|
О ПРОМЫСЛЕ ОСОБЕННОМ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА⇐ ПредыдущаяСтр 50 из 50 Сей чистейший, всемирный, всех веков и народов всеобщий ум излил нам, как источник, все мудрости и художества, к провождению жития нужныя. Но ничем ему так не одолжен всякий народ, как тем, что он дал нам самую высочайшую свою премудрость, которая природный его есть портрет и печать. Она столько превосходит протчия разумныя духи, или понятия, сколько наследник лучше служителей. Она весьма похожа на искуснейшую архитектурную сим-митрию или модель, который, по всему материалу нечувствительно простираясь, делает весь состав крепким и спокойным, все прочий приборы содержащим (стр. 18). Каковым же способом божия сия премудрость родилась от отца без матери и от девы без отца, как-то она воскресла и опять к своему отцу вознеслась, и прочая, — пожалуй, не любопытствуй. Имеются и в сей, так как в протчих науках, праздныя тонкости, в которых одних может себе занять место тая недействительная вера, которую называют умозрительною. •Поступай и здесь так, как на опере, и довольствуйся тем, что глазам твоим представляется, а за ширмы и за хребет театра не заглядай. Зделана сия занавеса нарочно для худородных и склонных к любопытству сердец, потому что подлость, чем в ближайшее знакомство входит, тем пуще к великим делам и персонам учтивость свою теряет (стр. 20). РАЗГОВОР ПЯТИ ПУТНИКОВ О ИСТИННОМ ЩАСТИИ В ЖИЗНИ [РАЗГОВОР ДРУЖЕСКИЙ О ДУШЕВНОМ МИРЕ] [...] Ермолай. В библии бог именуется: огнем, водою, ветром, железом, камнем и протчими безчисленными именами. Для чего ж его не назвать (натура) натурою? Что ж до моего мнения надлежит — нелзя сыскать важнее и богу приличнее имени, как сие. Натура — есть римское слово, по-нашему природа или естество. Сим словом означается все-на-все, что толко родится во всей мира сего машине, а· что находится нерожденное, как огнь, и все родящееся вообще, называется мир. [...] Афанасий. Постой, все вещественное родилось и раждается и сам господин огнь. E p м о л а и. Не спорю, друг мой, пускай все вещественное родилось так точно. Для чего жь всю тварь заключающим именем, то есть натурою, не назвать того, в коем весь мир с рождениями своими, как прекрасное, цветущее дерево, закрывается в зерне своем и оттуда ж является? Сверх того, слово сие — натура — не точию всякое раждаемое и пременя-емое существо значит, но и тайную экономию той присносущ-ной силы, которая везде имеет свой центр-, или среднюю главнейшую точку, а околичности своей нигде, так как шар, которым оная сила живописью изображается: кто яко то бог? Она называется натурою потому, что все наружу происходящее, или раждаемое от тайных неограниченных.ея недр, как от всеобщей матери чрева, временное свое имеет начало. А понеже сия мати, раждая, ни от кого не принимает, но сама собою раждает, называется и отцом, и началом, ни начала, ни конца не имущим, ни от места, ни от времени не зависящим. А изображают ея живописцы колцом, перстнем или змием, в коло свитым, свой хвост своими жь держащими зубами (стр. 213—2Ш [...] Л о н г и н. Для того, что он все кончит, сам безконеч-ный, а безконечный конец, безначалное начало и бог — все одно (стр. 229). [...] Григорий. Благодарение отцу нашему небесному за то, что открыл очи наши. Теперь разумеем, в чем состоит наше истинное щастие. Оно живет во внутреннем сердце нашего мира, а мир в согласии с богом. Чем кто согласнее — и блаженнее. Телесное здравие не иное что есть, как равновесие и согласие огня, воды, воздуха и земли, а умирение бунтующих ея мыслей есть здравие души и живо'тГвечньш. Естли кто согласия с богом 3 золотника токмо имеет, тогда не болше в нем и мира, а когда кто 50 или 100, то столко же в сердце его и мира. Столко уступила тень, столко наступил свет. Блаженны, кои день от дня выше поднимаются на гору пре-светлейшаго сего Мира-города. Сии-то пойдут от силы в силу, дондеже явится бог богов в Сионе. Восход сей и исход изра-илев не ногами, но мыслями совершается. Вот Давид: «Восхождение в сердце своем положи. Душа наша прейде воду непостоянную». Вот и Исайя: «С веселием изиидите», то есть с радостию научитеся оставить ложные мнения, а перейтить к таковым: «Помишлениям его в род и род». Се-то есть пасха или переход во Иерусалим, разумей, в город мира и в крепость его Сион. Соберитеся, други мои, взыйдем на гору гос- подню, в дом бога Иаковля, да скажем там: «Сердце мое и плоть моя возрадовастася о бозе живе». Яков. Ах, гора божественная! Когда б мы знали, как на тебя восходить! (стр. 231—232). КОЛЬЦО [...] Мнения подобны воздуху, он между стихиями не виден, но твердев земли, а сильнее воды; ламает дерева, низвергает строения, гонит волны и корабли, ест железо и камень, тушит и разъяряет пламень. Так и мысли сердечные — оне не видны, как будто их нет, но от сей искры весь пожар, мятеж и сокрушение, от сего зерна зависит целое жизни нашей дерево; естли зерно доброе — добрыми (в старости наипаче) наслаждаемся плодами; как сееш, так и жнеш (стр. 248). [...] Что нужняе, как мир душевный? Библия нам от предков наших заветом оставлена, да и сама она есть завет, запечатлевшая внутрь себе мир божий, как огражденный рай увеселение, как заключенный кивот сокровище, как перлова мать, драгоценнейшее перло внутрь соблюдающая. Не несмыс-ленная наглость наша, по углам дом сей оценяющая, презирает и знать не ищет. Очень нам смешным кажется сотворение мира, отдых после трудов божий, раскаяние и ярость его, вылепление из глины Адама, вдуновение жизненнаго духа, изгнание из рая, пьянство Лотово, родящая Сарра, всемирный потоп, столпотворение, пешешествие чрез море, чин жертвоприношения, лабиринт гражданских законов, шествие в какую-то новую землю, странный войны и победы, чудное межевание и прочая и проч. Возможно ль, чтоб Енох с Илиею, залетели будто в небо? Сносно ли натуре, чтоб остановил Навин солнце? Чтоб возвратился Иордан, чтоб плавало железо? Чтоб дева по рождестве осталась? Чтоб человек воскрес? Кой судия на радуге? Кая огненная река? Кая челюсть адская? Верь сему, грубая древность, наш век просвещенный (стр. 270). ДИАЛОГ. ИМЯ ЕМУ - ПОТОП ЗМИИН БЕСЕДУЮТ ДУША И НЕТЛЕННЫЙ ДУХ 1791 года, авг. 16 [...] Дух. Всяк рожденный есть в мире сем пришелец, слепый или просвещенный. Не прекрасный ли храм премудраго бога мыр сей? Суть же тры мыры. Первый есть всеобщий и мыр обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из безчисленных мыр-мыров и есть великий мыр. Другии два суть частный и малый мыры. Первый микрокозм, сиречь — мырик, мирок, или человек. Второй мыр символичный, сиречь библиа. Во обительном коем либо мире солнце есть оком его, и око убо есть солнцем. А как солнце есть глава мыра, тогда не дивно, что человек назван микрокосмос, сиречь маленький мыр. А биб-лиа есть символичный мыр, затем что в ней собрания небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечныя натуры, утаен-ныя в тленной так, как рисунок в красках своих (стр. 536). ДЕРЖАВИН Гаврила Романович Державин (1743—1816) — великий русский поэт, предшественник Пушкина. Публикуемая ниже его ода «Бог», написанная в 1780—1784 гг., уже при жизни автора была переведена на ряд иностранных языков и получила европейскую известность. Содержание оды, в целом религиозное, далеко не совпадает с официальным христианским мировоззрением. В поэтической форме читатель найдет здесь многие идеи, сформулированные в истории европейской философии, а также идеи, свидетельствующие о глубине философского мышления ее автора. Ода печатается по изданию: «Русские поэты», т. I. M., 1966. БОГ О ты, пространством бесконечный, Живый в движеньи вещества, Теченьем времени превечный, Без лиц, в трех лицах божества! Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: бог. Измерить океан глубокий, Сочесть пески, лучи планет, Хотя и мог бы ум высокий, — Тебе числа и меры нет! Не могут духи просвещенны, От света твоего рожденны, Исследовать судеб твоих: Лишь мысль к тебе взнестись дерзает, В твоем величьи исчезает, Как вечности прошедший миг. Хаоса бытность довременну Из бездн ты вечности воззвал, А вечность прежде век рожденну В себе самом ты основал: Себя собою составляя, Собою из себя сияя, Ты свет, откуда свет истек. Создавый все единым словом, В твореньи простираясь новом, Ты был, ты есть, ты будешь в век! Ты цепь существ в себе вмещаешь, Ее содержишь и живишь; Конец с началом сопрягаешь И смертию живот даришь. Как искры сыплятся, стремятся, Так солнцы от тебя родятся; Как в мразный, ясный день зимой Пылинки инея сверкают, Вратятся, зыблются, сияют, Так звезды в безднах под тобой. Светил возженных миллионы ' В неизмеримости текут, Твои они творят законы, Лучи животворящи льют. Но огненны сии лампады, Иль рдяных кристалей громады, Иль волн златых кипящий сонм, Или горящие эфиры, Иль вкупе все светящи миры Перед тобой — как нощь пред днем. Как капля, в море опущенна, Вся твердь перед тобой сия. Но что мной зримая вселенна? И что перед тобою я? В воздушном океане оном, Миры умножа миллионом Стократ других миров, — и то, Когда дерзну сравнить с тобою, Лишь будет точкою одною; А я перед тобой — ничто. Ничто! — Но ты во мне сияешь Величеством твоих доброт; Во мне себя изображаешь, Как солнце в малой капле вод, Ничто! — Но жизнь я ощущаю, Несытым некаким летаю Всегда пареньем в высоты; Тебя душа моя быть чает, Вникает, мыслит, рассуждает; Я есмь — конечно есть и ты! Ты есть! — природы чин вещает, Гласит мое мне сердце то, Меня мой разум уверяет,
Ты есть; — и я уж не ничто! Частица целой я вселенной, Поставлен мнится мне, в почтенной Средине естества я той, Где кончил тварей ты телесных, Где начал ты духов небесных И цепь существ связал всех мной. Я связь миров повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь — я раб — я червь — я бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? — безвестен; А сам собой я быть не мог. Твое созданье я, создатель! Твоей премудрости я тварь, Источник жизни, благ податель, Душа души моей и царь! Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие;.. · Чтоб дух мой в смертность облачился И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! — в бессмертие твое. Неизъяснимый, непостижный! Я знаю, что души моей Воображении бессильны И тени начертать твоей; Но если славословить должно, То слабым смертным невозможно Тебя ничем иным почтить, Как им к тебе лишь возвышаться, В безмерной разности теряться И благодарны слезы лить (стр. 105—107). РАДИЩЕВ Александр Николаевич Радищев (1749-^1802) — русский писатель, мыслитель-революционер и философ-материалист. По происхождению дворянин. Учился в Пажеском корпусе Екатерины II. В 1766 г. вместе с группой молодых дворян был отправлен в Германию, в Лейпцигском университете изучал волъфианскую метафизику, психологию, а также математику. Здесь же познакомился с идеями французских просветителей 738 ·
и материалистов — Руссо,Маб-ли, Гельвеция. По возвращении в Россию в 70—80-х годах Радищев занимал различные должности. В 1773 г. опубликовал свой перевод книги Мабли «Размышления о греческой истории и о принципах благоденствия и нещастия греков». В резком противоречии с официальной идеологией _ самодержавия объявил последнее в своем «Примечании» к атому труду «наипро-тивнейшим человеческому естеству состоянием». Дальнейшая радикализация воззрений Радищева произошла под влиянием Крестьянской войны в России (1773—1775 гг.) и событий североамериканской войны за независимость (1775—1783 гг.). В те же годы мыслитель продолжал углублять свое знакомство с идеями французских энциклопедистов. В начале 80-х годов он написал свою революционную оду «Вольность», где прославлял события английской революции середины XVII в., американской борьбы за независимость и приветствовал день грядущей революции в России. Свои революционные, антицаристские настроения автор выразил и в написанном, в 1782 г. «Письме к другу, жительствующему в Тобольске» (опубликовано в 1790 г.). В середине 80-х годов Радищев пишет свое знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», где его революционные идеи получили всестороннее обоснование на материалах русской жизни. За этот труд, напечатанный в домашней типографии в 1790 г., автор был осужден Екатериной II на смертную казнь, замененную ссылкой в Сибирь. Здесь в 1790—1797 гг. он написал обширный философский трактат «О человеке, его смертности и бессмертии». Некоторые отрывки из этого трактата, тематически подобранные В. В. Богатовым, публикуются ниже по 2-му тому «Полного собрания сочинений» А. И. Радищева (М.—Л., 1941). [О ПОЗНАНИИ] [...] Но прежде всего скажем нечто о умственных силах человека, о действовании оных и о чудесности их. Человек имеет силу быть о вещах сведому. Следует, что он имеет силу познания, которая может существовать и тогда, когда человек не познает. Следует, что ~f бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе. Мы вещи познаем двояко: 1-е, познавая перемены, которые вещи производят в силе познания; 2-е, познавая союз вещей с законами силы познания и с законами вещей. Первое называем опыт, второе — рассуждение. Опыт бывает двоякий: 1-е, поелику сила понятия познает вещи чувствованием, то называем чувственность, а перемена, в оной происходимая — чувственный опыт; 2-е, познание отношения вещей между собою называем разум, а сведение о переменах нашего разума есть опыт разумный. Посредством памяти мы воспоминаем о испытанных переменах нашей чувственности. Сведение о испытанном чувствовании называем представление. Перемены нашего понятия, производимые отношениями вещей между собою, называем мысли. Как чувственность отличается от разума, так отличается представление от мысли. Мы познаем иногда бытие вещей, не испытуя от них перемены в силе понятия нашего. Сие назвали мы рассуждение. В отношении сей способности называем силу познания ум или рассудок. Итак, рассуждение есть употребление ума или рассудка. Рассуждение есть ничто иное, как прибавление к опытам, и в бытии вещей иначе нельзя удостовериться, как чрез опыт. Вот краткое изображение сил умственных в человеке; но все сии виды силы познания нашего не суть различны в существовании своем, но она есть едина и неразделима. Однакож, раздробляя, так сказать, силу познания, или паче, прилагая ее к разным предметам, ей надлежащим, человек воздвиг пространное здание своей науки. Не оставил отдаленнейшего края Вселенныя, куда бы смелый его рассудок не устремлялся; проник в сокровеннейшие недра природы и постиг ее законы в невидимом и неосязаемом; беспредельному и вечному дал меру; исчислил неприступное; преследовал жизнь и творение и дерзнул объять мыслию самого творца. Часто человек ниспадал во глубину блуждения и жи- вотворил мечтания, но и на косвенной стезе своей велик и богу подражающ. О, смертный! воспряни от лица земли и дерзай, куда несет тебя мысль, ибо она есть искра божества! Сколько есть способов познавать вещи, толико же путей и к заблуждению. Мы видели, что познание человеческое есть двояко: 1-е — опыт, 2-е — рассуждение. Если в первом случае, — мы ложно познаем перемены, происходящие в чувственности нашей; ибо заблуждение сего рода всегда происходит не от.вещи и не от действия ее над нашими чувствами (поелику внешние вещи всегда действуют на нас соразмерно отношению, в котором оне с нами находятся), но от расположения нашей чувственности. Например: болящему желтухою все предметы представляются желтее; что белое для него было прежде, то ныне желтое; что было желтое, то кирпичного цвета, и так далее. [...] Если звон колокола есть знак какого либо сборища, то слышащий пойдет, а глухой.скажет: мне не повещали, — и чувства его обманут. Постепенность в таковых заблуждениях и все следствия оных, бывающие новыми заблуждениями по чреде своей, суть неудобо-определяемы и многочисленны. Если знаем ложно отношение вещей между собою, то опять заблуждаем. Отношение вещей между собою есть непременно, но ложность существует в познании нашем. Например: два предмета предстоят, глазам моим, но не в равном расстоянии. Естественно, вследствие законов перспективы, что ближайший предмет должен казаться больше, а отдаленнейший меньше; но необыкшим очам они покажутся равны, и сравнение их будет ложно; ибо величина не есть сама по себе, но понятие относительное и от сравнения проистекающее. Число сих заблуждений, из познания отношения вещей проистекающих, происходит от рассуждения, и нередко заключая в себе оба рода предыдущих, тем сильнее бывает их действие, тем оно продолжительнее и преодоление их тем труднее, чем они далее отстоят от своего начала. К рассуждению требуются две вещи, кои достоверными предполагаются: 1, союз, вследствие коего мы судим, и 2, вещь, из союза коея познать должно вещи, не подлежавшие опыту. Сии предположения называются посылки, а познание, из оных проистекающее, — заключение. Но как все посылки суть предложения опытов и из оных извлечения или заключения, то заключения из посылок, или рассуждение, есть токмо прибавление опыта; следственно, познаем таким образом вещи, коих бытие познано опытом. Из сего судить можем, коликократны могут быть заблуждения человеческие и нигде столь часты, как на стезе рассуждения. Ибо, сверх того, что и чувственность обмануть нас может и что худо познать можем союзы вещей или их отношение, ничего легче нет, как ложно извлекаемое из посылок заключение и рассуждение превратное. Тысячи тысячей вещей претят рассудку нашему в правильном заключении из посылок и преторгают шествие рассудка. Склонности, страсти, даже нередко и случайные внешности, вмещая в среду рассуждения посторонние предметы, столь часто рождают нелепости, сколь часты шаги нашего в житии шествия. Когда рассматриваешь действия разумных сил и определяешь правила, коим оне следуют, то кажется ничего легче нет, как избежание заблуждения; но едва изгладил ты стезю своему рассудку, как вникают предубеждения, восстают страсти и, налетев стремительно на зыблющееся кормило разума человеческого, несут его паче сильнейших бурь по безднам заблуждения. Единая леность и нерадение толикое множество производят ложных рассуждений, что число их ознаменовать трудно, а следствия исторгают слезы. [...] Итак, заблуждение стоит воскрай истине, и как возможно, чтобы человек не заблуждал! Если бы познание его было нутрозрительное, то и рассуждение наше имело бы не достоверность, но ясность; ибо противоположность была бы во всяком рассуждении невозможна. В таковом положении человек не заблуждал бы никогда, был бы бог. Итак, воздохнем о заблуждениях человеческих, но почерпнем из того вышшее стремление к познанию истины и ограждению рассудка от превратности (стр. 59—62). [О МАТЕРИИ И ДУХЕ] [...] Доселе почитали быть в природе два рода возможных существ. Все, к первому роду относящиеся, называют тела, а общее, или отвлеченное о них понятие, назвали вещество, материя. Вещество есть само в себе неизвестно человеку; но некоторые его качества подлежат его чувствам, и на познании оных лежит все его о веществе мудрование. К Другому роду относящиеся существа чувствам нашим не подлежат, но некоторые феномены в мире были поводом, что оные почли не действием вещественности, но существ другого рода, коих качества казались быть качествам вещественности противоречащими. Таковые существа назвали духи. При первом шаге в область неосязательную, находим мы суждение произвольное; ибо, если дух чувствам нашим не подлежит, если познания наши не суть нут-розрительные, то заключение наше о бытии духов не иначе может быть, как вероятное, а не достоверное, а менее того ясное и очевидное. Кто вникал в деяния природы, тот знает, что действует всегда-единовременно или вдруг, и в сложениях, ею производимых, мы не находим черты, отличающей составляющую часть от другой, но всегда совокупность. Например, человек назвал противоречащими качествами тепло и стужу, находя действия их противоречащими; но природа и то, что тепло производит, и то, что производит стужу, вместила в единое смешение и, положив закон действова-нию их непременяющийся, явление оных таковым же учинила. Поистине, в природе меньше существует противоположных действий, нежели думали прежде; и то, что мы таковыми назвали, существует нередко токмо в нашем воображении. [...] Свойствами вещественности вообще почитаются следующие: непроницательность, протяженность, образ, разделимость, твердость, бездействие. Свойствами духовных существ почитаются: мысль, чувственность, жизнь. Но сии свойства, духовным существам присвой-емые, поелику являются нам посредством вещественности, почитаются токмо видимыми действиями или феноменами, происходящими от духовного существа, которое может само по себе иметь сии свойства и чувствам не подлежать. Итак вопрос настоять будет: может ли вещественность иметь жизнь, чувствовать и мыслить, или духовное существо иметь пространство, образ, разделимость, твердость, бездействие? В обоих случаях произведение будет одинаково. Если сие доказать возможно, то разделение существ на вещественные и духовные исчезнет; если же доводы будут недостаточны, и найдутся доводы, противное сему доказывающие, то нужно, и нужно необходимо, поставлять бытие двух существ разнородных, духа и вещественности. Вещ'ественностию называют то существо, которое есть предмет наших чувств, разумея, есть или быть может предметом наших чувств. Ибо, если оно им не подлежит теперь, то происходит оно от малости или тонкости своей, а не вследствие своего естества. [...] Протяженность есть то свойство вещественности, вследствие коего она занимает место в пространстве; а поелику протяженность имеет предел, то всякую ограниченную протяженность называют образом. В отношении определенности говорят, что протяженность имеет образ. Итак, непроницательность, протяженность и образ суть свойства нераздельные всякого существа, чувствам нашим подлежащего. Образ дает вещественности определенность, протяженность — место, а не-проницателЬность — отделенность. [...] Движение есть свойство пременять место. Иные говорят, что свойство сие вещественности существенно и от нее неотделимо. Другие почитают, что причина движения в вещественности не существует; а некоторые утверждают, что причина движения, для продолжения оного, должна быть присносущна и происходит от существ, отличных от существа, имеющего непроницательность, протяжение, образ, разделимость и твердость; словом, что причина движения в вещественности не существует и быть в ней не может. [...] Свойства веществ столь разновидны, начала оных столь разнородны, смежность же их, посредственная по крайней мере, столь размножена и может быть всеобщая, что рассуждения об общих свойствах, вещественности приписуемых, основанных на отвлеченных понятиях, вероятно, поростут мхом забвения и презрения, как ныне Аристотелевы категории и сокровенные качества Алхимистов. Ибо вопроси каждого беспристрастного: что есть вещественность? Ответ будет: не ведаю! А если к сему присовокупим, что Химия дока-зует, что начала первенственных веществ суть весьма различных свойств, и хотя она еще держится древнего разделения стихий, но то, что мы называем земля, вода, огонь, воздух, суть сложности. [...] Итак все, что имеет бытие во времени и пространстве, заключает в себе понятие непроницателъно-сти; ибо и познания наши состоят токмо в сведении бытия вещей, в пространстве и времени. Одна первая причина всех вещей изъята из сего быть долженствует. Ибо, поелику определенные и конечные существа сами в себе не имеют достаточной причины своего бытия, то должно быть существу неопределенному и бесконечному; поелику существенность являющихся существ состоит в том, что ойи, действуя на нас, производят понятие о пространстве и, существуя в нем, суть самым тем определенны и конечны, то существо бесконечное чувственностию понято быть не может и долженствует отличествовать от существ, которые мы познаваем в пространстве и времени. А поелику познание первыя причины основано на рассуждении отвлечением от испытанного и доказывается правилом достаточности, поелику воспящено и невозможно конечным существам иметь удостоверение о безусловной необходимости вышшего существа, ибо конечное от бесконечного отделенно и не одно есть; то понятие и сведение о необходимости бытия божия может иметь бог един. — Увы! мы должны ходить ощупью, как скоро вознесемся превыше чувственности (стр. 73-78). Итак, показав неосновательность мнения о бездействии вещественности, мы самым тем показали, что движение от нее неотделимо. И поистине, не напрасное ли умствование говорить о том, что могло быть до сотворения мира? Мы видим, он существует, и все движется; имеем право неоспоримое утверждать, что 24 Антология, т. 2 745 движение в мире существует, и оно есть свойство вещественности, ибо от нее неотступно (стр. 81—82). Свойства мысленного вещества, или явления, кои к действию его относиться могут, суть: жизнь, чувствование, мысление. Сии свойства суть нечто более, нежели просто движение, притяжение и отражение, хотя сии силы в произведении сих свойств много участвуют, вероятно. Но поелику почитают, что движение и проч. не суть свойства веществ, чувствам нашим подлежащих, то да позволят мне удалиться от моего предмета и войти в некоторое рассмотрение о составлении тел вообще. Начальные части тел называем мы стихии. Сии суть: земля, вода, воздух, огонь. Но в стихийном их состоянии мы их не знаем; мы видим их всегда в сопряжении одна с другою; да и все стихии, опричь земли, ускользали бы, может быть, от чувств наших, если бы земляных частиц в себе не содержали. Сколь стихии в чувственном их положении ни сложны, однако свойства имеют, отличающие их одни от других совсем; и если не дерзновенно будет оные определить, то скажем, что огонь, а, может быть, воздух и вода суть начала движущие, а земля, или твердейшая из стихий, разумея все ее роды, есть движимое. Я не утверждаю, что вода, воздух и огонь, в самом их стихийном состоянии, суть вещества, движение производящие сами по себе, или суть токмо, так сказать, орудие другого вещества, деятельность им сообщающего; но они суть то самое, что в телах движение производит, что всякое сложение и разрушение без них существовать не могут, и что они гораздо более места занимают, нежели твердая стихия земля; что в стихийном их состоянии, сколько то из опытов понимать можно, они чувствам нашим подлежать не могут, и что земляная стихия есть единая, которой, поистине, и мы вещественности принадлежать можем. Но опыты являют нам, что есть вещества, движение производящие, или входящие в состав тел органических и других, кои, кажется, к веществам, стихиями назы-. ваемым, не принадлежат. Например: свет, хотя он есть огню совокупен; сила электрическая, хотя и имеет свойство огня; сила магнитная; стихия соли, которая, кажется, есть всеобщий разделитель, а особливо соединялся с воздухом и водою; и, может быть, многие другие. Наблюдая их прилежно, найдешь, что они истинную имеют силу или энергию; но что она есть? То может быть ей одной известно, или давшему ее стихиям. [...] Одно из главных средств, природою на сложение стихий и изменение их употребляемое, есть организация. В ней действуют все стихии совокупно; в ней и другие силы явственны. Анализис частей животного дает все стихии. Но тело органическое почесть можно химическою лабораториею, в коей происходят разного рода амальгамы, сложении, разделении и проч. и производят почти новые вещества. Не говоря ни о чем другом, воззрим на сложение мозга и на продолжение его нервов. А если и то истинно, что в них существует так названная нервенная влажность, сколь отменное я существо от всего другого! Одно, что в ней сходственное примечается, есть то, что она похожа на силу электрическую и магнитную. Может быть и то, что сии оба вещества, всосанные в тело, в нем амальгамируются и передвоятся, и с другими стихиями составляют нервен-ную жидкость. Что сия существует в организации животных, вероятно, и разные на то отыскаться могут убедительные факты. [...] Жизнь свойственна не одним животным, но и растениям, а, вероятно, и ископаемым, что побуждает заключать, что сила, жизнь дающая, есть одинакова, или, пачее, одна является различною в разных сложениях. А поелику явное присутствие огня с действием жизни совокупно *, то и не безрассудно заключать можно, что огонь есть одно из необходимых начал жизни, если он не есть самая она. [...] Чувственность есть свойство ощущать. Опыты доказывают, что она есть свойство нервов, а физиологи * По отдалении солнца вся природа мертвеет. Не умирают животные, ибо в себе заключают больше огня, нежели растения. 24' 747 приписывают ее присутствию нервенной жидкости. Чувственность всегда является с мысленностию совокупна, а сия есть свойственна мозгу и в нем имеет свое пребывание. Без жизни же и оне бы нам не были известны. Итак, возможно, что жизнь, чувствование и мысль суть действование единого вещества, разнообразного в разнообразных сложениях, или же чувственность и мысль суть действие вещества отличного, в сложение которого однако же входит если не что другое, то сила электрическая или ей подобная. [...] Приписывать действию особого вещества то, что может принадлежать другому, в полном действовании веществующему, есть совсем излишнее и ненужное. Давать телу человеческому душу, существа совсем от него отменного и непонятного, есть не только излишне, но и неосновательно совсем. То, что называют обыкновенно душею, то есть жизнь, чувственность и мысль, суть произведение вещества единого, коего начальные и составительные части суть разнородны и качества имеют различные и не все еще испытанные. [...] Успехи наук, а паче Химии и Физики, доказывают, что не невозможно когда-либо счастливыми опытами уловить природу в её творительном, производительном стану. И хотя бы чувственность и мысль были силы от всех известных нам отличные, то как быть столь скорым в решениях наших и отрицать, что не вещественности они суть свойства и сей никак принадлежать не могут, ибо ей суть будто противоречущи? (стр. 86—89). [ОБ ОБЩЕМ ЗАКОНЕ БЫТИЯ] [...] Но дабы в незыблемом паки утешении устремить взоры наши к неиссякаемому источнику жизни и к непрестанно обновляющемуся ее началу, отвратим око наше от жизни и прилепим его к тому, что свойство смертности составляет. В изъяснении, данном нами смерти, мы назвали ее переменою; и понеже смертная перемена есть общая в природе, то рассмотрим, что есть перемена вообще. Вещь, говорим, переменяется, когда из двух противоположных определений, которые в ней произойти у 748 могут, одно перестает, другое же начинает быть действительным; например: темно и светло, легко и тяжело, порок и добродетель. Итак, перемена вообще есть прохождение от одного противоположного определения вещи к другому. Но из шествия природы явствует, что во всех переменах, в оной случающихся, находится между противоположностями всегда посредство, так, что если в ней преходит что из одного состояния в другое, первому противоположное, то между сими двумя состояниями находится всегда третие, или состояние среды, которое не иное что быть кажется, как продолжение первого состояния и изменение вещи постепенное, доколе не дойдет она до состояния противоположного. Но и сие состояние, поелику есть токмо последст-в-ие из предыдущего, можно назвать продолжением. Итак, утвердительно сказать можем, что будущее состояние вещи уже начинает существовать в настоящем, и состояния противоположные суть следствия одно другого неминуемые. Если мы хотим сие представить себе чувственно, то вообразим что-либо начинающее свое движение колообразно, которое, двигался в одинаковом всегда от центра отдалении, движется до тех пор, пока, дошед до того места, откуда началося его движение, останавливается. Следственно, между первою точкою, где началось движение, которую назовем настоящим состоянием вещи, до той точки, где движение ее скон-чалося, которую назовем состоянием противоположным, существуют столько состояний, чрез которые вещь проходить имеет, сколько суть в окружности точек. Следовательно, когда движение вещи началося от одной точки и быть долженствует колообразно, то без препятствия особой силы движение вещи колообразное продолжится до точки последней, следовательно, последняя точка есть произведение первой. Или желаете другой пример. [...] Состояние яйца и цыпленка суть проистекающие одно от другого; следственно, насижением из яйца цыпленок выйдет, если в том что не воспрепятствует. Таково есть шествие сил естественных, что они, прияв единожды свое начало, действуют непрестанно и производят перемены постепенные, которые нам по времени
токмо видимы становятся. Ничто не происходит скоком, говорит Лейбниц, все в ней постепенно (стр. 98— 99). Вот как человек пресмыкается в стезе, когда он хочет уловить природу в ее действиях. Он воображает себе точки, линии, когда подражать хочет ее образам; воображает себе движение, тяжественность, притяжение, когда истолковать хочет ее силы; делит время годами, днями, часами, когда хочет изразить ее шествие, или свой шаг ставит мерою ее всеобъемлющему пространству. Но мера ее не шаг есть и не миллионы миллионов шагов, а беспредельность; время есть не ее, но человеческое; силы же ее и образы суть токмо всеобщая жизнь (стр. 51).
ПРИМЕЧАНИЯ НИКОЛАЙ КУЗАНСКИИ 1 Имеется в виду одно из произведений, входящих в «Ареопагитики» — «Таинственное богословие», см. т. 1, ч. 2, стр. 606 настоящего издания. — 59. 2 Т. е. «Об именах божиих», см. там же. — 59. 3 Следует иметь в виду, что точку зрения автора, т. е. Николая Кузанского, выражает Простец, в то время как Философ формулирует скорее точку зрения господствующей схоластической философии. — 73. БАЛЛА 1 «Честное» греки называли «хорошим». — 79. ПОМПОНАЦЦИ 1 Здесь и в дальнейшем Помпонацци мог иметь в виду как сочинение Аристотеля «О возникновении животных» (см. русский перевод. М., 1940), так и его же сочинение «О частях животных» (см. русский перевод. М., 1937). — 90. МОР 1 Сцилла (из древнегреч. мифологии) — чудовище, олицетворяющее скалу в Мессинском проливе. — 98. 2 Делена (оттуда же) — одна из трех гарпий мифических чудовищ с лицом девушки, телом коршуна и огромными когтями. — 98. 3 Лестригоны — один из древних народов, якобы живший в Сицилии. Согласно мифу, были людоедами. Называя их «пожирающими народы», Мор выражает свое ироническое отношение к тогдашним описаниям морских путешествий, наполненным небылицами. — 98. 4 «Малой логикой» назывался распространенный схоластический учебник XIII в. Он был написан Петром Испанским, ставшим впоследствии папой (чем отчасти и объясняется широкое распространение этой книги). — 104. 5 Ограничения (restrictiones), расширения (amplificatio-nes), подстановления (suppositiones)—термины схоластической логики Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все... Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом... Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)... ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|