменой цветов в системе внутриличностных отношений.

Для создания надежности и стабильности общество пытается сохранять традиционный институт брака, который в последнее время распадается из-за постоянно увеличивающейся индивидуализации, экономической и социальной независимости женщин. С позиций равного дозирования страсти и надежности можно заметить, что чуть ли не половина семей излишнююю дозу стабильности пытается негласно компенсировать за счет любовных приключений на стороне. [mcxviii]

В литературе отмечается, что во многих культурах эмоциональные потребности брачных партнеров могли удовлетворяться на стороне. И для мужчин, и для женщин считалось социально допустимым искать любовь и романтику во внебрачных сексуальных связях. Так, по данным Кинси в 50 е годы ХХ века из 16000 американцев обоего пола имели опыт внебрачных связей 50% мужчин и 26% женщин. В 80-е годы эти данные подтвердились с тенденцией к росту у женщин. В 90-е годы в Швеции 38% мужчин и 23% женщин сообщили, что имели параллельные сексуальные связи при постоянном партнере. В Финляндии 90-х годов эти показатели составили 52% у мужчин и 29% у женщин. [mcxix]

В самом деле, партнеры, прожившие много лет друг с другом, успели привыкнуть к стабильности устоявшихся парных отношений. И одновременно в более или менее случайных, нередко тайных сексуальных встречах ищут дополнительную дозу страсти, не желая ради нее рисковать надежностью устоявшегося союза

В исследованиях сексуального поведения 90-х годов ХХ века постоянно отмечалось заметное различие в характерных стилях (паттернах) полового удовлетворения мужчин и женщин. Более ранние исследования 70–80-х годов также указывали на большое число супружеских пар, в которых мужчины регулярно достигали физического удовлетворения, а женщины — нет. Так, в отчете Хайта (Xite,1987) сообщалось, что 70% опрошенных женщин никогда не испытывали оргазма во время традиционного койтуса.[mcxx] Отчеты и анкетные данные пестрели критическими высказываниями женщин о том, что мужчины слишком торопятся, грубы и невнимательны, и что они не способны понять эротического и романтического значения нежного, медленного возбуждения. Мужчины же жаловались, что женщины холодны и бесчувственны. [mcxxi]

Выяснились и определенные различия между отношением партнеров к любви и сексу. Так, во-первых, мужчины (81%) чаще, чем женщины (60%), считали, что при половом акте важно достичь оргазма. Во-вторых, мужчины (74%) чаще женщин (53%) сообщали о сильном половом влечении и выше ценили эротику, чем женщины. И наконец, в-третьих, для женщин (86%) оказалось труднее, чем для мужчин (59%), заниматься сексом без любви[mcxxii].

С учетом того, что эти данные (Ubell,1976) основаны на выборке и состоящих в браке, и одиноких мужчин и женщин в возрасте от 18 до 60 лет, имеет смысл рассматривать их лишь в качестве тенденции, которая описывает интересующий нас здесь фертильный возраст женщин (18–45 лет).

Любовь нередко воспринимается как глубоко личное чувство, иррациональное явление, управляемое судьбой или случаем, которое поэтому трудно загнать в рамки рациональных программ, рекомендаций и нормативов. [mcxxiii] Часто, беседуя с супружеской парой, пришедшей на прием, психологи ловят себя на мысли: если бы каким-то чудом удалось соединить характеры мужа и жены в одном человеке, этот новый человек был бы почти совершенством! В таких парах муж и жена с удивительной точностью выбрали себе в спутники жизни человека именно с теми чертами, которых им самим недостает. Для того чтобы стать людьми цельными. Кажется, что главная цель супружества — дополнить самого себя как личность, приобрести новые для себя психологические качества. [mcxxiv]

По теории Шарлотты Бюлер в каждом индивиде заложена потребность в дополнении, данная самой природой. В период взросления эта потребность вызывает тоску по кому-то другому, которую Бюлер считает характерной чертой духовного пубертатного развития и определяет как «духовную потребность в дополнении».

Сексуальность в нашем обществе обложена «любовной повинностью». Любовь оправдывает половой акт, а половой акт является проявлением любви. С одной стороны, любовь необходима, чтобы сексуальная близость была допустима, с другой стороны, любовь не обязательно связана с сексуальной близостью.

Считается, что брак нормализует сексуальность, так как молодые люди «обретают тихую гавань». Так, общество ожидает, что отдельный индивид при вступлении в брак сразу же оказывается в состоянии контролировать свою сексуальность в соответствии с господствующими представлениями и предписанными нормами. [mcxxv]

С другой стороны, семья служит важным контекстом развития взрослых. Хотя семья обычно считается владением женщины, мужчины наряду с ними однозначно заявили, что семейные роли для них очень важны. Мужчины видели в этом определение своей идентичности и обеспечение эмоционального единства. Лишь в очень редких случаях мужчина или женщина определяли себя исходя из своей карьеры, а не семьи.

В последнее время многие исследователи подчеркивают, что из всех функций семьи на первый план выдвигается особая, так называемая терапевтическая функция. Ее сущность заключается в том, что каждый из супругов является для другого психотерапевтом, оказывая постоянную психологическую и эмоциональную поддержку. Адекватное выполнение этой функции партнерами теснее всего коррелирует с удовлетворенностью браком и его стабильностью.[mcxxvi]

В процессе отделения от родительских семей можно выделить 4 типа независимости, приобретаемой в ходе этого процесса (Hoffman, 1984) [mcxxvii].

Эмоциональная независимость, с обретением которой молодые люди ста<

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: