Глава 13. Змеи и как с ними бороться

Сон Ильи Ивановича про кубинского падре оказался, увы, в руку. В июне началось нашествие змей.

Бог знает, откуда гадюки и особенно полозы взялись в таком количестве, но — взялись! И они — ползли. В том числе, ничего не стесняясь, ползли днем по дорогам, ползли по полям, не стесняясь работающих там людей, проползали через деревни. Всё это были змеи ядовитые, но людей они кусали, как это и водится у змей, только если те на них наступали или пытались их убить. В меньшей степени, это были крестьяне, которые уж знали, как обращаться с ползучей братией, а в большей степени — те же самые каратели, которые по дури и по серости так и норовили рубануть змеюку саблей. Змеи оставляли после себя горящих температурой, корчащихся от судорог людей, ошалевших от подступающей смерти — и ползли дальше.

И это было уже ни на что не похоже, кроме как на одну из казней египетских. Сходство усилилось, когда змеи — доползли.

Въезды в крупнейшие уездные центры и в губернский город были перекрыты чешуйчатым, переливающимся ковром. Лошади вставали на дыбы и отказывались ехать дальше, немногие были готовы перепрыгнуть через извивающуюся ядовитую братию. Кто-то из чиновников при губернаторе пустил, было, слух, что это не иначе, как французские агенты завезли и запустили к нам невиданное количество змей, еще и специально выученных на то, чтоб кусать верных сынов отечества. И этот слух губернатор на голубом глазу отразил в рапорте императору.

Однако, вскоре от курьера, кое-как перескочившего через живой ядовитый ковер, он получил гневную отповедь, в том духе, что уж змеями французские канальи точно не занимаются, и известно, что все ваши змеи отечественные, поэтому будьте-ка добры с ними разберитесь.Из министерства внутренних дел, кто-то из высших — добавил — Государь лично выразил сомнение, господин губернатор, не перетрудили ли Вы своё тело и рассудок усердными трудами? А недавно эмигрировавший писатель, господин Герцен, в письме другу, который передал ему ранее сей «анекдотец», отозвался так: «И эти административные гении назначили за главного сумасшедшего Чаадаева, умнейшего человека! Вот ведь кто главный сумасшедший!»

Легко сказать — «разберитесь со змеями», а щелкоперам острить и язвить того легче! А как с ними, со змеями, «разобраться»? Из пушек, что ли, по ним стрелять?

Жутчее всего была непонятность змей. Ну, добро бы они ползли в города, лезли в дома, кусали обывателей, а потом селились в их подвалах и поедали их мышей (впрочем, для этого кусать хозяина — совершенно излишне, за ловлю мышей он еще и молока в блюдечке может принести). Добро бы они мигрировали куда-то дальше, к более удобным болотам и полянам, где много солнца или, наоборот, сырости, и хватает легкой добычи. Добро бы они бросались на каждого, кто подходил к ним близко. Но они просто лежали у городов и чего-то ждали, хватая, однако, за ноги каждого, кто их тревожил. Одни уползали в поля за добычей, потом возвращались, и на обеденный перерыв уходили другие. Все у них было как-то непонятно, но стройно организовано.

И получилось так, что многие из тех мужиков, кто ушел в леса, вскоре вернулись в свои покинутые дома, опасаясь змеиного яда. Вернулись — и уже не намеревались отсюда уходить, но и пускать к себе всяких там грабителей, официальных или не официальных, тоже намерены не были. У них уже появилась в глазах та отчаянная решимость, которая выдаёт человека, которого уже так замордовали, что ему реально стало нечего терять. И исходя из этой решимости, они заставляли кузнеца день и ночь ладить самопалы, они искали путей добыть или сделать порох, они выходили в поле с оружием. Своим господам они кланялись и даже брались наверстать пропущенную барщину — впрочем, ошалевшие господа на этом не особо настаивали — но никаких реквизиторов, никаких карателей они в своё село уже не желали пускать.

Получалось какое-то другое «восстание без восстания». Впрочем, как говорил тот же самый китайский мудрец, первый хозяин Магеллана: «Если ты желаешь буйвола, а тебе приводят коня, просто подумай, не больше ли тебе нужен конь, нежели буйвол!»

— Как бы то ни было, а что-то со змеями нужно делать, — сказал Илья Иванович.

— С какими именно? — прищурился и сострил Алексей Леонтьевич. — С ползучими или с двуногими?

— Пока с ползучими. — Илья Иванович интонацией дал понять, что шутить сейчас невместно. —Черт возьми, эти ползучие спутали нам все карты. Если их уберешь, каратели снова ринутся по деревням, куда мужики туда возвращаются. А не уберешь, губерния околеет от такого ужаса. И товарообмен деревень с городами уже застопорился.

— Здесь все понятно, господа, — твердо сказал Никита Дмитриевич. — Змей должны одолеть именно мы, и сразу же отрапортовать об этом в столицу. И пусть там решают, кто у нас действительно имеет власть — губернатор-самодур, или верное государю, но вольно мыслящее дворянство!

— Да вот как их одолеть! — напомнил магистр Кнезович. — Признаюсь, все мои познания в естественных науках пасуют перед этой ситуацией.

У Нади, которая, как обычно, сидела в отцовском кабинете и тихонько слушала взрослых, сложилась в голове картинка (как выражался Кнезович, случилось мышление). Вот змеи. Почему-то сама мысль о них вызывала у нее оторопь и легкую дрожь в поджилках — но нужно сдерживаться, она не маленькая, чтобы безотчётно бояться всяких ползучих гадов! Откуда они взялись в таком количестве, и куда ползут — неизвестно. Ну и Бог с ним! Хотя, какое-то шестое-седьмое чувство, почему-то голосом именно магистра Кнезовича, ей и говорило: «Прежде всего, ищи причину явления и его направленность!» — в данном случае, Надя просто не в силах была выявить эту причину, раз уж сам Кнезович и даже — даже! — начитаннейший в естествознании братец Юрка встали в тупик. Но понятно, что с этими змеями делать! Птицы! Рассказ Магеллана и Пирата о том, как и почему птицы враждуют со змеями, и как можно спастись от змеиных чар — птичьим пением!

И опять Надя робко попросила слова. Алексей Леонтьевич, не очень знакомый с её недавними подвигами, иронично приподнял бровь: «Устами младенца будет глаголить истина?» Но остальные, и в их числе крёстный Никита Дмитриевич, смотрели на неё с интересом и ожиданием.

Надя, уже совсем не боясь, что её поднимут на смех, рассказала о разговоре с попугаем и вороном. Потом помолчала — и начистоту выложила историю со Змеем в чулане.

— Русский ужас! — презрительно усмехнулся Алексей Леонтьевич. — Сочинения господина Одоевского и прочих романтиков! «Чёрная курица и подземные жители»! Даже до сочинений господина Гоголя не дотягивает.

— Или перетягивает! — оборвал его Илья Иванович. — Помолчи, Алёша! Тут у нас такой Вий на губернаторстве сидит, в обличье городничего Сквозника-Дмухановского, что Гоголю и не снилось. Вот, кстати, напиши-ка ему письмецо, может, вставит нас в новое свое сочинение!

— Змей в чулане… — пробормотал магистр. — Это начинает прояснять для меня картину. Но, помилуй Бог, книги! Мне здесь не хватает моих книг по фольклору, чтобы всё это распутать!

— Змей мог и почудиться, — рассудительно сказал Никита Дмитриевич. — В детстве, на пороге отрочества — а ты, крестница, именно на этом пороге сейчас стоишь, — такие иногда бывают видения — ой! Но не будем отвлекаться, господа. Главное — это птицы. В это я верю. Я не очень сведущ в естествознании, но действительно — птица и змея, это очень, очень разные сущности. Вопрос в другом — как и что мы должны сделать? Собрать со всей округи соловьев и выпустить возле змей, чтобы они прогнали их своим пением? Или набрать на болотах аистов и дать им хорошую поживу?

— Есть в Индии такие зверьки — мангусты, вроде наших хорьков или норок, они против змей — главные охотники, — усмехнулся Илья Иванович. — Но далеко до Индии.

Взрослые судили и рядили, а у Нади в голове уже складывался стройный план действий. Она незаметно выскользнула из отцовского кабинета.

На лестнице она почувствовала чью-то руку на своем плече. Обернулась, заранее холодея (все эти истории со Змеем и с крысами сделали своё дело — девочка стала чуть более нервической, чем это бы в её возрасте полагалось). Уф — это магистр! Заметил, однако, что она убежала.

— Надя, — очень серьёзно сказал магистр, — береги себя.

Поцеловал её в лоб и перекрестил, очень сосредоточенно, как-то торжественно даже.

— А… от чего беречься? — как-то смешавшись, спросила Надя.

— Пока не могу тебе этого сказать внятно, — признался магистр. — Но какая-то тёмная сила чего-то от тебя хочет. Пока Бог хранит тебя, и видит тебя злое око, да зуб неймет. Но — постарайся не соваться к змеям! И туда, где могут водиться крысы, тоже не ходи. Змеи и крысы — твари разные, но уж так получилось, что обе стали для человека губителями, посильнее, чем любые львы и волки. И обе — исподтишка губят. Змеи хватают за ноги, от крыс появляются страшные эпидемии,да и просто они пакостят по хозяйству. Так что — Змей с крысами, когда они не просто животные, а носители какого-то недоброго духа — заодно…

— Ну беги! — вдруг улыбнулся магистр. — Выше нос, девица — разберёмся, с нами всё-таки Бог с его могуществом и помощниками в каждом лесу, реке и доме, а с ними — только дьявол с его гордыней да мелкие бесы!

В зверинце было тепло и как-то даже уютно. Хотя до конца звериный запах не уходил — всё же, звери жили в клетках, пусть и просторных, — он был совсем домашним, напоминал, скорее, про устроенный хлев, чем про ту тюрьму, в которой звери жили раньше, у Вернера.

Надя подбежала к клетке тигра Рама. Тот посмотрел на девочку и приветственно заурчал, слегка подняв верхнюю губу над белоснежными клыками.

Из соломы, на которой лежал тигр, выскочил толстенький полосатый зверек с заостренной мордочкой. Они с тигром мирно делили одну клетку и даже одну трапезу.

Это и был мангуст, по имени Егорка (от «Егория змееборца»). У Вернера он, как, впрочем, и все звери, потешал публику: сражался прилюдно с ужами, которых Вернер перекрашивал и выдавал за кобр, несколько раз, за солидные чаевые от купцов — с настоящими гадюками. Однажды, когда зверинец милостиво пригласили в какую-то из царских резиденций под столицей (правда, государя там тогда не было, зверями тешился наследник цесаревич), Вернер не поскупился и добыл настоящую кобру, правда, с предварительно удалёнными ядовитыми зубами. В общем, Егорка отрабатывал свой хлеб, точнее, жалкие жилы и куриные лапки, в поте мордочки своей. Теперь же он наслаждался покоем.

Только тут Надя сообразила, что это не Магеллан, и что она не сможет с ним объясниться.

Шурхнули крылья. На клетку сел Пират! Тигр неодобрительно на него поглядел и как бы случайно прикрыл лапой остатки мяса.

— Говор-ри! — каркнул Пират. — Говор-ри, хозяйка, а я буду переводить!

Надя просияла и, как никогда пространно, описала, что творится в губернии, и почему Егорка может стать её главным спасителем.

Егорка задумался, уткнул мордочку в сено. Потом что-то заворчал, забормотал на своём языке.

— Он говор-рит, — переводил Пират, — что один не справится, и что это не цирк, а серьёзное дело. И что змея на арене — это одно, а змея в своих зарослях — совсем другое. Спрашивает, нельзя ли привезти ему хотя бы двести сородичей на подмогу, тогда он возьмётся.

— Миленький, Егорушка! — Надя просительно сложила руки. — А ты можешь тому, что сам умеешь, научить наших хорьков, норок, куниц? Они ведь — как ты.

Егорка, когда ему это перевели, даже, кажется, по-своему засмеялся.

— Он говорит: мы с ними похожи, но род-племя у нас совсем разные, — перевел Пират. — У них и зубы, и мускулы другие, они проворны против мышей и куропаток, а не против змей. И яд они совсем плохо переносят.

Надя опустила руки. Еще один её план, казавшийся таким хорошим и правильным, оказался наивным.

А Егорка продолжал что-то говорить, его черные глазки так и светились мыслью, возможно, даже мышлением, правда, особым, звериным.

— Он говорит, — перевел Пират, — что у вас есть ежи. И уж ежи, он говорит, змею если не поймают — ловкости у них маловато! — то прогонят точно. Яд они переносят хорошо, а полакомиться змеей — для них милое дело.

Надя буквально просияла. Уж ежей-то в Петровском лесу хватало, и дедушка Леший наверняка не отказался бы их собрать.

Из птичьего угла раздался гортанный крик и какой-то стук. Надя обернулась, а Пират сразу полетел туда.

В одной клетке сидел Асессор, а в другой — Поручик. Так Илья Иванович, насмехаясь над чинопочитанием, прозвал африканскую птицу-секретаря — белую, с голубоватым хохлом, красным пятном у глаза и хищным загнутым клювом, на длинных тонких ногах, — и птицу-адъютанта, иначе марабу — лысого, темноперого африканского аиста с огромным тяжёлым клювом и беленьким «жабо» вокруг голой шеи.

— Если они секретарь и адъютант, так нужно им чины присвоить, — объяснял свою шутку Илья Иванович.

Асессор и Адъютант что-то забормотали по-своему. Пират внимательно слушал, потом перевел.

— Они говорят, что тоже хотят помочь, и Асессор говорит, что Егорка трус, и что он один одолеет не меньше десятка змей за один присест!

Егорка у себя гневно зацокал и заверещал, что-то вроде: «Рикки-тикки-тикки-чик!» — что явно означало: «Будь у меня такие длинные ноги, как у тебя, хвастун, я бы этих змей одним зубом разгрыз!» Но Надя на него не обратила особого внимания:

— Поручик просит его отпустить на одну ночь на болото, к аистам. Он говорит, что соберёт их. И он на самом деле соберёт, он — важная фигура в Совете Птиц, а наши местные аисты — его двоюродные братья.

Пират опустил клюв — понял, что сболтнул лишнее.

— Потом мы тебе, хозяйка, это с Магелланом расскажем, — уклончиво ответил он, добавив про себя: «Может быть».

— А тут дело в их плане. Асессор просит привезти его в губернский город, ведь именно там собрались основные змеиные силы, и выпустить для начала сражения. Он сломает змеиный строй, змеи отодвинутся для перегруппировки. А сверху и с боков их будут прижимать аисты и гнать на ежей. А снимем кольцо с губернского города — так отступятся змееныши и от иных прочих мест.

Надя восхищенно вздохнула. Вот уж действительно — не Асессор и Поручик, а Действительный Статский Советник и Генерал-Майор! Если бы они были совместно губернатором, хорошо бы, наверно, жила губерния!

Она отодвинула щеколду на клетке Поручика. Тот, смешно сгибая голенастые ноги, вышагал на середину павильона, потом скачками подбежал к двери, подпрыгнул и — полетел на болото, вербовать аистов.

— А ты, хозяюшка, иди-ка спать, — ласково сказал Пират. — Время позднее, а завтра и с ежами решим…

— Некогда мне спать, — решительно заявила Надя. — И так вся губерния из-за этого змейства дрожит, как осиновый лист.

Пошла в стайку к Лютику, оседлала его — и понеслась в Петровский лес.

— Ежи — это дело! — одобрил Леший. — Только надо их собрать да с ними потолковать. Если они за змей возьмутся, хорошо, а если нет — я попробую убедить, но силой на них давить не стану.

— Если бы эти змеи сами собой куда-то поползли — а такое бывало, все живые твари иногда кочуют — тогда ежи бы их, может, и сами перехватывали. А так — уж больно от этого дела серой и селитрой несёт.

Филин Филя, сидевший на дубовой ветке над их головами, недовольно ухнул.

— Да всё я понимаю, — махнул Леший рукой. — Понимаю и помню, от Кого мы тут поставлены, и обязаны землю еще и от чертовщины блюсти. А вот будут ли на то силы… Тебе хорошо, ты птица. А у зверя со змеями свои отношения.

Филя заклокотал горлом, снялся и куда-то полетел.

— Сейчас соберёт, — сказал Леший. — Вот правильно, Наденька, что ты ночью приехала. Ежи как раз ночью и ходят!

— Вот что, Надя, — сказал Леший. — Дела такие, что негоже тебе все время переводчиками обходиться. Оно, конечно, с меня Творец спросит, зачем я малой девчонке эдакий подарок подарил, ну да — с меня спрос, мой и ответ!

Он вытащил из кармана огромную, аппетитную ягоду, такую, какой Надя пока не видела, даже не сразу поняла, что это ягода, а не фрукт, например.

— Вот, кушай, — сказал Леший. — У меня они на крайний случай, их мало. Но тебе она точно нужна.

— А что это за ягода? — с интересом спросила Надя.

— А ты её съешь — и много лет язык зверей и птиц понимать будешь. Иные люди этому годами учатся, и то только чуть-чуть научаются, ну, а у нас годов нет…

Вся поляна поблескивала росой на чем-то, что походило на чешую, и Надя снова вздрогнула, но тут же оправилась: чего теперь-то бояться! Это точно не чешуя Змея, это — игры ежей!

Они действительно собрались здесь со всего Петровского леса и даже, наверное, из соседних лесов и рощ. Большие, средние и маленькие, почти чёрные и очень светлые, с заметными шрамами на чутких мордочках и совсем юные, не тронутые ни лисой, ни гадюкой, ни филином. Все настороженно нюхали воздух, пофыркивали и то и дело поглядывали на Надю и Лешего.

Впереди ежиного воинства, ростом с добрую кочку или небольшой пенёк, возвышался, видимо, ежиный старейшина — седой, почти белый ёж с отчетливыми длинными усами или, как по-умному говорил Юрка, вибриссами на мордочке.

— Мы к этим змеям давно принюхиваемся, — говорил ёж-воевода. — Отовсюду они вылезли, сейчас ни под одной корягой, ни на одной полянке даже самой мелкой змейки не увидишь. Оно, конечно, змеи — не главная наша еда, а всё-таки иной раз закусить гадючкой хочется. Но вот выходить на дороги и загонять их обратно в леса и в болота… Не любим мы, милая девочка, дороги. Там мы на виду, там каждый ястреб на нас глазом зыркает, каждый барский пёс бросается. Шаг сделаешь — и в клубок, второй шаг — и опять в клубок. Баловство это.

— Мы вас на телеге довезем! — уверила его Надя. — Хотите — рогожей накроем. Да на вас и так никто не покусится.

— Ну-ну, это дело, да это еще не весь наш сказ, — проворчал старый ёж. — Вот ведь какое дело, батюшка Леший, — он уже обратился к лесному хозяину, — змеи-то это всё, по большей части, обыкновенные, даже и не сильно дурные. А вот сила, которая их в дорогу собрала да вокруг городов скучила — это не совсем того…

—Змей своих обычных родственников поднял? — без обиняков спросил Леший.

— Кажется, он, — кивнул Ёж, — а может, и не он. Сера там чувствуется, да не так её много, как от Змеища. Но прямо змейством этим командует ихняя царица, Великая Гадюка. Тоже тварь — не из обычных, хотя и не из тех, что серой воняют. А так — дух не добрый, не злой, а не пойми какой. Но что-то или кто-то сподвиг её из-под коряги вылезти и других оттуда вытянуть. Если она перестанет командовать, так и остальные змеи совсем обыкновенными станут, нам да аистам на прокорм пойдут.

— А как её победить? — нетерпеливо спросила Надя.

— У меня с ней давнишние счеты, и не раз я с ней схватывался. Но вот я — велик, что сказать, против обычного ежа раза в два буду, а она — раз в пять побольше против обыкновенной гадюки. А волшебства она никакого не знает, кроме как своими змеями вертеть. Похваляетсятолько,, что что-то из себя представляет. — Ёж снова вздохнул. — Ладно! Если птицы с нами будут, да хоть сколько-нибудь человек с палками, да привезёте нас в телеге в губернский город — пойдём воевать. Поживы потом надолго хватит.

— Людей же эти аспиды покусают! — охнул Леший.

— Человек — умён, уж придумает, как от яда закрыться, — фыркнул Ёж. — Когда вас с телегой-то ждать? Да одной телеги и мало будет. Мы соберёмся вон там, на опушке, у домика, где чудо двухвостое огромное обитает!

Надя поняла, что совсем устала, и до дома уже не доедет. Решила остаться у «чуда двухвостого» и заночевать у него, на мягком сене.

Слон благодушно отворил ей дверь на стук, нагреб хоботом сена посвежее, погладил по голове на сон грядущий — и сам снова завалился на бок, смотреть сны про свою дальнюю яркую и жаркую родину.

Под утро Надя проснулась от того, что кто-то отчётливо, громко и даже резко разговаривал за стеной. Она, стараясь не особо шуршать сеном, подползла к стене и выглянула в щелку.

И чуть не закричала, вовремя закрыла рот сразу обеими руками! Потому что, первое, что она увидела — были крысы! Те же, что в чулане, которые тащили ее к Змею, и которые были в ее жизни где-то еще раньше, но очень, очень давно. Или, по крайней мере, очень на них похожие.

Приглядевшись, Надя, однако, поняла, что крысы сейчас точно не в том положении, чтобы снова на неё покушаться. Уж скорее они выглядели какими-то подавленными, правда, и обиженными, и злыми тоже, но это сейчас была бессильная злость.

Вокруг них сидели самые разные лесные, степные, речные звери, все, так или иначе, похожие на мышей или белок. («Грызуны!» — вспомнила Надя, как называется этот тип зверей.) Сидел солидный, здоровенный бобр со слегка серебристой от старости спиной, и за ним — несколько бобров поменьше. Сидел массивный сурок и гораздо более мелкий, вертлявый, но старавшийся быть солидным, суслик. Были здесь и белки из Петровского леса, и целая группа полевых мышей, несколько мышей лесных. На ветке ивы у берега речки сидела белка-летяга. Даже диковинный зверь дикобраз как-то выбрался из своей загородки в зверинце и прибежал сюда — стало быть, он тоже из «грызунов».

И было там еще несколько крыс — крупных, но всё-таки не таких больших, как её обидчики. По количеству шрамов на их телах и мордах, Надя поняла, что это были крысы-ветераны, видимо, старейшины крысиного народа.

— Ну ладно, вам самим не стыдно! — донесся до неё негромкий голос. Кажется, это говорила одна из «нормальных» крыс. — С вас спроса уже нет, вас только — зубами за шею, да об угол.

— Кишка тонка, дядя Свист, — нагло ухмыльнулась одна из огромных крыс.

— Посмотрим, сопляк, у кого она тоньше. Так вот — вам-то не стыдно, а нам как прикажете быть? Из-за вас нам снова — ждать новых ядов, к которым мы пока не приучены, ждать, что не сегодня-завтра купят собак-крысоловов и ими наводнят всю губернию. Вы-то спасетесь, и потому, что на вас не крысоловку, а волкодава уже надо натравливать, вон как вас разнесло, и потому, что вас ваш хозяин вытащит. А мы?

— Спасается тот, кто сильнее, — безмятежно откликнулась вторая из здоровенных крыс. Но было видно, что на самом деле она нервничает.

— Посмотрим, посмотрим, какими вы будете сильными против всех нас, грызунов! — строго сказал старый бобр. — Тут, уважаемый Свист, дело не в том даже, что они одно только ваше племя опозорили. Тут дело в том, что они посмели сговориться со Змеем! Слышите, со Змеем!

— Какой позор! — степенно и отчетливо сказал сурок. — Сколько наших братьев змеи в норах убили. А они — со Змеем заодно.

Мыши только негодующе попискивали — было видно, что у них со змеями ещё более острые счеты.

— И это еще полбеды, то, о чём вы говорите, собратья, — продолжил бобр. — Хотя, если бы они, например, пошли в услужение Великой Гадюке и стали выдавать ей других грызунов, и то им бы не было прощения. Но Змей — это же… это же Противо-Жизнь! Нормальный зверь от него, как от чумы, убегает. Там где Змей, — там скоро кончатся и растения, и звери, и птицы, вы это что, забыли? Вы не против своего племени, не против всех грызунов, вы против всего царства животных пошли!

— Короче, дядя! — совсем нагло и одновременно совсем растерянно вякнула одна из крыс-изменниц. — Ну, пошли мы к Змею, а чего? Жрать можно от пуза, и тронуть нас никто уже не тронет, даже волк побоится. Разве не это благодать для зверя: пожрать, спастись и потомство наплодить? Сам про царство животных талдычишь, и сам же нас с людьми равняешь!

— Вы, —затрещал иглами дикобраз, — сами себя уподобили людям. Я жил в зверинце, и я их немало повидал! Ну, не со всеми, конечно, людьми, есть среди них такие, до которых ни один зверь никогда не дорастёт, даже такой мудрый, как бобр. Но есть и такие люди, которые про нас, зверей, эту ересь выдумали: пожрать, не сдохнуть, расплодиться, — и сами норовят жить так же! А зверь, если кто забыл, напомню — хоть слон, который вот здесь спит, хоть вы, крысы, хоть даже эти древнерождённые кенгуру, которые где-то за морями живут и детей в сумке на пузе выращивают — любой зверь знает Закон! Суровый временами, но такой, который всем позволяет жить и продолжаться! Не сожри больше, чем тебе нужно, не подведи стадо или стаю под угрозу, не убей того, кого не съешь, кроме как в пылу поединка или защищаясь. Да вы и сами Закон должны были знать, только позабыли! У нас, в Индии, если, к примеру, тигр или леопард задурят и начнут человека жрать — от своих же собратьев за это острастку получат.

— Ну, стыдите, стыдите нас! — дернула носом одна из здоровенных крыс. — Дальше что? Как вы нас наказывать-то собрались?

— Да хотя бы вот так! — бобр не стерпел, развернулся и хотел врезать одной из крыс-ренегаток хвостом. Хвост был большой и тяжелый, но бобр обращался им, как дядя Никита Дмитриевич булавой, когда показывал старые приёмы боя. Но почему-то замах оказался неудачен, и Бобр сам повалился кубарем. Крысы гнусно зафыркали. Надя очень хотела вмешаться, но как только она думала, что нужно будет столкнуться с этими крысами, у неё начинали предательски трястись коленки.

— Уважаемый, давайте-ка, я их проучу! — дикобраз встал наизготовку и начал трясти своей колючей спиной. Юрка рассказывал, что дикобразы могут стрелять своими иглами на большое расстояние, правда, никак не мог объяснить, как это так у них получается. Поэтому Надя даже забыла о своей боязни крыс и приникла к щёлке, чтобы увидеть, как иглы полетят из спины в обидчиков.

Дикобраз быстро-быстро затряс иглами, дернул задом — и несколько игл одновременно отделились от его кожи и, повинуясь силе толчка, полетели прямо в сторону крыс.

Те даже не отстранились. Большая часть игл всё равно бы не долетела, но одна всё-таки метила в морду одного из наглецов.

И эта игла, уже готовая было вонзиться в крысиный нос, вдруг задрожала, задержалась в воздухе — и упала наземь.

— Ну что, съели? Мы ж говорили, что нас теперь ничто не возьмёт. Ну, стыдите нас, корите, можете вообще из грызунов разжаловать — а что с того будет толку! Всё равно мы умнее и удачливее вас будем, и вас люди перестреляют, потравят, выживут из леса и степи, а мы здесь навеки пребудем!

Казалось, никто ничего не был готов сказать. Бобр и дикобраз вообще как-то пристыжено потупились, молчали и остальные.

Гнетущую тишину прервал голос, откуда-то сверху. Говорила одна из белок.

— Это вы, конечно, устроились хорошо. Но вот я слово даю: вы через лес бежите — я на вас хвою, шишки, сучки обтрясаю. Попадут они в вас, или вы новым хитрым колдовством их от себя отведёте — мне уже дела нет, главное — в вас бросить. И вы в лесу никогда спокойными не будете!

— И в степи, — прибавил суслик. — По степи бежать будете — под лапы глядите, не ровен час в нору ногой угодите, чебурахнетесь. А норных дыр я для вас уж не пожалею откопать!

— И в доме! — сверкнул глазами старый крыс дядя Свист. — Никто вам ни одного прохода не покажет! За каждую щелку, каждый провал для своего гнезда будете грызться. Да, вы-то, эдакие здоровые лбы, многих угрызете — да ведь утомитесь, раньше или позже.

Крысы-ренегаты попытались удержать независимый вид, дать понять, что они на эти угрозы плюют и сморкают. Вышло, право слово, неубедительно.

— Ну что, уши уже и опустили? — насмешливо прозвучал голос бобра. — Как оно — жить во всей природе изгоями?

— Не грози, поглядим еще, — уже не так нагло отозвался один из ренегатов.

И тут заговорила белка-летяга, с высокой ветки.

— Я хоть и грызун, хоть и летаю с березы на осины, и не дальше, но все-таки летаю, поэтому с некоторыми крылатыми знаюсь, — проговорила она. — Поэтому знаю, на чём ваш господин и благодетель может в трубу вылететь. Потом он, конечно, опять проявится, но пока то дело будет, всю свою силу вы потеряете, и уж там — смотрите!

— На чем, на чем? — забеспокоился один крыс. Второй же надменно и насмешливо сказал:

— Да тот, кто нашего господина и благодетеля в трубу может пустить — еще не родился. А уж если родился — так на борьбу не сгодился!

— Ой, ошибаетесь, — цокнула летяга. — И родился, и сгодился. Сказано было Богом в давние в времена, в «Голубиной книге», открытой как людям, так и птицам: «Аще же Змей возжелает обладать девой юной, коя чарам его будет стойка и превосходство своё сама, без мужей же и без птичьей, ниже без ангельской подмоги над ним покажет — то исчезнет его сила против сущих тварей Божьих, но, однако ж, на малое время».

— И чего? — оскалились крысы, и опять было видно, что они играют в наглость, но ими овладевает тревога.

— И того, — свистнула летяга. — Привязался ваш хозяин к одной деве, да что там деве — девочке, а вы ему ее добыть помогаете, только и в этом деле с вас помощники, как из собачьего хвоста шишка. И он, ваш господин, думает, что эта девочка не сможет взять да его одолеть?

— Меня сперва угрызите — сурово сказал дикобраз. — Вот он я, лопайте меня вместе с иголками, если справитесь.

— И меня угрызите — сказала белка и демонстративно кинула пару шишек. Наобум, но одна чувствительно пришлась одной из крыс по носу. — Вместе с сосной угрызите!

— И меня, — сказал совсем юный бобр. — Если под водой доберётесь до хатки или плотины. Ату их, ребята!

И юные бобры целенаправленно взялись грызть одно из деревьев, всё одно плотину чинить надо, да и дерево уже сухое, срок упасть почти пришёл. Но так грызли, что упавшее дерево самым тяжёлым суком пришлось по самой наглой крысе, а вторую ветками царапнуло.

— Это вы что, это вы против нас! — заверещал оцарапанный. — Да мы вас…

Его товарищ глухо мычал и пытался прийти в себя.

Вдруг тот, которого только оцарапало, потянул носом воздух.

— Что-то от этого дома не только Двухвостым, а и человеком пахнет, — пробормотал он. — И не просто человеком… Зуб, Зуб, — стал он тормошить товарища зубами и чуть ли не лапками, как человек. — Вставай, она, кажись, здесь!

Зуб, вроде бы, пришел в себя и, пошатываясь, поднялся. Крысы нацелились к слоновьему дому, да не в дверь, а в щель под стеной. Только тут Надя увидела, как за весну и половину лета просела земля, так что, образовалась дыра, в которую явно сквозило. «Слону же холодно», — как-то не к месту подумала она.

Крысы нацелились — и увидели, что эту щель обступили участники совета грызунов. И морды у них были совсем недобрые.

— Ну что, молодцы, рискнете двое на весь мир пойти? — мрачно спросил сурок и оскалил свои здоровенные передние зубы.

Крыс, которого звали Зуб, явно не хотел идти один на весь мир, продолжал мычать и норовил прилечь. Но товарищ упрямо тянул его вперед.

— Давай! — визжал он. — Покажем этой шушере, кто теперь весь мир в зубах держать будет!

Надя зажмурилась и закрыла уши. Но все равно, по ударам хвостами, лапами, телами о стену, было понятно, что схватка идёт нешуточная. Конца-края ей не было. Ещё одно дерево с треском рухнуло, кажется, снова бобры подгрызли, чтобы уронить на крыс.

И тут её с силой ухватили за ногу, острыми зубами. Надя взвизгнула, отдернулась.

Из щели на неё полубезумными глазами смотрел тот Крыс, который её учуял.

— Ага! — прохрипел он. — Зуба вконец задавили, сволочи, но я-то цел… И я оклемаюсь потом, а вот тебе, если ты нашему благоденствию можешь помещать, — я сейчас до горлышка-то доберусь.

Надя обмерла — и почувствовала, что какая-то сила, явно добрая, обхватила её и аккуратно, но быстро отставила в сторону. Услышала визг, переходящий в хрип.

Слоны умеют двигаться бесшумно. По крайней мере, не слышно для человека. Бесшумно — и быстро.

Слон слегка подрагивал. Так получилось, что мышей и крыс слоны хоть и не боятся, как об этом болтают, но всё же опасаются и стараются избежать. Но тут уж было не до собственных, как бы мы сказали, комплексов.

Под ногой слона еще слабо дергался помощник Змея, проклятый своими собратьями, всеми грызунами и всей Природой.

— Спасибо, — Надя со всей нежностью обняла ногу слона.

— Ты же мой друг, — негромко проурчал слон. — И сестра Маленького Господина. Только ты победи Змея! У тебя это получится, маленькая госпожа!

Проведя остаток ночи в слоновьем доме, Надя утром отправилась домой. Рассказывать Юрке про операцию. Взрослым (а Михайло все же числился для неё среди взрослых) она пока рассказывать не решилась.

Юрка сидел в зверинце вместе с магистром (вот незадача) и возился с дикобразом.

— Такая беда, Надька! — обернулся он к сестре. — Иголкин (так прозвали дикобраза) куда-то сбегал ночью, и его покусали, да как сильно, глубоко. Кажется, крысы, хотя размеры зубов как у небольшой собаки.

Надя вспомнила ночные приключения и слегка вздрогнула, но постаралась сдержаться.

— Ничего, — ободрил мальчика магистр, — укусы болезненные, но не смертельные. И, думаю, врагам от него досталось больнее.

— Это точно! — рассмеялся мальчик. — Вон как у него иглы поредели, наверное, в носах у врагов забыл, а, Иголкин?

Дикобразу было больно, он едва держал голову, но всё равно с достоинством фыркнул, дескать — как же иначе, маленький господин, мы, если что, дорого продадим свою жизнь.

Еле дождавшись, пока магистр уйдет, и всё это время для вида прибирая у птиц в клетках, Надя буквально за руку утащила брата в дальний угол, к загородке индийского носорога (слуги к ней старались не подходить — боялись «единорога») и всё рассказала про свой план и про ежей.

— Дельно, вроде бы, — солидно проговорил Юрка, всё обдумав. — Ты вообще молодец, давай, я тебя, когда вырасту, возьму с собой в джунгли, ловить птиц и зверей, хоть ты и девчонка!

— Посмотрим, — деловито сказала сестра, про себя, однако, запомнив это обещание, так, на будущее. — Ну что, поможешь управиться с подводами, погрузить туда ежей.

— Двоих мало будет, — резонно заметил Юрка. — Тем более, мы еще недоросли с тобой. Почему ты не хочешь про это сказать батюшке, магистру да Никите Дмитриевичу с Алексеем Леонтьевичем?

— Потому что они не поверят! — отрезала Надя. — А если и поверят, то со зверями и птицами не управятся.

— А мы управимся? — вздохнул Юрка. — Я всё-всё про них стараюсь прочитать, но для нашего брата, мальчишки, книжек про животных мало, а во взрослых книжках язык поломаешь, и голову, пока прочтёшь, спасибо, магистр мне теперь многое растолковывает. Я про птиц и про тех же ежей, и про змей, совсем мало еще знаю и понимаю. А самое главное — это же целое сражение. Кто им будет командовать?

— Как Асессор будет командовать, если он будет у нас авангардом и первым ввяжется в бой? А Пират — только переводчик.

Всё-таки, помимо своего интереса к животным Юрка, как истинный мальчишка, да к тому же дворянский сын, военное дело почитал и по возможности уже изучал, рассчитывая сначала стать офицером, а затем уже испросить командировку на ловлю животных.

— Ты? — Юрка сначала очень удивился, а потом снисходительно рассмеялся. — Как эта, Жанна д’Арк?

Мишка, как мы помним, уже читал «взрослые» книги, и многое из них, по возможности подробно, пересказывал младшим. Особенно его сейчас занимали истории про героев, которые поднимались на борьбу с несправедливостью.

В России времен Николая Павловича таких книжек особенно не водилось, даже и изданных за границей, ибо в них читатель мог бы увидеть слишком явные и неудобные намёки относительно родной страны, и даже призывы. Но персонажей из древних веков опасались меньше, чем деятелей последней пары столетий, к тому же таких, которые были как бы и не против Церкви и монархии. К ним и относилась Жанна д’Арк, французская героиня XV столетия, которая спасла страну от англичан и возвела на престол французского короля, её потом еще сожгли на костре, и даже от имени церкви, но это была католическая церковь, так что цензора это обстоятельство н

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: