Монополизация монополии и государственная знать

Установление государственной монополии физичес­кого и символического насилия неотделимо от становле­ния поля борьбы за монополию привилегий, связанных с этой монополией. В качестве компенсации за унифика­цию и относительную универсализацию, которая ассоци­ируется с возникновением государства, выступает моно­полизация единицами всеобщих ресурсов, которые это го­сударство производит и предоставляет (Вебер, а после него и Элиас не учитывали процессы формирования госу­дарственного капитала и монополизации этого капита­ла государственной знатью, которая участвовала в его производстве, или, точнее говоря, которая формирова­лась как таковая, производя этот капитал). Но эта моно­полия универсального может быть достигнута только це­ной подчинения (по меньшей мере внешнего) этому уни­версальному и всеобщим признанием универсалистского представления о господстве, воспринимаемая как закон­ное и бескорыстное. Те, кто как Маркс, опрокидывают официальный образ, который бюрократия хочет создать о себе самой, и кто описывают бюрократов как узурпато­ров всеобщего, действующих как частные собственники государственных ресурсов, не принимают во внимание вполне реальные эффекты обязательной отсылки к цен­ностям нейтралитета и бескорыстной преданности госу­дарственному интересу, который все более становится необходим функционерам государства по мере продвиже­ния вперед длительной работы по символическому конст­руированию, в результате которой создается и внедряет­ся официальное представление о государстве как месте универсального и месте служения общему интересу.

Монополизация универсального является итогом универсализации, которая совершается внутри самого бюрократического поля. Это показывает анализ функ­ционирования той странной институции, что называется комиссией — группой лиц, на которых возложена задача соблюдения общего интереса и которым предлагается преодолеть свои частные интересы, чтобы производить всеобщие суждения. При этом официальные лица долж­ны непрерывно работать над тем, чтобы если не пожерт­вовать своим частным мнением в пользу «точки зрения общества», то как минимум превратить свое мнение в ле­гитимную точку зрения, т. е. сделать ее универсальной посредством, в частности, обращения к риторике офици­ального.

Всеобщее является предметом всеобщего признания, а принесение в жертву эгоистических интересов (особен­но экономических) признается всеми как легитимное (об­щий суд может лишь оценить и одобрить попытку под­няться над частной и эгоистической точкой зрения инди­вида и встать на точку зрения группы, считая их проявлением признания ценности группы и самой этой группы как создателя всякой ценности, а следовательно, перехода от is к ought). Это подразумевает, что все соци­альные миры в той или иной степени стремятся предло­жить материальные и символические прибыли от универ­сализации (это несмотря на то, что они следуют страте­гиям «вести себя в соответствии»). И что миры, которые, подобно бюрократическому полю, настойчиво требуют подчинения всеобщему, являются особенно предрасполо­женными к получению этих прибылей. Показательно, что административное право, имеющее целью сформировать мир преданности всеобщему интересу и выдающее за свой фундаментальный закон обязательство бескорыстия, воз­водит подозрение относительно щедрости в практический принцип оценки практик: «правительство не делает по­дарков», административное действие, приносящее выго­ду в индивидуальном порядке какому-либо частному лицу, является подозрительным и даже недозволенным.

Прибыль от универсализации, конечно же, является одним из исторических двигателей прогресса универсаль­ного. Все это в той мере, в какой оно способствует созда­нию мира, где будут признаваться (хотя бы на словах) общечеловеческие ценности (разум, достоинство и т. п.) и где учреждается процесс взаимообразного усиления стра­тегий универсализации, направленных на получение при­былей (пусть даже отрицательных), связанных с подчине­нием всеобщим правилам, с одной стороны, и структур этих миров, официально посвятивших себя общечелове­ческому — с другой. Социологический взгляд не может не замечать расхождения между официальной нормой как она формулируется в административном праве и действи­тельностью административной практики со всеми ее на­рушениями обязательства бескорыстия: «использованием служебного положения в личных целях» (злоупотребление материальными благами или общественным положением, коррупция или взяточничество) или, в более извращен­ной манере, незаконные льготы, административное не­вмешательство, отступления от закона, торговля служеб­ным положением, — всем тем, что служит получению вы­годы от неприменения или нарушения закона. Но вместе с тем, социолог не может не видеть результатов деятель­ности этой нормы, требующей от агентов принести свои частные интересы в жертву обязательствам, входящим в их функции («служащий должен отдавать себя работе це­ликом»); точнее, — если быть реалистом — он не может не видеть эффектов личной заинтересованности в беско­рыстии и всех тех разновидностях «лицемерного благоче­стия», появлению которых может способствовать пара­доксальная логика бюрократического поля.

Примечания

¹ Bernhard Т. Maîtres anciens. Paris: Gallimard, 1988. P. 34.

² Цит. по: Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. / Сост., общ.

ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 645.

³ Bonney R. Guerre, fiscalité et activité d'Etat en France (1500-1660): Quelques remarques préliminaires sur les possibilités de recherche // Ph. Genet, M. Le Mené (éds). Genèse de 1'Etat moderne. Prélèvement et redistribution. Paris: Ed. du CNRS, 1987. P. 193.

⁴ В обществах, не имеющих государственности (как древняя Кабилня или Исландия в сагах; см: Miller W.I. Bloodtaking and Pacemaking. Chicago: The University of Chicago, 1990), не суще­ствует делегирования функций насилия группировке профессио­налов, четко идентифицируемых обществом. Как следствие, нельзя уйти от логики кровной мести (править суд лично: рекба, вендетта) или самозащиты. Отсюда проблемы, поднятые вели-

кими трагиками: акт правосудия — Орест — здесь практически не отличается от первоначального преступного действия. Во­прос о признании легитимности государства стремятся замол­чать, но он напоминает о себе в отдельных экстремальных ситу­ациях.

⁵ Следовало бы детально изучить постепенный переход от «наследного» (или «феодального») использования налоговых ресурсов, в которых значительная часть общественного дохода предназначалась для подарков и широких жестов государя, при­званных обеспечить ему признание потенциальных конкурентов (и тем самым, помимо прочего, признание законности сбора налогов), от «бюрократического» использования в качестве «го­сударственных расходов». Такая трансформация является осно­вополагающим параметром перехода от династического госу­дарства к «обезличенному».

⁶ Dubergé J. La psychologic sociale de 1'impôt Paris: PUF, 1961; Schmollers G. Psychologic des finances et de 1'impôt. Paris: PUF, 1973.

⁷ Hilton R.H. Resistance to taxation and to other state imposi­tions// Genet Ph, Le Mené M. (éds). Op. cit. P. 169-177, 173-174.

⁸ Такое отделение короля или государства от конкретных воплощений власти находит свое завершение в мифе о «потаен­ном короле» [вариант: спящем, часто внутри горы, короле ле­гендарного прошлого; см. легенды о короле Артуре, Фридрихе Барбароссе, Карле Великом и др. — Прим. иерее.]. (Bercé Y. М. Le roi caché. Paris: Fayard, 1991).

⁹ Bercé Y M Op. cit. P. 164.

¹⁰ Унифицирующее воздействие государства на сферу куль­туры, являющуюся основополагающим элементом строитель­ства национального государства, проводится через школу и рас­пространение начального образования в течение XIX века. Со­здание национального общества идет вместе с утверждением всеобщей образованности: все индивиды равны перед законом, государство обязано сделать из них граждан, имеющих культур­ные средства для активного осуществления ими своих законных прав.

¹¹ Corrigan Ph., Sayer D. The Great Arch, English State Forma­tion as Cultural Revolution. Oxford- Basil Blackwell, 1985. P. 103sq.

¹² См.: Bourdieu P. Deux imperialismes de 1'universel // Fau-re C., Bishop T. (ed.) L'Amerique des Francais. Paris: Ed. Francois Bourin, 1992. P. 149-155. Культура столь глубоко укоренена в патриотических символах, что любой критический вопрос о ее роли и фунционированпи воспринимается как предательство и святотатство.

¹³ Esmein A. Histoire de la procédure criminelle en France et spécialement de la procédure inquisitoire depuis le XII siècle jusqu'a nos jours. Paris, 1882. Réed, in: Berman H. J. Law and Revo­lution. The Formation of Western Legal Tradition. Cambridge: Har­vard University Press, 1983.

¹⁴ Block M. Seigneurie francaiçe et manoir anglais. Paris: Ar-mand Colin, 1967. P. 85.

¹⁵ Hanley S. Engendering the State: Family Formation and State Building in Early Modern France // French Historical Studies. 1989. №16(1). P. 4-27.

¹⁶ Jouanna A. Le Devoir de révoke, la noblesse française et la gestation de 1'Etat moderne. 1559-1561. Paris: Fayard, 1989.

¹⁷ Mousnier R. Les institutions de la France sous la monarchic absolue. T.I. Paris: PUF, 1980. P. 4.

¹⁸ Fogel M. Modèle d'état et modèle social de dépense: les lois somptuaires en France de 1485 à 1560// Genet Ph., Le Mené M. Op. cit. P. 227-235, (spéc. p. 232).

¹⁹ Mait/and F. W. The Constitutional History of England. Cam­bridge: Cambridge UP, 1948. P. 429.

²⁰ В связи с Кафкой я показал, насколько социологическое и теологическое воззрения, несмотря на внешние различия, по­хожи друг на друга. (Bourdieu P. La derniere instance // Le siecle de Kafka. Paris: Centre Georges Pompidou, 1984. P. 268-270.)

²¹ Опубликование — в смысле процедуры, имеющей целью сделать что-то достоянием публики, доступным каждому для ознакомления, — всегда заключает в себе возможность узурпа­ции права осуществлять легитимное символическое насилие, це­ликом принадлежащее государству (которое подтверждается, к примеру, публикациями о заключении брака или через обнаро­дование закона). Государство всегда стремится управлять все­ми видами опубликования: печатанием и распространением книг, театральными постановками, публичными проповедями, карикатурами и т. д.

²² Bourdieu P. Sur le pouvoir symbolique // Annales. 1977. №3. P. 405-441. См. перевод на русский язык в настоящем издании: «Символическая власть».

²³ Другим примером этого может служить деление универ­ситетского и научного мира на дисциплины, вписанное в умы в форме днсциплинарых габитусов, порождающих диспропорци­ональные отношения между представителями различных дис­циплин, а также ограничения и искажение представлений и практик.

²⁴Цит. по: Юм Д. О первоначальных принципах правления / Пер. Е. С. Лагутина // Юм Д. Сочинения: В 2 т. Т. 2. / Пер. с англ.; Примеч. И. С. Нарского. М.: Мысль, 1996. С. 503-504.

ОТ «КОРОЛЕВСКОГО ДОМА»

К ГОСУДАРСТВЕННОМУ ИНТЕРЕСУ:

Модель происхождения бюрократического поля*

Главный замысел данного исследования — попытать­ся раскрыть специфические характеристики государствен­ного интереса, которые скрываются за очевидностью, обеспеченной согласием между разумом, сформирован­ным государством, государственным разумом и структу­рами государства.¹ Нужно, следовательно, не столько задаваться вопросами о факторах возникновения госу­дарства, сколько задуматься о логике исторического про­цесса становления такой исторической реальности, как государство: сначала в его династической форме, а потом в бюрократической. Нужно не столько описывать (т. е. составлять некий генеалогический рассказ) процесс автономизации бюрократического поля, подчиняющегося собственной бюрократической логике, сколько выстраи­вать модель этого процесса, а точнее — модель перехода от династического государства к бюрократическому, от государства, сводящегося к королевскому дому, к госу­дарству, сформированному как поле сил и поле борьбы, направленных на завоевание монополии легитимной ма­нипуляции общественным богатством.

Р. Дж. Бонни,² исследуя современное национальное государство, заметил, что мы рискуем упустить из виду предшествующее ему династическое: «На протяжении длительного времени до 1660 года (а некоторые считают, и позже) большинство европейских монархий не были национальными государствами в нашем понимании, за исключением — скорее случайным — Франции».³ Не про­ведя четких различий между династическим и нацио­нальным государствами, мы не сможем уловить специфи­ки современного государства. Последняя как никогда хо­рошо проявилась во время длительного переходного периода, приведшего к формированию современного го­сударства, и была результатом особой работы по ново­введению, разрыву и переопределению.

Но, может, следовало бы быть более радикаль­ным и вообще не называть династическое госу­дарство государством, как это сделал В. Стибер.⁴ Он подчеркивает ограниченную власть герман­ского императора как монарха, назначенного в результате выбора, требующего папской санк­ции- немецкая история XV века отмечена поли­тикой заговоров князей, она характеризуется стратегиями наследования, направленными на процветание семьи и княжеского владения [estate] Здесь нет ни одной черты современного государства Только в XVII веке во Франции и Англии проявляются основные отличительные черты начинающего формироваться современ­ного государства Однако в 1330-1660 годах для европейской политики все еще характерны пер­сональный взгляд — «proprietary» — князей на свое правление, давление феодальной знати, а также претензия церкви на определение норм по­литической жизни.

Нужно задаться вопросом не о факторах появления государства, но о логике исторического процесса, соглас­но которой — внутри и посредством некоего рода кристаллизации — сложилась как система такая исторически беспрецедентная реальность, которой является династи­ческое и, что еще более необычно, бюрократическое го­сударство.

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: