Ответственность государства за здоровье нации

Взяв на себя ответственность за здоровье населения, государство было вынуждено издать специальные правила, по которым регламентировалась поставка на рынок отдельных медикаментов, не прошедших тестовых испытаний или недостаточно испытанных, которые могли бы принести вред здоровью населения.

Врач назначает лекарства. Аптекари продают лекарства, приобретая их в лабораториях. Лаборатории не могут поставить эти медикаменты без лицензии. Чтобы приобрести лицензию, фабриканту необходимо выполнить ряд предписаний.

И вот предписания выполнены, и врач оказывается в прямой зависимости от лабораторий и, следовательно, в не прямой зависимости от государства, которое издало вышеназванные правила.

Все это кажется абсолютно логичным, и здоровье населения, таким образом, теоретически оказывается защищенным.

Но, к сожалению, только теоретически, так как, если мы вернемся назад, чтобы понять, как государство регламентировало поступление на рынок новых медикаментов, то станет понятным, что подобное упорядочение основывается на малонадежных, ошибочных и не научных принципах.

В конце XIX в. государственные руководители оказались перед необходимостью ввести в практику систему регламентации производства и продажи медикаментов.

Чтобы этого добиться, некомпетентные личности обратились за советом к светилам медицины, которые все были физиологами.

Последние, сторонники опытов на животных, явились авторами изданных правил, получивших законодательную силу, и сохранились по сей день.

Эти правила обязывают проведение испытаний всех химических субстанций на животных, исходя из наивного принципа: если лекарство подошло животному, то оно непременно подойдет и человеку; если подлежащая тесту химическая субстанция вызвала гибель животного при определенной дозе, то нельзя такую же дозу назначать человеку, а просто уменьшить ее до допустимых пределов.

Стандартный тест DL50 предполагает на протяжении 14 дней назначение экспериментальным животным медикаментов с целью определения смертельной дозы. Уцелевшим животным вводят менее высокую дозу, которую исследователи считают безопасной дозой, хотя она считается безопасной лишь для того вида животных, на которых проводился эксперимент.

Затем исследователи устанавливают прямо пропорциональную зависимость между массой тела этого вида животного и массой тела человека. Можно себе представить, насколько может быть ошибочной подобная методика!

Всемирная организация здравоохранения сама признает слабую надежность подобной практики.

Однако именно такая практика остается в силе и в наши дни. Даже подтверждается тот факт, что еще в начале XX в. была установлена договоренность в виде устного сговора между государством и лабораториями. В ее основу легли спорные с научной точки зрения экспериментальные методы.

Вероятно, можно предположить, что медицина пошла по такому пути, не имея ничего лучшего.

Действительно, как можно практиковать иначе, если раньше игнорировалась клеточная структура и принцип выращивания в пробирках дрожжей и бактерий, клеток животных и людей, на которых сегодня разрешается экспериментировать.

В самом деле, подобный сговор между государством и лабораториями позволял обеим сторонам чувствовать себя совершенно спокойными. Тест DL50 представлял собой защитный экран против всех несчастных случаев.

Лаборатории, что вполне легко понять, получали максимальные доходы и продолжают их получать, отвергая любые возможные судебные преследования при возникновении каких-либо несчастных случаев.

Тесты были проведены, разрешение на реализацию медикамента получено министерской комиссией. Кто в этом случае посмеет преследовать лабораторию, реализующую лекарственный препарат, который вдруг оказался смертельно опасным?

Таким образом, постепенно, на основе действующего сговора между государством и лабораториями, весь медицинский корпус, включая и фармацевтов, стал поглощаться самим государством. Первый рубеж к потере независимости медициной был пройден.

На протяжении последних лет влияние государства на медицинский корпус продолжало усиливаться.

Можно все время возражать против того, что только после принятия на вооружение теста DL50, которому не было аналогов, был сделан первый шаг к упорядочению изготовления медикаментов с целью возможного ограничения их отравляющего воздействия на человека.

Возможно, что это и может быть ответом на поставленный вопрос. И, несмотря на то, что прошел почти век, ознаменовавшийся фантастическим прогрессом во всех областях науки, этот варварский и ненадежный метод до сих пор продолжает свое существование.

Из сказанного можно сделать следующий вывод: в методике испытаний химических субстанций, входящих в те или иные медикаменты, не было достигнуто какого-либо прогресса, однако используемый метод продолжает применяться и в настоящее время, получив силу закона.

Однако, являясь архаичным, продолжает представлять серьезную опасность для здоровья человека.

Так дальше не может продолжаться по двум причинам. Во-первых, вышеизложенная методика появилась из-за «отсутствия чего-то лучшего», основываясь на ненадежных принципах сомнительного характера.

Но ее вынуждены были продолжать применять потому, что она была обязательна. От нее необходимо отказаться. Во-вторых, ученые уже достигли значительного прогресса, позволяющего проводить эксперименты в пробирках с практически полной надежностью.

В настоящее время можно проводить эксперименты на культурах дрожжей и бактерий, культурах клеток животных и человека, культурах кожи.

Существуют и другие практические методы — биоматематические, холистические и ряд других. Почему нужно любой ценой поддерживать этот злосчастный тест DL50?

Необходимо, чтобы лабораториям, наконец, поставили в вину выпуск медикаментов, явившихся причиной смерти сотен и тысяч людей, сделавших хронически больными сотни и тысячи других, поставить их перед трибуналом и потребовать по итогам долгого процесса возмещения ущерба несчастным жертвам.

Что касается государства, которое через посредство министерской комиссии позволило появиться таким лекарствам на рынке, то оно, конечно, останется неприкосновенным.

Всю вину должны взять на себя члены комиссии, которые из-за своей некомпетентности, небрежности и допущенных ошибок дали разрешение на продажу опасных лекарств.

Любой эксперт должен брать на себя определенную ответственность. Ответственность должна возрастать, если речь идет о продукции, оказывающей негативное воздействие на здоровье!

На многих процессах эксперты заявляли одно и то же: «Наша добрая честь затронута... Лаборатория нас обманула... Результаты экспериментов подделаны... Врачи, ответственные за клинический эксперимент, сжульничали или были некомпетентны...»

Я хочу привести пример, который мог бы наглядно подтвердить антинаучный подход к тестированию с помощью DL50.

Все мы помним о громком судебном процессе по делу авторов транквилизатора талидомида, который был рекомендован для приема беременным женщинам.

Этот препарат вызвал тяжелые врожденные пороки у 10 тыс. новорожденных. Рождались маленькие уродцы с укороченными конечностями. У некоторых из них вообще отсутствовали конечности, было одно легкое, деформированы глаза и уши.

Половина детей рождалась мертвыми, матери сходили с ума, родители и врачи оказались на пути детоубийства! И это несмотря на то, что талидомид испытывался на животных на протяжении нескольких лет.

23 февраля 1962 г. журнал «Тайм» писал: «После трехлетних тестов на животных этот транквилизатор вошел в разряд настолько безвредных, что была разрешена его свободная реализация без всяких рецептов на территории всей Западной Германии».

Этот медикамент поступил на немецкий рынок под названием «контерган» в октябре 1957 г. Затем была продана лицензия семи африканским странам, 17 азиатским государствам и 11 странам западного полушария.

01.08.1958 г. лаборатория, производившая препарат, обратилась с письмом к 40 тыс. немецких врачей, рекламируя контерган как лучшее лекарство для беременных и рожениц, так как оно не вредно ни для матери, ни для ребенка!

В 1961 г. лаборатория Chemie-Grünenthal, создатель данного транквилизатора, уже получила 1,6 тыс. сообщений относительно отрицательного его воздействия на организм.

Завоевав 40% немецкого рынка транквилизаторов и возобновив эксперименты на животных, результаты которых были негативными, фирма не видела никакого смысла изымать его с продажи.

Кроме того, в европейских государствах, а именно в Англии и Швеции, производители талидомида, получив разрешение, провели независимо от Chemie-Grünenthal множество тестов на животных и пришли к одному и тому же выводу: никакой опасности для человека.

В 1961 г. английский концессионер Distillers Company выпустил талидомид на британский рынок под названием «Диставал» со следующей гарантией: «Диставал может приниматься в абсолютной безопасности беременными и роженицами без всякого вреда как для матери, так и для ребенка». Результат всем известен.

Во время судебного процесса исследователи различных лабораторий продолжали тщательные тесты на животных, вводя повышенные дозы талидомида собакам, кошкам, крысам, морским свинкам, 150 видам и подвидам различных кроликов, пытаясь получить положительный результат. Но напрасно.

И только тогда, когда препарат ввели белому новозеландскому кролику, удалось получить несколько уродливых крольчат. И это после многочисленных экспериментов, проведенных в течение нескольких лет в различных странах на сотнях тысяч животных.

Во время этого процесса немецкий исследователь профессор Видукинд Ленд, которому удалось во время опытов на приматах (обезьянах) получить изуродованных маленьких детенышей, свидетельствовал следующее: «Не существует тестов на животных, способных указать заранее, что человеческий организм, находящийся в похожих экспериментальных условиях, среагирует подобным же образом».

Турецкий профессор С.Т. Айгюн, вирусолог университета в Анкаре, используя эмбрионы кур, в течение нескольких недель обнаружил опасность, которую представлял талидомид для человеческого зародыша.

Несмотря на то, что это лекарство уже поступило в продажу в других странах, он помешал выдаче разрешения на его использование в Турции.

Перечень медикаментов, вызвавших множество трагедий, достаточно длинный, однако широкой публике стали известны только единицы, о которых сообщила пресса: клиокинол, эралдин, Сталиной, изопреналин, стильбэстрол, амидопирин, Мэр 29, аспарагиназа, хлорамфеникол, меносил, фенформин.

Однако и эти медикаменты прошли тесты на животных. В моем труде «Черное досье синтетических лекарств» (издательство «Анкр», июль 1989 г.) было названо 220 химических субстанций синтетического происхождения, вошедших в состав 1400 фармацевтических препаратов и вызывающих нежелательные или серьезные побочные действия, однако оказавшихся в употреблении.

В настоящее время они находятся в широкой продаже.

После поступления соответствующих регистрационных карточек в Национальный центр фармакологического наблюдения Франции в течение 15 лет было изъято из продажи примерно 650 препаратов.

Этот центр, созданный в январе 1974 г., уже к 31.12.1976 г. получил 47 % карточек об опасности и 110 писем, информирующих о нежелательных последствиях отдельных препаратов, при этом не учитываются корреспонденции, раскрывающие результаты расследований по применению висмута и резерпина.

В 1990 г. была создана ассоциация Pro-Amina с целью внедрения методик без проведения тестов на животных. Штаб ассоциации находится в Париже. В эту ассоциацию входят только ученые.

При экспериментах на животных используемые вещества, как правило, вводятся внутривенно, подкожно или с пищей. Затем симптомы отравленного животного анализируются подобным образом: устанавливается наличие поражения дыхательных путей, повышенного давления, рвоты, конвульсий, язвы, кровотечения.

Агония может длиться от 8 до 15 дней. Выживших животных убивают для последующего изучения внутренних органов. Проведение подобных тестов, когда погибает 200-300 животных в каждой лаборатории и по каждой исследуемой субстанции, меняется в зависимости от вида исследуемых животных.

При этом учитывается, что всякое прямое перенесение полученных данных с животного на человека является очень рискованным занятием. Владельцы фармакологических предприятий это признают, но продолжают использовать только тест DL50 потому, что нынешние законы их к этому обязывают.

Всемирная организация здравоохранения признает недостаток данного теста, который лишает жизни до 100 млн. животных в год.

Одной из целей ассоциации Pro-Amina является изыскание возможностей прекращения практики, недостойной нашей эпохи, и предоставление исследователям права поиска других тестов без использования животных.

И хотя такие методики еще не известны широкой публике, но они уже широко используются в различных странах. Это тот случай, когда эксперименты проводятся на культурах клеток животных или человека.

Сегодня, к примеру, все производители косметики могли бы использовать подобные тесты на культурах человеческой кожи, что оказалось бы более надежным, чем тесты на коже животных.

Научный комитет ассоциации Pro-Amina предлагает сегодня тесты на животных в косметологии заменить тестами на клеточных культурах эквивалентной кожи.

Техника исследований на культурах эквивалентной кожи позволила бы внедрить в практику тесты по клеточным изменениям под влиянием первичных раздражителей и исследовать всю косметику, уже подготовленную для реализации.

Осталось бы только составить протокол испытания на токсичность или на тест по клеточному беспорядку, или же на тест по подсчету неповрежденных клеток.

Точные условия применения тестов в косметике нужно будет только систематизировать и утвердить для каждого типа косметического средства.

После достижения определенного результата в ходе эксперимента на животных потенциальное лекарство должно теперь пройти «испытание» на человеке, для которого оно в конечном итоге и предназначено.

Все терапевтические испытания осуществляет лаборатория или фармакологическая фирма — автор формулы. Опыты проводятся под руководством служащего-руководителя одним или несколькими врачами-экспериментаторами на пациентах (добровольцах или ничего об этом не подозревающих).

Ко второму этапу эксперимента дополнительно подключают этический комитет госпиталя, в котором проходит эксперимент, аптекоуправление Министерства социальных вопросов, комиссия по выдаче разрешения на реализацию.

Данная комиссия наделена правом выдачи разрешений или запрета на продажу лекарства после подробного изучения представленного отчета врачами-экспериментаторами.

Таким образом, создается внешняя видимость обеспечения всех возможных гарантий этого этапа эксперимента как наиболее значительного, потому что именно здесь доказывается, говоря научным языком, ненадежность первого этапа эксперимента на животных, что лишний раз подтверждает мнение по этому поводу Всемирной организации здравоохранения и многих опытных научных работников.

Как логически, так и с научной точки зрения немыслимо считать результаты положительными, если они получены в ходе экспериментов на различных видах животных.

Результаты, полученные на животных одного вида, не могут соответствовать результатам, полученным на животных другого вида, а тем более они не могут быть применены к человеку. В противном случае используемые критерии нельзя считать какой-либо научной версией.

В подтверждение сказанному, к примеру, лаборатория, которая изучает полученную молекулу будущего лекарства, проводит эксперименты на крысах, полученные при этом результаты будут существенно отличаться от тех, которые были получены на собаках, кошках, свиньях или птицах.

Отсюда возникает вопрос, какими методами должны пользоваться экспериментаторы в ходе первого этапа эксперимента, какими нелепыми должны быть умозаключения, если они пытаются доказать эффективность изучаемой молекулы, вводимой совершенно различным видам животных, для человека?!!

Предположим, что им все же удалось установить нужную дозу тестируемого на подопытных животных препарата (было бы, конечно, справедливо, если бы лаборатория проводила эксперименты на животных каждого вида в отдельности, но ей это обошлось бы намного дороже, а это, в свою очередь, не было бы одобрено руководством).

Но становится совершенно непонятным, как могли экспериментаторы вывести дозу лекарства для человека, если его физиология фундаментально отличается от физиологии животных.

Антинаучно рекомендовать какое-либо лекарство большому количеству пациентов без учета их особенностей и наследственных признаков (из системы HLA — тесты на кровь, мочу, наследственные признаки и т.д.).

Прописывать одно и то же лекарство всем пациентам, заболевшим одной и той же болезнью, также является не только медицинской ошибкой, но и лженаучным действием.

Фармакологическая фирма, которая намерена получить разрешение на реализацию какого-либо лекарства и которая обязана провести первый этап тестов на животных, должна прежде всего отобрать компетентных врачей-экспериментаторов и постоянно осуществлять проверку правильности испытаний.

Фирма поручает все это посреднику — руководителю, который подбирает врача-экспериментатора, проверяет оборудование лаборатории, обслуживающий персонал, устанавливает факт введения препарата и наблюдает как за ведением журнала исследований, так и за получаемыми результатами.

В общих случаях этот руководитель не является врачом и не имеет медицинского образования. Он работает в качестве функционера-контролера и не может установить каких-либо умышленных фальсификаций или определить ошибки, допущенные экспериментатором.

Таким образом, его роль сводится лишь к выполнению обязанностей служащего, труд которого оплачивается фармакологической фирмой и который участвует в тесте лишь как лицо, свидетельствующее о том, что эксперимент действительно имеет место, а не как эксперт, подтверждающий научную обоснованность представленной врачом-экспериментатором документации.

На самом деле никто не может установить, является ли данный руководитель-контролер честным служащим или нет и сможет ли врач-экспериментатор легко его обмануть. Часто случается, что он просто-напросто отрабатывает получаемую им зарплату.

Вот таким же образом в 1983 г. агентство «Био-Басик», специализирующееся на наблюдении за ходом клинических исследований, работу которого оплачивали фабриканты, обмануло две американские лаборатории: Ortho и Bristol-Myers.

Подобный обман повлек за собой изъятие с рынка двух препаратов: супрофена и бутарпланоля. Само собой разумеется, что врач-экспериментатор играет в подобных исследованиях главную роль. Он должен характеризоваться как абсолютно честный человек.

Он обязан не только соблюдать протокол эксперимента, но также получить согласие на тестирование у подобранных для этой цели пациентов. Как достичь этих двух необходимых условий для успеха исследования, организованного фармакологической фирмой?

Как обеспечить успешное внедрение испытываемого препарата в серийное производство, добиться его эффективности и особенно безопасности? А что касается согласия пациентов или членов их семей, то об этом можно говорить очень много.

Ибо известно, что на протяжении нескольких десятилетий еще проходящие испытание препараты обманным путем прописывались пожилым людям или умственно отсталым личностям всех возрастов без их на то согласия.

Что касается соблюдения протокола исследования, то никто не может подтвердить, соблюдался ли при этом закон и не было ли никакого мошенничества или обмана со стороны врача-экспериментатора.

Во Франции вообще отсутствует какой-либо орган, напрямую контролирующий работу экспериментатора, который проверял бы его отчеты и сравнивал соответствие данных, полученных в эксперименте, данным, медицинских карточек исследуемых пациентов.

Вероятно, можно предположить, что этот экспериментальный процесс в какой-то степени уже гарантирован и защищен дирекцией аптеки, которой якобы предоставлены полномочия следить за ходом эксперимента, требуя предоставления полной информации по протоколу теста или по квалификации экспертов.

Однако в том-то и состоит сложность, что данной дирекции отведено право лишь простого регистратора полученных результатов, без вникания в их содержание.

И, наконец, разрешительная комиссия по выдаче лицензий на реализацию медикаментов не играет абсолютно никакой роли как на предварительном этапе исследования, так и на этапе проведения самого эксперимента.

Она имеет полномочия лишь на уровне оказания доверия экспертам, которых слепо считает великолепными специалистами, отказывая при этом другим. Есть опытные эксперты, с которыми все лаборатории хотят сотрудничать… а другим не доверяют.

Что касается этического комитета госпиталя, в котором проходят эксперименты, то он вообще не разбирается в терапевтических тестах.

Госпиталь — это то место, где лечат, и госпитальный врач не имеет необходимых навыков, чтобы разобраться в процедурах эксперимента. В факт проведения большинства тестов работники госпитального учреждения, как правило, не посвящаются.

В мае 1983 г. и в сентябре 1984 г. Министерство по социальным вопросам, осознавая расплывчатость обстановки, в которой происходят терапевтические исследования, издало две директивные рекомендации по этому поводу, но их содержание касалось только экспериментов, проводимых на животных, а не на людях.

В этих рекомендациях говорилось о методах, оборудовании, помещениях, персонале, которому может быть поручено проведение исследования, а также уточнялись условия содержания животных.

Фармацевт-инспектор должен был следить за аппаратурой, регистрирующей токсичность исследуемого препарата, стерильностью лабораторий, здоровьем персонала, проверять места, в которых находились животные перед проведением эксперимента, контролировать меры, принимаемые к ним во избежание стресса, и т.д.

Можно только мечтать о тех условиях, в которых содержат и лечат животных. Эти директивные указания являются по сути дела бесполезными, но создают иллюзию высокой добросовестности политиков и того, что государство идет на уступки требованиям различных ассоциаций, выступающих против опытов на животных.

Это также некий реверанс в сторону общественного мнения. Вероятнее всего, нам пытаются доказать, что мы можем полностью доверять врачам-экспериментаторам и различным организациям, которые могли бы создать определенные гарантии для проведения и успешного завершения клинических экспериментов.

Но почему вероятнее всего? Приведу один живой пример: 11 октября 1979 года сенаторская комиссия по просьбе ее президента сенатора Эдварда Кеннеди решила заслушать FDA по результатам проведенного ею расследования на предмет подложных и сфальсифицированных данных нескольких терапевтических тестов.

На этом заслушивании присутствовал Э. Кеннеди, директор FDA Ширвин Гарднер, его заместитель Ричард Купер и ответственный за фармакологическое расследование Доктор Микаэл Хенсли. Во время этого собрания были заслушаны дела различных врачей-экспериментаторов, допустивших фальсификацию результатов экспериментов.

Реальность одерживает верх над вымыслом, и я советую читателю ознакомиться подробнее с этим в журнале «Наука и жизнь» за № 826, июль 1986 г. Он вышел большим тиражом.

Если подобные процессы разворачиваются в США, то можно надеяться, что они могут состояться и в других странах. Тем более что отдельные крупные американские лаборатории продают собственные медикаменты через свои европейские филиалы.

А если подобные лекарства реализуются в Европе, то существует реальная опасность того, что они поступили на реализацию в результате фальсифицированных клинических испытаний. В этом случае можно утверждать, что существует постоянная опасность проникновения на рынок некачественных медикаментов независимо от их происхождения.

Думаю, что какие-либо комментарии по этому поводу излишне. Однако очень важно дать понять читателю, что на врача-экспериментатора положиться нельзя, что за проведенный эксперимент он положит от фирмы-заказчика в карман значительную сумму, при этом как свою работу, так и свою миссию он выполнит небрежно и некачественно.

За отдельные исследования во время второго этапа тестирования на человеке экспериментатор может получить гонорар от 3 до 5 млн. французских франков. Фирма «Pivot» за тестирование значительного количества препаратов выплачивала гонорар от 5 до 10 млн. французских франков.

В заключение можно сказать, что истинная стоимость какого-либо терапевтического исследования заключается в честности экспериментатора и в его профессиональных качествах. Ни одна организация не способна осуществить контроль эффективности достигнутых результатов в ходе тестов, кроме самого эксперта.

Отсюда и результат — проникновение на рынок опасных медицинских препаратов на короткое, среднее или продолжительное время. Необходимо также знать, что при возникновении несчастных случаев в результате приема опасных препаратов, «незаконно» появившихся в продаже, еще ни один врач-экспериментатор не предстал перед судом.

Следует также констатировать, что врачи, прописывая рецепт, делают это от всего сердца, не подозревая о том, что на выписанном пациенту лекарстве, попавшем на реализацию, лежит отпечаток первого этапа эксперимента, не давшего ни одного серьезного научного факта, и что второй этап теста может быть проведен некачественно или сфальсифицирован.

Отсюда явная очевидность того, что врачи находятся в полной зависимости от фармакологических лабораторий, а, следовательно, и от государства, которое регулирует поступление на рынок медицинских препаратов, устанавливая при этом абсурдные правила тестирования, придавая им форму закона.

Что касается второго этапа клинического эксперимента, то он тем более не гарантирует в разумных пределах ни эффективности препарата, который должен поступить на реализацию, ни его безопасности.

Самым лучшим доказательством того, что лаборатории уже на протяжении нескольких лет не уверены сами в себе, является тот факт, что большинство из них приступают к третьему этапу — договоренности с лечащими врачами, чтобы знать последствия оказываемого препаратами на пациентов воздействия.

Третьим этапом исследования пользуются далеко не все лаборатории из-за разных финансовых возможностей.

Существует третий этап, о котором говорят очень редко в медицинской среде. Он не известен широкой публике, а если бы и стал известен, то это повлекло бы за собой множество вопросов, в частности, о поведении врача по отношению к пациенту.

В течение нескольких лет отдельные лаборатории предлагают терапевтам и специалистам, практикующим в своих кабинетах, работу, в некотором роде похожую на деятельность врача-экспериментатора в ходе клинических испытаний.

Это еще раз доказывает то, что эти лаборатории даже после второго этапа клинических экспериментов сами не полностью уверены в эффективности, безвредности и нетоксичности выпущенных на рынок препаратов.

Представитель компании приходит к врачу и предлагает ему за определенную плату прописывать при одних и тех же заболеваниях отдельно взятым пациентам новый препарат, а других лечить прежними препаратами.

При этом врач должен осуществлять наблюдение за экспериментальной группой пациентов и отмечать результаты воздействия нового препарата.

Свои замечания и предложения он отражает в отчете представителю компании, который затем передает его в лабораторию, изготовившую новое лекарство и над которым она продолжает работать и далее.

Вполне понятно, что подобная практика позволяет проследить судьбу нового препарата после первого и второго этапов, и составить представление о возможных нежелательных последствиях его приема в течение продолжительного времени.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что отдельные медикаменты, даже после первого и второго этапов исследования, призванных доказать их эффективность и безвредность, могут оказаться опасными для жизни пациентов и спустя нескольких месяцев или лет после их употребления.

Между тем любопытно узнать, как же поступит лаборатория, если она получит негативный отзыв врача-практика на тестированный препарат в ходе третьего этапа эксперимента. Об этом можно только догадываться, если учесть, что после третьего (факультативного) этапа с рынка не был изъят ни один из медикаментов.

Можно предположить, что на негативные отзывы никто и никогда не реагировал, лекарства продолжали начатую карьеру, как будто бы ничего и не произошло. Вот почему можно задать себе вопрос, какой же интерес извлекают лаборатории из третьего факультативного этапа испытаний?

В реальности это может быть своеобразным коммерческим ухищрением, когда проводимые маркетинговые исследования ставят своей целью убедить практикующего врача в надежности предлагаемого лекарства, в том, что препарат позволяет достигнуть высокого лечебного эффекта.

В конечном итоге оказывается, что врач будет стараться прописывать только этот препарат в ущерб другим, от которых он отказался совершенно напрасно. Такое поведение врача поощряется лабораторией-изготовителем.

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: