Прежде чем справиться с иллюзией страдания, необходимо «обналичить» это страдание. А после с ним расправляются точно так же, как и с любой иллюзией,

Конечно, наши родители и воспитатели постарались, нечего сказать! Если ребенок в ответ на предъявляемые ему претензии начинает сопротивляться, т.е. если он не проявляет страдания, то взрослые продолжают наказывать его до тех пор, пока тот не начнет страдать или по крайней мере симулировать страдание. И когда ребенок изобразит на своем лице «гримасу страдания», будет плакать, причитать, то взрослые посчитают свой долг выполненным, а значит, можно прекратить экзекуцию.

Зная, что таким образом можно избежать наказания или выторговать себе что-либо, дети начинают делать «трагические лица» надо и не надо. Они, например, рассказывают (и показывают!) родителям, что они заболели и не могут идти в школу, пытаясь выиграть битву со своим страхом. Если они будут изображать страдание и если им поверят, то они смогут избежать грозного взгляда учительницы, сдачи контрольной работы или встречи с ненавистными дворовыми сверстниками. Игра стоит свеч!

Посмотрите на своего ребенка: что он делает, если вы отказываете ему в покупке новой игрушки или в его желании отправиться на прогулку вместо того, чтобы делать уроки? Он надует губы, брови его нахмурятся, глаза нальются слезами, он заплачет и будет просить вас «жалостливо». Конечно, поначалу вы будете строги, но он будет настойчив, и в конце концов вы сдадитесь, а он выучит — «добиться желаемого можно, изображая страдание». Страдает ли он в этот момент на самом деле? Да он и сам этого точно не знает, но зато он знает другое, и знает точно: хочешь чего-то добиться от родителей и других взрослых — заплачь! Таким образом у детей (т.е. когда-то и у нас с вами) формируется этот стереотип, эта подсознательная установка: «страдание может избавить меня от страдания».

Роль жертвы — это замечательное, иногда чуть ли не единственное средство манипуляции нашими родственниками, близкими и знакомыми. Ну как еще, скажите на милость, заставить своего родственника заметить, что ты хоть как-то присутствуешь в его жизни?

Никогда не бываешь настолько несчастным, как это кажется.

Конечно, надо заболеть и мучиться, надо пережить какую-то жизненную «катастрофу» и страдать. У них всех сразу появится к нам сочувствие! А в противном случае — и не надейся! Часто мы делаем это неосознанно, у нас просто возникает ощущение, что нам не уделяют достаточного внимания, что к нам недостаточно хорошо относятся, и вот у нас уже «глаза на мокром месте». И вдруг, только мы по этому поводу расстроились, как, о чудо, нас заметили и даже сказали нам «пару ласковых»!

Впрочем, если мы слишком усердствуем в подобной тактике призыва близких в нашу жизнь, она перестает срабатывать. А у нас, соответственно, чувство своей несчастности только усиливается. Родственники начинают смотреть на нас уже без всякого сочувствия и, даже напротив, выходят из себя, ругаются: «Но сколько можно?! Ты так и будешь ныть?! Ты что думаешь, другим легче?! Вот посмотри на меня, я…» И так далее, и тому подобное. Казалось бы, самое время поменять тактику, но не тут-то было! Поскольку все это делается неосознанно и человек действительно верит в то, что ему хуже, чем всем остальным, он начинает «смертельно заигрываться».

Что ж, оказывается, роль «страдальца» мила нам с раннего детства. В последующем, изрядно освоившись с этой ролью, мы стали извлекать с ее помощью дивиденды даже из неприятностей. С помощью нее можно что-то себе выторговать (хотя бы жалость), кроме того, она хороша для отмщения и ряда других незамысловатых человеческих нужд.

Потом он вдруг выясняет, что у роли «страдальца» есть и еще одно замечательное качество: ею можно мутузить! И если раньше мы использовали ее только с целью защиты, то теперь она становится Средством нападения, настоящим хлыстом, который, впрочем, можно ударить только тех, кому мы не безразличны: «Мама, посмотри, что ты со мною сделала?! Папа, посмотри, до чего ты меня довел?! Супруг (супруга) мой — глянь, во что ты превратил мою жизнь! Товарищи сотрудники, чтоб вы умерли все, до какого состояния вы меня довели! Я жертва! Вы все виноваты кругом! Пусть будет вам стыдно! Напились моей кровушкой, кровопийцы!»

Действительно, это положение в кругу других людей, эта роль «жертвы» и «страдальца» оказывается лучшим средством в борьбе со своими родственниками, друзьями, знакомыми, которые когда-то на предложенную им роль «сочувствующих и поддерживающих» так необдуманно не согласились. Теперь можно поставить им в вину свое страдание, можно рассказывать им о том, сколько сил ты потратил на них — неблагодарных, как ты страдаешь, пока они развлекаются, как тебе плохо и как им это безразлично. Благородный гнев — страшная штука! В благородном гневе мы способны на такое…

Зарисовка из психотерапевтической практики: «Я в моем горе! Подите отсюда и оставьте же меня наконец!»

Если у вас есть глаза и уши — мир открыт. Ни у кого нет тайн, потому что невротики дурачат только себя и никого больше, — или недолго дурачат кого-то еще, если они хорошие актеры.

Эта история поучительна во многих отношениях. Екатерина, которой на момент обращения к психотерапевту было 62 года, прожила большую и насыщенную жизнь. Она училась, выходила замуж, разводилась, работала, потом снова выходила замуж, родила и воспитала двух детей, а теперь вышла на пенсию и занялась двумя своими внуками.

Вообще говоря, выход на пенсию — это серьезное событие, настоящий стресс. Прежде вся жизнь Екатерины крутилась вокруг семьи и работы, а теперь, когда работа канула в небытие, осталась одна семья. Энергия, которая приходилась раньше на два больших мероприятия, теперь стала приходиться на одно-единственное, порядком уменьшившееся сейчас — на семью.

Семья, по понятным причинам, претерпела к моменту выхода Екатерины на пенсию серьезные перемены. Муж, который старше Екатерины на 10 лет, страдает множеством заболеваний и потому постоянно лечится то в одной, то в другой больнице. Старший сын выучился, уехал работать на Дальний Восток, где обзавелся собственной семьей и осел. Привязанной к дому осталась только дочь Екатерины, которая вышла замуж и живет теперь вместе со своим мужем и двумя дочерьми в родительской квартире.

Вот, собственно, на своем муже, дочери, ее муже и двух внучках Екатерина и сосредоточила все свое высвободившееся внимание. Впрочем, нельзя сказать, чтобы все перечисленные персонажи были этим обстоятельством обрадованы. Мужу Екатерины ни до кого, ему бы по лестнице спуститься да подняться — уже хорошо. Дочь Екатерины занята домом, работой, мужем и дочерьми, а когда мама мешается, то кроме дополнительного напряжения в ситуацию это ничего не вносит. В общем, Екатерина почувствовала себя «никому не нужной» и в конце концов сосредоточилась лишь на двух своих внучках 7 и 10 лет.

Так постепенно жизнь Екатерины наладилась, хотя, конечно, на дочку она обиделась, зятя за человека считать перестала, а муж — что муж? — «каким ты был, таким ты и остался». А дети — пока только дети, с ними по душам не поговоришь, переживаний им своих не откроешь. В целом, Екатерина добилась психологической самоизоляции в большой семье. Но настоящее несчастье, как это обычно и бывает, пришло оттуда, откуда его никто не ждал. Младшая из двух внучек Екатерины погибла в дорожно-транспортном происшествии. Семилетняя девочка перебегала дорогу, и когда водитель ее заметил, было уже поздно.

Мы, как правило, редко замечаем свои хронические стрессы, поскольку их действие растянуто во времени и мы успеваем к ним привыкнуть, все-таки компенсаторные возможности нашей психики очень велики. Однако это привыкание не означает избавления, и часто люди, выражаясь научным языком, декомпенсируются от куда менее значимых психотравм. В случае Екатерины налицо был хронический стресс, но и психотравма была более чем значительной.

Реакция Екатерины на это трагическое событие была тяжелейшей. Она пережила настоящий шок, несколько недель находилась в настоящей прострации и впоследствии не могла даже вспомнить похороны внучки, хотя присутствовала на них. Она то плакала, то бесцельно причитала, то принималась осыпать проклятиями свою дочь и ее мужа. Она совершенно перестала общаться со своей старшей, теперь единственной внучкой. Екатерина стала раздражительной и плаксивой, с ней невозможно было говорить, но и сама она никого не оставляла в покое.

Вот в таком состоянии она и поступила к нам в клинику. Разумеется, на момент поступления мы диагностировали у Екатерины депрессию, и в течение двух недель она проходила терапию антидепрессантами. Впрочем, эти лекарственные препараты позволили нам лишь нормализовать нарушившиеся вследствие депрессии биохимические процессы мозга. А вот психологическое состояние Екатерины от антидепрессантов не могло сильно изменится. Почему?.. Екатерина уже давно примерялась к роли жертвы, однако ее домочадцы длительное время умудрялись игнорировать эти ее попытки, теперь же все переменилось…

Наверное, не нужно объяснять, что такое потеря ребенка для матери и отца. Это настоящая трагедия, и для того чтобы справиться с ней, им требуется исключительное мужество. Положение, в котором оказались родители погибшей девочки, само по себе было удручающим. И представьте себе теперь, каково им было в этом состоянии слышать бесконечные обвинения бабушки? Как на них должны были действовать ее раздражение, ее плач и причитания? Разве сами они, потерявшие ребенка, не нуждались в эмоциональной поддержке?

Нельзя забывать и о том, каким стрессом была для другой девочки гибель ее сестры. Дети всегда в подобных ситуациях чувствуют себя одинокими и беззащитными, в такие моменты они отчаянно нуждаются в одобрении, в поощрении, в заботе. Екатерина делала все с точностью до наоборот. Но разве этот ребенок в чем-то виноват? Разве оправдано страдание, выпавшее на его долю?

Умерших уже не вернуть, и нам ничего более не остается, как сохранить о них добрую память. Но думать нужно о живых, о тех, кто остался, о тех, кому еще предстоит жить. Умершему не поможешь, но живому можно помочь. Когда-нибудь ему уже тоже нельзя будет помочь, и тогда поздно будет спохватываться и говорить, что, мол, недоглядели и недолюбили. Однако же Екатерина настолько была поглощена своим страданием, что просто не замечала, не видела, на осознавала этих совершенно очевидных вещей.

Роль жертвы и пафос страдания превратил Екатерину из «благородного страдальца» в деспота и самодура. Так к ней и стали относиться родные, что, в целом, совершенно естественно. Порочный круг замкнулся: неконструктивная, эгоцентричная тактика Екатерины, в целом понятная, фактически привела лишь к увеличению количества проблем, к усилению тяжести тех потерь, которые уже к этому времени были понесены этой семьей.

Впрочем, винить Екатерину — неправильно. Она, сама того не заметив, оказалась в плену собственной иллюзии, иллюзии страдания. Именно поэтому ей казалось, что это она, и никто более, понесла тяжелую утрату. Именно из-за иллюзии страдания она не смогла вовремя осознать, что не в причитаниях и обвинениях, но в ее помощи нуждаются окружающие — дочь, зять, внучка, да и дед, который был совершенно подавлен произошедшим. Наконец, именно иллюзия страдания вызывала к жизни роль жертвы. И эта роль стала неосознанно использоваться Екатериной как жесткое средство отмщения за все прошлые пережитые ею обиды.

Устранить ложь — значит испортить представление, потому что именно лицедейство и притворство приковывают к себе взоры зрителей. Но и вся жизнь человеческая есть не что иное, как некая комедия, в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль, пока хорег не уведет их с просцениума.

В процессе психотерапии мы должны были избавиться от иллюзии страдания, чтобы суметь принять гибель девочки и отпустить ее с миром, перестав докучать близким. Но это была лишь половина дела, дальше нам предстояло осознать ту несправедливость, которой подверглись в результате произошедшего близкие Екатерины. Ценность живых, тех, кто окружал Екатерину, должна была стать неоспоримой и священной. А вслед за этим необходимо было найти применение тем нерастраченным силам, которые были у этой женщины и так глупо, так бездарно уходили на страдание и связанные с ним ролевые игры.

Спустя несколько месяцев Екатерина устроилась на работу в поликлинику, а еще через полгода она рассказывала мне о том, сколько иллюзорных страданий переживают люди, которые туда обращаются. «Я пытаюсь помочь им понять, — говорила она в процессе одной из наших бесед, — что страдание дается человеку с тем, чтобы он умел ценить жизнь». Я не уверен, что страдания, которые выпадают на долю каждого из нас, даются нам с какой-то определенной целью, но то, что мы начинаем ценить жизнь, избавляясь от своей иллюзии страдания, это совершенно очевидно и ясно. Однако это начинаешь понимать только доведя «санацию» своих иллюзий до логического конца.

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: