Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Глава 7. Sobranie Menthol и дым колечками





«Гагарин, я вас любила, о-о-о-о….» - заиграл и завибрировал телефон. Лена Третьякова отставила пластиковый стаканчик с зелёным чаем и в лёгком замешательстве взяла телефон. Этот звонок звучал нечасто – она в своё время установила его для несгуппированных номеров. Впрочем, посмотрев на экран, Лена мгновенно сориентировалась – там мигала надпись «Леся» и Третьякова нажала приём вызова.

- Леська, привет! Как я рада, что ты позвонила!

- Лен, ты как - в порядке?! – взволнованно прошептала в трубку новая подруга. – Мы с Джоником за тебя переживали.

- Да всё нормально, - улыбнулась Ленка. – Была, правда одна заморочка, щас расскажу – обхохочешься.

На том конце Леська, забравшись с ногами на свой старенький диван, приготовилась слушать.

- …и вот значит, приезжает он за мной – орёт, естественно, злой как дьявол, - Лена уже минут десять не могла закончить свой рассказ о вчерашних приключениях: в трубке то и дело раздавался Леськин хохот и вопли: «Ой, не могу!..». - Но всё хорошо закончилось – он меня домой привёз, перед родителями прикрыл, а утром я встала – голова ясная, всё как рукой сняло. Сейчас сижу на площадке, чай пью зелёный.

- Это ты сейчас в Новокосино, что ли?

- Нет, сейчас в так называемой «квартире Кулёминых» - я же вроде вчера вам рассказывала. Кажется…

- Ага, говорила, было дело. Ну и что там? Что снимать будете?

- Не знаю ещё, ассистента ждём с указаниями. Абдулова тоже ещё нет.

- Это который тебя вчера от метро забирал? – хихикнула Леська.

- Он. Опаздывает чего-то. Хотя лучше пускай опаздывает – я ему после вчерашнего в глаза смотреть боюсь. Он же этого так просто не забудет, я его знаю. Сейчас приедет – и начнёт – «Третьякова, торчок обдолбаный…».

Послышался щелчок замка, скрип входной двери и мужские голоса: «уже приехала… ждёт… да не, вроде нормальная…а что?... да ты что!... во даёт Ленка!».

- Третьякова, торчок обдолбаный, всю анашу в Москве скурила, или сценаристам оставила?

Припёрся, блин! А всё так хорошо начиналось… Пробормотав в трубку: «Леська, всё, мне пора, потом перезвоню…», Третьякова отключилась и с невозмутимым видом посмотрела на трёх вошедших в комнату мужчин – Абдулова, Арланова и оператора.

- Абдулов, кобель отпетый, всех баб в Москве перетрахал, или Стефанцову оставил? – совершенно не подумав, на каком-то наитии ляпнула Ленка… и сама ужаснулась своим словам.

Апокалипсиса, против Ленкиных ожиданий, не случилось. Арланов с оператором захохотали, как сумасшедшие, а Виталий побледнел, покраснел, позеленел – всё в течении тридцати секунд, просто человек-радуга, проскрипел сквозь зубы: «Ну, Третьякова…» и ушёл на кухню. Через пару секунд Лена услышала оттуда звук, подозрительно похожий на удар кулака об стену. Ленка отпила из стаканчика совсем уже остывший чай и усмехнулась.

- Так, Виталик, Лена, давайте сюда, - принялся командовать Арланов. – У нас много работы – сегодня снимаем сцену «Степнов и обнажённая Кулёмина». Я специально сам приехал, чтобы всё как следует сделать.

- Как – сегодня??? – От неожиданности Ленка чуть не выронила стаканчик. – Вы же говорили – на следующей неделе…

- А сегодня – как раз понедельник. Следующей недели. Или ты себе все мозги выкурила? – съязвил подошедший с кухни Абдулов. Его, в отличие от Лены, такая ситуация вполне устраивала – давала ему возможность отыграться. Смущённое, краснеющее лицо язвы-Третьяковой, которая вынуждена представать перед ним, в чём мать родила - что может быть забавнее?! А вот Ленке было не до смеха.

- Так, Лена, смотри сюда. На самом деле – ничего страшного. Смотри – ты выходишь из душа, завёрнутая в полотенце, идёшь по коридору, Виталика не видишь. Задеваешь полотенцем… ну, хотя бы вот этот справочник, - Арланов продемонстрировал Лене пухлый том. – Он падает, ты наклоняешься поднять, у тебя распахивается полотенце – вот так, - режиссёр показал, как должно себя вести полотенце, - ты его запахиваешь, поворачиваешься, видишь Степнова, смущаешься и убегаешь. Всё. У тебя, Виталик, задача ещё проще – ты сидишь на диване, в кадре будет только твоё лицо с удивлёнными глазами – примерно так, - Арланов старательно вытаращил глаза. – То есть, в кадре только взгляд, но его надо сделать. Всё понятно?

- Ясный пень, куда уж понятнее, - пробурчала Третьякова. – Сергей, объясни мне, пожалуйста, ещё раз – что конкретно будет видно в кадре?

- Уфф, - Арланов раздражённо запыхтел, - Лен, ну что ты как целка-невидимка, ей-Богу! В кадре будет видно грудь чуть-чуть, - при слове «грудь» Абдулов злорадно хихикнул, Лена одарила его ледяным взглядом, - так, на уровне глубокого декольте, и бедро, примерно на таком уровне, - режиссёр провёл пальцем по джинсам где-то на уровне ширинки. – Всё, больше не можем - у нас детский сериал. Теперь тебе всё понятно?

- Теперь – всё, - улыбнулась Ленка. – Снимать прямо сейчас будем?

- Минут через сорок – сначала свет выставим и камеры настроим. Гримируйся пока.

Ну, грим пока подождёт – дело нехитрое. Тем более, так называемый «домашний», да ещё и «после душа». А пока можно выйти на балкон и спокойно покоптить табачным дымом серое октябрьское небо. Ленка достала из кармана изящную белоснежную пачку с зелёной полосой – сегодня она интуитивно приняла решение отказаться от привычного «Парламента» - её внутренние механизмы после конопляных кайфов требовали чего-то другого: более лёгкого, даже – более легкомысленного, воздушного, ускользающего. Со вздохом зарыв початую пачку своих любимых сигарет на дне объёмистой сумки – на потом – Третьякова, пока ждала машину на съёмки, десять минут провела у ларька, выбирая подходящие к своему нынешнему внутреннему состоянию сигареты. Выбор пал на ментоловое «Собрание» - а что: изящно, со вкусом, придают некий флёр загадочности… То, что надо. Делая первую глубокую затяжку, Лена поняла, что не ошиблась с выбором – лёгкий ментоловый привкус не перебивал вкус хорошего табака; такую сигарету хотелось курить долгими затяжками, выпуская дым не сразу, а порциями, обкатывая его во рту, словно мятный леденец. Ленке вдруг пришло в голову попробовать пускать дым колечками – а вдруг наконец получится? Она попробовала скопировать действия Джоника, за которым наблюдала вчера: плотно округлила губы и несильным, но резким толчком выдохнула порцию дыма. Получилось – в воздух уплывало немножко расплывшееся, но несомненное дымовое колечко! Лена попробовала ещё раз – колечко получилось уже более правильной формы. Поздравив себя с новым, абсолютно бесполезным, но очень приятным умением, Лена затянулась снова.

- А ты всё никак не накуришься… Ну-ну…, - чёрт, можно было предположить, что Виталик ей спокойно покурить не даст! Лена вытащила сигарету, стряхнула в стоящую рядом старую банку из-под кофе и, прищурившись, посмотрела на ухмыляющееся лицо своего партнёра по площадке.

- А ты всё никак не успокоишься, что я курю. Чего тебе?

- Иди гримируйся и раздевайся. На площадке уже всё готово.

- А ты?

- Что – я?

- Тебя загримировать? – хитро улыбнулась Лена.

- Ещё чего! Я сам.

- Обожаю смотреть, как ты красишься! – давясь смехом, проговорила Ленка и поднесла сигарету ко рту. Но, увидев лицо вновь закипающего от злости Абдулова, выбросила её и выскочила с балкона, показав Виталию язык.

- Ладно, Третьякова, посмотрим, кто будет смеяться последним. Будь уверена, я постараюсь очень хорошо рассмотреть, что там у тебя под полотенцем, - пробурчал Абдулов и пошёл готовиться к сцене.

 

- Так, тишина, мотор, начали, - воскликнул Арланов и камера поползла по коридору квартиры – прямо к двери в ванную комнату. Дверь распахнулась и из неё вышла Лена Третьякова, замотанная в огромное пушистое махровое полотенце небесно-голубого цвета. Камера попятилась назад, а Лена пошла на неё, вот главный момент – камера фиксирует – подходит к тумбочке – на самом краю (и как только держится!) лежит толстенный справочник – мах бедром – бубух! – справочник на полу. Теперь нужно так наклониться, чтобы распахнулось полотенце.

Наблюдавший за этой съёмкой с дивана Абдулов утирал с лица холодный пот и сам не понимал, что с ним происходит. Никогда ещё он не так не хотел видеть женщину голой, как в случае с Третьяковой. Конечно же, это было ему нужно в качестве оружия, чтобы при случае было чем её подколоть – что-нибудь типа: «У Третьяковой грудь нужно рассматривать под микроскопом!» или «Что хорошего – задница худосочная, как у пацана!». Да, конечно, только для подколок, чтобы не воображала, чтобы не смотрела с прищуром, чтобы не демонстрировала по поводу и без свою пресловутую независимость – а потом лети, вытаскивай её, укуренную, из метро – и никакой благодарности… Только бы увидеть, только бы запомнить…

Лена резко нагнулась, незаметным движением дёргая за низ полотенца – чтобы немного сползло – вот вам глубокое декольте – и взялась за справочник, попутно якобы поправляя, а на самом деле – задирая вверх съехавшее полотенце: вот вам бедро. Абдулов на диване напрягся и подался вперёд – Лена затылком почувствовала жар его взгляда. Всё шло по сценарию, она резко распрямилась и повернулась в сторону открытой двери в комнату деда Кулёминой, где на диване должен был сидеть обалдевший физрук Степнов. Полотенце, уже державшееся на честном слове, не выдержав таких вибраций и потрясений, сползло окончательно, открывая взору офигевшего Абдулова… короткий спортивный топ без бретелек и белые хлопчатобумажные слипы с трогательным розовым бантиком – Лена Третьякова решила снимать сцену обнажения в белье. Этого Виталий уж никак не ожидал. А Ленка, будто издеваясь, посмотрела ему в глаза наигранно-испуганым взглядом, подхватила полотенце и поскакала дальше по коридору. Виталий не мог отойти от шока разбитых предвкушений. Как будто сквозь подушку слышал он команду Арланова: «Стоп! Снято!» и его похвалу Лене: «Вот видишь, с одного дубля прекрасно получилось, а ты боялась. Лишнее мы вырежем, а оставшегося как раз на трёхсекундный эпизод хватит! Ладно, теперь крупный план Абдулова! Виталик, ты готов?»

- А? Что? Я… я всегда готов, - очнулся на своём диване Абдулов, стараясь придать голосу максимальную непринуждённость.

- Сейчас, пять минут…

Когда через три минуты камера скользила по выражавшему крайнее удивление и замешательство лицу актёра Виталия Абдулова, ему не приходилось ничего специально играть – он и так по-прежнему находился в глубоком шоке – в шоке от себя, от хитрой Ленки, от всей ситуации – нетипичной, несвойственной, необычной… Да, такого с ним никогда ещё не было – странно, но он не злился на Ленку за своё разочарование. Ему было скорее грустно – что ж, значит, не судьба. Арланов, убедившись, что Степновский шок и трепет они засняли в полной мере, распорядился выключить камеру, снять свет и ехать на основную площадку в школу – сегодня ещё предстояла масштабная работа. Он сунул Абдулову какие-то поправки к сценарию и велел срочно ехать в Новокосино – репетировать со Стефанцовым, пока не подъедут остальные. Виталий кивнул, схватил куртку и поспешил покинуть квартиру, в которой его странным образом опять обвела девчонка почти в два раза младше него. Упомянутая девчонка как раз сидела на балконе и докуривала своё «Собрание», втайне радуясь тому, как же здорово у неё всё получилось – и эпизод сделать, и перед Абдуловым не подставиться. Кстати, об Абдулове – а вот и он, выходит из подъёзда, даже со спины видно, что напряжённый. Ага, развернулся, считает этажи – да вот же она, Третьякова, не туда смотришь! Ну, слава Богу, нашёл.

…Виталий Абдулов, тихо матерясь, выискивал взглядом нужный балкон – о, вот она, стоит с сигаретой в зубах, как пацан – и когда только накурится?! Лена, заметив его долгий тяжёлый взгляд, вытащила сигарету и выпустила колечко дыма. Что-то подсказывало ей, что с Абдуловым - это ещё не всё на сегодня.

 

Глава 8. Зал для курящих. "Gitanes" в дамском мундштуке

- А вам вообще нравится барменом работать? – вопросительно посмотрела Лена на своего давнего знакомого Филиппа, который как раз сейчас делал ей очередную порцию двойного эспрессо – перед Третьяковой уже стояли две пустых чашечки и она поочерёдно стряхивала с них пепел, игнорируя массивную стеклянную пепельницу с логотипом “Smirnoff”.

- Да. Вполне, - пожал плечами бармен. – Каждый день новые люди, новые лица, новые истории…

- Неужели и к нам пришла традиция выговариваться перед барменом? – со смешком спросила Лена.

- Не без этого. Я же тут типа мебели стою – кофе делаю, пиво разливаю, лишних вопросов не задаю, много не болтаю. Вы вот тоже мне иногда кое-что рассказываете.

Лена затянулась и сквозь дым посмотрела на Филиппа: серьёзное невозмутимое лицо, уверенные движения – такому действительно нестрашно даже ляпнуть что-то лишнее – дальше не пойдёт.

- Да, рассказываю, - согласилась Третьякова. – Мне нравится думать, что я – героиня старых голливудских фильмов, прихожу в бар, заказываю «Баккарди» и долго рассказываю бармену про свою неустроенную женскую судьбу, - и тут Ленка, не выдержав, прыснула в рукав – уж слишком нереальной показалась ей такая картина. Филипп же как-то особенно пристально посмотрел ей в лицо, как будто выискивая там что-то.

- Лена, вы помните, я говорил вам о своей сестре? – вдруг спросил он. – Что она сериал ваш любит…

- Конечно, помню. Ей понравился значок?

- Ещё бы – носит, как орден! Так вот, она просила спросить у вас, - тут Филипп замялся, - могут ли у вас возникнуть отношения с самым обычным парнем?

Лена удивлённо подняла глаза - бармен смотрел на неё с обычным непроницаемым выражением, но – секунда, и в глубине его чёрных глаз Третьякова разглядела проблеск надежды. О Боже, ещё и этот!

- Не знаю, - бесстрастно пробормотала Лена. – В принципе, почему бы и нет. Передайте вашей сестре, что скорее - да.

Вот так – расплывчато и неопределённо. Зачем обижать человека? Но и давать лишнюю надежду тоже ни к чему – напридумывает ещё себе всякого. «Ты хороший парень, Филипп, но не в этой жизни. Не в этой».

Кофе выпит, сигарета – до фильтра… Лена посмотрела в окно. Сегодня она нарушила свою традицию заходить в «У Галлигана» после съёмок и зашла до. Непривычно было смотреть в окно и вместо темноты, разбавленной неярким светом фонарей, видеть будничную улицу – мамаш с колясками, маршрутки, цветочный ларёк… Пора, пора на площадку. Который там уже час?

Лена посмотрела на круглые наручные часы с фотографией Димы Билана: «Чёрт! Уже три! Вот чёрт! Расселась тут…». Ленка выскочила из паба, как ошпаренная – ещё бы, через десять минут нужно быть на съёмках, а до школы – две остановки. Вот блин! Посмотрев вслед уходящему троллейбусу, Третьякова ещё раз чертыхнулась и, резко сорвавшись с места, пустилась бежать. Ничего, успеет – бегает быстро, остановки короткие. Асфальт слился в длинную серую полосу; прохожие недоумённо оглядывались на стремительно несущуюся навстречу девушку. Наконец из-за поворота показалась школа. Лена прибавила скорость. Восемь минут... Девять минут... Ух, успела!

Ленка на полном ходу влетела в гримёрку и упала в кресло перед зеркалом. К ней тут же подошла одна из гримёрш, Ира:

- Лен, тебе помочь, или ты сама?

- Давай лучше ты, я хоть дух переведу.

Ира кивнула, достала кисти, и стала колдовать над Ленкиным лицом. Третьякова повела глазами по гримёрке – никого, только парочка статистов и ребята из транспортной службы зашли чаю попить.

- Так все ж на площадке – массовую сцену снимают.

- Как? А чего ж я тут сижу?! – подскочила Третьякова.

- Лен, тебе на сколько сегодня съёмки назначили?

- На три десять…

- Ну вот и сиди, - успокоила её Ира. – Значит, снимут без тебя, значит, так надо. По крайней мере, никто тебя не искал и не спрашивал, значит, всё идёт по плану.

Лена, упокоившись, обмякла в кресле и закрыла глаза, наслаждаясь порханием мягкой кисти по своему лицу. Вверх-вниз, вверх-вниз, словно крылья бабочки, словно мягкая лапка котёнка… Послушно поворачивая лицо под нажимом Ириных пальцев, Лена думала о том, как она будет играть сегодня. Перед ней ставились всё более сложные актёрские задачи, она боялась не справиться… Более опытные актрисы, та же Оля Недоводина, советовали ми опираться на партнёра, но Лена просто отказывалась понимать, как можно опираться на партнёра, которому не доверяешь до конца и который не доверяет тебе? Должно быть, она всё-таки ещё слишком неопытна в актёрском деле…

Ира отложила кисти и разрешила Лене встать. Третьякова бросила быстрый взгляд в зеркало: безупречно, как и всегда. Поблагодарив Иру, Лена решила пойти поискать хоть кого-нибудь из коллег – за всё то время, что её гримировали, никто не появился. Третьякова пошла в спортзал – там был обычный урок физкультуры, заглянула в учительскую – там сидели настоящие, а не сериальные учителя. Что ж, тогда посмотрим в классе…

Поднимаясь на третий этаж, где находились отданные под съёмку кабинеты, Лена поняла, что не ошиблась – по коридору валялись провода, у стен стояли неиспользуемые пока осветительные приборы, а на подоконнике гордо восседал Стас Шмелёв.

- Салют, Ленка! – обрадовался он приходу Третьяковой.

- Привет! – Ленка тоже забралась на подоконник. – А чего вы так долго? Я думала, что опоздаю.

- Ну, меня-то из класса быстро выгнали, - пояснил Стас, - с двух дублей, а вот Наташка что-то долго тупит. Я её дубли уже и считать бросил – она то колется в кадре, то слова забывает, то ещё что-то. Короче, Серёга в бешенстве, Наташка в истерике, там все сбежались их успокаивать.

- А кто сбежался-то? – поинтересовалась Третьякова. – Сейчас вроде наших немного должно быть.

- Так и есть – немного. Оля Невоводина, Аня Марлиони и Виталик. Ой, слышала бы ты, как Абдулов тут орёт…, - объяснил Шмелёв.

- Догадываюсь, - пробурчала Ленка. – Ладно, пойду, посмотрю, как там у них.

Заглянув в напичканный киношной аппаратурой класс, Ленка увидела совсем уж безрадостную картину: на парте, понурившись, сидела Лерка, статисты испуганно жались к стенам, операторы, сняв наушники, с кислыми лицами смотрели на Арланова, который в полной прострации откинулся на спинку своего именного режиссёрского стула, а посреди этого бардака стояли Наташка с красными глазами и не менее красным носом, её успокаивали Оля и Аня, а рядом с перекошенным лицом взбешённый Абдулов кричал:

- Наташ, ну сколько ж можно! Ну тупая же ситуация! Тебе нужно только сказать в камеру две фразы: «Ирина Ренатовна, я не готова. У меня вчера родители в больницу попали» - и всё! И при этом не смеяться, не забывать, не путать – просто сказать. Желательно трагично! А ты что?

Наташка молчала и только всхлипывала – видимо, её основательно перемкнуло – такое бывает. Только Ленка думала, что после года съёмок ни с кем из них такого не случится, а тут – на тебе.

- Виталик, не ори на неё, - вступилась за Щелкову Оля. – Она всё-таки непрофессиональная актриса, она не может вот так запросто контролировать свои эмоции.

- Непрофессиональная?! – на полтона выше завопил Абдулов. – Да я смотрю, здесь вообще сплошной непрофессионализм царит! Никого не волнует, что к чертям летит съёмочный день, что группа простаивает, что опять засядем здесь до двух часов ночи только потому, что кому-то из «Ранеток» взбрело в голову тормозить в кадре!

- Слышь ты, профессионал хренов…, - подала голос возмущённая таким обращением с подругой Третьякова, но закончить фразу ей так и не удалось.

…Когда через некоторое время она пыталась осмыслить свои действия в тот момент, она не смогла их все вспомнить – слишком уж стремительно всё получилось. Просто Наташке наконец-то надоело слушать абдуловские упрёки и она, круто развернувшись, в слезах выскочила из комнаты, задев по пути какой-то шнур. Шнур, как оказалось, был от одного из подвешенных к потолку прожекторов и, как назло, вот этот самый осветительный прибор и оказался плохо закреплённым. Прожектор сорвался со своего кронштейна и рухнул вниз, но, как в какой-нибудь дурацкой комедии, не упал на пол, а угодил прямиком в подвешенный на стану держатель для цветов (каждый раз, когда Третьякова его видела, она недоумевала, как в такой современной школе мог оказаться такой до наивности простой и старый держатель – два кольца для горшков и крепёж на стену – наверное, какая-то сентиментальная учительница с собой принесла). Одно из колец держателя пустовало и прожектор застрял в нём, перекорёжив довольно хрупкую конструкцию. Дальнейшее Ленка видела, словно в раскадровке – вот прожектор падает в кольцо, вот под его весом перегибается держатель, и горшок из второго кольца просто пулей летит прямо в затылок Абдулову. Ленка никогда не была вратарём, но голкиперские навыки у неё определённо были – просто нереальный прыжок, как будто ей в угол пробивали пенальти, и – есть! Немного задев Абдулова локтем, Ленка поймала горшок и вместе с ним рухнула на пол.

 

- Скорая! Алло! Скорая! Приезжайте! Тут девушка головой ударилась! В сознание не приходит! Адрес? Сейчас! – Какой у нас адрес?! – Лерка оторвалась от трубки и посмотрела на Арланова. Тот, ничего не говоря, забрал у Козловой телефон и сам принялся орать: «Алло! Скорая! Пишите!...». Всё это Лена Третьякова слышала, как во сне – голова гудела от неслабого удара о каменный пол и от беспрерырвных похлопываний по щекам – дело рук Ани Марлиони. Ольга Недоводина посекундно брызгала ей на лицо водой из цветочного опрыскивателя и обе они в унисон причитали: «Леночка, очнись, милая!» и «Где же Шмелёв с медсестрой?». Впрочем, их действия имели определённый эффект – Лена действительно приходила в себя. Сначала восстановилось сбитое дыхание, потом – понемногу вернулся слух, хотя в ушах продолжала часто-часто пульсировать кровь. Лена приоткрыла глаза и посмотрела на столпившихся вокруг неё подруг и коллег: белая, как полотно Лера, от волнения покрытая красными пятнами Анна, перепуганные операторы и статисты, просто-таки зелёный Арланов с трубкой наперевес – вот кому нервы подлечить не мешало бы. С трудом разлепив губы и еле ворочая языком, Лена прошептала:

- Серёж, не надо «скорую». Я сама…

- Слава тебе, Господи – очнулась! – всплеснула руками Недоводина и все вокруг радостно загалдели. Третьякова ещё раз осмотрела всех собравшихся у импровизированного больничного одра: кого-то явно не хватало. Ну да, конечно, главный герой горшочной трагикомедии предпочёл героически смыться – стоило рисковать...

- Пропустите, пропустите! – послышалось сзади – а вот и медсестра! Она склонилась над Леной, пощупала ей пульс, на всякий случай поднесла к носу вату с нашатырём – Третьякова брезгливо скривилась.

- «Скорую» вызвали? – обратилась медсестра к Арланову.

- Да, сказали, сейчас приедет.

- До приезда бригады – полный покой. Кстати, что это у неё в руках?

Лена всё ещё продолжала держать этот злосчастный горшок. Его тут же забрали у неё операторы, а девочки кинулись вытирать её испачканные землёй содранные ладони, приговаривая: «Ну Ленка, ты даёшь! Да ты у нас настоящая героиня!». Да уж – героиня… Без героина.

- Скорее, это здесь! – о, а вот и Абдулов нарисовался! Скорую встретил, надо же, какой молодец. Над Леной склонились две женщины в белых халатах. Одна ещё раз померила ей пульс, другая стала осторожно поворачивать её голову, поднимать веки, осматривать уши, прощупывать черепную коробку. Через некоторое время врачи вынесли вердикт: всё обошлось, сотрясения мозга вроде нет, гематомы тоже, но для перестраховки они порекомендовали бы сделать энцефалограмму. Назначили полный покой и никаких съёмок на сегодня, заодно посоветовали транспортировать больную Третьякову в какое-нибудь более удобное место – всё это время Ленка продолжала лежать на полу. Оставив направление на энцефалограмму, женщины в белых халатах ушли. Третьякова к тому времени уже окончательно пришла в себя и первое, что она решила поведать миру после своего чудесного воскрешения, было:

- Лер, у меня в сумке… «Парламент» дай, пожалуйста…

- Ленка, ты чё – какой «Парламент»?! Тебе покой нужен, сейчас тебя ребята вниз перенесут, в комнату отдыха, - сбивчивым голосом ответила Лера. – Миш, давайте, поднимайте её аккуратно, - это уже подошедшему оператору. Тот послушно кивнул и повернулся к Лене. Но кое-кто оказался быстрее…

- Лер, давай я её отнесу, - предложение было высказано не терпящим возражений тоном и барабанщице и солистке «ранеток» ничего не оставалось, как пожать плечами и позволить Виталию Абдулову очень осторожно просунуть руки под спину Лены и очень бережно поднять её с пола. Лена не возражала.

Он нёс её, как носят королевскую корону на бархатной подушке, как самую величайшую драгоценность мира – эту девушку, которая спасла его от неминуемой травмы, а может, от кое-чего и похуже. Когда он почувствовал её толчок в спину, в нём тут же поднялась волна раздражения – опять Третьякова со своими детсадовскими штучками. Но обернувшись, он увидел её у своих ног с цветочным горшком в руках, которых до этого – он прекрасно помнил – находился в настенном держателе, сам держатель с торчащим в нём прожектором и бледные лица других актёров. Оценить ситуацию и прийти от неё в ужас было делом одной секунды.

Виталий сам не понял, как он вышел из класса – его уход никто не заметил, все были поглощены Леной. Дойдя до конца коридора, он остановился у стены и начал молотить по ней кулаками. Легче не становилось. Если с Леной что-то случится, он никогда не простит себе… он недостоин, чтобы из-за него… такая девушка… - эту мысль ему додумывать не хотелось. Но почему, почему она? И почему ради него: она же собиралась – он ясно слышал – сказать ему очередную колкость. Не успела… Инстинкт оказался сильнее. Странный, необъяснимый инстинкт помощи ближнему – неважно, кому. Не думать о себе ни секунды, а просто прийти на помощь – он бы так не смог. Не смог, потому что давно похоронил такой инстинкт под грузом цинизма и расчётливости. Он берёг себя, а вот Лена - нет.

Когда из кабинета послышались радостные возгласы, у Виталия немного отлегло от сердца – значит, жива. В окно он увидел подъезжающую машину «скорой помощи» - он никогда раньше не бегал так быстро. Перепрыгивая через три ступеньки, он мчался навстречу врачам, которые, в отличие от него, могли реально помочь Лене. Он же и провёл их наверх.

А теперь он нёс её, осторожно спускаясь по ступенькам, и одной рукой она слабо обнимала его за шею. После первого пролёта она улыбнулась одними губами и спросила:

- Теперь я с тобой в расчёте?

- Ты о чём? – обеспокоено прошептал Виталий.

- Ну, ты же сказал, когда забирал меня от метро, что я буду долго отрабатывать…

«Чёрт, какой же я дурак!»

- Лен, ну ты что – это же просто шутка была. Глупая шутка старого циника, - Виталий не знал, куда деть глаза от стыда.

- Ты слишком часто со мной шутишь. А я вот постоянно серьёзно…

Абдулов вздохнул и отвернулся. Надо же, а он и не подозревал, что совсем разучился общаться с нормальными девушками. С теми, которые серьёзно… Он-то всегда предпочитал наигрыш, кокетство, стрельбу глазами, неискренние фразы – только лишь бы привлечь его, мужское животное – ему это льстило. А так, чтобы просто, ясно, начистоту, без обиняков и намёков… он забыл, как это делается. Вот почему они постоянно ругались – он всё время подозревал в ней игру, а оказалось, что она – серьёзно…

Он донёс Лену до комнаты отдыха и аккуратно поместил на диван. Следом тут же влетели все остальные товарищи, каждый кричал что-то в свой мобильник. Лера звонила Наташе, Стас – Ане Рудневой, но Арланов перекрикивал всех:

- Слава! Да! Приезжай немедленно!.. У нас тут ЧП! Лене Третьяковой «скорую» вызывали!.. Сейчас вроде нормально!.. Да тут такое героическое происшествие – Ленка нашему Абдулову буквально жизнь спасла!... Да в прямом, в прямом смысле!...»

- Сергей, может, ты в коридор выйдешь? – сделала ему замечание Лера. – Лене нужен покой.

Арланов кивнул и вышел – теперь его крик был не так сильно слышен. Все обступили Ленкин диван, старательно поддерживая постное выражение лиц. Ленка смутилась:

- Ребята, ну что вы, как у гроба, честное слово! Со мной же всё в порядке – полежу немножко и опять встану. Давайте, расходитесь – нечего тут толпиться.

- Лен, может, тебе чаю сделать? – подала голос Анна Марлиони.

- Чаю? Чаю можно. Ребята, кто ещё чай будет?

Энтузиастов коллективного чаепития набралось порядочно и Анна взяла над ними чуткое руководство: кого-то отправила мыть чашки, кого-то – набирать воду в чайник. Через десять секунд вокруг дивана не было ни души – все были при деле. Все, кроме Виталия. Он продолжал молча стоять рядом, не мигая вглядываясь в Ленкино бледное лицо. Третьякова спасла его от горшка, но взамен навалила ему на голову кое-что потяжелее – осознание и понимание. И он абсолютно не знал, что с этим делать. В поисках хоть какой-то поддержки и опоры он нащупал тонкую девичью руку и сжал в своей – в красивой ухоженной руке красивого мужского животного. Лена руку не отняла…

В комнату вбежала Козлова с большой чашкой, над которой поднимался пар. Лена привстала и взяла у неё свой чай – крепкий чёрный с лимоном. Горячее питьё подействовало неожиданно бодряще: допив последние капли и отложив чашку, Лена попыталась встать. Получилось. Чуть пошатываясь, Третьякова направилась к столу, на котором стояла её сумка. Абдулов вскочил за ней:

- Куда собралась?

- На улицу – курить охота.

- Какое «курить»?! С ума сошла! Да тебе же лежать нужно!

Лена посмотрела в его голубые глаза – всегда холодные и насмешливые, но сейчас почему-то взволнованные:

- Хочешь – пойдём вместе. Но лежать я не буду всё равно.

- Ладно, пойдём, - согласился Абдулов. – Прослежу хоть за тобой…

Он накинул Лене на плечи её куртку и они вдвоём пошли по коридору к выходу. На крыльце Третьякова тут же достала сигареты и зажигалку – дрожащие пальцы не слушались и отказывались крутить туговатое колёсико.

- Дай я, - Виталий забрал у неё «Зиппо» и с одного поворота высек пламя. Ленка подкурила и… раз… затяжка… просветление в голове… каждому своё… а мне – сигареты… вторая затяжка… полные лёгкие дыма… наружу через нос… щиплет, но просветляет… Теперь можно жить дальше.

- Лен…, - несмело обратился к ней Абдулов.

- Ну что? – недовольно отозвалась Ленка - небось опять начнёт ворчать, что она курит! - Да, я курю. И мне это нравится. Не хочешь вдыхать – отойди.

- Нет, я не это… В общем, Лен… Спасибо.

- А-а, ты об этом? – Третьякова опустила глаза. – Не за что. Мы в расчёте.

- Да какой там расчёт… Лен, я хотел бы тебя как-то отблагодарить…

Визг тормозов не дал ему закончить фразу – у школьных ворот остановился здоровый чёрный джип, такой себе «гроб на колёсах», в котором и Лена, и Виталий узнали «Мицубиши Паджеро» своего дорогого продюсера. А вот и он сам – бежит, куртка расстёгнута, шарф болтается…

- Лена! Третьякова! Как ты себя чувствуешь?! Всё нормально! - Муругов сразу же бросился к героине дня.

- Да всё хорошо – голова только немного кружится.

- Так чего ж ты тут стоишь, да ещё и куришь! Виталик! - продюсер взглянул на Абдулова. – Как это называется?

- Это называется – «всё в порядке», - ответила за Виталия Лена. – Честно, со мной всё хорошо.

- Ну, смотри мне, - Муругов ещё раз пристально осмотрел Третьякову – вроде с виду и правда всё хорошо, а то не хватало ещё актрису в разгаре съёмок потерять. – Короче, - продолжил он, - сейчас мы с Ларисой, с пиар-менеджером нашим, про этот случай пресс-релиз во все газеты и журналы дадим: в «Комсомолку» там, «Теленеделю», ещё кое-куда… Что-то типа «Лена Третьякова спасает жизнь своему партнёру». Во рейтинги будут! – расплылся он в улыбке и вошёл в школу – искать Ларису.

Лена продолжила своё прерванное наслаждение сигаретой, а Виталик молча стоял рядом, не зная, куда себя деть – в такой ситуации ему бывать ещё не приходилось. Обычно он всегда знал, как нужно вести себя с женщинами, и думал, что знает, как вести себя с Третьяковой… идиот.

Последняя затяжка, окурок летит в урну, и:

- Ты хотел меня отблагодарить?

- А? Что?

- Ты говорил что-то про благодарность…

- Да, точно, извини. Лен, слушай, хочешь завтра пойти со мной в театр – мне билеты подарили? Два.

- Я с тобой в театр? А как же Вика?

- Какая Вика? – искренне удивился Виталий. – Ты о ком?

«Вот же гад! – подумала Ленка. – А мне заливал про перспективные отношения, про красный «Мазератти» - кобелина!».

- Я о твоих перспективных отношениях…, - начала Лена, но, взглянув на Абдулова, осеклась – его лицо выражало полнейшее недоумение – а ведь прошла всего неделя! – Ладно, пойду. До завтра, думаю, совсем уже оклемаюсь. Куда идти и на какой спектакль?

- Думаю, тебе понравится. Идти нужно в центр Мейерхольда, а спектакль – «Одновременно» Гришковца.

- Что, правда на Гришковца? – обрадовалась Ленка. – Вот здорово! Тогда конечно – пойду.

- Только ты это… оденься поприличнее, - Виталий критически осмотрел её дежурный наряд – джинсы-майка-олимпийка, - Всё-таки – театр.

Хотела было Лена ему сказать о том, ЧТО она думает о его критических взглядах, и о том, что с горшком на голове он неплохо бы смотрелся, но не стала. Ладно, прилично – так прилично. В конце концов, не для Виталия Абдулова же она наряжаться станет, а вовсе даже для Евгения Гришковца.

 

…Ларьки с цветами у метро – пышные букеты: герберы, лилии, розы, орхидеи – всё не то. Не хватало ещё тащиться с этим веником! Но цветы подарить надо – надо, наконец, самой испытать это странное чувство преклонения перед человеком за его творчество – а творчество Евгения Гришковца очень нравилось Лене. Всё началось с песни «Сигарета»; засев за Интернет, Лена узнала, что этот забавный небритый дядька в очках ещё и играет спектакли в театре. На следующий день пошла – и купила все диски с его работами. Просмотрела одним духом – всё сразу, и прониклась сразу и навсегда. Понравилось всё – пристальность и детальность, описание, казалось бы, мелких и незначительных ситуаций, но так, что сразу узнаёшь себя – свои минуты радости и горя, свои детские страхи и удовольствия – как будто под многократным микроскопом. В общем, «театр про меня», как называла Третьякова спектакли Гришковца. Поэтому и хотелось прийти не просто так, а что-то подарить любимому артисту. Выбор невелик – цветы. Не понесёшь же мужчине мягкую игрушку…

Так, пышные веники в цветном целлофане кончились, пошли отдельные цветы. А вот, кажется, и то, что ей нужно.

- Можно мне одну белую розу? – спросила Лена, обращаясь к немолодой золотозубой женщине с дымящейся сигаретой между пальцами.

- Конечно, можно, красавица, - заулыбалась своим золотом тётенька. – Тебе какую?

- Вот эту, - Третьякова указала на большой полураспустившийся бутон снежно-белого цвета, на длинной ножке.

- Она у тебя долго стоять будет, только ты её, как домой придёшь, обязательно подрежь, и в воду аспирин кинь – до Нового года стоять будет! Восемьдесят рублей с тебя, милая.

Лена молча отдала деньги, осторожно, чтобы не уколоться, взяла розу, и отошла. От слов цветочницы у неё случился культурный шок – то есть, по её, Лены Третьяковой, виду можно подумать, что она сама покупает себе цветы, как будто ей некому их подарить! Это что, в глазах что-то? Или в общем виде просматривается? «Чёрт, а ведь так и есть! Когда тебе, Третьякова, кто-то дарил цветы, кроме поклонников? Дурацкая ситуация – два раза в неделю комната стабильно завалена цветами – а не греет». Ленка грустно улыбнулась своим мыслям: сейчас она сама собирается почувствовать, каково это – быть поклонницей, протягивать цветы, смотреть с обожанием… Хотя нет, с обожанием – это явный перебор – Гришковец ведь не Бред Питт, чтобы с обожанием, он просто классный, талантливый и умный мужик, тут не обожание, тут восхищение и уважение. И белая роза – в знак преклонения перед талантом.

По пути к Центру Мейерхольда Ленка заметила своё отражение в какой-то витрине – оказывается, сама того не сознавая, она подобрала цветок, идеально сочетающийся с её нарядом. Просьба Абдулова прилично одеться на спектакль обернулась для Третьяковой сущей пыткой – в её понимании «прилично одетой» означало – «вообще одетой», а тут приходилось что-то выбирать, сочетать, думать. Ольга Аркадьевна Третьякова, после слов дочери «Ма







Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.