Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







З.САМОСТНО ОРИЕНТИРОВАННОЕ ЭГО





Образ Христа дает нам яркую картину самостно ориентированного эго, т.е. индивидуированного эго, которое сознает, что Самость руководит им. Это состояние самостной центрированности нашло отражение в примере, при­веденном в Евангелии от Иоанна (8:28,29):

"Ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю;

Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня одного, ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно".

Состояние самостного признания возникает во время крещения Христа (рис.39): "...и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Кото­рый сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголю­щий: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение"" (Матф., 3:16,17). Таким образом, устанавливается связь с его сверхличност­ным источником, тем источником, который любит и поддерживает его.

Тем не менее, после этого возвышенного откровения наступили собы­тия, которые не сулили ничего хорошего. Сошедший с небес "Дух Божий" оказывается отрицательным и превращается в искусителя. "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола" (Матф., 4:11). С психологической точки зрения, эта последовательность событий со­ответствует непреодолимому искушению впасть в инфляцию, которая наступает после раскрытия архетипической психики ("отверзлись небеса"). Эго склоняется к идентификации с вновь обретенной мудростью или энер­гией и присваивает ее себе для своих нужд. На мотив инфляции указывает высокая гора, на которую возводится Иисус.

В Евангелиях упомянуты три характерных искушения. Вначале искуси­тель сказал Иисусу: "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами". Он же сказал ему в ответ: "Написано: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих " (Матф., 4:3,4). Здесь сказано об искушении впасть в материализм, конкретистское заблуждение, при котором новая энергия применяется на конкретном, физическом уровне. Опасность этого искушения состоит в поиске индивидом макси­мальной безопасности в физическом благосостоянии или в буквальной, строгой "истине", а не в живом общении с психическим центром бытия.

Второе искушение состоит в предложении броситься вниз с крыла храма: "И говорил Ему: "Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: "Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не претк­нешься о камень ногою Твою". Иисус сказал ему: "Написано также "Не иску­шай Господа Бога твоего" (Матф., 4:6,7). Здесь искушение состоит в выходе за собственно человеческие пределы ради эффектного зрелища. Ответ ука­зывает на то, что такой поступок бросит вызов Богу, т.е. эго бросит вызов все­общности, а это предполагает изменение прерогатив и поэтому приводит к роковым последствиям для эго.

Третье искушение—это искушение властью: "...опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: "Все это дам Тебе, если падши поклонишься мне". Тогда Иисус говорит ему: "Отойди от Меня, сатана; ибо написано: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи"" (Матф., 4:8-10). Бог индивида составляет его высшую ценность. Если индивид превыше всего ценит личную власть, он отдает демонической инфляции почести, которые по праву принадлежат Самости.

Искушение Христа в яркой форме передает опасности встречи с Само­стью. При такой встрече могут иметь место все степени инфляции, вплоть до явного психоза. Ответы Христа дают бесценное указание на то, как необхо­димо бороться с указанной опасностью. В каждом случае он не высказывает свое мнение, а цитирует святое писание. Это свидетельствует о том, что от­разить опасность способна только сверхличностная мудрость. Опираясь на свои личные представления в такой кризисной ситуации, индивид способ­ствует возникновению той инфляции, которой добивается искуситель. С психологической точки зрения это означает, что индивид должен попытаться найти миф или архетипический образ, который отражает его инди­видуальную ситуацию. Соответствующий сверхличностный образ обеспе­чит необходимую ориентацию и защиту от опасности инфляции.

Драма распятия на кресте и события, приведшие к ней, отражают конеч­ные аспекты индивидуации. При соотнесенности с архетипической пара­дигмой индивидуальные переживания бесчестья, позора и отвергнутости приобретают смысл и величие. Показательной в этом отношении является психологическая установка Христа в саду Гефсиманском: "Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет" (Евангелие от Луки, 22:42).

Здесь была приведена классическая формулировка установки эго, кото­рая необходима при кризисе индивидуации. При такой установке под­держка неизменно приходит из сфер архетипической психики. (Рис.42). Точно так же характерную особенность кризисных этапов индивидуации составляет переживание предательства! мучительная боль которого вы­разилась в словах: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Еван­гелие от Матфея, 27:46). В такие моменты эго ощущает полное отсутствие утешения и поддержки как изнутри, так и извне. Иссякает вера, основанная на проекциях и бессознательных допущениях. Это состояние знаменует на­ступление переходного периода. Переживание отчаяния наступает после гибели старой жизненной ориентации и предшествует рождению новой ориентации. Воскресение Христа символизирует рождение более всесто­ронней личности, которое может привести к сознательному признанию ис­пытания распятием на кресте. Святой Иоанн Креститель описывает эту ситуацию следующим образом:

"В таком случае подобающим будет то, что душа в первую очередь вверга­ется в пустоту и нищету духа и лишается всякой помощи, утешения и естественного понимания всех вещей—высших и низших. При такой опу­стошенности она действительно способна стать нищей духом и осво­бодиться от ветхого человека, чтобы жить новой, блаженной жизнью, которая посредством этой ночи (темной ночи души) и отражает состо­яние единства с Богом".

Распятие на кресте составило кульминацию земной жизни Иисуса. При распятии на кресте происходит слияние Иисуса как эго и Христа как Самости. Человеческое существо (эго) и крест (мандала) становятся едины. Греческий прототип такого единения человека и мандалы представлен в образе Иксиона, привязанного к огненному колесу. Однако здесь заложен совершенно иной смысл. Иксион был привязан к колесу в наказание за свою дерзновенную попытку совратить Геру. Он вовсе не добровольно был привязан к колесу, и его союз с колесом должен был стать вечным. Здесь нельзя сказать, как в случае Христа, "Свершилось!" (Евангелие от Иоанна, 19:30). Миф об Иксионе олицетворяет то, что происходит с эго при приближении к мандале Самости.

Христианский миф относится к более высокому уровню развития эго. Христос является человеком и Богом. Как человек он идет к кресту, испы­тывая муку, но идет добровольно, воспринимая крестное распятие как часть своей судьбы. Как Бог он добровольно приносит себя в жертву ради человечества. С психологической точки зрения это означает, что распя­тие эго и Самости происходит одновременно. Пригвожденная и подве­шенная (т.е. как бы расчлененная) Самость терпит муку ради временной реализации. Для того чтобы появиться в пространственно-временном мире, она должна примириться с партикуляризацией или воплощением в конечном. Готовность Самости отказаться от вечного, непроявленного состояния и разделить человеческую участь свидетельствует о том, что архетипическая психика склонна спонтанно насыщать и поддерживать эго. В этой связи будет уместным привести следующий отрывок из Второго Послания к Коринфянам (8:9): "...Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою".

С другой стороны, распятие на кресте означает для эго подвешенность между противоположностями, которая вызывает у него ощущение беспо­мощности. Распятие на кресте признается неохотно, исходя из внутрен­ней необходимости индивидуации (процесса созидания целостности), ко­торая требует полного осознания парадоксальной природы психического. По поводу морального аспекта этого образа Юнг говорит следующее: "Реальность зла и его несовместимость с добром разделяют противопо­ложности и неумолимо приводят к распятию на кресте и приостанов­ке всякой жизни. Поскольку" по природе своей душа—христианка", этот результат наступает с такой же неизбежностью, как и в жизни Иисуса: все мы должны быть "распяты с Христом", т.е. нам необходимо "застыть" в нравственном страдании, сопоставимом с реальным распя­тием на кресте". В другом месте Юнг высказывается в более общем виде:

"Все противоположности исходят от Бога, поэтому человек должен сми­риться с этим бременем; при этом он обнаруживает, что Бог, пребыва­ющий в его "противоположностях", овладел им, сам воплотился в него. Он превратился в сосуд, наполненный божественным конфликтом". Одна из существенных особенностей христианского мифа и учения Иисуса состоит в отношении к слабости и страданию. Происходит на­стоящая переоценка обычных ценностей. Отвергаются обычные сознательные ценности: сила, власть, полнота и успех. Вместо них особое досто­инство приобретают слабость, страдание, нищета и несостоятельность. Эта идея развивается во всех проповедях Иисуса и достигает наивысшего вы­ражения в распятии на кресте, когда Бог подвергается унизительному на­казанию и умирает постыдной смертью преступника на кресте. Это было за пределами понимания римлян, для которых высшими ценностями были честь, сила и мужские добродетели. С психологической точки зрения, как мне кажется, здесь происходит столкновение между целями и ценностями двух различных стадий развития эго. Забота о личном достоинстве и силе и презрительное отношение к слабости неизбежны и необходимы на на­чальных стадиях развития эго. Вообще говоря, для того, чтобы существо­вать, эго должно научиться отстаивать свои права. Поэтому в психологии молодежи христианский миф занимает незначительное место.

В психологическом отношении христианский миф приобретает осо­бое значение на более поздних стадиях психического развития, когда уже сформируется устойчивое, развитое эго. Действительно, христианский миф дает нам образы и подходы, относящиеся к процессу индивидуации, который, в частности, составляет задачу второй половины жизни. Образ страдающего божества имеет непосредственное отношение к этой ста­дии развития. Этот символ говорит о том, что переживание страдания, сла­бости и несостоятельности по праву принадлежит Самости, а не только эго. Общее заблуждение эго состоит в том, что оно берет на себя всю ответ­ственность за свои страдания и неудачи. Такое заблуждение обнаружива­ется, например, в общем отношении людей к своим собственным слабос­тям, т.е. в психологической установке стыда и страдания. Индивид лишен возможности самореализации в той мере, в какой он слаб, как и мы все, и в то же время считает постыдным быть слабым. И, тем не менее, рассмот­рение переживаний слабости и несостоятельности как проявлений стра­дающего Бога, который стремится к воплощению, позволяет индивиду со­вершенно по-новому взглянуть на вещи.

Эти соображения особенно применимы к психологии депрессии. Деп­рессия означает "придавленность" чрезмерным грузом, грузом ответствен­ности и ожиданий от самого себя. Страдание индивида создает основу для са­мообвинения, которое может принять почти глобальные масштабы. В один из особенно сильных депрессивных периодов пациентке, подверженной депрессии, приснился следующий сон: (я привожу неполное описание сна): Я вижу грязного старика", который сидит на скамейке, располо­женной напротив меня. Он одет в лохмотья и покрыт грязью» Он по­хож на человеческое отребье...на нищего с сомнительной репутацией, изгнанного из общества. Он—изгой, "меньший среди нас"". Этот человек говорит: "Они должны принять меры к мелким жи­вотным". Тогда я окинула его внимательным взглядом. Он сидел на скамейке, расположенной справа от меня. На его коленях лежали три мертвые крысы и мертвый серый кролик.

Затем я замечаю, что вокруг его головы летает туча комаров. Они по­крывают всю его голову, забились в саму голову, в нос и глаза. Вначале это выглядит так, словно голова мужчины окружена ореолом. Вместо того чтобы, как обычно, испугаться и убежать, меня охватывает чувство сострадания к нему. Аналитик говорит: "Это - Христос". Мы решаем позвать кого-нибудь, чтобы помочь ему". Это замечательное сновидение показывает, что христианский миф имеет непосредственное отношение к психике современного человека. Оно вызывает в нашей памяти слова: "Истинно говорю вам: "Так, как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"" (Еван­гелие от Матфея, 25:40). Жалкая фигура оборванного грязного нищего с мертвыми животными на коленях ярко передает презираемые, отвергну­тые стороны личности сновидицы. Ее сознательное отношение к своей сла­бой, страдающей стороне отражается в состоянии бродяги. Самым заме­чательным в этом сновидении является отождествление бродяги с Христом. Это может означать только одно: то, что сновидица считает самым по­стыдным в себе самой, абсолютно неприемлемым, в действительности составляет высшую ценность, Самого Бога. При правильном подходе та­кое сновидение может привести индивида к формированию нового отно­шения к своей слабости, а именно, к признанию существования внутрен­него, неполноценного человека как "пути" к Самости.

ЧЕЛОВЕК КАК ОБРАЗ БОЖИЙ

Представление о Христе как парадигме эго нашло ясное выражение в апо­крифических "Деяниях Иоанна". В главе 95 Иисус говорит своим ученикам: "Я есть зеркало тому, кто созерцает меня" Далее, в главе 96, он говорит: "Созерцай себя во мне...постигай то, что я делаю, ибо страсть человечества, из-за которой я пострадаю, есть твоя страсть".

Если фигура Христа является для эго зеркалом, тогда она, несомненно, отражает парадоксальный двойной образ. Является ли в таком случае эго одновременно и человеком и Богом, и эго и Самостью? Этот вопрос Юнг затрагивает в своих алхимических исследованиях. Он пишет: "...с помо­щью символа солнца они (алхимики) устанавливали тесную связь между Богом и эго ". Отметив, что алхимики занимались бессознательными проекциями, которые являются естественными, неподвластными сознательному уму феноменами, Юнг приходит к заключению, что: "...природа сама выражает идентичность Бога и эго".25 Далее он отмечает: "Это ста­новится понятным, когда мы сознаем, что миротворчество присуще чело­веческому сознанию как таковому".26

Быть может, эта проблема лежит в основе спора по поводу гомоузии и гомойузии (единосущия и подобосущия Христа с Богом), который состо­ялся в IV веке. Следует ли считать, что Христос имеет такую же сущность, как Отец, или только подобную сущности Отца? Если отождествить Христа с эго и Отца с Самостью, тогда психологическая проблема приоб­ретает отчетливые очертания. Решение было принято в пользу догмата "единосущия", который с IV века стал в догматике действующим образом. Отсюда следует, что психология западного человека коренится в мифе, который уравнивает человека с Богом, а эго с Самостью.

Эта проблема нашла отражение в идее, что Христос есть образ Божий. В Послании к Колоссянам (1:15) Христос охарактеризован как "образ Бога невидимого". В Послании к Евреям (1: 3) Он назван "образом ипостаси Его". Эта манера говорить напоминает нам Книгу Бытия (1:26), в которой Бог говорит: "Сотворим человека по образу Нашему". Если Христос есть образ Божий, и человек сотворен по образу Божию, тогда Христос отожде­ствляется с человеком. Ориген разрешает эту проблему, поставив Христа на второе место в тройном ряду Бог—Христос—Человек: "Поэтому мы, будучи сотворены по этому образу, имеем Сына, прототип, как истину прекрасных качеств, существующих в нас. И мы есть для Сына то, что Сын есть для Отца, который есть истина".

Если сформулировать эту идею психологически, тогда можно сделать вывод, что реальное эго устанавливает связь с Самостью только через иде­альное эго как парадигматическую модель (Христос), которая связывает два мира—мир сознания и мир архетипической психики—посредством объ­единения личностного и архетипического факторов.

С этими неоднозначными заключениями мы переходим к самой труд­ной в аналитической психологии проблеме, а именно, к природе отношений между эго и Самостью. Христианский символизм сделал немало для разъ­яснения этой проблемы, но, несмотря на все усилия, она остается парадок­сом для сознательного понимания. Когда эту проблему удается осмыслить, тогда "миротворчество становится неотъемлемым свойством человеческого сознания как такового", а термины "эго" и "Самость" рассматриваются как от­носящиеся к различным уровням переживания одного и того же архетипи­ческого психического процесса. Эго является местом пребывания созна­ния, и если сознание творит мир, тогда эго, стремясь к самореализации, посредством индивидуации, выполняет творческую работу Бога.

ГЛАВА 6

Быть индивидом

Индивид—единственный естественный носи­тель жизни,

и так обстоит дело везде в природе.

КГ ЮНГ

АПРИОРНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ЭГО

Переживание индивидуальности составляет тайну бытия, которая выхо­дит за пределы дескриптивных возможностей. Каждый человек обладает уникальным переживанием индивидуальности, которое (как таковое) невоз­можно передать другим. Тем не менее, форма такого переживания имеет всеобщий характер и может быть опознана всеми людьми. Действительно, иногда создается такое впечатление, что цель психического развития инди­вида состоит в постоянном приближении к осознанию идентичности своей личностной, уникальной индивидуальности и вечного, архетипического индивидуального. Уникальность и всеобщность сливаются воедино, как только индивид решает быть индивидом.

При рассмотрении феномена жизни во всех его наблюдаемых проявле­ниях мы отмечаем не континуум, а почти бесконечное множество дискрет­ных элементов жизни, которые находятся в состоянии постоянных столк­новений и конкуренции друг с другом за пищу, воспроизводство потомства и выживание. Везде—от сложных молекулярных частиц (вирусов) до выс­ших позвоночных—мы обнаруживаем, что носителями жизни служат неде­лимые элементы, каждый из которых имеет свой, независимый, центр бы­тия. Это утверждение справедливо и для психической жизни; психика также проявляется через множество уникальных отдельных центров бытия, каж­дый из которых является микрокосмом..."абсолютно самобытным цент­ром, в котором само мироздание отражается единственным и неподража­емым образом".

Юнг ставит в центр своей психологии процесс осознания человеком себя как индивида, процесс индивидуации. В "Психологических типах" он определяет индивидуацию следующим образом:

"Вообще говоря, индивидуация составляет процесс формирования и специализации личностной природы; в частности, она представляет собой развитие психологического индивида как существа, отличного от общей, коллективной психологии. Поэтому индивидуация состав­ляет процесс дифференциации, направленный на развитие личности индивида".

В том же месте он дает определение термину "индивид":

"Психологический индивид характеризуется своей, особенной, а в не­которых отношениях и уникальной психологией. Особенный харак­тер психики индивида проявляется не столько в ее элементах, сколько в ее сложном образовании. Психологический индивид, или индивиду­альность, имеет априорное, бессознательное существование, но созна­тельно он существует лишь в той мере, в какой у него существует созна­ние своей особенной природы, т.е. в той мере, в какой у него суще ствует сознание своего отличия от других индивидов".4 Здесь необходимо обратить внимание на простое, не требующее дока­зательств утверждение: "индивидуальность имеет априорное, бессозна­тельное существование". При первом прочтении нередко теряется из вида вся полнота значений этого замечания. Мифологический образ, который говорит об одном и том же, более адекватно передает воздействие своего смысла. В Евангелии от Луки, когда люди возрадовались тому, что имеют власть над демонами, Иисус сказал: "Однако тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что ваши имена написаны на небесах " (курсив автора). Здесь содержится более полный смысл абстрактного ут­верждения, что индивидуальность имеет априорное бессознательное су­ществование. Имя индивида написано на Небесах! Другими словами, уникальная индивидуальность человека имеет сверхличностное проис­хождение и оправдание своего бытия. В другой работе Юнг выражает эту мысль несколько иначе:

"Самость, подобно бессознательному, имеет априорное существование, из которого развивается эго. Здесь, так сказать, заключен бессознатель­ный прообраз эго".

Представление о том, что идентичность человека имеет априорное существование, нашла отражение в древней идее, что каждый человек имеет свою индивидуальную звезду, нашего небесного двойника, олицетворя­ющего его космический аспект и судьбу. У Иисуса была Вифлеемская звезда, яркость которой была сопоставима с величием его судьбы. Вордсворт вы­ражает аналогичный образ в следующих строках:

Душа, появляющаяся с нами, звезда нашей жизни Обитает в иных местах И пришла издалека...

Образ звезды как сверхличностного центра идентичности фигуриро­вал в сновидении женщины. Этот сон приснился ей после важного осозна­ния того, что она принадлежит себе, а не мужу:

"Я находилась во дворе и увидела, как падает звезда... Но она не исчезла. Она несколько раз вспыхнула и застыла на месте, оставаясь яркой и круглой. Она находилась намного ближе ко мне, чем другие звезды. Она была желто-оранжевой, как солнце, но меньше, чем наше солнце. Я подумала: "Я видела рождение новой звезды".

"Одеяние Славы", упомянутое в гностическом "Гимне Жемчужине", слу­жит еще одним символом трансцендентального центра индивидуальности. Спаситель оставляет дома Одеяние Славы, когда нисходит во мрак египет­ский. Но когда он возвращается в свой небесный дом после выполнения за­дания, его встречает Одеяние Славы. В тексте говорится следующее: "С тех пор как я, будучи ребенком в доме Отца Моего, оставил одеяние славы, я забыл о его великолепии. Теперь, когда я созерцал одеяние, мне неожиданно показалось, что оно превратилось в зеркальный образ меня самого: я видел в нем всего себя, и всего его я видел в себе так, что мы составляли два в отдельности и, в то же время, одно в сходстве наших форм...".

В замечательном комментарии к этому образу Джонас говорит: "Он символизирует небесную или алчущую сущность человека, его первона­чальную идею, двойника или второе я, оставшееся в высшем мире, когда он отправился вниз".

Необходимо отметить еще один важный момент, а именно, ясное разли­чие, которое Юнг проводит в своем определении между сознательной ин­дивидуальностью и бессознательной индивидуальностью. Процесс дости­жения сознательной индивидуальности—это процесс индивидуации, который приводит человека к осознанию, что его имя записано на небе­сах. Бессознательная индивидуальность проявляется в компульсивных вле­чениях к наслаждению и власти и в защитных реакциях эго. Описание этих феноменов обычно осуществляется с помощью таких негативно окрашен­ных слов, как эгоистичный, эгоцентричный и автоэротичный. Употребле­ние негативных терминов имеет под собой основание, поскольку такое по­ведение производит неприятное впечатление на других людей. И, тем не менее, отношение, передаваемое с помощью негативных слов, способно оказывать травмирующее воздействие на индивида, когда он употребляет их по отношению к себе. При употреблении уничижительных слов тера­певтом они способны лишь подкрепить уничижительное отношение па­циента к бессознательному и своей потенциальной целостности. Дело в том, что в проявлениях бессознательной индивидуальности скрывается высшая ценность, которая ожидает спасения от сознания. Мы никогда не по­лучим философский камень, отказавшись от первичной материи.

Эта идея несколько иначе выражена в следующем отрывке: "...символизм мандалы имеет ясно выраженную тенденцию к сосредо­точению всех архетипов в общем центре; она сопоставима с отноше­ниями всех сознательных содержаний к эго... Мандалу, вероятно, можно рассматривать как отражение эгоцентрической природы сознания, хотя эта точка зрения будет иметь под собой основание только тогда, когда удастся доказать, что бессознательное составляет вторичный феномен. Но бессознательное, несомненно, имеет более древнее про­исхождение, чем сознание, и поэтому эгоцентризм сознания вполне можно назвать отражением или имитацией "самостной центрирован­ности бессознательного".

К этой формулировке мы могли бы добавить, что если эгоцентризм заклю­чается в подражании эго Самости, тогда с помощью сознательного прими­рения с этой тенденцией эго осознает предмет своего подражания, а именно, сверхличностный центр и единство индивидуальности, Самость.

По моему мнению, в основе почти всех психологических проблем лежит неудовлетворительное отношение человека к своему влечению к индивидуальности. Процесс исцеления предполагает признание право­мерности существования того, что обычно называют эгоистическим, тщеславным или автоэротическим. Во время психотерапевтических за­нятий большинству пациентов необходимо научиться более эффективно использовать свой эгоизм и личную власть; им следует брать на себя ответ­ственность за то, что они являются средоточием власти и эффективной дея­тельности. Так называемое эгоистическое или эгоцентричное поведение, выражающееся в предъявлении требований к другим людям, не имеет ни­чего общего с эффективной самостной центрированностью или сознатель­ной индивидуальностью. Мы требуем от других только то, что мы не даем себе. При отсутствии достаточного себялюбия или чувства достоинства наша потребность бессознательно проявляется в тактике принуждения по отношению к другим. Принуждение нередко скрывается за маской до­бродетели, любви и альтруизма. Такое себялюбие характеризуется бес­плодностью и деструктивностью по отношению к себе и другим. Себялю­бие не достигает своей цели, потому что слепо и не сознает себя. Себялюбие необходимо не искоренять, что невозможно, а сочетать его с сознатель­ностью, обеспечивая, таким образом, его эффективность. Все факты би­ологии и психологии свидетельствуют о том, что каждый отдельный элемент жизни проникнуг себялюбием до своих глубин. Единственным переменным фактором является лишь степень сознательности, которая сопутствует этому явлению.

Широко распространенное употребление фрейдистского термина "нарциссизм" служит прекрасным примером неправильного понимания себялюбия. Миф о Нарциссе предполагает нечто совершенно отличное от избытка себялюбия. Нарцисс был юношей, который отверг всех, домогавшихся его любви. В отместку Немезида устроила так, что он влюбился в свое отражение в воде пруда и умер в отчаянии от невозможности обладать предметом своей любви.

Нарцисс олицетворяет отчужденное эго, которое не способно любить т.е. проявить интерес к жизни и направить поток либидо на нее, поскольку оно еще не установило связь с собой. Любовь к своему отраженному образом может означать только одно, а именно: индивид еще не владеет собой. Нарцисс стремится соединиться с собой именно потому, что он отчужден от своего бытия. С замечательной ясностью эту мысль выразил Платон в "Диалогах": мы любим и тоскуем о том, чего нам не хватает. Таким образом, в своем первоначальном мифологическом значении нарциссизм предполагал не бесполезный избыток себялюбия, а нечто противоположное. Решение проблемы Нарцисса состоит в осуществлении любви к себе, а не и отречении от нее. Здесь имеет место общая ошибка морализирующего эго, которое старается создать любящую личность посредством искоренения себялюбия. Эта глубокая психологическая ошибка способна лишь вызвать расщепление в психике. Осуществление себялюбия составляет предвари тельное условие возникновения подлинной любви к любому объекту и формирования потока психической энергии вообще.

В случае Нарцисса осуществление себялюбия или соединения с глу­бинным образом требует нисхождения в сферу бессознательного, nekyia, или символической смерти. Существуют другие детали, которые указывают на более глубокий смысл мифа о Нарциссе. После смерти Нарцисс пре­вратился в цветок под названием нарцисс. Название цветка означает "цве­ток смерти" и происходит от слова narkao, т.е. оцепеневший или мертвый. Нарцисс был священным цветком Гадеса и открывал двери в его подземное царство. Стоило Персефоне сорвать нарцисс, как тотчас разверзлась земля и появился Гадес, чтобы похитить ее. Эти рассуждения неизбежно приво­дят к заключению, что нарциссизм, по крайней мере, в его первоначальном мифологическом значении, означает путь в сферу бессознательного, куда человек должен отправиться в поисках индивидуальности.

Иной смысл мифа о Нарциссе и темы любви к своему отражению поз­воляет выявить аналогичный образ, который можно обнаружить в орфи­ческом толковании легенды о Дионисе. В ней говорится о том, что когда младенец Дионис был разорван на части титанами, он играл с различны­ми предметами, к числу которых относилось и зеркало. Согласно Проклу, зеркало истолковывалось в том смысле, что Дионис увидел свой образ в ма­терии и устремился к нему. Он (подобно Нарциссу) устремился к само­реализации. Таким образом, он оказался во власти материи (воплотился) и был расчленен титанами. С психологической точки зрения эта мифологема соотносится с начальной стадией развития, когда первозданное но, сохраняя свою идентифицированность с первоначальной бессознательной всеобщностью, начинает действовать в пространственно-времен­ной реальности (соблазняется материей). Но реальность враждебно относится к инфляционному состоянию бессознательной всеобщности (идентичности эго и Самости) и расчленяет ее. Дальнейшие стадии развития приводят к воспоминанию.

Субъективное переживание индивидуальности составляет глубокую тайну, которую невозможно постигнуть на рациональном уровне. Тем не менее, некоторые из ее смысловых значений можно исследовать с помо­щью символических образов, которые имеют непосредственное отноше­ние к этому переживанию. Начнем с рассмотрения этимологических данных. Этимология составляет бессознательную часть языка, поэтому ее можно использовать в психологических исследованиях. Слово индивидуальное происходит от двух латинских корней: in=не, и dividere=делить. Отсюда ос­новное значение слова "индивидуальное"—нечто неделимое. Это значе­ние соответствует первичности переживания индивидуальности, которую невозможно проанализировать или свести к более простым элементам.

Интересно отметить, что такое фундаментальное понятие, как "инди­видуальное", необходимо выражать с помощью отрицания того, чем оно не является, т.е. с помощью неделимого. Так же обстоит дело и со словом atom, обозначающим основной элемент материи (это слово происходит от греческого а = не, и torn от слова temnein = разрезать, разделять). Этот феномен наблюдается и в словах integer и integrate (от латинского in = не, и tag, составляющего основу слова tangere - касаться). При попытке опи­сать такую реальность, как индивидуальность, нам, по-видимому, необ­ходимо прибегнуть к той методике, которая применяется для описания божества. Поскольку эта реальность выходит за пределы наших катего­рий сознательного понимания, нам остается лишь описывать ее с помо­щью того, чем она не является, т.е. путем отрицания (via negativa).

Слово индивидуальное этимологически связано со словом widow (вдова). По мнению Скита, слово вдова (widow, латинское vidua) происходит от ут­раченного глагола indere, расставаться. Юнг показал, что образы вдовы и си­роты составляют неотъемлемую часть процесса индивидуации. В этой связи он приводит слова блаженного Августина: " Вся церковь—это вдова, покинутая всеми в этом мире ". К этим словам Юнг добавляет: " Так и наша душа "покинута всеми в этом мире ". Далее блаженный Августин говорит: " Но ты не сирота, ты не считаешься вдовой... У тебя есть друг. Ты Божий си­рота, Божия вдова ".В одном из манихейских трактатов Иисус назван сыном вдовы". Вдова обозначает ту, с которой расстались. Следовательно, до наступления вдовства человек еще не является индивидом, неделимым, ему предстоит пройти процесс расставания. Символизм говорит нам о том, что вдовство составляет некоторое переживание на пути к реализации индиви­дуальности, которая проистекает из этого переживания. Это может означать только одно: человек должен расстаться с тем, от чего он зависит, но чем он не является, прежде чем он осознает то, чем он является - уникальным и неделимым. Необходимо разрушить проекцию зависимости. Аналогичные выводы можно применить и к образу сироты, который для алхимиков слу­жил синонимом "философского камня". Осиротеть означает утрату ро­дительской поддержки и разрушение родительских проекций; она также составляет предварительное условие сознательного переживания индиви­дуальности. Как отмечает блаженный Августин, вдовство или сиротство позволяют человеку установить связь с Богом (Самостью).

МОНАДА И МОНОГЕНЕЗ

В философских рассуждениях древних философов о Едином или Монаде можно обнаружить немало материалов, которые имеют непосредственное отношение к переживанию индивидуальности. Древние философы усма­тривали тайну индивидуальности в философских, космологических про­екциях. Действительно, их размышления о Монаде или Едином, которые лежат в основе всех феноменов, составляют проекцию внутреннего пси­хологического состояния, при котором человек ощущает себя индивидом. Например, в рассуждениях пифагорейцев Монада как образ занимала зна­чительное место. По мнению пифагорейцев, Монада олицетворяет твор­ческий принцип, который упорядочивает бесконечное, налагая на него определенные ограничения. В таких случаях пифагорейцы говорили, что "когда Монада возникла, она ограничила ближайшую часть безгранич­ного". Кроме того, Монада отождествлялась с центральным Творческим Огнем, который был источником творения и управления. Этот цент­ральный огонь имеет несколько интересных названий. Его называют "Башней Зевса", "Краеугольным Помещением Зевса", "Очагом Мира", "Алта­рем, связью и мерой природы".

Этот отрывок говорит нам о том, что принцип индивидуальности есть сам творческий принцип, и что из него проистекает весь порядок, кото­рый греки называли космосом. Кроме того, Монада отождествлялась с ог­нем. Такое отождествление напоминает нам алхимический символизм, в котором точка (вариант Монады) отождествлялась с искрой, частицей (иста и огня.20 Отсюда можно заключить, что принцип индивидуальности i лужит источником как сознания (света), так и энергии (огня).

Монада занимает видное место в гностической теории. Говоря о гно-i гиках, Ипполит пишет:

"Для них начало всех вещей есть Монада, нерожденная, неуничтожимая, непостижимая, создательница и причина всех создаваемых вещей. Эту Монаду они называют Отцом".

В старинной Рукописи Брюса содержится следующее описание Монады: "Она...есть Истина, которая охватывает их всех (двенадцать Глубин)...она есть Истина Всего; она есть Мать всех Эонов; она есть то, что охватывает все Глубины. Она есть Монада, непостижимая и непознаваемая; она есть то, что не имеет Печати...в чем содержатся все Печати; она есть вечная бла­годать. Она есть вечный Отец; невообразимый, немыслимый, непости­жимый, непревзойденный Отец..."

Обр







ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.