Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Глава 4. Cognosce te ipsum или основы оклюменции





18 июля
Есть вообще что-нибудь, что этот человек не знает или не замечает? Не прошло и двух часов с момента последней записи, как Альбус позвал меня в свой кабинет и предложил начать занятия ментальной магией. Поскольку теорию я изучила, еще когда Гарри брал уроки у Снейпа, мы сразу начали практическую часть. Альбус попросил меня мысленно обратиться к нему, получилось почти сразу! Теперь я могу общаться с ним, не нарушая молчания!!! Так странно, когда у тебя в голове звучит чужой голос... Еще я пыталась ставить мысленный блок — это был полный провал (бедный Гарри, как я его сейчас понимаю). Я пыталась выстроить стену, нарисовать мысленно какую-то картинку, представить густой непроглядный туман — все бесполезно, блок не держится и секунды...Тренировалась до поздней ночи пока не стала засыпать стоя...
10 августа
Сегодня снова занимались окклюменцией — полное фиаско... Зато Дамблдор показал мне одно заклинание, которое помогает в изучении языков (а то у меня в голове начинали путаться разные языки, потому что я учу их одновременно), теперь дело пойдет быстрее.

Ох, ладно, напишу чего вообще взялась за перо... Столкнулась сегодня на лестнице со Снейпом. Точнее я спускалась по лестнице, не глядя под ноги, споткнулась и полетела вниз, думала, переломаю себе все кости, но кто-то меня подхватил. Этим кем-то и оказался Снейп. Какие у него сильные руки (и теплые), подхватил меня, как пушинку... Потом не знаю, что со мной произошло — мне стало так жарко, сердце заколотилось, как бешеное, голова закружилась (не от падения, от его запаха — он восхитительно пахнет хвоей и дикими травами), повисла у него на шее, как ненормальная, он даже предложил отвести меня в больничное крыло, сказал, что у меня шок. Нет, тогда шока не было, шок у меня сейчас...Что со мной? Весь день не могу думать ни о чем, кроме его рук и запаха... А что, если Дамблдор прочитает мои мысли, блок у меня так ни разу и не получился...

28 августа
Как назло, везде натыкаюсь на Снейпа, он чаще стал бывать в замке, скоро начало учебного года, и учителя готовятся к занятиям... Я готовлюсь к экзаменам, комиссия прибудет 25 сентября, меньше чем через месяц я перестану быть ученицей. Занятия по окклюменции Альбус отложил на неопределенный срок, сказал, что во мне должен окрепнуть внутренний стержень... Немного расстроена, я-то считала себя волевым человеком и полагала, что внутренний стержень во мне более чем крепкий. Скоро съедутся ученики, не знаю, как тогда буду себя чувствовать (говорить мне нельзя еще 34 дня, мысленно общаться Альбус позволяет только с ним, все, что касается моего обучения у него, должно быть абсолютной тайной). Что-то я раскисла...

7 сентября
Гарри и Рон, как и все ученики, уже неделю в школе. За это время видела их только дважды и недолго. Рон злится, что я не передумала, что не говорю и не объясняю ничего, что ни разу за лето не написала ему (хотя и сам он не писал). Мне все равно... не потому, что он перестал быть мне дорог, просто я вижу, что сейчас все должно быть именно так. Он должен злиться на меня, чтобы считать виноватой и самому освободиться от чувства вины, тогда он будет свободен от нашей неуклюжей попытки отношений. Когда смогу говорить, извинюсь сама (плевать на гордость, она не стоит того, чтобы терять близких), тогда мы снова будем друзьями, я уверенна.

Гарри все такой же... рассказывал, что все лето переписывался с Джинни (он влюблен по уши, и это радует) и еще о Снейпе... Он говорит о занятиях с профессором с восторгом в глазах. Рассказать он может немногое, но я чуть не расплакалась, когда он однажды назвал Снейпа по имени (он, конечно, отрицает, что его отношение к ненавистному зельевару хоть немного переменилось, но восторг в его глазах...) Я так счастлива... Мне было бы тяжело снова слышать ненависть к этому человеку в голосе друга. Мне вообще стало тяжело думать об отношении окружающих к нему, это так несправедливо, так неправильно... Неужели человек, так много отдавший для общей борьбы, не заслужил ничего кроме недоверия и презрения? Ох, опять кляксу поставила... что-то я часто в последнее время плачу... и почти всегда, когда думаю о нем.

Не знаю как, но он, похоже, видит, что мое отношение к нему не такое как у большинства учеников (или просто заметил, что я постоянно наблюдаю за ним, ведь он всегда все замечает, даже если не смотрит прямо... на уроках он всегда видел, что делает каждый из нас, только поэтому за шесть лет никто не покалечился), не важно как, важно, что он видит. Еще за несколько дней до конца каникул он стал со мной здороваться... просто вежливое «Добрый день, мисс Грэйнджер», но это так много для меня... Все кроме Альбуса перестали ко мне обращаться без крайней надобности, будто если я не говорю, то и не слышу, и не вижу, и вообще не совсем существую. А это простое приветствие, словно знак, что он понимает мое одиночество... Конечно, понимает, кто, как не он, может понять, каково это, когда люди вокруг видят тебя, но предпочитают игнорировать твое существование...

Опять плачу... не из-за себя, мне совсем не обидно, что меня не замечают, только чуть одиноко, но это ненадолго, и я чувствую поддержку Альбуса. Наверно, только Альбус способен понять его, потому он всегда его поддерживает и защищает от любого злого слова... Альбус читает человеческие души, как открытые книги, он всегда знает, как помочь. Директор стал для меня не учителем, а по-настоящему родным человеком, я очень полюбила этого удивительного, доброго и мудрого человека и все, что связанно с ним (я даже лимонные дольки полюбила). И Снейпа... Это трудно понять, а принять еще труднее, но я, кажется, действительно люблю Северуса Снейпа. Если хорошо подумать и быть честной с самой собой, то это даже не неожиданность, я давно восхищалась его умом и талантом к зельеварению, а когда научилась немного понимать людей благодаря наблюдению за ними, то стала восхищаться и его силой, выдержкой, мужеством, достоинством, с которым он несет свою тяжкую ношу... а потом было это падение с лестницы, и круг замкнулся. Конечно, я понимаю, что никаких чувств с его стороны не может быть, и это так очевидно, что почти не расстраивает меня, но мне бы хотелось когда-нибудь заслужить его уважение и, может быть, даже стать его другом... Не сейчас, конечно. Сейчас мне нечем его заинтересовать, я для него лишь ученица, как множество других и не больше, и это справедливое мнение... но я буду работать над собой, буду стремиться достичь максимума во всем, и может когда-нибудь я тоже смогу сделать что-то для него...

12 сентября
Как странно... Мне всегда казалось, что окружающий мир существует совершенно независимо от меня, что, как бы не менялась моя жизнь, вокруг все будет оставаться неизменным. А теперь мне больше так не кажется. Просто я стала замечать, что меняюсь, мои чувства больше не похожи на мои, и мои мысли вовсе не такие, какие могли бы зародиться в моей голове. Но дело даже не в этом, все дело в том, что вместе со мной стали меняться и все те, кого я знала, или думала, что знала... Сначала Рон и Гарри, потом родители, Дамблдор, профессор Снейп... Но до сегодняшнего дня я не связывала их изменения ни между собой, ни со своими собственными изменениями. События этого вечера стали словно недостающим фрагментом в паззле, благодаря которому разрозненные кусочки связываются в одну осмысленную картинку...

Картинки воспоминаний стали проноситься перед глазами девушки, как окна в вагонах проходящего мимо поезда, и мысленный взгляд зацепился за одно из них и погрузился глубже. Вот она сидит в кресле у камина в своей спальне и играет с Сашей, изумрудная змейка, легко извиваясь, проскальзывает между тонкими девичьими пальчиками (ее пальцы больше не измазаны чернилами — она редко пишет), переползает с одной ладошки на другую. Ощущения от прикосновения ее маленького гибкого тельца к рукам очень приятные, не менее приятные, чем от мягкой густой шерсти Косолапсуса. Раньше Гермионе казалось, что змеи должны быть скользкими и холодными, поэтому она не любила змей, и морщила носик, когда однажды папа на каникулах повел ее в серпентарий. Теперь она знает, что это не так — кожа Саши гладкая, сухая и теплая, а в ее маленьких блестящих черных глазках иногда светится такая удивительная мудрость и понимание, что Гермиона искренне начинает желать, чтобы время бежало быстрее, и, наконец, настал тот момент, когда она сможет попытаться с ней заговорить. Парселтанг она выучит обязательно! Змейка мягко обвивается вокруг левого запястья девушки (это ее любимое место, ей нравиться ощущать тепло человеческого тела и на тонком запястье легко держаться, можно даже спать, завернувшись несколькими колечками), ее изумрудное тельце поблескивает в свете горящего камина, и Гермионе приходит в голову мысль, что зеленый цвет ей нравится гораздо больше, чем красный, которым все обвешано в гриффиндорской башне. И следующая мысль, что она, наверное, могла бы запросто быть слизеринкой и считать холодные мрачные подземелья своим домом, как привыкла считать эту башню. Эти странные, но приятные мысли вызывают у нее внезапное желание прогуляться по Хогвартсу, а именно по его подземельям, что она тут же и делает.

В бесконечных коридорах подземелий немного холоднее, чем было в башне, но свет горящих факелов окрашивает серый камень хогвартских стен в более теплый рыжеватый оттенок, что создает уютную атмосферу — подземелья совсем не мрачные... А еще здесь более сильное эхо, и звук ее шагов многократно отражаясь от толстых стен, словно прокатывается слегка вперед и тает где-то за очередным поворотом — это приятно, в последнее время она стала уставать от тишины...

-Так-так... Кто это здесь? Неужто грязнокровка Грэйнджер заблудилась в наших подземельях?
Драко Малфой появился неизвестно откуда, может, вышел из-за какого-то поворота, а может, так и стоял здесь в коридоре, привалившись одним плечом к каменной стене, а она, увлеченная собственными мыслями, его просто не заметила...

— И что же интересно ты тут искала? — серые глаза Малфоя слегка прищурились, внимательно вглядываясь в лицо девушки. От этого взгляда по телу Гермионы пробежали мурашки, и она поежилась, как от холода. За шесть лет знакомства с Драко у нее выработалось нечто вроде условного рефлекса на его присутствие. И поскольку оное почти всегда означало неприятности разной степени тяжести, то при его появлении ее тело стало автоматически посылать легкую волну страха, вот и сейчас она явно почувствовала угрозу со стороны Слизеринца. Видимо, Драко это заметил, потому что следующей его фразой было:

— А куда подевались твои дружки Уизли и Поттер? Не боишься ходить одна по владениям Слизерина?

Раньше она ответила бы ему что-нибудь резкое, и это придало бы ей храбрости, но сейчас она не могла говорить, и все, что ей оставалось, так это инстинктивно сделать шаг назад, вытягивая перед собой руки в защитном жесте. От этого движения змейка на руке зашевелилась и приподняла свою острую мордочку, пробую воздух на вкус раздвоенным язычком.

— Что это у тебя, Грэйнджер? Змея? — Гермиона не успела отреагировать, когда Малфой быстрым движением схватил ее за вытянутую левую руку и снял с нее маленькую змейку.

— С чего это вдруг гриффиндорская грязнокровка решила завести змею? — в холеных руках Драко с его длинными бледными пальцами и идеальным глянцевым маникюром змейка вдруг показалась Гермионе такой маленькой и беззащитной, она по-настоящему испугалась, что Малфой причинит ей вред, просто сожмет одной рукой и раздавит ее Сашу. Она прижала руки к груди и отчаянно замотала головой, словно в немой мольбе не причинять этому крошечному существу боли, а из ее глаз ручьями хлынули слезы. Драко, казалось, был удивлен такой сильной реакцией девушки.

— Да не реви, дура, ничего я ей не сделаю. Если бы я собирался ей навредить, уже бы давно валялся здесь мертвый. Это же Аниманта, они плохие намерения за версту чуют. А ты что, не знала? Хм... Приятно, что есть что-то, что знаю я, и не знает всезнайка, — руки Драко играли со змейкой, так же как это обычно делала Гермиона, пропуская между пальцами и подставляя то одну, то другую ладонь. Глядя на эту игру, девушка заметно расслабилась и опустила руки.

— Я в детстве мечтал о такой, но отец не позволил, сказал, что она перекусает всех его гостей. Еще бы... они все такие злюки, вот уж кого не заподозришь в добрых намерениях. А жаль, было бы здорово иметь такого питомца — символ факультета да еще в слизеринских тонах, правда в слизеринской гостиной она бы тоже не прижилась, там, знаешь ли, тоже не добрячки обитают, — он слегка ухмыльнулся собственным мыслям.

— А знаешь, Грэйнджер, ты можешь быть вполне приятным собеседником, когда молчишь, — теперь он уже по настоящему улыбнулся, хотя в глазах его читалась грусть.

— Ладно, держи свое чудо, — он протянул руку к ее руке, так чтобы змейка смогла переползти, и кончики его пальцев коснулись ее ладони, отчего по телу Гриффиндоки вдруг пробежал электрический разряд. Гермиона посмотрела в грустные серые глаза Малфоя и поняла, что настоящее чудо — это вот этот самый мальчик, стоящий напротив нее. Печальный слизеринский принц, наследник древнего магического рода, обладатель самой завидной внешности среди всех старшекурсников и невероятного состояния... Вот этот самый одинокий грустный мальчик, который решил поделиться маленькими тайнами своего сердца с немой грязнокровкой, потому что больше ему делиться не с кем. Ей почему-то вспомнилась любимая в детстве книжка Экзюпери про Маленького принца и его капризную розу. Наверное, Драко похож на эту розу, холеный и избалованный, наслаждающийся осознанием своей внешности и положения, кичащийся своими хлипкими шипами и отчаянно нуждающийся в заботе и ласке, но слишком гордый и заносчивый, чтобы о ней попросить. Найдется ли для него его собственный «Маленький принц», который сквозь всю внешнюю мишуру сможет увидеть его уязвимость и защитить своей заботой от холодного ветра... Гермионе вдруг отчаянно захотелось сделать для этого мальчика что-нибудь хорошее, и она подарила ему лучезарную улыбку, вложив в нее все тепло, на которое только было способно ее жаркое сердце. Она улыбнулась ему и сама внезапно почувствовала себя счастливой. Драко минуту стоял, словно пораженный открывшимся ему зрелищем, а потом слегка поморщился, будто улыбка девушки причиняла ему боль, молча развернулся и исчез в лабиринте подземелий...

Да, именно так. Я Гермиона Грэйнджер, магглорожденная ведьма, Гриффиндорская староста, стояла в холодном коридоре со своей ручной змеей в обществе Драко Малфоя и была счастлива. Впервые за очень долгое время я действительно ощущала полное ничем неомраченное счастье. Я изменилась, и мир вокруг меня изменился, и не смотря ни на что я об этом ничуть не жалею...До завтра, дорогой пергамент, мне пора спать.

Она положила голову на красную с золотым узором подушку и тут же уснула. А в это же время где-то в подземельях на такой же подушке, только зеленого цвета, лежал красивый светловолосый парень, его глаза были прикрыты, а перед мысленным взором стаяла картина: «Хрупкая девушка с пышными каштановыми волосами и светло-карими глазами, все еще блестящими от слез, улыбающаяся ему самой прекрасной лучезарной улыбкой на свете. Ее лицо светится искренним, неподдельным теплом и счастьем, будто распространяя вокруг себя яркий солнечный свет, свет, который словно лезвие вскрыл старую глубокую рану на его сердце, причиняя жгучую боль, но, напоминая о том, что у него все еще есть сердце, что вопреки стараниям его родителей и друзей оно не превратилось в бесчувственный кусок льда, и раз оно способно болеть, значит способно будет и полюбить». Он прокручивал эту картину в памяти снова и снова. Так он будет поступать еще много лет, в самые тяжелые моменты, а их в его жизни будет очень много, он будет вызывать в памяти образ девушки с солнечной улыбкой, и однажды на краю бездонной пропасти тьмы, готовой подобно вечно-голодному дементору наброситься на него и без остатка поглотить его душу, она убережет его от безвозвратного падения в эту тьму. Но это будет еще совсем не скоро...

Глава 5. Безмолвные беседы

20 сентября
Сегодня получился блок. Думала, что буду прыгать от радости, когда он получится, а сейчас не чувствую ничего по этому поводу — это просто результат закономерности. Когда я пришла на занятие, я уже знала, что все получится. Альбус тоже почувствовал и предложил взять образ косвенно связанный с чем-то сильным во мне, и я представила... Представила его, не лицо или голос, чтобы не дать намека на него самого в картине, но представила его запах — хвою и дикие травы, картина сложилась сама собой: Темный сосновый лес до горизонта и широкая поляна, укрытая густой зеленью, и небо... немного хмурое, как перед грозой, бескрайнее небо. И все получилось... блок держится постоянно, мне даже усилий никаких прикладывать не надо, потому что он связан с чем-то сильным и неизменным — с самим стержнем моего существа. Теперь я понимаю, что такое «внутренняя сила», что такое «душа», теперь ничего не страшно.

26 сентября
Сдала все экзамены. Знаю, что скоро закончится важная часть моей жизни, но не жалею об этом... больше ни о чем не жалею. Только хотелось бы хоть раз поговорить с Ним, побыть наедине, но это невозможно... Совсем скоро я покину Хогвартс. Альбус сказал, что позволит мне заниматься делами Ордена, наконец-то я смогу быть полезной по-настоящему. Пару дней назад у нас был тяжелый разговор (мысленно... даже он не произнес ни одного слова вслух). Он спросил, понимаю ли я, кто я на самом деле, и я сказала «да». А потом спросил, готова ли я сделать самый серьезный выбор в своей жизни, и я снова сказала «да». Тогда он сказал, что готов посвятить меня в глубины сильнейшей магии, той, что доступна ему, и даже большей, но у меня есть выбор: 1) я обучаюсь углубленной боевой магии и любой белой и «серой» магии, на какую буду способна, 2) я могу обучаться сильнейшей светлой магии, которая существует, но тогда я долгое время буду беззащитна, поскольку, сделав этот выбор, никогда не смогу использовать ничего из черной магии и многое из того, что считается обычной магией... Альбус рассказывал мне о том, почему сам когда-то выбрал первый вариант, о своем юношеском увлечении темной магией, обо всех плюсах и минусах обоих путей, и объяснил, почему такой выбор делается лишь однажды... Тогда я поняла, что для меня уже давно нет никакого выбора, время, в которое я родилась, сделало этот выбор за меня, и я ничего не изменю, да и если бы могла изменить, ни за что бы не стала... Альбус только качнул головой и посмотрел на меня своими пронизывающими насквозь, ясными, как безоблачное небо, голубыми глазами. Как же я буду скучать по этим глазам, по этим безмолвным беседам... Но не по Альбусу. Альбус вездесущий, он всегда будет рядом.

30 сентября
Сегодня я говорила с ним. По-настоящему я смогу говорить только завтра, и завтра я уеду. Мысленно говорить я могу только с Альбусом, остальные не должны знать... Но сегодня я смогла сказать и услышать больше, чем смела надеяться. Больше никогда не позволю себе считать что-нибудь невозможным.

(Двумя часами ранее)
Солнце медленно приближалось к горизонту, зеркальная гладь озера в мельчайших деталях отражала величественный древний замок с четырьмя стройными башнями и множеством мерцающих светом окон. С другой стороны в озере колыхался такой же древний осенний лес, краски которого в закатных лучах полыхали самыми яркими пламенными оттенками. И где-то между этих потерявших счет своим годам великанов у самой кромки серебряного блюдца озера отражалась крошечная фигурка юной девушки, сидящей на скамейке и разглядывающей этот перевернутый мир с опрокинутым на землю закатным небом. Девушка была неподвижна, как сама вода, и ничто не нарушало глади ее спокойствия, только яркие и удивительно живые карие глаза скользили по плоской картине мира на поверхности озера, словно пытаясь вобрать в себя каждую черточку, каждую краску, и непослушные каштановые кудри, выбившиеся из тугой косы, чуть трепетали на ветру, перешептываясь с ним, сплетаясь на прощание, обещая помнить...

Когда алый круг солнца зацепился за острый шпиль стройной башни и замер там в нерешительности, на водную гладь из-за спины девушки выплыла темная фигура и остановилась, не достигнув берега на несколько шагов, тогда девичий силуэт беззвучно переместился на дальний край скамейки, освобождая место в отражаемом пейзаже, и его заняла темная фигура. Теперь, когда фигура приблизилась к кромке озера, ее отражение стало отчетливым — мужчина в черном одеянии и черными волосами, развевающимися на ветру, но с тяжелым неподвижным взглядом. Оба человека сидели молча, глядя в собственные отражения, пока солнечный круг не опомнился и не покатился к горизонту, наверстывая упущенное время. Тогда на мгновение показалось, что отражения их взглядов пересеклись и стали внимательнее, глубже... С высокого неба на небо плоское слетел такой же алый, как упавшее солнце, осиновый лист, приземляясь прямо между двух отражений мужчины и девушки, он коснулся гладкой поверхности воды, и по ней разошлись пять кругов, заключая в себя оба отражения. «Берегите себя, мисс Грэйнджер», — бархатным шепотом встрепенулась тишина, и в воде осталось лишь одно отражение.

Девушка на скамейке отвернулась от воды, сняла с волос шелковую алую ленточку и обвила ее сотнями струй света, вылетающих из тонкого прутика в ее руке. Когда струйки света потухли, она повязала ленточку на край высокой спинки скамейки и снова взглянула на свое отражение в воде. Но из воды на нее смотрела уже совсем другая девушка, у нее были такие же живые карие глаза, но в остальном она была так же непохожа на прошлую, как бескрайнее высокое небо не похоже на очерченное краями озера плоское отражение его малой частицы.

Он сказал «берегите себя», и я впервые пожалела, что не могу закричать, чтобы он тоже берег себя, что это очень важно, что мне очень нужно верить, что он будет в сохранности, но ведь, даже если бы я могла его просить, он бы не стал беречь себя... никогда не берег... И я сделала для него оберег, нужно только, чтобы он к нему прикоснулся. Думаю, это обязательно случится. Теперь я знаю, что это он поставил там скамейку и приходил туда посидеть у озера. Я использовала именно ленточку, потому что она не вызовет опасений, он знает, что ленточка моя, и он уже держал ее в руках однажды... Я прочла все защитные заклинания, какие знала... и еще я написала на ней «до свидания, профессор Снейп»... Конечно, это глупо и сентиментально, и он посмеется над моей выходкой, но это не важно, как не важно и то, что я нарушила запрет на любую форму общения в самый последний день. Есть вещи, на которые не действуют законы, правила и логика. До свидания, Северус, береги себя...

Глава 6. Встреча в Париже

(Два года спустя)
На улице Beatitudo, в старой части Парижа, царил прекрасный летний день. Воздух, прогретый полуденным солнцем, был до головокружения пропитан медовым ароматом цветущей липы и манящим запахом домашней выпечки, разносившимся от маленькой частной пекарни синьора Джакомо на углу. Кроме пекарни на этой мощеной серым камнем улочке расположились в основном двухэтажные жилые дома причудливой архитектуры с маленькими уютными двориками, парикмахерская «Semper virens», небольшая комфортабельная гостиница и открытое кафе «Con amore» с десятком маленьких столиков, укрытых от солнца ажурными белыми зонтами, и изящным бронзовым фонтанчиком с левой стороны от входа. В разгар туристического сезона эта улочка казалась оплотом тишины и спокойствия. Ни привычный для больших городов гул транспорта, ни снующие толпы любопытных туристов не нарушали ее веками устоявшегося неторопливого ритма, и только мелодичное журчание воды в бронзовом фонтанчике и веселое щебетание птиц вносили оживление в полудрему июньского полдня.
Для любого, кто оказался в Париже в это время года, такое место показалось бы идеальным для прогулки или ленча на свежем воздухе. Впрочем, если вы решили в ближайшее время навестить самый романтичный город мира, не спешите отыскивать эту улицу в туристических справочниках, там никогда о ней не упоминалось, как и в самых подробных картах города. Так же нет смысла пытаться найти ее самостоятельно, вряд ли это удастся, если, конечно, вам не посчастливилось родиться волшебником... в противном случае, вы непременно натолкнетесь на чары, отталкивающие магглов и делающие это место недоступным и даже невидимым с любой точки обзора.

Итак, к полудню кафе «Con amore» было заполнено лишь на половину: за тремя столиками справа сидели супружеская пара с двумя детьми, заканчивающие обедать, двое пожилых женщин, коротающих время за чашечкой кофе, и четверо студентов, обложившихся книгами и конспектами (летняя сессия была в разгаре во всех магических университетах Европы). Слева было занято только два столика. За ближайшим к фонтану сидели трое мужчин, рассматривавших меню и что-то обсуждающих между собой, а за дальним столиком в углу расположился высокий мужчина лет тридцати пяти — сорока, читающий газету. По внешнему виду мужчины можно было бы предположить, что он родом из Италии (черные волосы с синеватым отливом вороного крыла доходили до плеч, выразительные черты лица — крупный нос, жесткий волевой подбородок, тонкие, но красиво очерченные губы с едва заметной сеточкой морщинок в уголках и яркие, абсолютно черные глаза давали явный намек на средиземноморские корни), но чрезмерная для летних месяцев бледность кожи указывала на то, что мужчина последнее время провел не в солнечной Италии или Франции, а в месте с более суровым климатом, скорее всего на севере Англии, поскольку газета в его руках была ничем иным, как английским «Ежедневным Пророком». В то время, как посетители кафе наслаждались ленчем и тихими беседами, сонное спокойствие улочки Beatitudo было нарушено сначала звонким цоканьем металлических каблуков по гладкому камню, а потом раскатом серебристого беззаботного девичьего смеха. Люди за столиками и немногочисленные прохожие, невольно привлеченные этим звуком, оборачивались, чтобы посмотреть на его источник, и так и застывали, глядя в его направлении, позабыв о своих делах. Темноволосый мужчина, поначалу не обративший внимания на звук, но явно удивленный застывшими взглядами окружающих, решил все же взглянуть на предмет всеобщего изумления, и слегка обернулся, незаметно поверх газеты наблюдая за происходящим.

По направлению к кафе, весело смеясь, шли две молодые девушки. Обе девушки были стройные, светловолосые и загорелые. Одна немного выше ростом, с длинными прямыми волосами платинового оттенка и голубыми глазами, в белом атласном платье на тонких бретельках, плотно облегающем красивую фигуру и серебристых открытых босоножках. Вторая девушка, тоже в белом платье чуть ниже колена, без бретелек и с довольно пышной юбкой была небольшого роста, но из-за высоких каблуков это не было заметно. Ее густые вьющиеся волосы более теплого золотисто-пшеничного цвета, падая на узкие голые плечи, в сочетании с тоненькой фигуркой, создавали впечатление чего-то хрупкого и воздушного. «Вейлы», — подумал мужчина, заметив, что все взгляды по-прежнему неотрывно следуют за приближающимися к кафе красоткам, и решил более не обращать на них внимания. Тем временем подруги остановились у входа, осмотрелись вокруг и через мгновение уже стояли у крайнего столика слева, внимательно глядя на сидящего за ним мужчину.

— Добрый день, профессор! Вы позволите? — обратилась одна из девушек, присаживаясь за его столик. Рядом с ней села и вторая.

— Добрый день, — пробормотал профессор Снейп, внимательно вглядываясь в лица девушек, откуда-то знакомых с ним. За секунду до того, как они к нему обратились, Снейп был просто удивлен внезапным интересом к себе со стороны двух вейл, учитывая, что в кафе помимо него находились две куда более подходящие им мужские компании. Но теперь, поняв, что они его знают и подошли не случайно, он насторожился и судорожно пытался вспомнить хоть одну из них. Их лица казались смутно знакомыми, но он вряд ли сможет быстро восстановить в памяти имена либо детали их знакомства. Решив не терять времени попусту, он обратился к голубоглазой девушке с аккуратными классическими чертами лица:

— Простите мисс, вы...?

— Флер Делакур, сэр. Я гостила в Хогвартсе четыре года назад, во время Тремудрого Турнира, вы должно быть помните...

— Да-да, конечно, вы были чемпионом от Шармбатона, насколько я помню, — бархатным голосом произнес Снейп, подумав про себя: «Что ж, в некоторой степени я был прав, в ее роду были вейлы, а кровь вейл по женской линии передается до шестого поколения... вторая вполне возможно полностью вейла». Он не беспокоился по этому поводу, для сильного ментального мага чары вейл не представляют опасности, однако предпочел бы избавиться от их компании как можно быстрее.

— Мисс Делакур, не хочу показаться невежливым, но у меня назначена встреча в этом кафе, так что я вынужден попросить вас занять другой столик, — эти слова были произнесены таким ледяным тоном, что даже самый малосообразительный человек не решился бы возразить ему. Сейчас, когда он понял, что встреча с мисс Делакур произошла совершенно случайно и никакой опасности не несет, у него не осталось причин терпеть общество этих девиц, которые привлекали слишком много постороннего внимания. К тому же у него на самом деле была назначена важная встреча, и его «коллеги», как выразился Дамблдор, должны были явиться еще пять минут назад. Но тут, к его большому удивлению, в разговор вступила вторая девушка.

— О нет, неужели Альбус вас не предупредил. Я говорила ему, что идея «сделать вам сюрприз» кажется мне, мягко говоря, не слишком хорошей, вы ведь явно не из тех людей, которым нравятся сюрпризы, но он как всегда поступил по-своему.

Вот теперь он был по-настоящему шокирован. Похоже, эти вейлы и есть его французские «коллеги», причем одна из них запросто называет величайшего колдуна современности по имени, и без колебаний делает выводы о личных качествах самого Снейпа. Подняв чашечку с кофе и сделав пару глотков, чтобы иметь возможность разглядеть свою собеседницу, но при этом не показать своего интереса и замешательства, он скользнул взглядом по ее лицу, отмечая каждую деталь. Овальное личико, обрамленное светлыми кудрями, чуть заостренный подбородок, небольшие пухлые губы, сложенные бантиком, почти по-детски, аккуратный, чуть вздернутый нос, и под длинными пушистыми ресницами огромные глаза цвета гречишного меда с золотистыми солнечными искорками. Эти глаза он, безусловно, видел много, очень много раз, как и саму девушку. Что ж, она определенно не вейла, хотя от этого увиденное не казалось менее невероятным...

— Мисс Грэйнджер, не думаю, что вы обладаете достаточными сведениями, чтобы судить о моих личностных пристрастиях.

В ответ на эту раздраженную реплику он был одарен... теплой улыбкой, отчего одна бровь профессора медленно поползла вверх.

— Конечно, вы правы, профессор, я довольно мало знаю о вас как о личности, но надеюсь за предстоящие две недели совместной работы восполнить этот пробел. Вы не будете возражать, если, прежде чем приступить к делу, мы тоже закажем кофе?
Нет, определенно, внешние изменения этой девочки ничто по сравнению с тем, как изменилось ее поведение. Вместо ожидаемого гневного возмущения в ее голосе звучало спокойствие, уважение и даже доброжелательность. Предстоящие две недели обещали быть более чем занимательными.

После того, как девушки заказали себе кофе Глясе с мороженным и взбитыми сливками, они, не вдаваясь в подробности будущей работы, договорились о двух ближайших встречах, передали Снейпу портключ для перенесения в специально подготовленную квартиру и к месту следующей встречи, а также список необходимых документов и ингредиентов для зелий. Затем вежливо попрощались и аппарировали, оставив профессора наедине с нахлынувшими мыслями.

Глава 7. Бал у посла

Снейп находился в Париже всего три дня, но такое обозначение времени казалось ему сейчас непростительной насмешкой со стороны настенного календаря. Если бы спросили его, он бы ответил, что торчит здесь уже целую вечность, и его усталость и растущая раздражительность это полностью подтверждали. Он уже трижды порывался отправить Альбусу Дамблдору сову с «вопиллером», который бы как нельзя лучше объяснил директору мнение Снейпа по поводу этой командировки, и в особенности его «коллег», которым он должен был оказать посильную помощь в подготовке французских авроров к возможному нападению Волдеморта и координации совместных действий местного аврората с Орденом Феникса. Это же надо было додуматься поручить такое дело двум девчонкам, да еще поставить самого Снейпа в такое положение, что он без этих девчонок шагу ступить не может, потому что не получил никакой предварительной информации о состоянии дел, и по любому вопросу вынужден консультироваться с одной из них (каким-то образом это всегда оказывается Грэйнджер). Пожалуй, все, что он думает относительно сюрприза в виде Грэйнджер тоже стоило бы вложить в гневно орущий пергамент.

Останавливало в отправке вопиллера Северуса то, что все эти жалобы даже ему самому казались просто жалкими. По сути девушки справлялись с возложенной на них функцией более чем удачно. Как он понял из коротких устных отчетов самой Грэйнджер — им каким-то невообразимым образом удалось склонить к сотрудничеству с Орденом Феникса не только весь французский аврорат вместе с его начальником месье Форкушем, но и глав еще нескольких влиятельных силовых организаций Франции и Бельгии, и основная заслуга в этом именно ее (т.е. Грэйнджер). Все, что осталось сделать Снейпу, так это согласовать с ними взаимные условия и составить конечные договоренности, что будет несложно, раз все стороны уже активно заинтересованы в сотрудничестве. Приходилось признать, что двадцатилетней девушке удалось сделать то, что до нее не удавалось никому из целой армии видавших виды, прошедших первую войну с Волдемортом опытнейших дипломатов, авроров и членов самого ОФ. И это унизительно... Унизительно, потому что она все сделала правильно, потому что на все предложения Снейпа за прошедшие два дня она отвечала вежливым «это уже сделано» или «да, я уже договорилась об этом», но больше всего — потому что он не мог перестать о ней думать с момента их встречи в кафе.

Тогда она была восхитительна, безупречная красота, тонкий вкус, идеальные манеры, которым бы позавидовали многие юные аристократки — но это все не было бы проблемой, (Снейпу нередко доводилось общаться с красивыми женщинами, и его это не смущало, поскольку он, несмотря на собственную непривлекательную внешность, всегда чувствовал за собой неоспоримое преимущество в интеллекте, силе, проницательности и т.д... В результате эти женщины могли рассчитывать с его стороны в лучшем случае на снисходительное терпение, в остальных же случаях на холодное презрение.) но Грэйнджер, черт ее подери, вместе с ее хваленым умом и иже с ним... В общем он не мог найти объективной причины, по которой мог бы с легким сердцем начать ее презирать, и это стало печальным приговором невозмутимому Мастеру зелий, который в данный момент с ненавистью смотрел на свое отражение в большом зеркале с позолоченной рамой, и отражение отвечало ему полным кипящей ярости взглядом. Рядом на журнальном столике лежал слегка потрепанный лист дорогого пергамента оливкового оттенка с красиво выписанными строками следующего содержания:

Уважаемый Северус Тобиас Снейп,

Месье Раймонд Фредерик Дювал, имеет честь пригласить вас на благотворительный бал в честь открытия ежегодного Международного Съезда Книгоиздателей, который состоится 25 июня с 20.00 в поместье Лассот.
Форма одежды: для джентльменов — парадная мантия
Для леди — вечернее платье

С уважением,
Раймонд Фредерик Дюваль,
Уполномоченный Посол Франции в Великобритании.

Снейп всеми фибрами своей души ненавидел светские мероприятия любого рода и всячески старался их избегать. Исключением из этого правила были лишь Международный Конгресс Зельеваров, проходивший раз в четыре года, которые он посещал из профессионального любопытства (иногда там все же можно было почерпнуть полезную информацию), и ненавистные праздники в Хогвартсе, которы<







ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.