Деструктивные механизмы и последствия эскалации конфликта до стадии этнического насилия

Практически во всех современных конфликтологических ис­следованиях отмечается, что в этническом конфликте действует ряд особых факторов, связанных со специфическими деструк­тивными механизмами эскалации насильственного этнического конфликта. Опираясь на предшествующую теоретическую ли­тературу и эмпирические исследования конкретных случаев, Стивен Райан предпринял плодотворную попытку систематизи­ровать процессы, влияющие на динамику поведения этнических групп в конфликте (240). Так как эти механизмы сложным об­разом взаимодействуют между собой, Райан предложил в ана­литических целях разделить их на ряд процессов, каждый из которых способствует формированию у членов, вовлеченных в вооруженное противостояние групп, чувства бескомпромиссно­сти и враждебности. Среди них были выделены следующие: 1) пе­реход к насилию и милитаризация образа жизни, 2) рост внут-ригрупповой сплоченности и этноцентризма, 3) физическое раз­деление этнических групп и установление территориальных границ, 4) психологическое дистанцирование, дегуманизация и формирование «образа врага», 5) санктификация и демониза-ция, 6) «попадание в ловушку» из-за гипертрофирования этни­ческой лояльности, 7) экономическая отсталость и культурная неразвитость, 8) формирование атмосферы фатализма и отчуж­дения. Действие отдельных процессов-составляющих можно об­наружить в любой конкретной ситуации этнического конфлик­та (хотя и с разной степенью интенсивности). В ситуации же насильственного конфликта они присутствуют все. Рассмотрим их содержание более подробно.

2.2.1. Насилие и милитаризация образа жизни

Применение насилия в качестве политического инструмента является главной причиной действия всех других деструктив­ных механизмов этнического конфликта и подпитывает их. Рас­сматривая изменения, которые происходят с вовлеченными в насильственное противоборство этническими группами, конфлик­тологи отмечают, что переход к насилию в межгрупповых отношениях означает, что пройден важный рубеж, после которого про­блема достижения мирного урегулирования резко осложняется.

Переход к вооруженной форме конфликта порождает оче­видную социальную потребность в специалистах по ведению насильственных действий как для защиты безопасности собствен­ной этнической группы, так и для осуществления актов возмез­дия в отношении враждебной стороны. В работах социальных психологов отмечается, что группы обычно выбирают в лидеры людей, которые в данных обстоятельствах выражают преоблада­ющие коллективные чувства и настроения членов групп. Если конфликт предполагает тяжелые формы противоборства, растет вероятность того, что лидерство перейдет к радикальным и во­инствующе настроенным лидерам, которые способны выразить коллективные враждебность и гнев, возглавить «сражающуюся силу группы». Среди членов вовлеченных в насильственный конфликт групп широко распространяются милитаристские на­строения и начинает действовать тенденция превращения этни­ческой группы в «единый военный лагерь», «гарнизон осажден­ной крепости» (224,10).

Как показывают результаты социально-психологических ис­следований конкретных случаев насильственного этноконфликта, чем более милитаризованными становятся этнические группы, тем меньшую толерантность их члены проявляют к выражению умеренных мнений даже в собственной среде. Как известно из истории, даже колоссальный авторитет М. Ганди, основополож­ника идеи ненасильственного сопротивления, так и не смог ос­тановить порочный круг этнического насилия, которым сопро­вождалась освободительная борьба на Индийском субконтиненте после Второй мировой войны (218, 113). Другим следствием милитаризации образа этнической жизни становится рост влия­ния военных, полувоенных и экстремистски настроенных этни­ческих активистов. В свою очередь, это приводит к еще двум важным результатам.

Во-первых, в противостоящих этнических группах могут со­здаваться так называемые самовоспроизводящиеся военные ма­шины. Как известно, самым эффективным путем оправдания существования военного потенциала в собственной общине яв­ляется наличие военной способности на другой стороне. Суще­ствование военной машины у одной группы легитимизирует су­ществование такой же военной машины у другой, и тем самым милитаризация обеих групп консервируется и воспроизводится.

Во-вторых, распространение милитаристских настроений и военизированного образа жизни приводит к снижению порога

групповой толерантности, к диссенсусу в своих рядах, начинают действовать механизмы принуждения членов группы к групповой солидарности, а сфера открытого и свободного дебатирования аль­тернатив группового поведения существенно сокращается.

Такие ситуации являются хорошей питательной средой для распространения идеологий, оправдывающих этническое наси­лие. Как показывают наблюдения, умеренные лидеры каждой из сторон становятся самыми первыми жертвами эскалации насилия. Притягательность военного решения конфликтов со­стоит в том, что оно создает видимость гарантии безопасности для членов своей группы. Однако ценой этого становится рез­кое снижение возможностей для выражения умеренной полити­ческой позиции в своей группе, равно как и рост коллективных опасений в группе-противнике. Таким образом, милитаризация объективно способствует росту межэтнической враждебности, ос­нованной на эмоционально воспринимаемых коллективной не­уверенности и страхе.

2.2.2. Рост впутригрупповой сплоченности и этноцентризма

Распространение милитаризма тесно сопряжено с ростом и гипертрофированным развитием этноцентризма, под которым понимается крайняя степень осознания группой значимости культурных различий и восприятие окружающего мира только через принятые в данной группе культурные стандарты. Интен­сивные коллективные эмоции, сопряженные с насильственным конфликтом, порождают, с одной стороны, конформность по отношению к своим групповым нормам (они воспринимаются без каких-либо критических оценок), а с другой — крайнюю нетерпимость по отношению к нормам и ценностям этниче­ской группы-противника. Культурное дистанцирование и этно­центризм пышным цветом расцветают в ситуациях насильствен­ного этнического конфликта. Преувеличенная коллективная озабоченность внутригрупповой сплоченностью и гипертрофи­рованное осознание культурных различий обусловливают рост враждебности к аутсайдерам и рост и толерантности к тем ин­сайдерам, которые подвергают критике эти гипертрофирован­ные установки. Бернард Шоу назвал этот феномен «риторикой баррикад», в условиях которой индивиду чрезвычайно трудно устоять перед групповым давлением. Результаты ряда социально-психологических исследований свидетельствуют, что, чем более интенсивным становится меж­групповое соперничество, тем сильнее действует тенденция к этноцентризму, и наоборот, чем интенсивнее сотрудничество между группами, тем ниже этноцентризм в каждой из них (2; 77; 78). Другие исследования показали, что уровень внутригруп-повой предубежденности и интенсивность враждебных чувств к аут-группе увеличиваются пропорционально степени угрозы идентичности своей группы, которая исходит от аут-группы (216).

Так как трудно представить себе более интенсивную форму соперничества, чем затяжной насильственный конфликт, то ра­зумно предположить, что такой конфликт способствует разви­тию преувеличенного этноцентризма, по мере того как радикаль­ные лидеры призывают рядовых членов к монолитному единству этнической группы перед лицом внешней угрозы, а несогласных слепо следовать этим призывам клеймят как предателей, оказы­вающих прямую или косвенную поддержку этническому врагу. В свою очередь, конформизм чрезвычайно осложняет задачу кре­ативного мышления и сужает масштаб адекватного восприятия ситуации и принятия конструктивных решений, особенно в пе­риод кризиса.

2.2.3. Физическое разделение групп и установление территориальных границ

Одним из наиболее распространенных последствий насиль­ственного межэтнического конфликта является вынужденное перемещение населения из областей смешанного проживания в те районы, где преобладают члены своей группы. Такие пе­ремещения населения могут быть принудительными «этни­ческими чистками» или же «добровольными» (в том смысле, что вызваны общим чувством страха, а не конкретной пря­мой угрозой). Известно, что на Кипре несколько волн пере­мещения населения в середине 1970-х гг. привели к практичес­ки тотальной сепарации греков-киприотов и турок-киприотов, которые с тех пор проживают в различных частях острова. Ана­логичным образом обстоят дела и в других регионах затяжных этнических конфликтов, например в Ольстере, Палестине, Шри-Ланке и т.п.

Конфликтологи отмечают, что в краткосрочной перспективе физическое разделение воюющих общин может способствовать управлению конфликтом, так как резко (или тотально) сокра-

щается объем межэтнических контактов, в том числе и насиль­ственных. В результате между разделенными сторонами скла­дывается ситуация так называемого негативного мира (мира как просто отсутствия прямого насилия). Как показывает опыт, по­добная тактика может способствовать росту чувства безопасно­сти у людей, поэтому разделение нередко легитимируется через установление разного рода «зеленых линий» и «разделительных коридоров», как это было, например, в Бейруте, Никозии, Па­лестине, Белфасте, в Пригородном районе Северной Осетии, в Таджикистане. Вместе с тем, как отмечает С. Райан, подход по принципу «хорошие заборы делают нас хорошими соседями» имеет и недостатки, прежде всего в долгосрочной перспективе. Физическая сепарация создает серьезные препятствия для жела­ющих строить долгосрочный «позитивный мир» (мир как нечто большее, чем просто отсутствие кровопролития, например мир с элементами сотрудничества) (240, 85—86).

2.2.4. Психологическое дистанцирование, дегуманизация и «образ врага»

Практически все без исключения социально-психологиче­ские и социологические исследования фиксируют в качестве характерной черты насильственного этнического конфликта раз­витие «образа врага» среди конфликтующих групп. С точки зре­ния социальных психологов, возникновение «образа врага» пред­ставляет собой психологическое следствие эскалации межгруп­пового конфликтного взаимодействия, которое сопровождается постепенной регрессией и размыванием дифференцированных когнитивных и эмоциональных моделей восприятия и поведения. В литературе указывается на четыре основных компонента синд­рома «образа врага»: стереотипизацию, дегуманизацию, поиски козла отпущения и снижение эмпатии.

А. Стереотипизация. Формирование групповых стереотипов означает складывание в коллективном восприятии, с одной сто­роны, искаженного представления о качествах, якобы характер­ных для представителей своей или чужой группы (и отличаю­щих их от других групп), а с другой — убеждения в том, что определенный набор характеристик присущ всем членам какой-либо группы. Таким образом, стереотипы помогают людям ви­деть в представителях той или иной группы лишь то, что они хотят увидеть, и не замечать того, что они хотят проигнориро­вать (4). В ходе эскалации конфликта такое огрубленное, черно-белое восприятие социального мира по принципу «разделяй и сравнивай» способствует деинливидуализации образа пред­ставителей аут-групп, созданию коллективного образа «этни­ческого противника», что в свою очередь облегчает процессы поляризации. Эти выводы подтверждаются многочисленны­ми социально-психологическими исследованиями. В одном из них, проведенном в середине 1980-х гг. среди еврейских школьников города Хайфа, было, например, зафиксировано, что подростки наиболее часто ассоциируют с образом палестинцев четыре слова — «похититель людей», «убийца», «террорист» и «преступник» (56). Как ученые, так и журналисты наблюдали многочисленные случаи агрессивного поведения в отношении представителей аут-группы, единственной виной которых была принадлежность к группе этнического противника. Так, сик­хи в Пенджабе заставляли пассажиров-индусов выходить из междугородних автобусов и выборочным образом (каждого п-го) убивали на месте. В Ливане христианские военные патру­ли на контрольно-пропускных пунктах опять-таки выборочным (деиндивидуальным) методом избивали до полусмерти мусуль­ман (100).

Б. Дегуманизация этнического противника образует второй аспект в формирующемся «образе врага». По своей сути дегума­низация означает непризнание человеческого статуса (достоин­ства и других качеств) этнической жертвы. Это происходит либо потому, что члены аут-группы рассматриваются как недочело­веки (субгуманные особи), либо потому, что они якобы «ничем не лучше зверей», либо потому, что они «сумасшедшие, одер­жимые, иррациональные, фанатики». Наиболее отчетливо дегу­манизация проявляется в уничижительных ярлыках, которые навешиваются членам культурных групп, отличающихся от соб­ственной группы: «звери», «нелюди», «шакалы», «гиены», «са­ранча». Такое навешивание ярлыков делает акты этнической аг­рессии более приемлемыми морально, оправдывая насилие в отношении тех, кого «нельзя считать себе подобными». В качестве примера такого типа мышления в литературе приводятся мно­гочисленные результаты антропологических наблюдений. Так, один из протестантов в Белфасте заявлял: «Я отношусь к като­ликам, как к животным, потому что это го, чем они являются». Весьма часто в отношении этнического противника использу­ются ярлыки «все они террористы», «все они фашисты», кото­рые «недостойны жить» и от которых «надо избавить себя и весь цивилизованный мир» (60; 240, 86; 74; 51).

В. Поиски кома отпущения — еше один аспект в синдроме «образ врага». Он представляет собой попытку перенести ответ­ственность за конфликт на другую сторону. Иногда это может быть непосредственный противник, но часто вина возлагается на беззащитную (но видимую) третью этническую группу, кото­рая рассматривается как такая, которая тайно манипулирует конфликтом в собственных целях (теория «скрытой руки» или «злого духа»). Нежелательное развитие событий приписывается злым манипуляторам, «скрытой руке», «врагам-кукловодам» (в зависимости от уровня развития интеллектуальной изощренно­сти это может быть «международный заговор слуг» дьявола, ев­реев, капиталистов, коммунистов или масонов).

Г. Снижение эмпатии. Результатом совокупного действия ука­занных выше процессов становится снижение эмпатии, т.е. че­ловеческого сочувствия и понимания мотивов поведения пред­ставителей другой этнической группы. Совершенные другой сто­роной действия приписываются иным мотивам, чем мотивы тех же действий, совершенных собственной стороной, возникают так называемые зеркальные образы.

Преодоление последствий психологического дистанцирова­ния является одной из наиболее сложных задач постконфликт­ного миростроительства, которая может решаться при помощи стратегии меж культур но го диалога (см. об этом в гл. 9).

2.2.5. Демонизация и санктификация

Эти понятия были введены в научный оборот на основе со­циально-психологических исследований, которые обнаружили связь предельно абстрактных коллективных образов «демона» и «святого» с практикой насильственных этнических конфликтов. Враждебная группа воспринимается как воплощение вселенс­кого зла, а поэтому насилие в отношении ее представителей не только оправданно, но и — более того — необходимо для побе­ды сил добра (с которыми ассоциируется собственная группа). Социальные психологи предлагают отличать эти процессы от дегуманизации (как компонента «образа врага») на том основа­нии, что демонизация и санктификация затрагивают более глу­бокие пласты подсознания (172). Как отмечают антропологи и социальные психологи, их возникновение означает, что этни­ческие конфликты воспринимаются как «священные войны», в которых одна группа поддерживает силы света, а другая — силы тьмы. Так, североирландский конфликт предстает как борьба между «божьим агнцем» (протестантизмом) и «вавилонской блудницей» (католической церковью). Рассуждения о якобы веду­щейся битве с этническим Антихристом и борьбе с темными силами находят параллели и в нехристианских культурах, на­пример, исламский джихад (священная война) или, как в Шри-Ланке, идеология защиты буддизма от угрозы индуистских (тамильских) «демонов с севера» (170; 208). «Чем более эт­нический враг представляется демоном, тем более чистыми вос­принимаем мы сами себя» (208, 52). Излишне говорить, что синдром «демонизации—санктификации» еще больше огра­ничивает способности этнических групп, вовлеченных в эска-лирующий конфликт, к самокритичному восприятию собствен­ных действий и осложняет задачу поиска путей выхода из по­рочного круга этнического насилия и прекращения вооруженного конфликта.

2.2.6. «Попадание в ловушку»

Ситуация «попадания в ловушку» возникает тогда, когда эт­нические лидеры или их последователи расценивают насилие как «единственно возможную» тактику и «не могут помыслить иного» способа конфликтного поведения в отношении других групп. В результате насильственные конфликты могут перейти некий рубеж, когда еще возможно выйти из конфликта (205). Становится чрезвычайно трудно отказаться от этих действий или сменить политику этнической ненависти и вражды, не теряя при этом лица или не нанося ущерба своей позиции (284). От­мечается, что особо коварной формой деструктивного поведе­ния является так называемая ловушка жертвы, когда трудно при­знаться себе в том, что понесенные жертвы были напрасны (28, 19). Жертвы превращаются в ценность, легитимирующую край­ние формы конфликтного поведения. Многочисленные иссле­дования случаев затяжных насильственных конфликтов (в Се­верной Ирландии, на Кипре, в Шри-Ланке, Израиле, Палести­не) фиксируют, что прололжение насилия оправдывается уже не первоначальными причинами конфликта, а понесенными жертвами (чтобы они не оказались напрасными).

2.2.7. Экономическая отсталость и недоразвитие

Затяжной насильственный этноконфликт институционализи­рует экономическую отсталость обеих сторон, так как отвлекает все большие ресурсы из сферы мирной, созидательной эконо-

мики на нужды обеспечения групповой безопасности и нанесе­ния ущерба группе-противнику. Рассматривая в качестве при­меров экономическую разруху и упадок ранее процветавшего Бейрута, финансовой столицы Ближнего Востока, хроническую экономическую отсталость и недоразвитие Северной Ирландии, катастрофические разрушения материальных и культурных цен­ностей в бывшей Югославии и Шри-Ланке, исследователи от­мечают, что порочный круг отсталости и насильственного кон­фликта лишает экономических ресурсов для удовлетворения своих потребностей членов не только этнической группы-жерт­вы, но и доминирующих групп (12, 16). Кроме того, следствием насильственного конфликта является складывание своеобраз­ной экономики войны, которая подпитывает продолжение на­силия, так как полевые командиры, мародеры и коррумпиро­ванные чиновники становятся психологически зависимыми от продолжения конфликта и не способны помыслить удовлетво­рительное экономическое существование в условиях мирной жизни, мирной экономики и законов мирного времени.

2.2.8. Фатализм и отчуждение

Жизнь в условиях затяжного насильственного этнического конфликта приводит к социальному застою и закреплению в массовом сознании психологии негативизма. На массовом уровне распространяется фатализм, коллективные убеждения в том, что практически ничего нельзя сделать, чтобы изменить ситуацию, ибо конструктивные действия и попытки найти выход из по­рочного круга насилия «все равно обречены и не имеют ника­ких шансов на успех». Э. Гидденс характеризует такого рода психологическую адаптацию как «прагматическое принятие не­приемлемой ситуации», когда смыслом жизни людей становит­ся лишь физическое выживание и достижение сиюминутных, кратковременных выгод, ибо существует слишком мало надеж­ды на то, что могут произойти какие-либо существенные, дол­госрочные улучшения ситуации (116; 135). Компонентом этого синдрома также становится почти тотальное социально-поли­тическое отчуждение людей, что находит выражение в широко распространенном недовольстве лидерами, мнении о бессмыс­ленности или непостижимости проводимой элитами политики и принятых правил политической игры, чувстве отстраненности от какого-либо участия в принятии решений — иными словами, в социальной беспомощности и бессилии что-либо изменить к лучшему (131).

В работах современных конфликтологов подчеркивается, что любая деятельность по урегулированию насильственных этно-конфликтов и постконфликтному миростроительству должна учитывать рассмотренные выше социально-психологические, со­циально-экономические и социально-политические синдромы и деструктивные механизмы насильственного конфликта (под­робнее см. в гл. 9).

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: