Модели этносоциальной стратификации

Этносоциальная стратификация может выражать как иерар­хические связи между группами (т.е. складывающиеся по вер­тикали отношения господства—подчинения), так и социальную дистанцию, образующуюся между людьми по горизонтали. В свя­зи с этим в работах этнополитических конфликтологов прово­дится аналитическое различение между двумя основными типа­ми этносоциальной стратификации — вертикальным и горизон­тальным. Ученые предлагают разные названия для этих типов: Д. Ротшильд выделяет вертикальную иерархию и параллельную сегментацию (236), М. Эзман — стратификацию и сегментацию (87; 88), Д. Горовиц говорит о ранжированных и неражирован-ных этносоциальных системах (151).

При вертикальном типе этносоциальной стратификации (на­зываемом также вертикальной иерархией, стратификационным типом отношений, ранжированными этносоциальными систе­мами) на этнические разделения (группы этнического большин­ства А и группы этнического меньшинства Б) наслаиваются раз­деления по неэтническим основаниям, социальные (по власти, престижу и богатству), и между ними устанавливается жесткое соответствие.

Для горизонтального типа этносоциальной стратификации (называемого также параллельной сегментацией, сегментацион-ным типом отношений, неранжированными этническими сис­темами) характерно горизонтальное пересечение этнических и неэтнических разделений, при котором отсутствует какая-либо жесткая заданность между этнической принадлежностью инди­вида и его возможностью занять какую-либо статусную пози­цию. Сравнение этих двух типов этносоциальной стратифика­ции представлено на рис. 3.

Как видим, в системах вертикального типа (отношения вер­тикальной иерархии) все наиболее высокие статусные пози­ции закрепляются за представителями этнической группы А, в то время как представители этнической группы В в принципе, допускаются только к низкостатусным и среднестатусным по­зициям. Очевидно, что ранжированные системы могут быть основаны только на принципе открытого политического доми­нирования одной из этнических групп. Иными словами, доми­нирующая этническая группа контролирует основную долю вла­сти, богатства и престижа и распределяет их в интересах своей коллективной выгоды, низводя других до подчиненною полоРис. 3. Вертикальный (I) и горизонтальный (II) типы этносоциальной

стратификации (ранжированные и неранжированные

этносоциальные системы)

жения. К этому типу относят, например, кастовую систему, существовавшую в Индии до реформ Д. Неру, а также систему апартеида, существовавшую в Южной Африке до начала 1990-х гг. Как отмечает Д. Горовии, в ранжированных системах возмож­ности социальной мобильности ограничены групповой идентич­ностью. «В таких системах политический, экономический и со­циальный статус имеет тенденцию становиться кумулятивным, так что члены [одной] группы одновременно занимают подчи­ненное положение по каждому из этих параметров по отноше­нию к членам [другой] группы. Межгрупповые отношения со­вершенно четко можно понять как отношения господствующе­го и подчиненного статусов» (151, 22).

Неранжированные системы (отношения параллельной сег­ментации) характеризуются тем, что каждая из этнических групп включает полный набор социальных ролей и акторов (напри­мер, политические элиты, предприниматели, менеджеры, про­фессионалы, а также рабочие, крестьяне-фермеры и мало­имущие). Каждая из этнических групп внутренне стратифици­рована по социально-экономическим критериям, а также по политическому признаку. У каждой группы есть собственная по­литическая элита, которая воспринимается как легитимный пред­ставитель интересов данной этнической группы в отношениях с политической элитой другой группы, причем элиты обеих этни­ческих групп конкурируют друг с другом за доступ к властным позициям в объединяющей обе группы социальной и полити-

ческой системе. Как отмечает Д. Горовиц, «в неранжированных системах параллельные этнические группы сосуществуют, при­чем каждая из них является внутренне стратифицированной» (151, 23). В отличие от ранжированных этнических групп, кото­рые являются компонентами единого общества, параллельные группы представляют собой, по сути, зарождающиеся (в терми­нологии Д. Горовица incipient societies) целостные общества и часто даже имеют прошлую историю существования в качестве более или менее автономных целостных обществ.

Для характеристики тех неранжированных систем этносоци­альной стратификации, в которых группы четко отграничены друг от друга и каждая из них представлена своей политической организацией, в литературе используется понятие «глубоко раз­деленные общества» (deeply divided societies). Их отличительной чертой является наличие множества пронизывающих всю соци­альную систему разделений по признаку идентичности. Группы считаются сегментами общества, если они замыкаются на ос­новных видах деятельности — образовании, отстаивании трудо­вых интересов, культурной активности, потреблении информа­ции, политике. Общества, в которых эти сегменты сосуществу­ют, но не смешиваются, называют глубоко разделенными (или плюралистическими).

Д. Горовиц указывает, что в разделенных обществах этничес­кие аффилиации отличаются мощным, глубоко эмоциональным и всеобъемлющим характером (151, 12). Если степень развития неэтнических (добровольных) организаций, объединяющих своих членов по достигнутому статусу, значительно уступает степени развития организаций, объединяющих своих членов по припи­санному (этническому) признаку, гражданское общество неспо­собно успешно нейтрализовать конфликтогенное влияние эт­нического раскола на политику.

А. Рабушка и К. Шепсли в своей работе «Политика в плю­ральных обществах: Теория нестабильности демократии» пред­ложили сохраняющую значение и по сей день типологию поли-этничных обществ, которая основана на структуре этнических разделений и властных отношений (225). Следуя за их анали­зом, современные ученые различают четыре типа разделенных обществ:

1. Фрагментированный тип. при котором в обществе суще­ствует более четырех крупных политически мобилизованных этнических групп, ни одна из которых не является явно доми­нирующей (например. Афганистан. Индия, Нигерия, Заир). 2. Сбалансированный тип, в котором присутствует четыре или менее четко различимые идентичностные группы. Такие систе­мы могут быть либо биполярными (Кипр, Северная Ирландия, Бельгия), либо мультиполярными (Босния).

3. Системы доминирования меньшинства, в которых монопо­лией на власть пользуется численное меньшинство, лишающее значительное большинство иноэтничного или иноконфессио-нального населения доступа к политической системе (напри­мер, Руанда, Бурунди, Ирак (при режиме С. Хусейна), Сирия, а также общины белых в Родезии и Южной Африке (до падения режима апартеида)). К этому же типу иногда относят некоторые государства Латинской Америки, такие, как Гватемала, Гаити, Перу, в которых белое меньшинство (местицо) доминирует над коренными этническими группами.

4. Системы доминирования большинства, где численно преоб­ладающая группа доминирует над этническими меньшинства­ми. Это самый распространенный в современном мире тип раз­деленных обществ (например, США, Франция, Испания, Ита­лия, Канада, Израиль, Латвия, Эстония, Хорватия, Россия, Шри-Ланка и др.) (254, 15—16).

Так как конфигурации, которые принимает конфликт, на­прямую зависят от первоначального распределения ресурсов, статуса и власти между группами, учет различий между верти­кальным и горизонтальным типами этносоциальной стратифи­кации очень важен при анализе этнополитического конфликта. В связи с этим в литературе обращается внимание на ряд обсто­ятельств.

Во-первых, очевидно, что в полиэтничных системах с разным типом этносоциальной стратификации действуют разные по своей природе ко нфл и кто генные факторы, которые определяют форму проявления и характер протекания этнополитического конфликта. Так как в ранжированных системах границы этни­ческих групп в значительной степени налагаются на границы социально-классовых различий в обществе, в основе полити­ческих споров между группами лежат отношения господства-подчинения. Соответственно этнический конфликт в таких си­стемах приобретает окраску социально-классового конфликта, а основной формой политического насилия становится соци­альная революция (81; 151). В своей работе Горовиц ссылается на страноведческие исследования, которые показывают, что, например, революционный характер смены политического ре­жима в постколониальной Руанде в 1959 г. и в Занзибаре в 1964 г. объясняется тем, что в обоих случаях новые режимы выросли

из ранжированных систем этнического господства и подчине­ния (151). В неранжированных системах, напротив, этнический конфликт проявляется в чистом виде, не камуфлируясь в соци­ально-классовые одеяния. Это связано с тем, что цели конф­ликтующих сторон принципиально иные. Так как с социальной точки зрения неранжированные системы представляют собой по сути расщепление единого политического сообщества на два параллельных этнических общества, поведение конфликтующих этнических групп сходно с поведением государств в междуна­родной системе. Отношения политических акторов, особенно элит, напоминают международную дипломатию: этнические лидеры заключают пакты и другие договоры, вступают в союзы и коалиции. В основе политического спора между этническими группами лежат проблемы не столько господства—подчинения, сколько группового включения—исключения, т.е. различия меж­ду этническими группами в доступе к политической системе и в распределении долей участия в политической власти. В случае непримиримости сторон политическим требованием исключен­ной группы становится сецессия и образование самостоятель­ного государства. Тот факт, что в неранжированных системах каждая из этнических групп обладает полным набором соци­альных ролей и позиций, дает основания выделяющейся группе надеяться на жизнеспособность независимого государства в слу­чае, если оно будет создано. Поэтому в отличие от ранжирован­ных систем типичной формой политического насилия в неран­жированных системах является не социальная революция, а эт­ническая гражданская война.

Во-вторых, сточки зрения Горовица, важным политическим последствием горизонтального типа этносоциальной стратифи­кации является особое значение, которое в неранжированных системах приобретают межгруиповые споры о политическом статусе. Если в ранжированных системах неравенство в распре­делении власти, богатства и статуса между этническими госпо­дами и этническими подчиненными открыто признается и под­держивается всей нормативной системой общества, его институ­тами и санкциями, то в неранжированных системах в принципе отсутствует четкое политико-правовое (институциональное) зак­репление группового статуса. В результате межгрупповые срав­нения неизбежно приобретают гораздо большую значимость и становятся источником групповой неуверенности в относитель­ном превосходстве своего статуса над статусом других групп. Поэтому в неранжированных системах колоссальную роль иг­рает конкуренция этнических групп за контроль над основным политическим институтом — государством (и его символами), которое выступает не только как источник ресурсов, но и как средство для подтверждения группового политического статуса. В иерархично ранжированных системах межэтнические отно­шения, по мнению Д. Горовица, менее конкурентны (хотя и не менее сложны политически), так как количество социальных позиций, оспариваемых представителями разных этнических групп, меньше.

В-третьих, важной особенностью этнических конфликтов в неранжированных системах является их способность весьма эффективно сдерживать проявления классового конфликта. Так как социальные классы включают представителей разных этни­ческих групп, наблюдается тенденция к снижению остроты клас­совых противоречий. Это связано с тем, что развертывание клас­сового конфликта не только требует создания межэтнических коалиций внутри одного и того же класса (например, предпри­нимателей или наемных работников), но и вызывает антагони­стические расколы внутри одной и той же этнической группы, причем оба этих процесса отвлекают людей от этнической со­лидарности, которая обусловливается логикой мобилизованно­го этнического соперничества.

Следует заметить, что два типа этносоциальной стратифика­ции, рассмотренные выше, представляют собой аналитические абстракции, так называемые идеальные типы. Хотя можно об­наружить примеры существования каждого из этих типов в ис­тории, в реальной действительности современных государств в чистом виде нельзя найти примеров ни строго вертикальной, ни строго горизонтальной модели этносоциальной стратификации. Горовиц справедливо замечает, что современные неранжирован-ные системы часто приобретают элементы ранжированности: хотя по большинству измерений этнические группы сосуществу­ют как почти автономные общества, по ряду измерений они все же остаются взаимозависимыми частями единого полиэтниче­ского сообщества. Равным образом очевидно, что в современ­ном мире уже не осталось и чисто ранжированных систем. Хотя функциональная интеграция ранжированных групп в единое об­щество более жесткая, чем в неранжированных системах, тем не менее даже в ранжированных системах существуют области эт­нической автономии. Иными словами, ни один из типов систем не является чистым, оба они обычно находятся в процессе из­менения.

Как правило, современные общества представляют собой функциональную смесь из обеих моделей, в них в той или иной

степени присутствуют элементы как сегментации, так и страти­фикации. Очевидно, что сам факт того, что в неранжированных системах каждая этническая группа обладает полным набором социальных статусов, вовсе не означает, что каждая социальная ролевая позиция равномерно заполнена членами обеих этни­ческих групп. В реальной действительности представители групп большинства и меньшинства, как правило, неравномерно зани­мают те или иные позиции, причем одна из групп не абсолют­но, а лишь относительно преобладает на высокостатусных по­зициях, а другая — на низкостатусных. Элита одной группы шире, чем другой, так как социальная мобильность одной группы, как правило, выше, чем другой.

Весьма удачная попытка построить аналитическую модель не идеального, а реального типа этносоциальной стратификации современных обществ была предпринята Дж. Ротшильдом в его работе «Этнополитика». Он предложил выделить еще одну — не идеально типичную, а реальную — модель этносоциальной стра­тификации, которую он назвал смешанной, или «перекрестно-сетчатой моделью» (рис. 4).

Рис. 4. Сравнение вертикальной (I) и перекрестно-сетчатой (II) моделей этносоциальной стратификации

Смешанный (перекрестно-сетчатый) тип этносоциальной стратификации характеризуется неравномерным наложением (перекрещиванием) сетки этнических групп и социальных клас­сов. Каждая этническая группа обладает широким набором со­циальных статусов. Вместе с тем модель распределения статусов между этническими группами отнюдь не носит случайного ха­рактера и не является ни симметричной, ни эгалитарной. Хотя у каждой этнической группы существует широкий спектр эко­номических функций и каждый экономический сектор органично включает членов разных этнических групп, тем не менее суще­ствует определенная доля недопредставленности и перепредстав­ленности групп А и В внутри экономических классов и класте­ров политической власти. Члены группы А (этнического боль­шинства) относительно преобладают на высокостатусных позициях, а члены группы В (этнического меньшинства) — на низкостатусных позициях. При этом ассимиляция этнического меньшинства не является аксиомой, как не является аксиомой и наличие взаимных этнокультурных симпатий.

Для большинства современных полиэтничных стран, в том числе для всех без исключения развитых стран, характерна имен­но перекрестно-сетчатая модель этносоциальной стратификации. На схеме 4 представлено сравнение идеального типа вертикаль­ной этносоциальной стратификации с реально существующим типом перекрестно-сетчатой этносоциальной стратификации, при которой реально существующее социальное и политическое нера­венство становится важным фактором межэтнических отноше­ний.

Одним из значительных индикаторов равенства или неравен­ства этнических групп как в существующих институтах, так и в представлениях людей является участие во власти (131, 105). Результаты этнополитических социологических исследований на российском материале свидетельствуют, что участие во власти — проблемная ситуация, воспринимающаяся как дискриминация русскими в республиках, а представителями нерусских народов — в федеральном центре. Так, недопредставленностью в федераль­ных органах власти аргументируется другое неравенство — до­минирование во властных структурах республик в составе РФ представителей национальностей, дающих название этим рес­публикам.

Так, в работах отечественных ученых отмечается, что распад СССР, а затем суверенизация республик в составе России с на­чала 1990-х гг. коренным образом изменили в них состав руко­водства. Заботясь о сохранении этнонаиии, родного языка, о поддержке и развитии национальной культуры, быта, традиций, этническая элита фактически узурпировала там власть (131, 109). В Республике Саха (Якутия) при 37% якутов в республике в правительственных структурах их было более 69% (23, 129). Ана­логичные процессы имели место и в других республиках. Так. в Государственном совете Республики Татарстан во второй поло-

вине 1990-х гг. из 123 депутатов русские составляли 22%. Между тем в республике их проживает 43% общего числа населения. Из 52 глав администраций только 9 русские, а 43 человека — татары, в том числе из 10 глав администраций городов респуб­ликанского подчинения только один русский (131, 110). В Па­лате представителей Госсобрания Башкортостана башкиры со­ставляли 41,1% депутатов, в Законодательной палате — 55,2%, при том что в составе населения башкир было 22% (25, 35—36). В последние годы существенные изменения претерпело этни­ческое представительство в Туве. Там доля депутатов-нетувин­цев в Верховном хурале (парламенте) Республики Тува в 1996 г. составляла лишь 12%, тогда как в Верховном Совете республи­ки последнего созыва в 1993 г. их было 40%. В том же году доля русскоязычных среди сотрудников государственного аппарата управления в Туве оценивается примерно в 15—18% при общей численности русских в Туве 32% (8, 32).

Конкретные социологические исследования показывают, что русские в подавляющем большинстве республик РФ не потеря­ли в должностях. Но их социальная мобильность и продвиже­ние ниже, чем так называемого титульного населения (47, 14). Попытки демократизации не устранили, а скорее обнажили эту проблему для обсуждений.

В полиэтничных сообществах с перекрестно-сетчатым типом этносоциальной стратификации наличие общих референтных ценностных ориентации (например, в равной степени ценимые представителями разных этнических групп статусные позиции, на достижение которых они ориентированы в своей восходя­щей социальной мобильности) способствует возникновению межгрупповой конкуренции, которая может стать важным ис­точником этноконфликта. Исследования, проведенные на ма­териале индустриально развитых стран мира, подтверждают эти положения. На материале национальных отношений в России фундаментальный вклад в изучение конфликтологи­ческих последствий различий в позициях этнических групп в социальной иерархии и проблем социального неравенства (в том числе и этнического) внесли работы отечественных этно-социологов школы Юрия Арутюняна. Начиная с 1970-х гг. еще в СССР, проводились лонгитюдные репрезентативные социо­логические исследования на материале различных этнических групп по программе «Оптимизация социально-культурных ус­ловий сближения наций» (ОСУ). Исследуя национальную про­блематику, этносоциологи выяснили степень «сближения». В отличие от примитивно идеологизированной официальной трак­товки сближения чаще как «дружбы народов» научная трактов­ка рассматривала сближение наций как процесс увеличения сход­ства в их социальной структуре и появления общих норм и цен­ностей. На основе анализа конкретного материала по Эстонии, Молдове, Грузии, РСФСР и Узбекистану этносоциологи пока­зали, что сходство в социальных параметрах контактирующих этнических групп, особенно движение к такому сходству, дале­ко не всегда ведет к улучшению межэтнических отношений, ибо возникает конкурентная ситуация между ними, и она не может не быть напряженной (133. 378, 432; 12, 120, 135; 13, 3— 4; 43). Наиболее крупный вклад в этносоциологическое изуче­ние влияния старых и новых этнических неравенств на процес­сы дифференциации и интеграции в постсоветском российском обществе внесли работы группы социологов под руководством Л. Дробижевой, последовательницы школы Ю.В. Арутюняна (131; 132; 47).

В СССР наиболее значимые социальные изменения, меняв­шие статусные позиции народов, дававших названия союзным республикам, произошли в 1970-е — начале 1980-х гг., а у народов бывших автономных республик — со второй половины 1970-х и к концу 1980-х гг. В 1960-е гг. 4, а в конце 1970-х гг. 9 наций из 14, дававших названия союзным республикам (кроме РСФСР), по доле специалистов с высшим образованием сравнялись с рус­скими. К концу 1980-х гг. и 11 из 21 народа автономий по этому показателю сравнялись с русскими в республиках. Уже с конца 1980-х гг. во многих российских республиках стал наблюдаться переизбыток дипломированных специалистов, особенно в тех из них, где он имел место и среди титульных национально­стей, и среди русских: Саха (Якутия), Северная Осетия—Ала­ния, Адыгея, Бурятия, Кабардино-Балкария. Хакасия. В мень­шей мере этот процесс охватил Карелию, Коми, Удмуртию. (98). Так что новая Россия унаследовала, с одной стороны, динамично развивающиеся народы (не случайно, идеи наци­онального возрождения в 1989—1991 гг. возникли не только в союзных республиках, но и в автономиях в составе РСФСР). а с другой — глубокие различия между ними. Дифференциа­ция людей разных национальностей наиболее сильной была на высших ступенях социальной лестницы. Именно эти сту­пени определяли доступ к собственности, власти, повышали престиж. Подоле работников высококвалифицированного ум­ственного труда коэффициент вариации между титульными на-

циональностями республик составлял по результатам переписи 1989 г. 33%, по доле рабочих средней и низшей квалификаций — 17-18%. (47, 48).

Этносоциальная проблема современной России, доставшая­ся в наследство еще от советского времени, — преодоление со­циальных несоответствий русского и нерусского населения рес­публик в составе РФ. По результатам исследований этносоцио-логов в целом у русских с российскими народами в республиках прослеживаются две модели взаимодействия. Одна— ее услов­но можно назвать сегрегационной — неравное положение нацио­нальностей в отраслевой структуре занятости. Например, в Рес­публике Саха (Якутия) якуты в наибольшей мере представлены в сферах управления, здравоохранения, просвещения, науки, культуры и искусства. Русские же заняты преимущественно в сфере индустрии, добывающей промышленности, имеют зна­чительно большую долю рабочих и меньшую — управленцев. При сегрегационной модели, с одной стороны, этнические груп­пы занимают «свои ниши», взаимно дополняют друг друга и заинтересованы во взаимодействии, но с другой — различия в отраслевой структуре занятости связаны с неравенством в оп­лате и условиях труда, получении пособий, материальных благ и в престиже, доступе к власти, и в этом отношении соци­альная дистанция между этническими группами увеличивает­ся. Другая модель межэтнического взаимодействия — конкури­рующая, когда у титульных народов республик и русских бо­лее-менее сходная структура занятости. Например, в Татарстане, за исключением преобладания специалистов-татар в сельско­хозяйственном производстве, в других сферах деятельности на­блюдается сходство структур занятости с русскими. Очевидно, что и в случае этой модели ее конфликтологические послед­ствия неоднозначны. С одной стороны, сходство структур за­нятости усиливает конкуренцию этнических групп за одни и те же социальные ниши, но с другой — в социальной сфере люди разных национальностей переживают общие трудности и радо­сти, могут лучше понять друг друга, а потому не исключено, что конкурирующая модель оказывается нередко более перспектив­ной и позитивной (47, 49—51).

Для более адекватной оценки перспектив межэтнических от­ношений имеет значение фокусирование внимания на характе­ре динамики социального взаимодействия. В современных ус­ловиях Российской Федерации этносоциологи выявили три типа социальной динамики взаимодействия групп в республиках. Первый — этнические группы имеют сходную динамику (па­раллельное развитие). Примеры такого типа— Татарстан, Ады­гея, Горный Алтай, Хакасия, Карачаево-Черкесия. Второй тип — группа, дающая название республике, значительно опережает русских по темпам роста численности занятых в сфере высоко­квалифицированного труда (опережающееразвитие). Примеры — Саха (Якутия), Бурятия, возможно, Калмыкия. И третий тип, — условно говоря, догоняющее развитие. Пример — Башкортостан, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карелия, Мордовия, Тува, Уд­муртия, Чувашия, до 1990-х гг. — Чечено-Ингушетия (131, 28— 37). Очевидно, что неоднотипность статусного взаимодействия требует и разнообразия публичной политики в республиках и регионах, направленной на конструктивное регулирование эт­нической напряженности (47, 15).

Возвращаясь к более общему уровню рассмотрения конф­ликтологических проблем, обусловленных типом этносоци­альной стратификации, следует отметить, что характерной чертой сетчатой модели этносоциальной стратификации яв­ляется интенсивная межэтническая конкуренция за опреде­ленные блага (например, образование, ресурсы, экономичес­кие возможности), которые в равной степени ценятся всеми этническими группами и не воспринимаются как жестко зак­репленные за одной из них. В условиях острой межэтничес­кой конкуренции за ограниченные престижные ниши субъек­тивные компоненты этнического конфликта (негативные сте­реотипы и страхи) могут обретать особую остроту. Этнические группы, которые обнаруживают свою непропорционально высокую представленность в низкостатусных социально-эко­номических стратах, обычно приходят к выводу, что вся сис­тема структурирована не в их пользу. В результате часто возникает недовольство качеством отношений с доминирующей группой.

Достоинство представленной Ротшильдом сетчатой модели состоит в том, что она весьма ярко демонстрирует, что модели вертикальной и горизонтальной стратификации являются всего лишь идеальными типами, переменными для анализа контекста этнополитического конфликта в современных полиэтничных сообществах. Для современных полиэтничных систем на самом деле характерна диагональная асимметричность этносоциальной структуры и подвижность границ между этническими и неэтни­ческими (т.е. по отношению к классу, статусу, престижу, влас­ти) делениями, а следовательно, и острый этнический конф-

ликт из-за этих границ. Теоретически даже в полиэтничном об­ществе распределение экономических благ, социального стату­са и политической власти может быть этнически нейтрально. Фактически же при распределении ресурсов, которым занима­ется современное государство, везде наблюдается перекос по эт­ническим критериям. И именно эти асимметричные корреля­ции трансформируют этничность из факта культуры в факт по­литики, делают ее воспринимаемым предметом политических споров и конфликтов.

По мнению Дж. Ротшильда, в современных условиях источ­ником этнополитического конфликта является не примордиаль-ная культурная приверженность сама по себе (чья религия или чей язык лучше), а воспринимаемое этническое неравенство по доступу и по обладанию экономическими, образовательными, политическими, административными и социальными ресурсами, что и порождает борьбу этнических групп за политическое доми­нирование в государстве. Благодаря современным СМИ этничес­кие группы хорошо информированы о существующем неравенстве в распределении ресурсов и в статусе. Положение высо­костатусных групп становится референтной планкой для низко­статусных. Этнические меньшинства сравнивают свое современ­ное социально-экономическое и политическое положение не с тем, которое та или иная группа имела исторически (т.е. не с положением своих дедов и прадедов), а с современным положе­нием группы этнического большинства. При этом, вместо того чтобы радоваться успехам и прогрессу, которых группа все-таки достигла, представители этнических меньшинств выражают за­висть и недовольство все еще сохраняющимся разрывом в ста­тусе по сравнению с группой этнического большинства. Не вы­зывает удивления и естественность реакции на это со стороны этнического большинства. Высокостатусная этническая группа видит угрозу своему доминированию со стороны развивающих­ся меньшинств, а потому может стать столь же воинствующей, как и низкостатусная этническая группа, борющаяся за прекра­щение своего подчинения. Типичным содержанием политичес­ких споров этнического большинства и этнического меньшин­ства становятся различия в оценках достигнутого. Группы этни­ческого большинства утверждают, что их привилегированный политический статус и высокие экономические позиции явля­ются результатом их доблести и достижений, которые надо за­щищать от нападок этнических паразитов. Группы этнических меньшинств, в свою очередь, указывают на исторические корни этнического неравенства возможностей, а следовательно, и рас­пределения ресурсов и доступа к политической власти, что по­зволяет большинству эксплуатировать меньшинства.

Таким образом, заслуга Дж. Ротшильда заключается в том, что он впервые обратил внимание на политическую связь этни­ческой дифференциации с другими линиями стратификации в полиэтничном обществе. Хотя современные развитые общества имеют тенденцию расщеплять этническую идентичность инди­вида, тем не менее они не могут низвести политическую силу этничности до нуля. По мнению Ротшильда, этничность не при-мордиальна, но и не полностью инструментальна. Нельзя катего­рически утверждать ни того, что этнически структурированные общества полностью независимы от его социально-экономичес­ких структур, ни того, что этнические отношения и этноконфлик-ты нередко камуфлируют социально-экономические отношения. Напротив, любые объяснения групповых явлений и требований на основе лишь одной (этнической или социально-классовой) линии идентификации и кливиджа искажают суть дела. Совре­менные общества характеризуются наличием нескольких нала­гающихся друг на друга моделей стратификации и разделения, и задача ученых — выявить взаимосвязи между ними, а не иде­ологизировать одну из них.

Проведенные Т. Гурром и его коллегами сравнительные мак­рополитические исследования этнического конфликта в после­военном мире подтвердили справедливость теоретических по­ложений Дж. Ротшильда и Д. Горовица о том, что характерным источником этнического конфликта в большинстве современ­ных обществ являются сохраняющиеся неравенство и группо­вая дискриминация этнически и культурно различающихся групп. При этом Гурр различает экономическую и политическую формы дискриминации этнических групп. Группы этнических мень­шинств подвергаются экономической дискриминации в той мере, в какой их членов систематически лишают доступа к желаемым экономическим благам, условиям или позициям, которые от­крыты для групп этнического большинства. Политическая дис­криминация означает, что члены групп этнического меньшин­ства систематически ограничиваются в возможностях пользо­ваться своими политическими правами или в своем доступе к высокостатусным позициям по сравнению с другими группами в обществе. В своем исследовании Гурр использовал индикато­ры недопредставленности этнических групп во властных струк­турах, а также фактического ограничения политического уча-

стия меньшинств вследствие исторической или современной практики исключения. В результате было обнаружено, во-пер­вых, наличие связи между политической и экономической непривилегированностью групп этнических меньшинств; во-вто­рых, роль этнокультурных различий как факторов политичес­кой и экономической непривилегированности и, в-третьих, роль этнической дискриминации как фактора сохраняющихся поли­тических и экономических различий между этническими груп­пами (125, 2).

Исследования Гурра показали, что, хотя во многих совре­менных полиэтничных сообществах устранены некоторые виды этнической дискриминации, попытки смягчить социально-эко­номическое недовольство этнических групп путем законодатель­ного закрепления формального равенства политических и эко­номических возможностей их представителей и стимулирова­ния дискурса межэтнической толерантности и сотрудничества практически везде наталкивались на значительную социальную инерцию. В большинстве современных развитых стран процесс изменения действующих моделей распределения власти и ме­роприятия по росту материального благосостояния групп этни­ческих меньшинств осуществляются очень медленно и болез­ненно. Как показывает опыт континентальных стран Западной Европы, как правило, этот процесс неизменно сопровождается растущей этнической напряженностью вплоть до массовых эк­сцессов этнорасизма, которые политики и отдельные структуры гражданского общества стран, возомнивших себя «цивилизован­ными», пытаются затушевать при помощи малоэффективных сак­ральных заклинаний вербальной политкорректное™. В качестве основных источников этой социальной инерции Гурр выделяет, с одной стороны, устойчивые предпочтения большинства этни­ческих меньшинств сохранять особую культурную идентичность даже по мере улучшения культурного и политического статуса, а с другой — сопротивление привилегированных этнических групп снижению своих позиций и привилегий. В результате в конце XX в. почти все полиэтничные государства Западной Ев­ропы и Северной Америки стали ареной острых межэтнических споров, в которых выдвигаемые доминирующими группами принципы нациестроительства и ассимиляции или интеграции соперничают с идеями защиты автономии и мультикультура-лизма, которые преобладают среди подчиненных групп мень­шинств (125, 37).

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Этнополитические конфликты — олна из форм взаимодей­ствия субъектов этнической политики. При изучении внутри­политического контекста внимание конфликтологов сосредото­чено на тех моделях этнической политики, которые влияют на характер и проявления развертывания конфликтов. В связи с этим наибольший интерес представляют процессы и факторы политической мобилизации этничности, а также механизмы внут-риэтнической конкуренции элитных групп.

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: