ОСНОВНЫЕ ПАРАМЕТРЫ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ А.С. МАКАРЕНКО

Воспитательное содержание общения учителя с ребенком можно рассматривать на разных уровнях. Например, на уровне конкретного действия (поведения) — тогда соответственно будут рассматриваться интонации, жесты, позы, мимика педагога. И то же общение можно рассматривать на уровне межличностных отношений — тогда в поле зрения попадают те или иные закономерности формирования, протекания и развития взаимоотношений. Но эти два результата рассмотрения связаны между собой — взаимоотношения определяют и реализуются в конкретном поведении.

Макаренко писал: «Технику можно вывести только из опыта» («Педагогическая поэма», ч. 3, гл. 10, стр. 150*). Чем шире опыт, тем богаче и точнее выводимые из него обобщения. Поэтому целесообразно использовать не только личный, но и опыт других учителей, не только опыт современный, но и опыт предшествующих поколений, если он зафиксирован тем или иным способом-Самым распространенным и доступным способом фиксации является словесно-литературный. Но интонации, жесты, позЫ, мимика поведения обозначаются словом только с неконкретной точностью, что восполняется субъективными представлениями читателя, возникающими при восприятии словесного строя литературного произведения. Поэтому субъективные представления являются спорным материалом для изучения педагогической техники интонаций, жестов, позы, мимики.

* Здесь и далее везде ссылки даются по собранию сочинений А.С. Макаренко [ти томах, 6-ка «Огонек» 1971; 1 т. - части 1 и 2, 2 т. - часть 3.

Зато словом можно с большей точностью определить сложившуюся ситуацию, содержание происходившей деятельности, последовательность целей, преследуемых в общении, и полученный результат, по которым достаточно объективно можно судить о протекавших взаимоотношениях. Поэтому воспитательную стратегию А.С. Макаренко, отраженную в «Педагогической поэме», МЫ будем рассматривать на уровне межличностных отношений в процессе общения.

После принятия полуразрушенной колонии А.С. Макаренко с небольшим педагогическим коллективом готовится к встрече первых колонистов.

С момента прибытия воспитанников в колонию возникает следующая ситуация:

«В первые дни они <...> просто не замечали нас. К вечеру они свободно

уходили из колонии и возвращались утром, сдержанно улыбаясь, навстречу

моему проникновенному соцвосовскому выговору...

Екатерина Григорьевна, серьезно улыбаясь, хмурила брови:

— Не знаю, Антон Семенович, серьезно, не знаю... Может быть, нужно просто уехать... Я не знаю, какой тон здесь возможен...» (ч. 1, гл. 2, стр. 13).

Меры, принимаемые А.С. Макаренко, не приносили результата. Как выйти из создавшегося положения, Макаренко не знал. «В одно зимнее утро я предложил Задорову пойти нарубить дров для кухни. Услышал обычный задорно-веселый ответ:

В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке. Ударил сильно, он не удержался на ногах и повалился на печку. Я ударил второй раз, схватил его за шиворот, приподнял и ударил в третий раз.

Я вдруг увидел, что он страшно испугался. Бледный, с трясущимися руками поспешил надеть фуражку, потом снял ее и снова надел. <...>

Я обернулся к ним и постучал <...> по спинке кровати:

— Или всем немедленно отправляться в лес, на работу, или убираться из колонии к чертовой матери!

После этого колонисты получали инструменты.

«У меня мелькнула мысль, что лучше в этот день не рубить лес — не давать воспитанникам топоров в руки, но было уже поздно: они получили все, что им полагалось. Все равно. Я был готов на все...

К моему удивлению, все прошло прекрасно. Я проработал с ребятами до обеда. Мы рубили в лесу кривые сосенки. Ребята в общем хмурились, но свежий морозный воздух, красивый лес, убранный огромными шапками снега, Дружное участие пилы и топора сделали свое дело.

Впервые мы смущенно закурили из моего запаса махорки и, пуская дым к верхушке сосен, Задоров вдруг разразился смехом:

Приятно было видеть его смеющуюся румяную рожу, и я не мог не ответить ему улыбкой:., — Что здорово? Работа?

— Работа само собой. Нет, а вот как вы меня съездили!

Задоров был большой и сильный юноша, и смеяться ему, конечно, был₀уместно. Я и то удивляюсь, как я решился тронуть такого богатыря.

Он залился смехом и, продолжая хохотать, взял топор и направился к дереву:

Обедали мы вместе, с аппетитом и шутками, но утреннего события не вспоминали. Я себя чувствовал все же неловко, но уже решил не сдавать тона и уверенно распорядился после обеда. Волохов ухмыльнулся, но Задоров подошел ко мне с самой серьезной рожей:

— Мы не такие плохие, Антон Семенович! Будет все хорошо. Мы понимаем» (ч. I, гл. 2, стр. 17—18).

Что же произошло в приведенном примере? Какой вывод можно сделать сегодняшнему педагогу? Попытаемся ответить на поставленные вопросы.

Наглость, хамство в поведении колонистов, отсутствие представления об элементарных обязанностях по отношению к педагогам, к женщинам — вытекали из ощущения воспитанниками своего превосходства, силы в сравнении с воспитателями. Пребывание в следственной комиссии, а затем в нищенской, полуразрушенной колонии для самих колонистов мало чем отлича-"лось от беспризорного существования на улице, и все это было им хорошо знакомо. Они не признавали за наказание ни возврат в комиссию, ни перевод в другую колонию, ни, тем более, исключение из колонии. Поэтому, хамя воспитателям, открыто нарушая дисциплину и внутренний распорядок, колонисты почти ничем не жертвовали, не рисковали, что порождало бесстрашие, чувство превосходства, силы. Макаренко и его соратники были поставлены в тяжелые условия — невозможно воспитывать того, кто не считает своей обязанностью тебя выслушать, понять, выполнить какое бы то ни было поручение, кто «просто не замечает тебя». Проповеди, выговоры не помогали и не могли помочь. Необходимо было совершить переворот в представлениях о соотношении сил, противопоставить уверенности воспитанников более мощную силу.

Этот переворот в представлении о соотношении сил произошел в случае с Задоровым. Но что лежало в основе этого переворота? Физическая сила? Но она сама по себе не была столь страшной для здоровяков-колонистов: «Задоров сильнее меня, он мог бы меня искалечить одним ударом», — пишет А.С. Макаренко (ч. I, гл. 3, стр. 20). Можно сказать, что причиной успеха был человеческий гнев, взрыв. Но этими словами мы зафиксируем форму проявления содержания, а не само содержание.

Дело, на наш взгляд, в том, что А. С. Макаренко поставил воспитанников в такую ситуацию, где сила измерялась риском — избиение воспитателя, так же, как и избиение воспитанника воспитателем, наказывалось законом (лишение свободы, заключение в

доМ принудительных работ и т.п.). Макаренко, будучи в состояли «гнева», «отчаяния и остервенения», пошел на большой для себя риск — риск потери свободы, должности, определенного отношения к себе начальства и т.д. Он бросил вызов, который оказался не под силу его воспитанникам. Значимость жертвы (лишение свободы) настолько превосходила незначительность Причины (конкретный выход на рубку леса), что колонисты вынуждены были пересмотреть свои взгляды на соотношение сил, вынуждены были признать свое поражение, вынуждены были признать силу А.С. Макаренко в решительности, бесстрашии, принципиальности, бескорыстии — признать и подчиниться ей. Макаренко пишет, что в области дисциплины случай с Задоровым был «поворотным пунктом» (ч. I, гл. 3, стр. 18), и он старался не сдавать тона. В обращении к колонистам главное место теперь у А.С. Макаренко стало занимать распоряжение, которое уже основывалось на реальном подчинении ему колонистов.

— В спальне должно быть чисто! У вас должны быть дежурные по спальне. В город можно уходить только с моего разрешения. Кто уйдет без отпуска, пусть не возвращается, — не приму.

— Ого! — сказал Волохов. — А может быть можно полегче?

— Выбирайте, ребята, что вам нужнее. Я иначе не могу. В колонии должна быть дисциплина. Если вам не нравится, расходитесь, кто куда хочет. А кто останется жить в колонии, тот будет соблюдать дисциплину. Как хотите. «Малины» не будет.

— По рукам, — правильно! Ты, Волохов, молчи. Ты еще глупый в этих делах. Нам все равно здесь пересидеть нужно, не в допр же идти» (ч,1, гл. 3, стр. 18).

Итак, отсутствие чувства обязанности перед педагогом со стороны ребят, их самоуверенность заставили А.С. Макаренко специально заниматься вопросом о соотношении сил, заниматься с тем, чтобы воспитанники почувствовали за ним силу, признали бы его право распоряжаться, признали бы за собой обязанность выполнять его требования. А уже из характера распоряжений, из Результата их выполнения у колонистов начало складываться Представление о некоторой общности интересов их и воспитательского коллектива (сначала на примитивном уровне — создать условия для «нормального зимования»).

Необходимо отметить, что для изменения представления о соотношении сил можно использовать не только ситуации, где сила Измеряется риском, но и многие другие. Так, Терский завоевал Уважение, признание ребят в своей колонии интеллектуальной силой — ребята были помешаны на шашках, вожаками у них были ^Те, кто у всех выигрывали. Терскому после тщательной трехдневной подготовки удалось обыграть главного вожака (см. В. Коро-^т°в, «Педагогическое требование», М., «Просвещение», 1966, 11*ПРИЛОЖЕНИ Я

стр. 117). Выбор области для состязаний в силе в каждом конкретном случае, зависит как от качеств самого педагога, так и от особенностей его воспитанников.

Дружественность начинается с представления об общности интересов (или, по Макаренко, с общности перспектив), враждебность — с представления об их разности.

А.С. Макаренко пишет: «...В первые годы почти не получали квалифицированных беспризорных, привыкших к бродяжничеству на улице. Большею частью наши ребята были дети из семьи, только недавно порвавшие с нею связь» (ч. I, гл. 8, стр. 56). Поэтому, разрешив вопрос о соотношении сил, Антону Семеновичу далее было необходимо наглядно на предъявляемых требованиях показать ребятам общность их интересов со своими. Это стремление Макаренко проявлялось в заботе об улучшении условий существования колонистов. Но в условиях нищеты и разрухи это было делом нелегким, требующим определенных педагогических компромиссов.

«...Способом частного добывания пищи были поездки на базар в город... Не было случая, чтобы кто-нибудь на базаре «засыпался». Результаты этих походов имели легальный вид: «тетка дала», «встретился со знакомым». Я старался не оскорблять колониста грязным подозрением и всегда верил этим объяснениям. Да и к чему могло бы привести мое недоверие. Голодные, грязные колонисты, рыскающие в поисках пищи, представлялись мне неблагодарными объектами для проповеди какой бы то ни было морали по таким пустяковым поводам, как кража на базаре бублика или пары подметок» (ч. I, гл. 3, стр. 26). А.С. Макаренко понимал, что раз он не мог создать условия для другого способа удовлетворения голода, то он вынужден «не замечать» мелких базарных краж, чтобы не нарушать представлений об общности интересов. Последующие результаты показали верность выбранного пути.

Устанавливая общность интересов, можно идти или от личных интересов воспитанников, или от общественно ценных интересов педагога. Но если разница между первыми и вторыми интересами слишком велика, то установление общности интересов сначала может основываться только на личных интересах воспитанников. Далее такую общность интересов необходимо развивать, воспитывать у колонистов интересы общественно ценные. «Начинать можно и с хорошего обеда, и с похода в цирк, и с очистки пруда, но надо всегда возбуждать к жизни и постепенно расширять перспективы целого коллектива, доводить их до перспектив всего Союза» (ч. 3, гл. 10, стр. 160). Отсутствие такого развития приводит к антипедагогическим последствиям. Так, в 3-й части Макаренко описывает куряжского педагога Ложкина, который из страха ограбления колонистами лебезил перед ними, набивался в друзья. Разумеется, ни о каком развитии дружеских отношений в сторону общественно значимой ценности Ложкин не заботился, что с педагогической точки зрения недопус-

_тимо. Поэтому Ложкин является одним из непосредственно виновных в развале Куряжской колонии (см. ч. 3, гл. 2, стр. 45).

Воспитанники будут стремиться к развитию дружественности с педагогом постольку, поскольку общее дело для них будет очень значимым, важным, и поскольку педагог в этом деле будет иметь, по их представлениям, преимущества. В этом случае препятствия в развитии отношений будут обострять стремление ребят к дружественности и вызывать желание эти препятствия преодолевать. На этом построена техника выстраивания взаимоотношений Макаренко в эпизоде с Таранцом (ч. 1, гл. 3) и в эпизоде с Марусей (ч. 2, гл. 2). Разберем первый эпизод.

Таранцу «<...> было шестнадцать лет, он был из старой воровской семьи, был строен, ряб, весел, остроумен, прекрасный организатор и предприимчивый человек. Но он не умел уважать коллективные интересы», — пишет А.С. Макаренко.

Таранец ловил рыбу, которая «потреблялась» небольшим кругом лиц. К концу зимы Таранец принес Макаренко тарелку жареной рыбы.

— Потому что неправильно. Рыбу нужно давать всем колонистам.

— С какой стати? — покраснел Таранец от обиды. — Я достал ятеря, я ловлю, мокну на речке, а давать всем?

— Ну и забирай свою рыбу: я ничего не доставал и не мок.

— Нет, я не согласен, мне все это не нравится. И неправильно.

— А сковородки чьи? Твои? Общие. А масло подсолнечное вы выпрашиваете у кухарки, — чье масло? Общее. А дрова, а печь, а ведра? Ну, что ты скажешь? А я вот отберу у тебя ятеря, и кончено будет дело. А самое главное — не по-товарищески. Мало ли что — твои ятеря! А ты для товарищей сделай. Ловит же все могут.

— Ну хорошо, — сказал Таранец, — хай будет так. А рыбу вы все-таки возьмите.

Рыбу я взял. С тех пор рыбная ловля сделалась нарядной работой по очереди, и продукция сдавалась на кухню» (ч. 1, гл. 3, стр. 25—26).

В подобных ситуациях чаще всего педагоги или непосредственно заставляют воспитанника подчиниться приказу (т.е. ис-Пользуют свои официальные силы), или начинают обращаться к ^его абстрагированной совести, чувству товарищества, коллективизма. У Таранца эти чувства были еще в неразвитом состоянии; Первый путь также не удовлетворил А.С. Макаренко.

Между воспитанником и педагогом уже сложилась определенная общность интересов, сложились дружеские отношения — Таранец по собственной инициативе приносит подарок директору Колонии. Это говорит о том, что Таранец дорожит сложившими-ПРИЛОЖЕНИ Я

ся отношениями — он заботится об укреплении и дальнейшее развитии их. Этим и воспользовался Макаренко, предъявляя ему свои требования. Таранец шел на сближение в отношениях, _аМакаренко указал ему на препятствие, которое делает невозможным дальнейшее развитие этого сближения. Препятствие заключалось в существовании некоторой разности интересов — раз один заботился о коллективе, а другой только о себе, то никакой дружественности быть не может.

Таранец вынужден был выбирать: или он должен пересмотреть свои взгляды, интересы, отношение к коллективу, или — потерять возможность развития дальнейших отношений с А.С. Макаренко. А так как последним Таранец дорожил, то ему пришлось пойти на пересмотр своего отношения к коллективу колонистов.

Макаренко не стал прибегать к официальной силе и не занялся проповедованием добродетельности, он «просто» соединил в сознании Таранца два явления: ловлю рыбы для себя со стремлением к развитию дружественности с педагогом — от этого несовместимость их стала для Таранца ясно видна.

Аналогичный эпизод с Марусей произошел много позже, он описан уже во 2-й части.

Маруся обладала «невыносимо вздорным характером», «крикливой истеричностью», плаксивостью и упрямством, любое применение силы, любые ограничения ею воспринимались как ущемление собственного достоинства, что выражалось в ругани и различных оскорблениях, которые были невыносимы для педагогов. Но бороться с ними было практически невозможно, так как на просьбы, запреты, уговоры, наказания, недоверие — Маруся реагировала еще большей руганью. Марусю переводили из класса в класс, но ни один учитель справиться с ней не мог.

«...Екатерина Григорьевна привела Марусю ко мне, закрыла двери, усадила дрожащую от злобы свою ученицу на стул и сказала:

— Антон Семенович! Вот Маруся. Решайте сейчас, что с ней делать. Как раз мельнику нужна прислуга.

Маруся сидела на стуле и ненавидящим взглядом следила за спокойным лицом Екатерины Григорьевны.

— Но я не могу допустить, чтобы она оскорбляла меня во время занятий. Я тоже трудящийся человек, и меня нельзя оскорблять. Если она еще один раз скажет слово «черт» или назовет идиоткой, я заниматься с нею не буду-

Я понимаю ход Екатерины Григорьевны, но уже все ходы были перепробованы с Марусей, и мое педагогическое творчество не пылало теперь ника^ ким воодушевлением. Я посмотрел устало на Марусю и сказал без всякой фальши:

— Ничего не выйдет. И черт будет, и дура, и идиотка. Маруся не уважает людей, и это так скоро не пройдет...

— Нет, ты никого не уважаешь. Но что же делать? Она наша воспитанница. Я считаю так, Екатерина Григорьевна: вы взрослый, умный и опытный человек, а Маруся девочка с плохим характером. Дадим ей право: пусть она

, называет вас идиоткой даже сволочью, — ведь и такое бывало, — а вы не обижайтесь. Это пройдет. Согласны?

Екатерина Григорьевна, улыбаясь, посмотрела на Марусю и сказала просто:

Марусины черные очи глянули в упор на меня и заблестели слезами» (ч. 2, гл. 2, стр. 258-259).

Раньше свое достоинство Маруся повышала, унижая руганью других. Макаренко, руководствуясь интуицией, подчеркнул ложность этого способа, несовместимость его с социальными интересами, с ее стремлением занимать определенное место в «умах» окружающих.

Нужно отметить, что если этот эпизод, раассматривать не в плане техники взаимоотношений (куда входят соотношения сил, соотношения интересов), а в плане техники поведения (мимика, интонация, жест, поза и т.д.), то невозможно будет понять причину изменения поведения и сознания Маруси.

Воспитанников, как и любого взрослого человека, воспитывает, обижает, удивляет не пауза, повышение голоса или жест, а те изменения взаимоотношений, которые за всем этим кроются. В этом проявляется определяющее значение техники взаимодействий перед техникой поведения, хотя, как было уже выше отмечено, первое без последнего реализоваться не может.

Прежде чем перейти к рассмотрению следующего эпизода, где техника Макаренко ярко проявилась в выборе стиля взаимоотношений, необходимо будет обрисовать сложившуюся к тому времени ситуацию:

— колонисты признавали за собой как за воспитанниками обязанности по отношению к педагогам;

— на основе заботы о здоровье колонистов, их гигиене, еде, соблюдении правил общежития — между педагогическим составом и колонистами сложилась элементарная общность интересов;

— открытие работы школы, забота педагогов о возвращении колонистов в общество полноправными, всесторонне образованными членами создали объективные условия для начала постепенного развития первоначальной общности интересов.

На этом благополучном фоне происходит событие — из запертого ящика письменного стола Макаренко пропадает целая Пачка денег — приблизительно шестимесячное жалованье (ч. 1, ^гл. 4, ст. 27).

Макаренко могли обвинить в растрате. Со стороны колонистов эта кража была, безусловно, «неблагодарностью» за все его ПРИЛОЖЕНИЯ

старания. Как же повел себя Макаренко в этой сложной ситуации?

Из арсенала воздействий — наказание, поощрение, осуждение и т.д. — он выбирает не приказ или угрозу — нет, он выбирает доверие, которое строится на представлении воспитанников и педагогов о дружественности. Он приходит к ребятам вечером и рассказывает о случившемся. Объясняет, что доказательств воровства нет, поэтому его можно свободно обвинить в растрате.

«Ребята хмуро выслушали и разошлись. После собрания, когда я проходил в свой флигель, на темном дворе ко мне подошли двое: Таранец и Гуд. Гуд — маленький, юркий юноша.

— Мы знаем, кто взял деньги, — прошептал Таранец, — только сказать при всех нельзя; мы не знаем, где спрятаны. А если объявим, он подорвет (убежит — В.Б.) и деньга унесет.

Гуд смотрел на Таранца исподлобья, видимо, не вполне одобряя его политику (Гуд хотел как можно скорее оправдать оказанное доверие и назвать фамилию вора — В.Б.). Он пробурчал:

— Бубну ему нужно выбить... Чего мы здесь разговариваем?

— А кто выбьет? — обернулся к нему Таранец. — Ты выбьешь? Он тебя так возьмет в работу...

— Вы мне скажите, кто взял деньги. Я с ним поговорю, — предложил я.

Таранец настаивал на конспирации. Я пожал плечами:

Утром в конюшне Гуд нашел деньги. Их кто-то бросил в узкое окно конюшни, и они разлетелись по всему помещению. Гуд, дрожащий от радости, прибежал ко мне и в обеих руках у него были скомканные в беспорядке кредитки.

Гуд от радости танцевал по колонии, ребята все прибегали в мою комнату посмотреть на меня» (ч. 1, гл. 4, ст. 27—28).

В этом примере с особой ясностью видна техническая сторона поведения, основывающегося на представлениях об общности интересов. Дружественность на которой основывалось доверие Макаренко к коллективу в целом, и к Таранцу и Гуду в отдельности, проявляется главным образом не в словесном содержании, а в предоставлении воспитанникам инициативы (самостоятельности) в широких границах. Макаренко, поделившись с ребятами своей бедой, не ограничивает рамками их самостоятельности: он не навязывает колонистам ни формы расследования, ни срока возврата денег и т.п.

Ограничение самостоятельности свидетельствует о различии интересов, а при враждебности самостоятельность ограничивается самыми узкими рамками. И наоборот, чем эти рамки шире, тем реальнее ощущается общность во взглядах.

Разбираемый случай примечателен тем, что Макаренко добился не только возврата денег, но и развития своих отношений

воспитанниками в сторону большей общности. Макаренко предоставил колонистам границы самостоятельности шире, чем допускали уже сложившиеся отношения между педагогами и колонистами, то есть пошел на своего рода авансирование. Будь это авансирование меньшим или, наоборот, неоправданно большим, то, может быть, оно бы не вызвало изменения представлений в сознании ребят.

Важно отметить и то, что Антон Семенович оказал доверие в первую очередь коллективу, а не отдельной личности. Поэтому радость после нахождения денег была скорее общей, коллективной, чем индивидуальной. А без общих радостных эмоций трудно представить себе формирование, развитие и функционирование коллектива.

Мы видим, что Макаренко не только наилучшим образом разрешил стоящую перед ним задачу, но и добился больших педагогических побед. Но это произошло не случайно и незапланированно, а явилось результатом выдержки, траты больших психических сил. Разве легко в ситуации, когда угрожает арест — ребятам, которые знают вора, но не выдают его, сказать: «Ну как хотите», — повернуться и «уйти спать». Это стало возможным потому, что педагогические заботы для Макаренко не заслонялись заботами личными, материальными.

Дружба — обязывает. Чем больше дружественность, тем больше взаимообязанностей. Если в удачном авансировании доверием разногласия в представлениях об обязанностях почти не проявились, то при повторных применениях авансирования эти разногласия будут проявляться все яснее и яснее, что может сказаться в ослаблении дружественности и даже привести к враждебности. Макаренко хорошо понимал последствия злоупотребления доверием, поэтому когда начались кражи съестных продуктов из склада, он не стал применять тот же метод воздействия, а искал другой. «Я, впрочем, — пишет А.С. Макаренко, — с самого начала понимал, что мои разговоры лишние. Крал кто-то из старших, которых все боялись» (ч. I, гл. 4, стр. 28).

Больше всего Антона Семеновича заботило то, что ребят эти кражи не волновали. Поэтому, когда произошла очередная кража, то Макаренко пишет:

«Я даже обрадовался этому обстоятельству. Ожидал, что вот теперь заговорит коллективный, об.щий интерес и заставит всех с большим воодушевлением заняться вопросом о воровстве. Действительно, все ребята опечалились, но воодушевления никакого не было, а когда прошло первое впечатление, всех вновь обуял спортивный интерес: «кто это так ловко орудует?»

Макаренко испытывал негодование по поводу участившихся Краж имущества и продуктов колонии, а ребята этого чувства не Испытывали. Им не дорого было общественное имущество, поэ-ПРИЛОЖЕНИЯ

тому попытки организовать борьбу с кражами не имели успеха. Казалось бы, что в подобном случае следует использовать официальный приказ, нажим — то есть использовать преимущества в разности официальных сил. Но идти по такому пути значило бы идти назад, т.к. апелляция к силе (в данном случае административной), являясь содержанием начального этапа воспитательного процесса, на стадии развития дружественных отношений автоматически зачеркивает наработанные до этого результаты. Может быть, в этом причина воспитательного топтания на месте в некоторых школах и по сегодняшний день?

Антон Семенович пишет: «Из ребят я подозревал многих, в том числе и Гуда и Таранца. Никаких доказательств у меня все же не было, и свои подозрения я принужден был держать в секрете» (ч. 1, гл. 4, стр. 29). Безусловно, понимать свое бессилие и именно поэтому сдерживать свои порывы для Антона Семеновича было нелегко. Право действовать Макаренко дало ограбление старушки-экономки.

Когда колонисты грабили самих себя, когда у них это вызывало даже спортивный интерес, когда сам грабитель не чувствовал за собой вины, т.к. осуждения не было, — Макаренко был одинок и поэтому слаб. Когда же была ограблена добрая экономка, ограблена «нагло и начисто», когда появилась плачущая и просящая защиты жертва, то ситуация коренным образом изменилась. Поэтому Макаренко немедленно производит «генеральный обыск всей колонии», «аресты», «расследования».

«Награблено было так много, что всего не успели как следует спрятать. В кустах, на чердаках сараев, под крыльцом, просто под кроватями и за шкафами найдены были все сокровища экономки. Старушка плакала в моей комнате, а комната постепенно наполнялась арестованными — ее бывшими приятелями и сочувствующими.

Ребята сначала запирались, но я на них прикрикнул, и горизонты прояснились. Приятели старушки оказались не главными грабителями. Они ограничились кое-какими сувенирами вроде чайной салфетки или сахарнииы. Выяснилось, что главным деятелем во всем этом происшествии был Бурун Открытие это поразило многих и прежде всего меня. Бурун с самого начала первого дня казался солиднее всех, он был всегда серьезен, сдержанно-приветлив и лучше всех с активнейшим напряжением и интересом учился в школе. Меня ошеломили размах и солидность его действий: он запрятал целые тюки старушечьего добра. Не было сомнений, что все прежние кражи в колонии — дело его рук.

Наконец-то дорвался до настоящего дела! Я привел Буруна на суд нароД" ный, первый суд в истории нашей колонии.

В спальне, на кроватях и на столах, расположились оборванные чернЫ^есудьи. Пятилинейная лампочка освещала взволнованные лица колонистов И бледное лицо Буруна, тяжеловесного, неповоротливого, с толстой шеей, похожего на Мак-Кинлея, президента Соединенных Штатов Америки.

В негодующих и сильных тонах я описал ребятам преступления: ограбить старушку, у которой только и счастья, что в этих несчастных тряпках, ограбить, несмотря на то,-что никто в колонии так любовно не относился к ребятам, ^каК

она, ограбить в то время, как она просила помощи — это значит действительно ничего человеческого в себе не иметь, это значит быть даже не гадом, а га-диком. Человек должен уважать себя, должен быть сильным и гордым, а не отнимать у слабых старушек их последнюю тряпку» (ч. 1, гл. 4, стр. 31—32). Заметим, что у Макаренко сомнений не было в том, что все предыдущие грабежи в колонии были организованы Буруном, тем не менее перед собранием Антон Семенович ставит вопрос только об ограблении старушки. Почему?

Вспомним, что после изменения представлений воспитанников о соотношении сил, добившись от колонистов признания за собой обязанности подчиняться, а за педагогами права распоряжаться, предметом забот А.С. Макаренко было формирование и развитие представления воспитанников об общности взглядов, то есть о дружественности. С этой целью Макаренко использовал парадоксальный прием указания разности интересов в случае с Таранцом и авансирования доверием при исчезновении денег из стола. Эту же цель Антон Семенович преследует и здесь.

Антон Семенович понимал, что воспитанники как можно чаще должны наглядно видеть общность интересов с педагогом. А это возможно тогда, когда обе стороны по интересующему их вопросу имеют равное право на голос, собственное мнение, самостоятельность в суждении. Но этого не получилось бы при постановке на собрании вопросов как об ограблении старушки, так и о всех других кражах. Спортивный интерес ребят шел вразрез общественному значению поступков, вразрез собственному мнению Макаренко. О предоставлении широких рамок самостоятельности, равноправия в суждениях не могло быть и речи, поэтому Антону Семеновичу пришлось бы брать инициативу целиком и полностью в свои руки, что свело бы собрание к публичному директорскому разносу («ставить на место») на глазах пассивных, а может быть и сочувствующих колонистов.

И наоборот, поставив вопрос о конкретном ограблении старушки (то есть поставив вопрос деловой, а не позиционный), Антон Семенович уже мог предоставить колонистам инициативу, самостоятельность (поэтому он и называет их судьями, так как они чувствовали подлость данного ограбления, чувствовали все, не исключая и «грабителей»). Для установления атмосферы равноправия важным было и то, что собрание проходило в спальне, а не в столовой, классе или кабинете директора.

После своей короткой вступительной речи, целью которой был не столько разнос Буруна, сколько разъяснение ребятам общественного значения его поступка, Макаренко старается не вмешиваться в ход собрания, делая это только в крайнем случае. «<...> На Буруна обрушились дружно и страстно. Маленький вихрастый Братченко протянул обе руки к Буруну: ПРИЛОЖЕНИЯ

— А что? А что ты скажешь? Тебя нужно посадить за решетку, в допр посадить! Мы через тебя голодали, ты и деньги взял у Антона Семеновича.

— Я взял деньги у Антона Семеновича! А кто это докажет. Раздался сзади голос Таранца:

Бурун опешил. Повернулся в сторону Таранца, что-то хотел сказать, потом махнул рукой:

Ребята на это ответили неожиданным смехом. Им понравился этот увлекательный разговор. Таранец глядел героем. Он вышел вперед.

— Только выгонять его не надо. Мало чего с кем не бывало. Набить морду хорошенько — это, действительно, следует.

Все приумолкли. Бурун медленно повел взглядом по рябому лицу Таранца.

— Далеко тебе до моей морды. Чего ты стараешься? Все равно завколом не будешь. Антон набьет морду, если нужно, а тебе какое дело?

— Как — «какое дело»? Хлопцы, наше это дело или не наше?

— Наше! — закричали хлопцы. — Мы тебе сами морду набьем получше Антона!

Кто-то уже бросился к Буруну. Братченко размахивал руками у самой физиономии Буруна и вопил.

— Пороть тебя нужно, пороть! Задоров шепнул мне на ухо:

Я оттащил Братченко от Буруна. Задоров отшвырнул двух-трех. Насилу прекратился шум.

— Пусть говорит Бурун! Пускай скажет! — крикнул Братченко. Бурун опустил голову.

— Нечего говорить. Вы все правы. Отпустите меня с Антоном Семеновичем, — пусть накажет, как знает» (ч. I, гл. 4, стр. 32—33).

Путь, выбранный Макаренко в той ситуации, оказался верным и принес педагогический эффект. Ребята, вспоминая грехи Буруна, невольно заговорили и о кражах в колонии. Теперь к ним ребята относились не со спортивным интересом. Для них рельефно проявилась вся подлость и низость не только ограбления экономки, но и всех крах внутри колонии, хотя, по существу, был затронут только случай исчезновения пачки денег из стола Макаренко.

То, что решая вопрос о пресечении воровства, Макаренко, как и всегда, руководствовался заботой о дальнейшем развитии педагогически ценных отношений с колонистами, неизменно давало результат выше ожидаемого — в данном случае, во-первых, колонистами самостоятельно был начат пересмотр своих отношений к воровству общественного имущества, и, во-вторых, были созданы условия для возникновения и развития позитивного общественного мнения.

«Пропажа отдельных вещей в колонии вообще сделалась редким явлением. Если появлялся в колонии новый специалист по таким делам, то очень быстро начинал понимать, что ему приходится иметь дело не с заведующим, а с значительной частью коллектива <...> В начале лета мне с трудом удалось вырвать из рук колонистов одного из новеньких, которого ребята поймали при попытке залезть через окно в комнату Екатерины Григорьевны» (ч. 1, гл. 21, стр. 162).

Общность интересов находит свое проявление в заинтересо-анности обеих сторон общим делом. Сначала этим делом явля-

!ось самообслуживание и самообеспечение колонии. Но такая еятельность «для себя» на каком-то этапе исчерпывает свои воз-:ожности. Дальнейшему же развитию общности интересов [ежду воспитанниками и педагогами начинает препятствовать от-тствие у воспитанников общественных интересов «для других», а J их развития и проявления необходимы соответствующие дела. Такими делами в колонии явились дежурства на большой дороге [ охрана государственного леса (см. ч.1, гл. 5, стр. 36—37). А.С. Мака-енко пишет, что «вот эта интересная и настоящая деловя борьба дала ервые ростки хорошего коллективного тона» (ч. 1, гл. 5, стр. 41). Занятость делами «для других» дала потенциальную возможность [ дальнейшего развития общности интересов, дружественности.

«По вечерам мы и спорили, и смеялись, и фантазировали на темы о наших похождениях, роднились в отдельных ухватистых случаях, сбивались в единое целое, чему имя — колония Горького» (ч. 1, гл. 5, стр. 41).

В такие вечера удовлетворялись интересы и колонистов и вос-итателей.

«В наших пустых квартирах было и неуютно, и немного страшно по вечерам при свете наших ночников, а в спальнях после вечернего чая нас с нетерпением ожидали знакомые остроглазые веселые рожи колонисто

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: