Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Консервативное и либерально-оппозиционные направления русской общественной мысли конца 30—40-х годов





Для идейной жизни России 30—40-х годов XIX в. характерно увлечение философией, особенно классической немецкой, которую изучали представители разных направлений русской общественной мысли — от консервативной до радикальной. Труды знаменитых немецких философов — Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Фейер­баха — были так же хорошо известны в России, как и в самой Германии. Каждый из русских мыслителей искал в их трудах тео­ретическое обоснование своих общественно-политических позиций.

На рубеже 30 — 40-х годов заметно оживляется идейная жизнь русского общества. К этому времени уже четко обозначились такие направления русской общественно-политической мысли, как охра­нительное, либерально-оппозиционное и леворадикальное.

Принципы теории “ официальной народности “были кратко сформулированы в 1832 г. С. С. Уваровым (с 1833 г. — министр народного просвещения) как "православие, самодер­жавие, народность". Однако основные положения ее были изложе­ны еще раньше. Такими же идеями были проникнуты и коронаци­онный манифест Николая I от 22 августа 1826 г. и последующие официальные акты, обосновывавшие приоритет православия для России и необходимость самодержавной формы монархического правления в ней. Уваров добавил лишь понятие "народность".

За "народность" ратовали все направления общественной мыс­ли — от консервативной до леворадикальной, но вкладывали в это понятие различное содержание. Леворадикальное (в данном случае


речь идет о революционной демократии 40—50-х годов) рассматри­вало "народность" как демократизацию национальной культуры и просвещение народных масс в духе передовых идей, видело в на­родных массах свою основную опору в борьбе за социальные преоб­разования. К "народным началам" апеллировали славянофилы. Консервативно-охранительное направление в условиях роста на­ционального самосознания тоже обратилось к "народности", кото­рая трактовалась им как приверженность народных масс к право­славию и самодержавию. Впрочем, для этого имелись и некоторые основания: несомненное наличие в менталитете широких народных масс, в первую очередь крестьянства, религиозности и наивного монархизма. "Официальная народность" ставила своей задачей укрепить в сознании народа эти представления. Она спекулирова­ла также и на чувстве патриотизма, выступая по существу за ка­зенный национализм. Недаром еще декабристы, называя себя "ис­тинными и верными сынами отечества", тем самым стремились от­межеваться от приверженцев этого казенного, "квасного" патрио­тизма.

"Официальная народность" знаменовала собой осознание офи­циальной властью тщетности борьбы с передовыми идеями только одними репрессивными мерами. Сам автор этой теории Уваров рассматривал ее как "последний якорь спасения", как "умственную плотину" против проникновения с Запада "разрушительных идей" и распространения их в России.

Теория "официальной народности" стремилась доказать "ис­конность" и "законность" самодержавно-монархической формы правления в России и существующего в ней социального строя (кре­постничества). Идеологи "официальной народности", прежде всего С. С. Уваров, объявляли крепостное право "нормальным" и "естест­венным" состоянием, одним из важнейших устоев России, "древом, осеняющим церковь и престол", хотя, как было сказано выше, сам Николай I говорил о крепостном праве как о "зле, для всех ощути­тельном", и осознавал необходимость его постепенной отмены.

Тем не менее следует подчеркнуть, что Николай I был глав­ным "вдохновителем" и "дирижером" теории "официальной народ­ности", а министр народного просвещения, консервативные про­фессора и журналисты выступали в роли ее усердных проводни­ков. Для теории "официальной народности" характерны противо­поставление патриархальной, "спокойной", без социальных бурь и потрясений России "мятежному" Западу, насаждение казенного оп­тимизма, в духе которого предписывалось создавать литературные и исторические произведения. Откровенно эту задачу выразил шеф жандармов А. X. Бенкендорф в своей довольно примитивной фор­муле: "Прошедшее России удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, — оно выше всего, что только может представить себе самое пылкое воображение".


Пропагандистами теории "официальной народности" выступили известные в то время журналисты Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч. Они издавали полуофициозную газету "Северная пчела", которую под­держивало правительство. Ориентировавшаяся на самую непри­хотливую часть публики газета имела широкое распространение. Эти же идеи, но только более утонченно, проповедовались в изда­ваемом О. И. Сенковским журнале "Библиотека для чтения", рассчитанном на вкусы верхов бюрократии и поместного дворянства.

В научно-литературном журнале профессора русской истории М. П. Погодина "Москвитянин" и в трудах этого ученого исторически и теоретически обосновывались принципы "официальной на­родности": они выводились из особенностей исторического разви­тия России, национального характера русского народа в сравнении со странами и народами Западной Европы. "В Западной Европе, -писал Погодин, - государственность сложилась в результате завое­вания: вследствие этого вся история ее — это борьба низших и высших сословий. Завоевание, разделение, феодализм... ненависть, борьба, освобождение городов — это первая трагедия Европейской трилогии. Единодержавие, аристократия, борьба среднего сословия, революция — это вторая". Третий акт западноевропейской траге­дии, по Погодину, развернется в будущем и выразится в страшной стихии "борьбы низших классов". В России, напротив, государство сложилось вследствие не завоевания, а добровольного призвания, а поэтому "у нас не было рабства, не было пролетариев: не было ненависти, не было гордости, не было инквизиции, не было фео­дального тиранства". В России сложился особый тип власти, осно­ванный "на единении царя и народа, на всестороннем попечении власти о благе народа". В России были "отеческое управление, пат­риархальная свобода, было семейное равенство, было общее владе­ние, была мирская сходка".

По представлению Погодина, история России хотя и не имела такого разнообразия крупных событий и блеска, как западная, но она была богата "мудрыми государями", "славными подвигами", "высокими добродетелями". Доказывая отсутствие в России в тече­ние всей ее истории сословной вражды, он выводил из этого и не­возможность в ней революционных потрясений. Он писал об искон­ности в России самодержавия, начиная с Рюрика. По его мнению, Россия, приняв христианство от Византии, установила благодаря этому "истинное просвещение". С Петра Великого Россия многое заимствовала от Запада, но, к сожалению, не только полезное, а и "заблуждения". Теперь "пора возвратить ее к истинным началам народности". С утверждением этих начал "русская жизнь наконец устроится на истинной стезе преуспеяния, и Россия будет усваи­вать плоды цивилизации без ее заблуждений".

Профессор Московского университета филолог С. П. Шевырев в статье "История русской словесности, преимущественно древ­ней" (1841) проповедовал покорность властям, считая высшим нрав-


ственным идеалом смирение и принижение личности. По его утверждению, "тремя коренными чувствами крепка наша Русь и верно ее будущее": это — "древнее чувство религиозности"; "чувство ее го­сударственного единства" и "осознание нашей народности" как "мощ­ной преграды" всем "искушениям", которые идут с Запада.

Теоретики "официальной народности" доказывали, что в Рос­сии господствует наилучший порядок вещей, согласный с требова­ниями религии и "политической мудрости". Крепостное право хотя и нуждается в улучшении, но сохраняет много патриархального (т. е. с их точки зрения положительного), "хороший" помещик лучше охраняет интересы крестьян, чем они могли бы сделать это сами, а положение русского крестьянина лучше положения западноевро­пейского рабочего.

Идейный кризис "официальной народности" наступил под влия­нием военных неудач в годы Крымской войны, когда несостоятель­ность николаевской политической системы стала ясна даже наибо­лее рьяным ее приверженцам (например, тому же М. П. Погодину, который выступил с критикой этой системы в "Историко-политических письмах", адресованных Николаю I, а затем и Александру II). Однако рецидивы "официальной народности", попытки взять ее на вооружение, подчеркнуть "единение царя с народом" предприни­мались и позднее — в периоды усиления политической реакции при Александре III и даже при Николае II.

В конечном счете "официальной народности" не удалось пора­ботить умы людей духовно, несмотря на мощную ее поддержку со стороны правительства. Вопреки ей и всей мощи репрессивного аппарата, цензурным гонениям, шла огромная умственная работа, рождались новые идеи, как, например, славянофильство и запад­ничество, разных по своему характеру, но которых тем не менее объединяло неприятие николаевской политической системы.

Славянофилы и западники Славянофилы — представители либерально настро енной дворянской интеллигенции. Учение о само­бытности и национальной исключительности русского народа, его мессианской предопределенности, неприятие ими западноевропей­ского пути социально-политического развития, даже противопос­тавление России Западу, защита самодержавия, православия, не­которых консервативных, точнее — патриархальных, обществен­ных институтов сближали их с представителями "официальной народности". Однако славянофилов никоим образом нельзя при­равнивать к представителям этого ретроградного направления. Сла­вянофильство — оппозиционное течение в русской общественной мысли, и в этом смысле оно имело больше точек соприкосновения с противостоящим ему западничеством, нежели с теоретиками "офи­циальной народности". Славянофилы, как и западники, выступали за отмену крепостного права сверху и проведение ряда реформ — в области суда, администрации и др., буржуазных по своей сущно-


сти (хотя славянофилы субъективно выступали против буржуазно­го строя, особенно западноевропейского образца, с его "язвой пролетариатства", падением нравов и другими отрицательными явле­ниями), ратовали за развитие промышленности, торговли, просве­щения, за свободу слова и печати, не принимали николаевскую по­литическую систему. Но противоречивость взглядов славянофилов, сочетание в их воззрениях прогрессивных и консервативных черт до сих пор вызывают споры об оценке славянофильства как идей­ного направления и о его месте в русской общественной мысли. Следует также иметь в виду, что и среди самих славянофилов не было единства мнений. Их споры между собой порой носили не менее острый характер, что с западниками.

Славянофильство как идейное течение русской общественной мысли заявило о себе в 1839 г., когда два его основоположника Алексей Степанович Хомяков и Иван Васильевич Киреевский вы­ступили со статьями: первый "О старом и новом", второй — "В ответ Хомякову" (с несогласием некоторых положений Хомякова). В этих статьях, несмотря на разные подходы к проблеме прошло­го, настоящего и будущего России, были сформулированы основ­ные, общие для обоих авторов, положения славянофильской док­трины. Обе статьи не предназначались для печати, но широко рас­пространялись в списках и оживленно обсуждались.

Конечно, и до этих статей различными представителями рус­ской общественной мысли высказывались славянофильские идеи, но они тогда еще не обрели стройной системы. Славянофильство как идейное направление оформилось к 1845 г. — ко времени вы­пуска трех, славянофильских по содержанию своих статей, книжек журнала "Москвитянин". Редактор журнала М. П. Погодин придер­живался, как было сказано, консервативных взглядов, но он охотно предоставлял славянофилам печатать в нем свои статьи, так как правительство не разрешило им иметь свой периодический орган.

В 1839—1845 гг. сложился и славянофильский кружок. Его составляли высокообразованные и даровитые люди. Душой кружка был А. С. Хомяков — "Илья Муромец славянофильства", как его тогда называли, необыкновенно одаренный, энергичный и блестя­щий полемист, обладавший феноменальной памятью и исключи­тельной эрудицией. Все хорошо знавшие Хомякова отдавали долж­ное этой "колоссальной личности", ставя его в один ряд с великими людьми России. "Хомяков! — восклицал историк К. Н. Бестужев-Рюмин. — Да у нас в умственной сфере равны с ним только Ломо­носов и Пушкин!" "Ум сильный, подвижный, богатый средствами, богатый памятью и быстрым соображением", — характеризовал Хомякова его оппонент в идейных спорах А. И. Герцен. Большую роль в кружке играли также братья И. В. и П. В. Киреевские. В кружок входила замечательная семья Аксаковых — братья Константин и Иван, позже в него вошли: их отец Сергей Тимофее­вич — известный русский писатель; публицисты А. И. Кошелев и


Ю. Ф. Самарин — впоследствии они активно участвовали в подго­товке и проведении реформ; ученые-публицисты Ф. В. Чижов и Д. А. Валуев.

Славянофилы оставили богатое наследие в философии, лите­ратуре, истории, богословии, экономике. Иван и Петр Киреевские считались признанными авторитетами в области богословия, исто­рии литературы, Алексей Хомяков — в богословии (в знании всех тонкостей богословия ему не было равных), Константин Аксаков и Дмитрий Валуев занимались русской историей, Александр Коше­лев и Юрий Самарин — социально-экономическими и политиче­скими проблемами, Федор Чижов — историей искусства. Сохрани­лось их колоссальное эпистолярное наследие, до сих пор еще пол­ностью не изданное. Причем их письма представляли собой не столь­ко документы личного характера, сколько трактаты и рассуждения на современные им общественно-политические темы. Дважды (в 1848 и 1855 гг.) славянофилы пытались оформить свои политические программы.

Для теоретического обоснования национального пути развития России славянофилы обращались к западноевропейской, главным образом, немецкой классической, философии. Особенно они увлека­лись сочинениями Шеллинга и Гегеля; им импонировала их трак­товка исторического процесса.

Термин "славянофилы", по существу, случаен. Это название им было дано в пылу полемики их идейными оппонентами западни­ками. Сами славянофилы первоначально открещивались от этого названия, считая себя не славянофилами, а "русолюбами" или "ру­софилами", подчеркивая, что их интересовала преимущественно судьба России, русского народа, а не славян вообще. А. И. Кошелев указывал, что их скорее всего следует именовать "туземниками" или, точнее, "самобытниками", ибо основная их цель состояла в защите самобытности исторической судьбы русского народа не толь­ко в сравнении с Западом, но и с Востоком. Для раннего славяно­фильства (до реформы 1861 г.) не был характерен также и пансла­визм, присущий представителям (да и то немногим) позднего (поре­форменного) славянофильства. Славянофильство как идейно-поли­тическое течение русской общественной мысли сходит со сцены примерно к концу 70-х годов XIX в.

Основная идея славянофилов — доказательство самобытного пути развития России, точнее — требование "идти" по этому пути, идеализация "самобытных" учреждений, прежде всего крестьян­ской общины и православной церкви. Община в представлении славя­нофилов — "союз людей, основанный на нравственном начале", — исконно русское учреждение. "Община, — писал А. С. Хомяков, — есть одно уцелевшее гражданское учреждение всей русской исто­рии. Отними его — не останется ничего; из его же развития может развиться целый гражданский мир". Община импонировала славя­нофилам тем, что в ней с ее регулярными переделами земель ца-


рит особый нравственный климат, который проявляется в "мир­ском согласии на мирском сходе", а в древности — на вече. Разви­тию этих качеств как нельзя лучше способствует православная цер­ковь. Она рассматривалась славянофилами как решающий фактор, определивший характер русского народа. Православная церковь, в отличие от рационалистического католицизма, никогда не претен­довала на светскую власть, всецело ограничиваясь сферой веры и духа. Именно поэтому развитие России шло по пути "внутренней правды", нравственного совершенствования и "развития духа", в то время как на Западе — по пути "внешней правды", т. е. по пути развития формальной законности, "вовсе не заботясь о том, нрав­ственен ли сам человек".

Славянофилы приняли версию о "добровольном призвании" власти как начальном моменте русской государственности. Вслед­ствие этого власть здесь, в отличие от Запада, не противостояла народу, напротив, она была желанной защитницей, "званым гос­тем" народа, осознавшего необходимость установления государст­ва. В России не сложились и классы в западноевропейском понима­нии этого слова. В результате в русской истории не было социальной розни, внутренних потрясений. По мнению славянофилов, ре­волюционные потрясения в России невозможны и потому, что рус­ский народ политически индифферентен. Он никогда не претендо­вал на политические права и государственную власть, жил в своем общинном мире, совершенствуя те высокие нравственные качест­ва, которые ему свойственны. Власть, в свою очередь, выполняла присущие ей функции, не вмешиваясь в дела "земли" (мира), в необходимых случаях собирала земские соборы и спрашивала мне­ние "земли" по тем или иным общегосударственным вопросам. Эти силы развивались как бы параллельно, не вмешиваясь в дела друг друга. Поэтому между властью и "землей" установились добрые, патриархальные отношения.

Славянофилы стремились доказать, что русскому народу ор­ганически присущи социальный мир и неприятие революционных переворотов. Если и были смуты в прошлом, то они были связаны не с изменой высшей власти, а с вопросом о законности власти монарха. Так, народные массы восставали против "незаконных" монархов: узурпатора вроде Бориса Годунова, самозванцев или же за "хорошего" царя. Славянофилы выдвинули тезис: "Сила власти — царю, сила мнения — народу". Это означало, что русский народ (по своей природе "негосударственный") не должен вмешиваться в по­литику, предоставив монарху всю полноту власти. Но и самодер­жец должен править, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь народа, не считаясь с его мнением. Отсюда требование славянофилов созы­ва совещательного Земского собора, который выражает мнение на­рода, выступает в роли "советчика" царя. Отсюда также и их тре­бование свободы слова и печати для свободного выражения "обще­ственного мнения".


Защита самодержавия как наиболее приемлемой для русского народа формы власти уживалась у славянофилов с критикой кон­кретного носителя этой власти и его политической системы, в дан­ном случае Николая I. Так, Аксаковы называли его царствование "душевредным деспотизмом, угнетательской системой", а его само­го — "фельдфебелем" и "душителем", который "сгубил и заморо­зил целое поколение" и при котором "лучшие годы прошли в самой удушливой атмосфере". Ф. В. Чижов распространял свое нелестное мнение вообще на всю династию "Романовых-Готторпских". "Не­мецкая семья два века безобразничает над народом, а народ тер­пит", — с горечью писал он. Здесь звучало и его ущемленное чувст­во русского, подчиненного произволу "немецкой" династии. Славя­нофилы даже допускали мысль об ограничении самодержавия, но считали, что в России пока нет еще такой силы, которая была бы способна это сделать. Не может ограничить самодержавие и представительное правление, ибо в нем главную роль будет играть дво­рянство — "самое гнилое у нас сословие". Поэтому самодержавие в данный момент в России необходимо.

Славянофилы справедливо обижались, когда оппоненты назы­вали их ретроградами, якобы зовущими Россию назад. "Передовой боец славянофильства" К. С. Аксаков писал в ответ на эти обвине­ния: "Разве славянофилы думают идти назад, желают отступатель­ного движения? Нет, славянофилы думают, что должно воротиться не к состоянию древней России (это значило бы окостенение, за­стой), а к пути древней России. Славянофилы желают не возвра­титься назад, но вновь идти прежним путем, не потому, что он прежний, а потому, что он истинный". Поэтому неверно считать, что славянофилы призывали вернуться к прежним допетровским порядкам. Наоборот, они звали идти вперед, но не по тому пути, который избрал Петр I, внедрив западные порядки и обычаи. Сла­вянофилы приветствовали блага современной им цивилизации — распространение фабрик и заводов, строительство железных до­рог, внедрение достижений науки и техники. Они нападали на Пет­ра I не за то, что он использовал достижения западноевропейской цивилизации (это они считали его заслугой), а за то, что он "свер­нул" Россию с ее "истинных" начал. Они полагали, что заимствуя у Запада полезное, можно было бы вполне обойтись без ненужной и опасной ломки коренных русских устоев, традиций и обычаев.

Таким образом, славянофилы вовсе не считали, что будущее России в ее прошлом. Они призывали идти вперед по тому "само­бытному" пути, который гарантирует страну от революционных потрясений. А путь, избранный Петром I, по их мнению, создавал условия для них. Характерно, что крепостное право они считали тоже одним из "нововведений" Петра I (хотя и не западным) и выступали за его отмену не только из экономических соображений — они считали его очень опасным в социальном смысле. "Из цепей рабства куются ножи бунта", — писал К. С. Аксаков. А. И. Кошелев


в 1849 г. даже задумал создать "Союз благонамеренных людей" составил программу "Союза", предусматривавшую постепенное ос­вобождение крестьян с землей. Эту программу одобрили все славя­нофилы.

Петровская европеизация России, как считали славянофилы, коснулась, к счастью, только верхушки общества — дворянства и "власти", но не народных низов, прежде всего, крестьянства. Boт почему такое большое внимание славянофилы уделяли простому народу, изучению его быта, ибо, как они утверждали, "он (народ) только и сохраняет в себе народные, истинные основы России,только один не порвал связи с прошедшей Русью". В изучении народных традиций и быта особенно значительный вклад внес П. В. Киреевский. Однако "Песни, собранные Киреевским", из-за цензурных стеснений не могли появиться в печати в николаевскую эпоху и были опубликованы в 10 томах уже в пореформенное время.

Николаевскую политическую систему с ее "немецкой" бюро­кратией славянофилы рассматривали как логическое следствие отрицательных сторон петровских преобразований. Они сурово осу­ждали продажную бюрократию, царский неправый суд с лихоим­ством судей. А. С. Хомяков писал о николаевской системе:

В судах черна неправдой черной

И игом рабства клеймена,

Безбожной лести, лжи тлетворной,

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна.

Правительство настороженно относилось к славянофилам, видя в их учении "признаки вредного политического движения". Им за­прещали демонстративное ношение бороды и русского платья, ус­матривая в этом некий "тайный умысел". Некоторых славянофилов за резкость высказываний подвергали арестам. Так, в 1847 г. был арестован Ф. В. Чижов, подозреваемый в политическом либерализ­ме, в заговоре в пользу австрийских славян и в связях с украин­ским Кирилло-Мефодиевским обществом. Он подвергся допросам в III отделении, но за отсутствием улик вскоре был освобожден. В 1849 г. были арестованы и посажены на несколько месяцев в Пе­тропавловскую крепость И. С Аксаков и Ю. Ф. Самарин. Самарина допрашивал сам Николай I, считавший, что он и его единомышлен­ники "поднимают общественное мнение" против правительства и тем самым "готовят повторение 14 декабря". Арестованные сумели доказать свою благонадежность, и царь дал такое о них распоря­жение шефу жандармов А. Ф. Орлову: "Призови, вразуми и отпус­ти". В условиях усиления реакционного политического курса в пе­риод "мрачного семилетия" (1848—1855) славянофилы вынуждены были на время свернуть свою деятельность.

К концу 50-х годов уже не было в живых основных видных участников прежнего славянофильского кружка — А. С. Хомякова,


И. В. и П. В. Киреевских, С. Т. и К. С. Аксаковых, Д. А. Валуева. На сцену выступили А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский, которые приняли активное участие в подготовке и проведении кре­стьянской реформы. Видным публицистом и издателем в порефор­менное время стал И. С. Аксаков. Характерно, что славянофильство было явлением исключительно "московской" общественной жизни.

Западничество, как и славянофильство, возникло на рубеже 30—40-х годов XIX в. Оно было представлено "обеими столицами" — Москвой и Петербургом. Московский кружок западников оформил­ся (в спорах со славянофилами) в 1841—1842 гг., в Петербурге же находились немногие представители западничества, и какого-либо сложившегося кружка его единомышленников не существовало.

Современники трактовали западничество очень широко, отно­ся к ним вообще всех, кто противостоял в идейных спорах славяно­филам. В западники наряду с лицами, придерживавшимися весьма умеренных взглядов, такими, как П. А. Анненков, В. П. Боткин, Н. X. Кетчер, В. Ф. Корш, зачислялись также и те, кто придержи­вался радикальных воззрений, — В. Г. Белинский, А. И. Герцен и Н. П. Огарев. Впрочем, Белинский и Герцен в своих спорах со сла­вянофилами сами называли себя "западниками".

По своему социальному происхождению и положению боль­шинство западников, как и славянофилов, относились к дворянской интеллигенции. Западниками были известные профессора Москов­ского университета: историки Т. Н. Грановский и С. М. Соловьев, правоведы М. Н. Катков и К. Д. Кавелин, филолог Ф. И. Буслаев, а также видные писатели — И. И. Панаев, И. С. Тургенев, И. А. Гон­чаров, позднее — Н. А. Некрасов. Западники, в отличие от славяно­филов, по-иному судили о путях развития России. В противопо­ложность славянофилам они доказывали, что Россия хотя и "запо­здала", но идет по тому же пути исторического развития, что и все западноевропейские страны, ратовали за ее европеизацию. В отли­чие от славянофилов они отрицали самодержавную власть монар­ха и выступали за конституционно-монархическую форму правле­ния западноевропейского образца, с ограничением власти монарха, с гарантиями свободы слова, печати, неприкосновенности личности и с введением гласного суда. В этом плане их привлекал парламен­тарный строй Англии и Франции, вплоть до идеализации его неко­торыми западниками. Как и славянофилы, западники выступали за отмену крепостного права сверху, отрицательно относились к само­державно-бюрократической системе николаевского царствования. В противоположность славянофилам, которые признавали примат веры, западники решающее значение отводили разуму. Они высту­пали за самоценность человеческой личности как носителя разума, противопоставляли свою идею свободной личности славянофиль­ской идее корпоративности (или "соборности").

Западники возвеличивали Петра I, который, как они говорили, "спас" Россию. Деятельность Петра I они рассматривали как пер-


вую фазу обновления страны; вторая, по их мнению, должна на­чаться с проведения реформ, которые явятся альтернативой пути революционных потрясений. Профессора истории и права (напри­мер, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин) большое значе­ние придавали роли государственной власти и стали основополож­никами так называемой "государственной школы" в русской историографии. Здесь они основывались на схеме Гегеля, считавшего государство творцом развития человеческого общества.

Свои идеи западники пропагандировали с университетских кафедр, в статьях, печатавшихся в "Московском наблюдателе", "Московских ведомостях", "Отечественных записках", позже в "Рус­ском вестнике" и "Атенее". Большой общественный резонанс име­ли читаемые Т. Н. Грановским в 1843—1851 гг. циклы публичных лекций по западноевропейской истории, в которых он доказывал общность закономерностей исторического процесса России и запад­ноевропейских стран. По словам Герцена, Грановский "историей делал пропаганду". Западники широко использовали московские салоны (Елагиных, Свербеевых, Чаадаева и др.), где они "сража­лись" со славянофилами и куда съезжалась просвещенная элита московского общества, "чтоб посмотреть, кто из матадоров кого от­делает и как отделают его самого". Разгорались жаркие споры. Осо­бенно изощрялся в полемическом задоре и остроумии Герцен. Вы­ступления заранее готовились, писались статьи и трактаты. Это была отдушина в мертвящей обстановке николаевской России. III отделение было хорошо осведомлено о содержании этих споров через своих агентов, аккуратно посещавших салоны.

Несмотря на различия в воззрениях, славянофилы и западни­ки выросли из одного корня. Почти все они принадлежали к наибо­лее образованной части дворянской интеллигенции, являлись круп­ными писателями, учеными, публицистами. Большинство их — вос­питанники Московского университета. Теоретической основой взгля­дов и тех и других была немецкая классическая философия. И тех и других волновали судьбы России, пути ее развития, хотя они понимали их по-разному. "Мы, как двуликий Янус, смотрели в раз­ные стороны, но сердце у нас билось одно", — скажет позднее Герцен.







ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.