Мое пребывание в Усть-Квачино «обогащалось» такими событиями, которые я запомнил на всю жизнь, об этих «событиях» я всегда любил рассказывать в кругу друзей, свих близких родных.

Но срок командировки у меня кончился, мне предстояло вернуться в Тигиль. Передо мной стоял вопрос: возвращаться в Тигиль один, или кого-нибудь оторвать от дела, попросить сопровождать меня хотя бы до Седанки. Хотя я по тропинке, идущей до Седанки, я ехал всего один раз, но я думал, что доберусь до этого села один, потому что тропинка здесь одна потерять ее трудно, да я старался запомнить, как идет эта тропинка. Итак, я выехал один верхом на лошади, у меня была еда, рассчитанная на несколько дней, спальный мешок-кукуль, малокалиберная винтовка. В первый день по дороге, идущей по березовому лесу, я встретил несколько человек - жителей Седанки, едущих в Усть-Квачино, откуда я выехал. С ними вместе я попил чаю, как говорят здесь «чаевал», отдохнул немного и один отправился дальше. В первый день я доехал до палаток рыбаков, которые рыбачили на реке Квачино, уде были их балаганы, здесь я один раз был. Я провел здесь ночь. Рано утром поехал дальше. Ехал я целый день без приключений, но проехал не больше половины пути. Остановился на ночлег, поел, попил чай, привязал коня крепко к дереву, залез в спальный мешок, прижав к груди винтовку на всякий случай, уснул, ни о чем не думая, хотя знал, в окружности тридцать-сорок километров от меня нет ни одного человека. Ничего за ночь не случилось. Проснулся и увидел, что конь мой стоял спокойно. Но ночью выпал снег, первый снег в этом году, мой кукуль был накрыт пушистым снегом. Я тронулся в путь, но тропинка была видна плохо. Однако я тронулся в путь. Но через час я уткнулся в лес, в кедровый сланец, дальше не было дороги. Я понял, что ехал по медвежьей тропе. Но я не растерялся, не стал искать другую тропинку, повернул назад на 180 градусов и приехал в то же место, откуда выехал. Тем временем растаял выпавший снег. Я снова тронулся в путь, внимательно наблюдая за тропинкой, и понял, в каком месте свернул по медвежьей тропе от дороги, идущей в Седанку. Вглядывался в местность и понял, что еду правильно. По мере приближения к селу тропинка стала более заметной. Когда я ехал по этой тропинке, когда трясся на потертом седле, думал о том, что я недавно сидел в Большом театре, слушал арию Мефистофеля, ходил по Невскому проспекту Ленинграда, купался на Черном море, загорал на пляже юга Крыма, а сейчас меня окружает камчатская тундра, ни одного человека рядом со мной. Хоть я ехал один, но я благополучно доехал до Седанки Кочевой. В этом селе я переночевал у какого-то местного жителя. На Камчатке у любого, у первого попавшего жителя можно попроситься на ночлег, никто и никогда не откажет. В следующий день я держал путь в Тигиль. От Седанки до Тигиля тропинка проторенная, здесь нельзя сбиться. Как говорили в свое время: «все дороги ведут в Рим» Так и в этих местах - все дороги ведут в Тигиль. Напротив Тигиля, на другой стороне реки есть не очень высокая сопка - потухший вулкан. Склоны этой сопки покрыты сплошными зарослями кедрового сланца. Дорога из Седанки идет мимо этой сопки, образует полуокружность-кольцо. Когда выходишь на северный склон этой сопки, видна другая высокая «Красная сопка» на противоположном берегу реки, в подножье которой расположено село Тигиль. В Тигиле в центре села около Дома Культуры на столбе довольно высоко установлен большой репродуктор, по которому можно услышать трансляцию радиопередач из Москвы и Петропавловска. Включают это радио так громко, что слышно издалека. Когда я вышел на прямую дорогу, идущею к селу, я услышал какую-то музыку, которая исходила из этой «тарелки», установленной на столбе. Сердце мое забилось учащенно. Я никогда, даже подъезжая к Москве, Ленинграду или к родным местам я так не волновался. Я понял, что меня скоро в Тигиле встретит тепло, нормальная «человеческая речь». Мне казалось, что я еду в центр цивилизации.

Мне предстояло еще переправиться через реку Тигиль. Река около села имеет ширину около двухсот метров, может меньше. Местные жители села-колхозники сделали переправу через реку выше впадающей в нее речки Сарайной. Переправа представляет собой металлический трос, натянутый через реку от одного берега до другого берега и большой деревянный плот, сколоченный из бревен. Плот этот привязан к кольцам, скользящим по тросу. Плот, имеющий форму прямоугольника, передвигается по воде от одного берега до другого без усилия людей, под действием силы бурного течения воды в реке. Плот так привязан к скользящим по тросу кольцам, что один угол плота как нос судна направлен против течения воды, другой угол привязан так, чтобы угол направлением троса и краем плота был меньше, чем такой же угол с противоположной стороны. В этом случае плот перемещается под действием силы течения реки в противоположном направлении. Плот достаточно большой, на него погрузить и повозку с сеном, и лошадей, и коров, переправить за один раз через реку человек десять. Переправа эта колхозникам была нужна: основные луга, покосы, пастбища находились на левом берегу реки. Сделано так, что натянутый трос от одного берега до другого не перегораживает реку, под тросом по реке могут свободно проплыть баты, груженые лодки. Дорога, идущая к селам южнее районного центра Напана и Седанка Кочевая, идет от этого места переправы. Я, направляясь верхом на лошади в эти села, каждый раз переправлялся через реку на этом плоту. И на этот раз, возвращаясь из Усть-Квачино, воспользовался этим плотом. Итак, я благополучно прибыл в Тигиль. Однако, возвращаясь мысленно к далеким от сегодняшнего дня событиям, думаю, как я мог решить на такое «путешествие» один. Я мог потерять тропинку, заблудится в незнакомых местах, у меня не было ни карт местности, ни компаса, мог попасть в трясину. Если бы я тогда, когда ошибочно поехал по медвежьей тропе, растерялся, начал бы искать нужную мне тропинку, решил пересечь какую-нибудь поляну, искать тропинку наугад, вряд ли я добрался благополучно до Седанки. Чем бы это кончилось неизвестно. Только позже я понял, чем я рисковал.

После приезда в Тигиль в райком партии я представил справку - отчет о командировке, о состоянии дел в бригаде, где я был, о проведенной работе. Когда я пишу все это после происшествия пятидесяти лет, моя супруга Таня, прочитав мои записи, спрашивает меня: Зачем ездил ты в Усть-Квачино? Что ты делал там? Был ли смысл в твоей поездке?». Что я мог сказать, пытался оправдаться такими словами: «Ведь моя работа в то время была работа с людьми, быть среди людей. Когда я разговаривал с людьми, они знали, что интересуются их работой, их жизнью, что они не брошены, они нужны другим людям. Если на время мне удавалась поднять настроение тех людей, с которыми я общался, то мне казалось, что это моя работа, что я живу не напрасно. Было другое время, когда люди верили в добро. Психология людей того времени сейчас многим не понять». Возможно, я не все сказал, что думал, но Таня согласилась моими словами. Но я снова вернусь к тому времени.

Не долго я жил один в квартире на склоне сопки, ко мне подселили, приехавших работать в Тигиль Петра Николаевича Емельянова и Ивана Николаевича Хмару. Емельянов работал заместителем редактора районной газеты «За новую жизнь», Хмара инструктором организационного отдела райкома партии. Оба люди бывалые, семейные, которые имели богатый опыт жизни. Дальневосточник из Троицка Нанайского района близ Хабаровска Хмара был участником Великой Отечественной войны, был боевым офицером, встретил день Победы в Чехословакии в звании капитана. Емельянов работал раньше еще до войны на партийной работе в Палане, долго работал в политорганах в закрытых учреждениях Якутии, окончил Высшую партийную школу в Москве, стал профессиональным журналистом. Приехали в Тигиль без семьи, пока не приехали жены и дети, их поселили ко мне на квартиру. Дом был двухквартирный, рядом жил Леонид Иванович Белов, работающий заведующим отделом райкома партии. Белов тоже был участником Отечественной войны, кончил войну в Берлине. Из рассказов Емельянова, Хмары и Белова можно было сочинить не одну толстую книгу, если я это сделаю, то совершу подвиг, но я предвижу, что это мне не под силу. Эти добрейшие люди любили рассказывать о прошлой жизни. Были бесконечные разговоры, воспоминания, философские суждения. Ночами играли в карты «Покер», конечно, не в деньги, не в «интересы», была спортивная страсть. Тщательно считали выигранные «очки», играли и разговаривали-философствовали. Петр Николаевич любил сочинять стихи. Вот его стихотворение такое, которое, по его словам, как будто сочинил я:

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: