Одиночество души камнем падает на плечи - в то, что время боль излечит, ты поверить не спеши. Лишь - пока не потерял - ты созвучен глупым фразам.

Лишь потом поймешь – рассказам ты напрасно доверял. Лишь, когда придет беда, и тоска тебя настигнет - вот тогда душа постигнет злое слово "Никогда"...

Ларри попрощается с Павлом и отправится путешествовать во времени.

В недочитанном романе, оставшемся на столике в «Буквоеде» она однажды отметит веселую фразу:

- "Бесы подхватывают меня — и я начинаю летать по знакомым на метле".

И поймет, что это именно то, что она собирается сделать.

Она успеет увидеться с Джу и подержать на руках ее сына. Посидеть с Мышкой и Гектором в «Морском Единороге» за бутылочкой рома.

И познакомиться с тем, кого ее любимая девочка выберет себе в мужья. Заглянуть в «Заводь Поэтов» и снова послушать песенный Турнир.

И только на Угол Невского и Большой Морской ей почему-то не захочется возвращаться…

Павел поднимется в Небесный лес и попросит аудиенцию у Смерти. Никто никогда не узнает – о чем они беседовали? Но из кабинета он выйдет со знакомым кожаным амулетом под рубашкой и разрешением умереть вместе с любимой женщиной. В назначенный час зеленые камешки помогут ему связаться с Ларри.

Они снова вернутся в Питер. И пока она будит пить кофе в той самой «Шоколаднице», когда-то очаровавшей Командора, Павел метнется домой и заберет из резной шкатулки браслеты, которые мальчишки утащили из сейфа. Зачем они младшим Мурам, если парни теперь живут в Настоящем? Для связи с остальными им вполне сгодится то, что Ларри привезла с Острова Погибших кораблей. А прогулки по Отражениям – это занятие для взрослых!

- Ну, что – забрал? – спросит Ларри, не поднимая на Павла глаз и дочитывая сообщение в Контакте. – Что сказали мальчишки?

- Забрал. Ничего не сказали – их дома нет. Уехали к Мышке в Москву – помогать в предсвадебных хлопотах. Не хочешь ли ты к ним присоединиться?

- С ума сошел? У меня полтора дня осталось. Не хватало еще сыграть в ящик у девочки на свадьбе!

И Ларри машинально дотронется до кожаного амулета.

- Значит, ты все-таки решила посетить Михайловский замок?

- А есть варианты? Умирать надо весело. Тем более, что все равно придется.

- Может, тогда все-таки поднимемся к тебе? Я хоть чистую рубашку себе найду. И браунинг заберу.

- Зачем? Ты же вроде бы решил в государственные дела не лезть?

Или передумал?

- Не передумал. Но небольшую подлянку дорогим родственничкам все-таки организую. Посмотрим, как они станут выкручиваться, если я себе в голову выстрелю. Вариант с «апоплексическим ударом» уже не прокатит.

- Ну, что тебе сказать дорогой? Все зависит от того, насколько эту голову разнесет. А то и опознать будет сложно. Так, найдут чье-то тело – со странным пистолетом в руке, и непонятно – во что одетое.

И Ларри покосится на императора: клетчатая ковбойка, потертые джинсы, модная стрижка. Время странным образом пробежалось по его лицу – сгладив некрасивые черты. А, может быть, она просто к нему привыкла и не обращала внимания на такие мелочи.

И только руки Павла – так не подходящие ни воину, ни государю - с тонкими нервными пальцами пианиста – остались прежними. Но весь его облик плохо монтировался с грядущей битвой.

- Я ведь толком и не видела его в деле – подумает она. – На «Чаше Мертвых» сражаться ему не пришлось.

Но вслух скажет совсем другое:

- Кто ж тебя узнает – в таком-то виде? Разве что татуировку сделать – «Я – Павел Первый. Император».

- Ну, это уже не мои проблемы. Так мы идем домой? Или тебе не хочется туда возвращаться?

- Не хочется. Но все равно идем. Мне еще в своих бумагах надо разобраться.

Раз уж я больше никогда на Угол Невского не вернусь. Давай только сначала купим тебе рубашку. У меня тут деньги кое какие еще присутствуют. А то габариты у тебя с Патером все-таки разные. Да и не знаю я – остались ли дома его шмотки?

Они прогуляются до Гостиного двора, потолкаются по бутикам и выберут Павлу шикарную белую рубашку.

- Синяя пошла бы тебе больше – вздохнет Ларри, покосившись на печально знакомый кожаный амулет, виднеющийся в вороте его ковбойки. - И, не кажется ли твоему величеству, что появиться в замке в белой рубашке – все равно, что мишень на груди нарисовать?

Павел заметит ее взгляд, быстро застегнет верхнюю пуговицу и скажет, усмехнувшись:

- На белой, дорогая моя, кровь будет смотреться гораздо выигрышнее - раз уж мы устраиваем шоу.

И попытается слегка переменить тему разговора, уводя его от «черной метки».

- Шла бы ты домой – «принять ванну, выпить чашечку кофе», а я пока оружейную лавку навещу. Патронов-то к браунингу нет.

- Денег тоже почти нет – вздохнет Ларри.

- Значит, займемся мелким грабежом – улыбнется император. Должны же у меня быть какие-то пятна в биографии?

И достанет из кармана ковбойки серебряный браслет.

- Тогда пойдем вместе – я тоже себе что-нибудь присмотрю.

- Не стоит. Шпагу мы тебе завтра в Михайловском замке подберем. Если ты не передумаешь.

- «Когда он шпагу вынимал из ножен, он ничего плохого не хотел» - усмехнется Ларри, припомнив любимую строчку одного знакомого поэта. - С чего бы мне передумать? Странные ты, однако, вопросы задаешь! Давай-ка колись – что вы там со Смертью удумали? Ты же с ней виделся? Судя по амулету у тебя под рубашкой.

- Виделся – вздохнет Павел. – Только давай об этом лучше дома поговорим.

- Хорошо. Но домой я пока не пойду. Посижу в Катькином садике – полюбуюсь на природу. По крайней мере, буду в шаговой доступности, если тебе помощь понадобится. Ты же у нас грабитель начинающий – вдруг не справишься?

- Мне нянька не нужна! – чуть было не ляпнул Павел, но вспомнил, что впереди у него не слишком приятный разговор – и благоразумно промолчал. Лишний раз ссориться с Ларри ему совершенно не хотелось. Потому, что вариант «помириться ночью» с этой женщиной мог даже не рассматриваться. То, что он мужчина и император, он, конечно, помнил. Но, черт возьми, обижать Ларри – это все равно, что поить ребенка водкой! Даже, если этот «ребенок» владеет шпагой так, как ему и не снилось…

Они медленно поднимались по винтовой лестнице. На каждой лестничной площадке Ларри подходила к пыльному окну и долго смотрела в колодец двора. А Павел скромно стоял в сторонке и ни о чем ее не спрашивал.

Он понимал, что сейчас она прощается с этим домом, и не хотел ей мешать. Завтра вечером он точно также станет прощаться со своим Михайловским замком. Никто ведь не знает – смогут ли они когда-нибудь вернуться в эти стены? Слово «никогда» наползало на них с неотвратимостью электрички.

И в его свете все виделось совершенно по-другому: каждый вид из окна, каждая взятая в руки вещь, каждое сказанное слово приобретали совершенно другой смысл и оттенок.

Павел смотрел на Ларри, думал о том, что завтра с ними произойдет, и чувствовал невыразимую печаль от того, что он ничего не может изменить. Точнее, от того, что никаких других вариантов ухода она просто не примет. Засада заключалась в том, что варианты-то были. Не зря же он два часа смиренно простоял перед Смертью на коленях, ожидая, когда эта старая кошелка снизойдет до рассмотрения его нижайшей просьбы. Не самая страшная плата – если разобраться. Зато ему было обещано, что, если Ларри снимет амулет, то через несколько минут она просто навсегда заснет в его объятьях. Это намного приятнее, чем получить удар кинжалом! Но, разве она согласится??? Капитану пиратского судна не пристало умирать в постели – не важно – своей или чужой? Даже, если это бывший капитан. Павел даже не представлял – как он ей обо всем скажет? И поэтому был тих и задумчив.

Ларри успела это заметить даже, несмотря на свои растрепанные чувства.

Но, ни о чем не стала у него спрашивать. Пока.

Они зашли в квартиру. Ларри оценивающе посмотрела на бардак, оставленный мальчишками, махнула рукой и, подойдя к книжному шкафу, что-то в нем нажала. Часть полок повернулась и со скрипом отъехала в сторону.

- Фига себе! – выдохнул Павел. – Это что?

- Это – моя комната. Правда, я не была в ней с лета двадцатого года. Но заниматься уборкой в кабинете я сегодня не собираюсь. Пусть юноши сами порядок наводят, когда вернутся. Заходи, не стесняйся!

Павел остановился на пороге и с любопытством огляделся. В кабинете, где он ночевал с Питером, ничего не напоминало о прежней жизни. Если не считать плохо действующего камина да висящего на стене Настиного портрета. Но на портрет он не обращал внимания потому, что сегодняшняя Ларри никак не монтировалась у него в голове с образом Насти.

А камином его было не удивить. В этой же комнате время остановилось в начале прошлого века…

- Однажды она спасла нам жизнь. Правда, ненадолго. Когда господа комиссары очередной раз пошли по дому с обыском, мы с Рудигером притаились здесь. Никто не догадался, что за шкафами что-то есть. А потом мы сбежали в Крым. И все закончилось еще хуже, чем могло.

Но никто ведь не знал, что их интересует: наши деньги или наши жизни? Патер испугался за меня и за ребенка. Мы уехали. И погибли. Я так и не смогла сюда зайти, когда мы вернулись – сто лет спустя. А он, похоже, про эту комнату и не вспомнил.

- А что сейчас изменилось?

- Ну, надо же как-то настроиться на то, что мы с тобой шагнем еще глубже.

Нам же два с лишним века нужно проскочить и в них не потеряться.

- Я мог бы шагнуть один…

- Щаз! Разбежался! Рассказывай лучше – какую неприятность вы мне со Смертью приготовили?

Пришлось рассказывать. Только о цене вопроса он промолчал. Вспоминать, как пришлось унижаться перед Госпожой, ему сейчас совершенно не хотелось. И не потому даже, что его императорское самолюбие сильно от этого пострадало. Просто он опасался, что Ларри не придет в восторг от того, что он сделал.

- И не мечтай! – фыркнула Ларри, сидя на подоконнике, в пятый раз разбирая на части старый браунинг. – Не мой это случай! Я друзей в беде не бросаю.

И умирать не боюсь.

- Но к чему лишние страдания, если можно их избежать?

- Разве кто-то обещал, что жизнь будет сплошным праздником??? Даже в Священном Писании говорится: «Нет больше той любви, если кто душу свою положит за други своя»? Любовь ведь не только поцелуи и объятья…

- Это о воинах сказано. А как человек, я бы предпочел последнее.

- Догадываюсь. Но разве мы с тобой не воины? Теперь я даже не знаю – стоит ли нам целоваться? И спать в одной постели? Вдруг ты амулет с меня снимешь - каким-нибудь обманным способом?

- Я похож на обманщика?

- Не знаю. Но ты по уши в меня влюблен. А в любви все средства хороши…

- Если бы впереди нас ждала жизнь и, сняв амулет, можно было тебя спасти, я бы, наверное, не удержался. Но у нас ее почти не осталось. И я не хочу тебя огорчать.

- Спасибо. Если ты мне сейчас еще и кофе сваришь – цены тебе не будет!

- Вот умеешь ты «фейсом об тэйбл» приложить!!! Нет, чтобы разговор о возвышенном продолжить?!!

- А надо? Кофе выпьем, с оружием разберемся и можем все остальное время вполне низменно целоваться. До завтрашнего вечера у нас с тобой – почти что вечность. К тому же, мне кажется, что в прошлый раз я была к тебе … недостаточно внимательна. Надо же как-то исправлять ошибки?

- Так вот почему тогда ты так поспешно от меня сбежала? Решила, что я обиделся??? Или стану тебя с кем-то сравнивать?

- И сравнение выйдет не в мою пользу – со вздохом сказала Ларри.

И грустно улыбнулась.

- Господи! – выдохнул Павел. - Я даже определения для тебя сейчас найти не могу – то ли ты чудо, то ли - чудовище?

- И то, и другое – причем в одном флаконе. Чудище!

Ларри подошла к пыльному окну и попыталась задернуть шторы.

- Не делай этого! – хотел крикнуть Павел, но не успел.

И комнату накрыло серой пеленой. Вместе со всеми, кто не успел спрятаться.

- Ну вот – жалобно сказала Ларри, поворачивая к императору грязное лицо и едва не плача – Придется все-таки заняться уборкой. Замечательная перспектива – если учесть, сколько мне жить осталось…

- Не придется – улыбнулся император. – Иди, смывай с себя пыль веков.

А я пока что-нибудь придумаю.

Он забрал лежащие у камина дрова, вышел из комнаты и вернул на место книжную полку. К тому времени, когда Ларри выползла из ванны, кабинет слегка преобразился. Павел успел прочистить дымоход, разжечь камин, отыскать в шкафу пару спальников и постелить их на пол.

Барахло, разбросанное мальчишками по комнате, было сложено на диване и аккуратно накрыто покрывалом. Что создавало некую иллюзию порядка и уюта. Император сидел на импровизированной постели, подложив под спину диванную подушку, смотрел на огонь и курил трубку. А поднос с только что сваренным кофе стоял поблизости.

- Ну, что – полегчало? Вот только стоило ли так огорчаться? Пыль - загадочная штука. Я где-то читал, что в ней можно найти пески пустыни Сахары, пепел из японского вулкана Сакурадзима, соль из Тихого океана, микрочастицы почвы из-под Воронежа и множество других интересных вещей – улыбнулся Павел.

- Иди, пей свой кофе. Я сейчас тоже быстренько приведу себя в порядок и вернусь.

- Ты и, правда – чудище! – сказал он, целуя ее в непросохшие волосы. – Ты готова плакать из-за какой-то ерунды. И при этом совершенно не огорчаться из-за того, что тебя убьют.

- А ты – не чудище, что ли? Мы же обо всем договорились! А теперь ты норовишь соскочить – фыркнула Ларри. – Попытайся мне хотя бы объяснить – почему? Ты же потащился со мной на «Чашу мертвых», прекрасно понимая, что это может плохо для тебя закончиться. Почему же я не могу пойти с тобой?

С чего это вдруг такая странная дискриминация?

- Ну, как тебе сказать? В Последней Битве все мы пытались победить ЗЛО.

И это была общечеловеческая задача. За которую жизнь отдать – святое дело. А в моем случае, что мы имеем? Попытку наказать горстку заговорщиков?

Ну, убьем мы десяток негодяев – а дальше? Ход Истории от этого не изменится. Вот, если бы мы могли с тобой предотвратить революцию – тогда бы наше появление в Михайловском замке приобрело, хоть какой-то смысл. Но до семнадцатого года мне в качестве императора все равно не дожить. Так что в сухом остатке мы имеем только очень личную попытку мести. Но надо ли ради этого принимать смерть?

- Когда мы с Патером вернулись в Ялту, чтобы прикончить Агафонова, это тоже было достаточно личной местью.

- Но, убив его, вам удалось спасти хотя бы несколько человек! Ты же мне рассказывала. А кого спасаем мы – мое раненное самолюбие? Проще вернуться в Прошлое одному и перестрелять там всех заговорщиков к чертовой матери.

- Во-первых, в наличии имеется не десяток негодяев, а аж двенадцать штук.

Я уточнила в «Википедии». Получается, что патронов на всех не хватит. К тому же один патрон ты собирался оставить для себя. А перезарядить пистолет ты однозначно не успеешь. Во-вторых, шпагой двое из них владеют очень прилично и не факт, что именно их ты успеешь пристрелить. Да и остальные тоже – гвардейцы, а не кухонные мужики. Не каждый из них, конечно, Зубов, но сражаться они умеют. К тому же вся стая в пьяном не адеквате.

Так что один ты все равно не справишься.

- Не хочу, чтобы тебя убили…

- Верю. Но умереть-то все равно придется. На моем амулете часики вылезли – и тикают. Как и на твоем, впрочем. Чтоб мы не забывали о том, кто в доме хозяин. Точнее хозяйка. Кстати, я так понимаю, что ты таскался к ней наверх для того, чтобы попытаться вернуть мне мое бессмертие? Но мадам не согласилась?

- Не согласилась – вздохнул Павел. – Насилу уговорил, чтобы она позволила нам хотя бы уйти вместе. Ну, и вариант с твоим амулетом тоже обсуждался.

- И что пошло в уплату?

- Слава Богу, не то, о чем ты подумала. Так, постоял перед ней на коленях часа два – делов-то! Да такую же игрушку на руки получил. Точнее на шею – улыбнулся император.

- Дьявольщина! И что сказало твое самолюбие?!!

- Ничего. Во-первых, я давным-давно не император, а частное лицо.

А во-вторых, ради тебя я готов на все.

Ларри помолчала. Потом подняла голову с его плеча и попыталась заглянуть в глаза:

- Но ведь и я ради тебя готова на все. Пожалуйста, позволь мне завтра быть с тобой рядом! Ответь - что мне нужно сделать для того, чтобы ты согласился?

- Для начала – меня поцеловать – хитро улыбнулся Павел. – Причем нежно.

И сказать, наконец, что ты меня любишь. А там посмотрим.

- Я не знаю – вздохнула она. - Любовь ли это? Но ты единственный, с кем я хочу быть рядом. Всегда – днем и ночью, в горе и радости, в жизни и смерти…

ГЛАВА 14.

Я когда-то здесь жила, мечтала, и грустила. И того, кого любила нежным именем звала. Под высоким потолком до утра не гасли свечи – в этой комнате под вечер целовались мы тайком…

- Наверное, я должен попросить у тебя прощения – скажет император, глядя на догорающие в камине поленья.

- За что? – изумится Ларри, все еще чувствуя на себе его руки, похожие на ласковое железо…

- За то, что вломился в твою жизнь, а заодно и в смерть.

Ты могла бы сейчас спокойно жить в Верхнем Мире, если бы не подарила мне свое бессмертие.

- Не говори ерунды! Кому еще я могла его отдать? Я бесконечно благодарна тебе за все. За то, что ты нашел Питера. За то, что десять лет помогал мне в Приюте. За то, что спас меня в Последней битве! И за то, что с тобой я вспомнила, что я – женщина.

Скорее это я должна перед тобой извиняться – ведь если бы ты в меня не влюбился, то мысли уйти со мной за Радугу у тебя бы не возникло. И своим подарком ты смог бы распорядиться куда приятнее. Жил бы сейчас в Петербурге – и горя не знал…

- Ну, ты же сама говорила – что тут каждый сам все решает. Вот я и решил.

Я только так и не понял – ЧТО ты во мне нашла? В мемуарах вон пишут, что я – монстр! И вообще – урод…

- Ага. «Они называли тебя лягушкой, а еще земляным червяком!!!» Мой дорогой Каа, зачем ты лезешь в чужие воспоминания??! Как говаривал старик Булгаков – «не читайте за обедом советских газет»! А мемуары – ничем не лучше! Убить императора не подвиг, а преступление! Поэтому в них и надо было написать, что ты – последний мерзавец. После смерти на твою могилу нанесут много мусора. Но ветер истории развеет его. Я доверяю только личным впечатлениям, а не историческим бредням! А они у меня – совсем другие. Понимаешь, я всегда мечтала встретить мужчину, который бы меня не просто понял, а влюбил, любил и играл, не в меня, а со мной вместе, одну антрепризу. И читал во мне без переводчика, а я в нём. И, чтобы можно было смотреть друг в друга, как в зеркало, до головокружения, и "не видеть мелкого в зеркальном отражении", - вот и всё. И чтобы он книги любил читать. И стихи, непременно! И был умный, и женщинам нравился, но делал вид, что этого не знает. Обаятельный бирюк – если такие, вообще, в природе бывают. Чтобы знал толк в женщинах, как куртуазный французский дворянин, но не был бабником. Не был ревнивым абреком, но держал крепко. И чтобы чувство юмора у нас совпадало. И вдвоем можно было говорить о чём угодно - взахлёб. И чтобы вообще так случилось, что он никого никогда до меня не любил по- настоящему, а меня полюбил. И был упрямый, но умел договариваться. И я могла бы им гордиться и уважать. А любовные игры только усугубляли бы наше общее безумство, потому что это же безумие - такого желать! Тем более в моём - то возрасте. И ты – как раз такой.

Красавец ты или нет – мне абсолютно все равно. Я вижу только твои глаза и твою душу – а они прекрасны…

И, улыбнувшись, Ларри, поцелует его ладонь.

– Кстати, я тоже не очень поняла – зачем тебе злая пиратка?

- Забавно. А как же Патер? Мне почему-то кажется, что уж он-то под все эти определения куда больше подходит. И ты совсем не злая. Просто не очень счастливая. И смертельно уставшая. Но стойкая, как оловянный солдатик.

Ты же ни на кого свою боль не перекладывала. Так, плакалась иногда в жилетку Командору, когда никто другой этого не слышал. А потом вытирала слезы – и снова шла сражаться. Я никогда не встречал такой женщины! Не каждый мужчина способен сделать то, что смогла ты! Ты построила Приют. Рискнула вернуться в Прошлое, чтобы помочь Патеру. Выиграла Последнюю Битву и придумала, как достойно уйти из этого Мира. Мне даже кажется, что ты вообще ничего не боишься. И при этом как-то умудряешься быть нежной и внимательной…

- У Патера, мой дорогой, был своеобразный взгляд на нашу пьесу. Он в ней играл исключительно свою роль. А я – только реплики подавала - вздохнет Ларри. - А быть нежной у меня получается не слишком хорошо.

И, видимо, не со всеми. Вот быть внимательной к своим друзьям – это я умею.

И ты ошибаешься. Я боюсь. Того, что, жалея меня, ты все-таки снимешь этот чертов амулет. А перед боем хотелось бы немного выспаться...

- Я же обещал к нему не прикасаться!!!

- Клянешься?

- Чтоб я сдох! То есть я не совсем правильно формулирую. С этим как раз проблем не будет. Раз уж мы с тобой решили навести порядок в Михайловском Замке. Но смерть меня не пугает. Я боюсь, что если нарушу слово, ты на меня обидишься. И я больше никогда не встречу тебя в Небесном лесу. А это – гораздо хуже смерти…

- Я тебе верю – скажет Ларри, снова устраиваясь на его плече. – Спи, солнце мое, впереди у нас трудный день. Точнее, ночь.

- А поцеловать? – тут же вскинется Павел.

- Ты прекрасно знаешь, что если я опять тебя поцелую, то мы вообще с тобой не уснем.

- И что? Сон может присниться плохой, а вдвоем нам будет хорошо.

- Пожалуй. Но для начала скажи мне что-нибудь. Словами ведь тоже можно приласкать…

- А можно, я как-нибудь иначе – по старинке?

- Хи хи! Ну да, конечно! Классика жанра – «я старый солдат и не знаю слов любви»!!! Как же я забыть-то могла!

- Господи, Ларри! Опять ты за свое?!! Балаган – наше все?

- Конечно! Лучше смеяться, чем плакать! А то мы с тобой, чего доброго, еще жалеть себя начнем.

- Ну да. Особенно, если учесть, что согласившись на эту авантюру, я чувствую себя виноватым…

- Забей! Что такое – жизнь человека, или двух, по сравнению с исторической справедливостью? Принятие своей судьбы освобождает от жалости к себе! Нам бы с тобой «ночь простоять да день продержаться». А в Замке времени на сомнения и сожаления уже не будет. В драке думаешь только об одном: как точнее нанести удар! Лучше помни сейчас, что я бесконечно тебя уважаю. И люблю. Ты, дорогое мое величество, - лучшее, что было и есть в моей жизни.

Очнулся Павел от умопомрачительного кофейного запаха. Ларри, сидела в кресле с кружкой в руке и ноутбуком на коленях, и что-то писала.

- Выспался? Кофе хочешь? – спросила она, не отрывая глаз от экрана, и задумчиво тыкая в клавиатуру одним пальцем. – Подожди, сейчас допишу Мышке поздравление и тебе кружечку принесу.

- А к напитку что-нибудь прилагается? Я бы не отказался позавтракать – ответил император, чувствуя, что после сумасшедшей ночи он чертовски голоден.

- С этим сложнее. Мои драгоценные потомки страшнее корабельных крыс – от них в холодильнике только пустые полки остаются! Но, сдается мне, что на твое счастье я где-то видела парочку каменных сухарей.

- Зря мы на свадьбу не поехали – вздохнул Павел, натягивая джинсы.

И мечтательно добавил:

– Могли бы там вкусно поесть.

- Это мероприятие никак не вписывалось в наши планы. И ты это знаешь. Свадьба – в Москве, а мы – в Питере. И, к тому же, временем уже не располагаем. Поэтому придется обойтись тем, что я найду в шкафу. Слава Богу, что хотя бы курево в наличии. И кофе. Без них я ничего бы сейчас не придумала. Это музыкантам везет - у них, когда они сочиняют, обе лапы заняты. А я двумя руками печатать так и не научилась. И в свободную конечность все время просятся то трубка, то стакан…

- А что ты там нашей девочке насочиняла? – спросил Павел, вороша золу в камине. И проверяя – все ли там погасло?

- Не скажу! – улыбнулась Ларри. - Это наш маленький женский секрет.

Рассказывать ему о том, что она неплохо умеет играть в слова, ей совершенно не хотелось. Пиратка считала это несерьезным занятием. Поэтому быстро перевела разговор на другую тему.

- А скажи, дорогой, когда ты разбирал мальчишечий бардак, ты в нем никаких денег, случайно, не находил? Жрать и, правда, хочется смертельно…

- Не находил. Но в твоей комнате на каминной полке я видел какое-то колечко. Может быть, его можно загнать? А то мое не снимается.

И Павел с сожалением посмотрел на свое обручальное кольцо.

- Точно! Я когда-то забыла его там, собираясь уезжать с Патером в Крым. Сходи, забери золотишко, пока я соображу, во что мне одеться.

Ларри захлопнула ноутбук, принесла из коридора свой рюкзачок, вытащила из него старую матросскую рубашку и повертела ее в руках.

- Это чья такая? Размерчик вроде бы не твой.

- Гиббса. Старпом оставил на память. Она, конечно, старенькая и местами драная, но носить еще можно. А то, что она слегка мне велика – даже хорошо: двигаться в ней будет удобно. Пожалуй, сегодня я в ней с тобой на подвиги и отправлюсь.

Ларри убрала рубашку на место. Надела первый, выпавший из шкафа свитер, и повернулась к Павлу.

- Все, я готова. Давай, быстренько допивай свой кофе, и пойдем, ломбард поищем. А потом завалимся в какой-нибудь маленький ресторанчик на Васильевском острове, посидим там часок - другой, поедим чего-нибудь, и отправимся по городу гулять. Я тебе все свои любимые мосты и подворотни покажу…

- Подворотни! – хихикнул Павел. – Ты еще в Зоопарк меня своди. Или в Кунсткамеру!

- Разве это подворотня? – поинтересовался император, проходя сквозь ворота Петропавловской крепости, и без особого энтузиазма покосившись на собор в котором покоилось его тело.

- Тебе здесь неуютно?

- Скорее – странно. Я как-то заходил на свою гробницу полюбоваться. Ну, или как там сей предмет называется?

- Усыпальница. Не узнали тебя? А то Вальтер собой однажды целое кладбище распугал.- Не узнали. Я к толпе примазался. Каких-то немцев.

Они настолько безобразно там себя вели, что теткам музейным было не до того, чтобы в лица заглядывать.

- О, да! Эти могут. Просвещенная Европа, мля! Будь моя воля, я бы немцев только на Пискаревку водила…

- Ну да. А в Гатчинском дворце – исключительно в кинозал. Показать – как дворец горит…

- А ты во время войны, где был?

- По счастью, в Отражениях. Иначе умирал бы с каждым сгоревшим залом.

В Гатчину меня намного позже занесло, когда там уже наши курсанты были.

- Пугал?

- Иногда – улыбнулся Павел. – Но чаще просто владения свои дозором обходил. Чтоб ничего не порушили. Кстати, а куда ты меня сейчас ведешь?

- На кронверк. Не знаю, пускают ли туда – так что браслет надень. Очень хочется с тобой на Государевом бастионе постоять.

- Почему на Государевом? Хочешь почувствовать себя императрицей?

- Скажи еще – владычицей морскою! Императрицей я уже была – в твоих объятьях нынче ночью. А сейчас хочу с городом проститься. Кто ж знает – вернемся ли мы когда-нибудь в Петербург?

Знаешь, я однажды праздновала Рождество на крепостной стене с бокалом глинтвейна в руке. Одна. Чокаясь со льдиной на Неве и говоря Городу: "С рождеством, сударь!" Очень хочется это безумство повторить! Правда, до Рождества сейчас далеко. И с собой у нас только коньяк, который мы из ресторана прихватили. Но признаться Городу в любви я собираюсь именно здесь. А заодно – и тебе…

Обнявшись, они долго стояли на крепостной стене. И смотрели, как Нева величественно катит мимо них свои свинцовые воды. Народ, гулявший внизу по непросохшему пляжу, постепенно исчез. Прогулочные катера тоже пропали. И они остались один на один с Городом.

- Странная мне, однако, мысль в голову пришла - сказал император, доставая коньяк и сожалением глядя на почти пустую бутылку.

И поежился - то ли от холодного пронизывающего ветра, то ли от пришедшей в голову мысли. Ларри вопросительно посмотрела, но ничего не стала спрашивать. Захочет – скажет.

- Я бы ее озвучил, но боюсь – ты обидишься.

- Даже, если это так – то ненадолго. Часы на соборе пробили шесть. Значит, пора выдвигаться в сторону Замка. Нам же надо еще осмотреться. И шпагу для меня найти.

- Тогда я все-таки скажу. Хотя это будет дико звучать после всех хороших слов, которые я от тебя услышал. Понимаешь, я тоже тебя люблю. И ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Но, если бы можно было снова подняться наверх, на этот раз я говорил бы со Смертью не о нас. Я попросил бы у нее разрешения на то, чтобы…

Император на секунду замолчал.

- Стать Хранителем Города? – улыбнулась Ларри.

Павел только изумленно кивнул:

- Как ты догадалась?

- Наверное, потому, что сама бы этого хотела…

ГЛАВА 15.

Вернуться ли в то, что не было сном, века отмотав назад? В тот призрачный мир, где Харон с веслом с усмешкой глядит в глаза? Ступени лестницы так скользят, что можно с нее упасть. Но думать об этом уже нельзя – и Цербер разинул пасть. Уходят друзья, и ушли враги, и лист бумажный не смят. И только железные сапоги по мертвым камням гремят. Что ждет нас с тобой в кромешной ночи – слава, позор, расстрел? Кого бы ни встретил ты – промолчи, о том, что узнать успел. Пусть не коснется пустой молвы тот, кто еще живой. Корона падает с головы – но, чаще всего, с головой. По всем Отражениям не спеша протянется жизни нить. И лишь еле слышно вздохнет душа о том, что не изменить. Все это какой-то дурацкий квест и света нет вдалеке. Холодный камень, мальтийский крест. И кровь на твоей руке. Злодейка - судьба разлучает нас, но я не в ладах с судьбой. И, что б ни случилось здесь в смертный час, я буду рядом с тобой. Я горькую память с собой несу в течении долгих лет. Мы встретимся снова Небесном Лесу со всеми, кто смотрит вслед...

Экран закрывал их почти с головой. Павел усмехнулся краем рта, оценивая мрачный юмор ситуации. Да. Тогда он почти вжимался в пол, цепенея от ужаса за этим экраном, и моля Бога о спасении. А что сейчас сказала Ларри про этот кусок шелка на деревянной раме? Отличное место для засады? Что ж, место и вправду отличное! И пусть кто-нибудь только попробует приблизиться!

- Пусть попробует... - еле слышно прошептал Павел.

Ларри нетерпеливо тряхнула головой и, бросив на него сердитый взгляд, приложила палец к губам. Она уже ни чем не напоминала нежную женщину, всю ночь шептавшую императору слова любви. И сейчас была скорее стальной пружиной, готовой распрямиться и ударить по врагу. И горе тому, кто попадется ей на пути! Между тем, переполох в спальне нарастал.

- Птичка здесь. Гнездышко еще теплое – а вот и знакомые слова, и ненавистный хриплый голос.

Павел сильнее сжал рукоять браунинга. Да, птичка здесь. Только теперь у нее стальной клюв и железные коготки! Ларри со спокойным лицом сделала шаг к краю экрана. И опустила руки вниз, доставая оружие. А затем...

На мгновение Павлу показалось, что в воздухе повисли серебряные молнии. Такие яркие, блестящие, красивые. Только не для всех! Уже через секунду один гвардеец падал, хрипя и обливаясь кровью. А второй, медленно сползал по стене, глядя в пол стекленеющими глазами. Из горла у него торчал нож. Кривой пиратский нож, который Ларри обычно на спор метала в горлышко бутылки на Тортуге.

- Получи, фашист, гранату – удовлетворенно хмыкнула Ларри.

И оглянулась по сторонам. Заговорщики в полном замешательстве отступали к двери и, давя друг друга, пытались выбраться из спальни. Пора! Павел очнулся от оцепенения и, отшвырнув ногой экран, бросился вперед.

Так ни разу и не выстрелив…

- Идиот! – выдохнула Ларри и кинулась следом, на ходу вытаскивая шпагу.

Когда воину говорят - скройся и затаись, воин скрывается и затаивается.

По крайней мере, до тех пор, пока не будет точно знать, что происходит, и что с этим, происходящим, следует делать. Вообще-то, согласно плану, придуманному дома, император должен был стрелять. Стоя за тем самым злополучным каминным экраном, не укрывшим его от смерти холодной мартовской ночью. Шесть выстрелов – шесть трупов.

Плюс два метательных ножа – и еще два тела. Итого – восемь «жмуриков» и по паре живых злодеев на каждого из тех, кто сидел в засаде. Это почти что равный бой и самый оптимальный расклад. Но, к сожалению, Павел не был таким воином, и, увидев знакомые рожи, не сдержался и бросился на заговорщиков.

- Где эта сука немецкая? – орал он, размахивая пистолетом. – Где Леонтий?

Но в комнате его не было. Зато в наличии имелся громила Зубов и еще несколько человек, смутно знакомых Ларри по портретам, услужливо подсунутых ей духом Яндекса на запрос «убийство Павла Первого». Но где же все-таки этот паршивый немец?

Именно в этот момент Беннингсен заглянул в спальню, понял, что дело плохо, и попытался незаметно исчезнуть.

- Вон он! – радостно завопила Ларри.

И стала пробиваться к двери. В тщетной надежде, что успеет первой добраться до главного заговорщика. Павел быстро подхватил шпагу, выпавшую из рук убитого гвардейца. И попытался прорваться к Леонтию.

Но тот, опять спрятался за спинами гвардейцев. Ларри отчаянно сражалась. Удар наотмашь, потом - колющий удар. Первым она рассекла чью-то руку от локтя до плеча, вторым - продырявила чью-то грудь. Но внезапно перед ней выросла огромная фигура Зубова.

- Сдохни, щенок! - хрипло взревел заговорщик.

Несмотря на смертельную опасность, Ларри усмехнулась. Этот жирный болван принял ее за парня! Ну, что ж – не он первый, не он – последний. Впрочем, что это меняет? Шпага ее скрестилась со шпагой Зубова, она сделала выпад, нанося убийце удар в горло. Но в самый последний момент ему удалось увернуться, и клинок Ларри лишь скользнул по его плечу.

Зубов вскрикнул и попятился к темному окну. На какое-то время он выбыл из боя, и у Ларри нашлось мгновение, чтобы обернуться, ища глазами Павла.

Император продолжал бой. Шпага его со свистом описала круг, справа - пронзив чью-то кисть, слева - распоров щеку. Этим двойным ударом он расчистил себе дорогу к Беннигсену. Леонтий отступал, выставив клинок вперед. На его лице, покрытом каплями пота, поочередно сменялись животный ужас, изумление и недоверие...

- Что пялишься, мерзавец? – усмехнулся Павел. - Не признал своего государя?

И сделал отчаянный выпад, но Беннигсен парировал удар.

- Ко мне! - переходя на визг, заорал заговорщик. - Ко мне, все, кто в коридоре!

- Трус! - выдохнул Павел. - Подонок!

В комнату, громко топоча, вбегали гвардейцы…

- Стреляй! - отчаянно закричала Ларри. - Стреляй же!

Ударил выстрел. Но совсем не тот, которого она ждала.

И Ларри с ужасом увидела, как пуля гвардейца срезала клинок императорской шпаги почти у самой рукояти. Павел выхватил пистолет, но не успел нажать на курок. Выбитый из его руки браунинг, улетел в сторону кровати и затерялся в недрах перевернутой в драке спальни. Ларри успела только проводить его тоскливым взглядом. В тот же миг шпага Беннингсена коснулось горла императора...

- Все кончено, ваше величество!

Хриплый голос главы заговора теперь звучал издевательски елейно.

- Ну, ну успокойтесь, дело идет о вашей жизни. Надеюсь, вы понимаете, что вашему царствованию пришел конец? Осталось только подписать отречение от престола…

Ларри с бессильным бешенством наблюдала, как лицо Павла становится мертвенно бледным. Она прекрасно понимала, ЧТО он сейчас чувствует. Все повторялось. Хотя и с иными подробностями. И рванулась к нему на помощь, но пришедший в себя Зубов снова преградил ей путь.

- Брось шпагу, щенок! Иначе твой государь сейчас сдохнет!

Выхода не было. Ларри медленно разжала пальцы. Шпага звякнула об пол, и злодей предусмотрительно оттолкнул клинок ногой в сторону. Повинуясь кивку Беннингсена, Зубов грубо подтащил Ларри поближе. Не отводя клинка от шеи императора, глава заговора впился в нее пристальным взглядом.

- Шампанское затуманило вам голову - гнусно улыбаясь, сообщил он Зубову. - Разве вы не видите, кто перед нами? Государь, где вы нашли эту дикую кошку? Да еще в столь забавном машкерадн

⇐ Предыдущая3456789101112

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

---

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: