IV. КУЛЬТУРА КАК ЗНАКОВО–СИМВОЛИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

1. Язык как знаковый способ фиксации, переработки и передачи информации.

2. Знак и символ. Символический механизм культуры.

1. Культура не может существовать без системы коммуникации, обмена информацией, согласованных представлений о тех или иных явлениях и событиях, без их именований, оценок. Эти функции выполняет язык. Он является наиболее адекватным аналогом целостности культуры и поэтому семантический подход и исследованию культуры обладает большими эвристическими возможностями (см. тему II). Язык – это система знаков. Знак – это материальный предмет (явления, событие), выступающий в качестве представителя некоторого другого предмета, свойства или отношения и используемый для приобретения, переработки, хранения и передачи сообщений (информации, знаний). Знаки имеют двоякую природу. С одной стороны, они материальны, с другой, являются носителями идеального смысла, который образуется через освоение материальной стороны знаков. Смысловое значение знака – это его способность фиксировать определенные стороны, черты, характеристики обозначаемого объекта, определяющие область приложения знака.

Основной системой знаков является естественный язык. Он является исторически первичным средством познания и коммуникации. Естественным языкам присущ непрерывный процесс изменения, ассимиляции, отмирания. В изменении языка отражается культурно – историческое и социально – политическое развитие общества. В среднем словарный запас человека составляет 10-12 тыс. слов и лишь часть из них используется активно. Искусственные языки – это языки науки и условных сигналов (например, азбука Морзе, дорожные знаки). Значение (содержание) научных знаков четко определено, границы и правила оперирования с ними четко фиксированы. Это необходимо для того, чтобы избежать неточности и ошибочности информации, неадекватного ее восприятия.

В культуре имеются и вторичные языки как коммуникативные структуры, которые надстраиваются над естественным языковым уровнем.

В качестве таких языков в культуре функционируют: акты человеческого поведения, которые имеют высокую социальную значимость; художественные образы в разных видах искусства; специальные церемониальные, ритуальные и обрядовые ситуации, совершаемые по особому сценарию; особые смысловые конструкции в философских, религиозных и литературных сочинениях. Языки культуры обладают локальной и социальной специфичностью, которую называют национальной самобытностью культуры того или иного народа, сословия. Эта самобытность «проступает» как симпатические чернила на любом культурном объекте поведенческом акте, стиле коммуникации». (А.Я. Флиер. Культурология для культурологов. – М.: 2000. С. 256).

2. Символ – одно из самых многозначных понятий в культурологии. Изначальное содержание этого слова - удостоверение личности, которым служил simbolon (греч.) – половинка черепка, бывшая гостевой табличкой.

Термином символ в культурологии обозначают условный, вещественный знак для членов определенного общества или конкретной социальной группы. Символами могут выступать простые предметы и вещи, природные процессы, растения, животные и, конечно, язык. Например, солнце может выступать как символ Людовика XIV. Но чаще всего символ указывает на абстрактное, непосредственно не воспринимаемое содержание, смысловое образование, комплекс представлений, относящихся к религии, к политике, науке и т. п. Например христианский крест, знамя, герб, докторская шапочка и т. п. (См. Ионин. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. – М.: ЛОГОС, 2000. С. 147).

В терминах языка раскрывается не только содержание, но и значение символов, показывается их смысл и роль в социокультурном процессе.

Символы образуются в процессе взаимного соглашения людей, обучения и используются для коммуникации. Их действие возможно в сообществах, объединенных единством культуры, поскольку смысл их должен быть понятен людям.

Из сказанного следует, что символ – это знак особого рода. Так в чем же особенность символа по сравнению со знаком? Ведь одна и та же вещь, предмет, слово могут быть и знаком, и символом. Отличие символа от знака состоит, прежде всего, в том, что значение символа нельзя извлечь из его физической формы или естественной функции. Например, какое физическое различие есть между водой или святой водой, которая является символом для верующих? В честь прибытия государственного деятеля раздаются артиллерийские залпы, хотя выстрелы не направлены в цель, а в стволах нет снарядов. На Западе на похороны надевают черное, хотя этот цвет не имеет никакого преимущества перед другими цветами по отношению к тому, что должно произойти.

Символ – это знак особого рода, через него людям открываются смыслы, связывающие их в единое целое путем осознания и переживания мира и самого себя. Символ не просто означает смысл, но и несет собой действенную силу. Икона не просто обозначение Бога, для верующих: она выражает присутствие Бога в мире и обладает той же чудодейственной силой, что и сам Бог.

В жизни людей важными являются многие явления и, очевидно, что в любом обществе они будут становиться символами, подчеркивая их значимость для человека и сосредотачивая на них внимание. Без способности к символизации, выраженной в форме слов, люди не имели бы ни каких правил, законов, политической, экономической, церковной, научной, военной организаций и даже игр, за исключением тех, которые имеются на уровне животных. Для животного ни одни знак не может стать символом. Ни одно животное не сможет понять значение креста для христианина и того, что у одних народов черный цвет – цвет траура, а у других таким цветом является белый. Животное не способно к символизации, т. е. к тому, что наряду со знаками, определяет поведение людей, регулирует его, что-то запрещая или разрешая, и наполняет смыслом.

Различие знака и символа заключается и в их восприятии людьми. Знак может быть воспринят только с помощью чувств, т. е. его значение может быть заключено в физической форме. Так, высота ртутного столба указывает на температуру, а прилет грачей – на наступление весны. В символических отношениях одного чувства бывает недостаточно. Государственный флаг по форме – кусок материи, но для жизни людей это не так. Люди осознают его значение на рациональном уровне как символ государственной власти. Однако это не значит, что символы осознаются только рационально.

Символизм универсален, он существует в любом обществе. Универсальность проявляется в том, что всякая социальная группа, любое общество зависит от определенных условностей, разделяемых большинством его членов. Эти ценности являются объектом социальных чувств людей. Подъем государственного флага фиксируется не только разумом, но и чувствами, вызывая, например, на спортивных соревнованиях гордость участников. Без установления ценностей тех или иных предметов для общества социальные чувства не могут иметь устойчивое существование.

Таким образом, функция символов состоит еще и в том, чтобы усилить, отметить важность того, что они символизируют, а также поддерживать эмоциональную связь с тем, что важно для общества или социальной группы. Через эмоциональную связь с важнейшими для общества ценностями символизация понуждает людей подчиняться им.

Различие между знаком и символом обнаруживается в том, что для утилитарного использования многозначность знаковой системы является помехой, вредит ее функционированию. Символ же, напротив, тем содержательнее, чем многозначнее. Сама структура символа направлена на то, чтобы через каждое явление дать целостный образ мира. Так, орел – это и птица, и символ США, и символ силы, смелости, мужества, свободы. Смысловая структура символа многослойна, ее нельзя однозначно свести к логической формуле, а можно лишь пояснить, соотнеся с дальнейшими символическими ситуациями. Многозначность символа выражается и в его содержании, и в его восприятии. Символ может нести информационную, эмоциональную и смысловую нагрузку. Восприятие символа осуществляется через рациональное познание, интуитивное понимание, эстетическое чувствование, ассоциативное постижение.

Истолкование символа – это диалогическая форма знания, поскольку смысл символа существует только внутри человеческого общества. Его смысл может быть нарушен в результате ложной позиции истолкователя. Такая позиция возможна из-за сильной субъективности истолкователя, когда диалог превращается в монолог. Думается, что такая субъективизация проявилась в России, когда было предложено группой людей заменить в гимне музыку Александрова на музыку Глинки. Дело здесь не в оценке качества музыки этих авторов, а в том, что значительная часть народа почему-то не воспринимала музыку Глинки как гимн.

Другую опасность представляет поверхностный рационализм, который за мнимой объективностью тоже ведет к потере диалогического характера символа. Примером может служить история с возвращением двуглавого орла как герба России. Действительно, Россия - страна Запада и Востока и этот момент отражен в символе, но значительная масса людей не воспринимает этот герб как раз на эмоциональном уровне. Следует отметить еще один момент. Символ чаще, чем знак является внесистемным. Слово – знак, но оно существует как знаковая система, подчиняющаяся определенным фонетическим, орфографическим и синтаксическим правилам. Смысл же символического языка увязывает его с определенной коммуникацией, которая может быть различной у разных наций и народностей. Символическая система действует в рамках ритуалов, специфической деятельности институциональных форм культуры.

Язык символов широко используется как в науке, так и в искусстве, религии. В науке символ – это логическое обобщение, абстракция отличающаяся строго определенными значениями. Примером символа может служить любая формула, в которой зачастую выражается и готовый результат, и путь, способный к нему привести.

Художественный символ – это художественный образ, выражающий общий смысл события, времени, эпохи через единичный факт, конкретное действие, ту или иную личность. Очень много символики в народном творчестве, особенно в поэзии. В литературе известная символичность присутствует в сравнениях, метафорах, аллегориях и даже в эпитетах.

Определяющей является символика в религии. Священные писания, сакральные тексты, написанные особенным символическим языком, смысл которых читается по-разному. Не случайно в средневековье в силу символического характера Библии основной задачей науки и в, частности, философии считалась трактовка, истолкование ее текста.

3. Текст (лат.– ткань, сплетение) – система культурных объектов, форм, черт, смыслов, выраженных в знаково–символической форме. Поскольку любые явления культуры, созданные человеком обладают семиотическим содержанием, т.е. являются носителями определенной информации как о самих себе, так и об обществе, времени, регионе, где они произведены, то в широком смысле слова культурными текстами выступают все явления культуры. Любое из них подготовленный специалист может «читать» как связанный и осмысленный текст (см. А.Я. Флиер. Указ. соч. С.257).

Такой методологией всегда пользовались археологи, реконструируя найденные фрагменты объектов культуры до целостного представления о ней. Примерно такие же текстовые реконструкции обычаев и нравов издавна производили этнографы, а также историки и филологи-фольклористы, которые на материале литературных текстов древних источников воссоздали системные характеристики культуры исчезнувших народов.

Культуру или ее составляющие вне анализа текстуально-смысловых характеристик изучать нельзя (это следует из самого предмета культурологии: см. гл. I). Как объект исследования культура – это всегда текст, хотя и не всегда вербальный.

Особым видом культурных текстов являются интеллектуальные и художественные произведения, прежде всего вербальные. Их содержание и смысл всегда шире непосредственного значения слов благодаря используемым в них знакам-символам. Символ обладает способностью в сжатом, свернутом виде сохранять значимые, большие тексты. Он никогда не принадлежит какому-то одному культурному слою. Он пронизывает культуру вертикально, приходя из прошлого и уходя в будущее. Он приходит из глубины веков, видоизменяет свое значение, не теряя при этом память о своих предшествующих смыслах. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического окружения. Различные элементы культуры имеют различные временные периоды своего существования. Например, такой элемент как мода, постоянно меняется, а символы наиболее устойчивый элемент культуры. Являясь важнейшим механизмом памяти культуры, символы переносят тексты из одного пласта культуры в другой. Константные наборы символов в значительной мере берут на себе функцию механизма единства, осуществляя память культуры, не давая ей распасться на независимые друг от друга отделенные хронологические пласты.

Единство основных символов и длительность их культурного существования во многом определяет национальные и ареальные границы культуры. Следует вместе с тем отметить, что природа символа как механизма памяти культуры двойственна. С одной стороны, символ выступает как напоминание о вечных, древних ее основах, как послание других культурных эпох. С другой стороны, он активно коррелируется с данной культурой, изменяется под ее влиянием и сам ее изменяет. Смысловое содержание символа всегда шире его данной реализации. Он может вступать в самые неожиданные связи с тем или иным семиотическим окружением, меняя свою сущность и деформируя текстовое окружение. Новый опыт, рост знания, изменение исторической ситуации могут менять смысл символа и его восприятие. Так, например, свастика, символизирующая в Древней Индии единство всех начал, с изменением культурного контекста получила новое символическое содержание, приданное ей в условиях фашистской Германии.

С точки зрения возможности изменяться под влиянием новой социокультурной ситуации элементарные символы обладают большей смысловой емкостью, чем сложные. Такие простые символы, как крест, круг, пентаграмма образуют ядро культуры и позволяют судить о символизирующей и не символизирующей ориентации культуры в целом. С этой способностью доминирующих символов той или иной культуры Ю.М. Лотман связывает и установку на прочтение текстов. Символизирующее прочтение текстов позволяет читать их как символы текста, которые в своем естественном контексте не рассчитаны на подобное восприятие. Десимволизирующее прочтение превращает символы в простые соображения. То, что при символизирующем прочтении выступает как символ, при десимволизирующем есть симптом. Лотман поясняет сущность этого различного прочтения. Десимволизирующее прочтение видит в том или ином человеке представителя класса, группы, который воплощает в своем лице основные их черты. При символизирующем прочтении люди и явления обыденной жизни воспринимаются как проявления бесконечного в конечном, за которым стоят не до конца осознанные силы, сущность которых остается не всегда раскрытой.

Многозначность смыслового характера символов очень ярко проявляется в религиозном искусстве. Так, у Феофана Грека «Христос Вседержитель» в Новгородском храме «Спасопреображения» внушает трепет и страх. Он трактуется художником как гарант социального порядка, воюющий с языческим хаосом. В конце XIII века в «Спасе Вседержителе» Иисус предстает как мудрый учитель и исповедник, помощник людям в их земных делах. В изображении Христа в Успенском Соборе Московского Кремля подчеркнута отрешенность Бога от сует, холодноватая красота и высокий ум. Такие сравнения модно продолжить. Исследователи иконописи связывают различные трактовки образа Христа с различными периодами истории и многочисленными культурными влияниями, под воздействием которых символ, сохраняя свои первозданный смысл, преобразуется в соответствии с конкретными условиями.

Сказанное позволяет сделать вывод, что расшифровка смысла символа зависит и от внутреннего состояния личности, его культуры, нравственной, эстетической воспитанности. Это не дается человеку от рождения: освоение символического языка осуществляется в процессе образования и воспитания, наличия культурной среды. О чем бы ни повествовало сочинение любого вида и жанра, в конечном счете, речь всегда идет о человеческих отношениях, допустимых и недопустимых принципах и формах взаимодействия людей. (А.Я. Флиер. Указ. соч. С.257).

1. Понятие субъекта культуры. Народ как субъект культуры. Народ и «масса».

2. Личность как субъект культуры. Социокультурная типология личностей.

3. Интеллигенция и культурная элита, их роль в развитии культуры.

1. Понятие народа как субъекта культуры существенно отличается от понятия народа в других общественных науках. В демографии – народ это народонаселение, но населять определенное пространство – еще не значит автоматически творить культуру в его пределах. В исторической науке – народ это население определенных стран (например, белорусский или французский народ).

Если говорить о проблеме «народ и культура», то надо отметить, что тысячелетняя традиция заключалась в отрицании народа как субъекта культурного творчества. К этому располагало, прежде всего, общественное разделение деятельности на умственную и физическую и взгляд на умственную деятельность как приоритетную, что подкреплялось социальным господством представителей последней. Таким образом народ был противопоставлен элите.

Народ впервые был обозначен как субъект истории – творец общественного богатства – в марксистской философии, хотя и в ней оппозиция «народ – элита» не была снята. Предполагалось, что она исчезнет с разрешением противоречий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом в ходе коммунистического строительства. При таком подходе Пушкин, например, элита, а Арина Родионовна – народ, из чего следует, что Пушкин не принадлежит к числу лиц, составляющих народ? Что же такое народ с точки зрения культурологии?

Народ как субъект культуры – динамическая общность людей, объединенная материальным, социальным и духовным творчеством. Народ не возникает в истории сразу. Население не рождается, а становится народом в совместной исторической судьбе. С распадом общих ценностей, единства угасает и народ. Путь превращения населения в народ долог и сложен: народ способен не только создавать культуру, но и заблуждаясь, утрачивать ее. Уже эллины различали populis – народ и его выродившуюся и агрессивную часть - vulgus – охлос.

Оппозиция слепому «народопоклонничеству» имеет веские основания в историческом опыте: народ, распинающий Христа, народ, подбрасывающий хворост в костер инквизиции, на котором сожгли Джордано Бруно; народ, приветствующий фашизм.

Основная причина возможного перерождения народа имеет объективный характер. Творческая, инновационная деятельность всегда парадоксальна и часто вызывает непонимание, неприятие, и даже агрессию. По этой причине надо различать понятия «народ» и «масса».

Человек массы не способен к самостоятельному, свободному и ответственному решению жизненных проблем, и, как следствие, отказывается от своей индивидуальности и тяготеет к множеству, толпе как гарантии его могущества и даже всесилия (в толпе индивид чувствует неодолимую мощь). Это во-первых. Во-вторых, спасаясь в толпе от риска свободы, ответственности и самоконтроля, индивид обретает желанную анонимность и безответственность, избавляется от «внутреннего трибунала» - совести. В-третьих, не доверяя своему разуму, индивид реанимирует иррациональные инстинкты, «готов продаться первым позывам, которые он, будучи одним, вынужден был бы обуздывать» (Фрейд). В-четвертых, отказавшись от разумного самоконтроля, масса становится склонной к внушаемости и заражаемости как формам гипнотического состояния и психоза. В-пятых, при таких обстоятельствах неизбежно провоцируется агрессивность толпы. В-шестых, она как несамостоятельная «суммарность» инстинктивно нуждается в культе личности. У человека массы хронический синдром подчинения каждому, кто обладает харизматическими качествами и предлагает заманчиво простые способы решения проблем. Толпа охотно позволяет манипулировать собой «Где есть масса людей, там сейчас же является вождь. Масса посредством вождя страхует свои тайные надежды, а вождь извлекает из массы необходимое». (А. Платонов. Чевенгур). Самое характерное для вожака – манипулирование судьбами людей, реализация ницшеанской «воли к власти». Вождь же в глазах массы обретает самостоятельную ценность, обожествляется.

Говоря о массе, З.Фрейд определяет ее как возврат к примитивному человеку. «Толпа, - пишет Ортега-и-Гассет, - понятие количественное и видимое. Масса – это множество людей без особых достоинств. Это совсем не то же самое, что рабочие, пролетариат. Масса – это средний, заурядный человек – человек без индивидуальности».

Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что понятие «народные массы» часто употреблявшееся в советское время, с точки зрения культурологии неправомерно.

Народ – не масса, а масса – не народ. Они – антиподы. В наше время наблюдается тенденция к возрастанию активности массы, что связано с несколькими факторами, способствующими этому: широкая социальная база тоталитарных режимов, рост национализма, религиозной нетерпимости, политический псевдодемократический популизм, засилье «массовой культуры».

Масса, взращенная на такой почве, представляет подлинную угрозу культуре. Народ и масса относятся к культуре противоположным образом.

Народ-творец культуры, но народ состоит из отдельных людей – личностей. Личность – это человек, который в индивидуальной мере и формах усваивает и преобразует свою социальную сущность. В этом смысле народ, состоящий из личностей – творцов материальной и духовной культуры, - противоположен обезличенной массе.

Подобно народу, личность – не фатальная данность. Человек рождается индивидом - отдельным представителем рода Homo sapiens, а личностью – становится. Нет, говорил Сартр, никакой заранее созданной сущности человека. Сущность приобретается в процессе постоянного выбора человеком тех или иных ценностей. За свой выбор человек должен нести ответственность, ибо бытие человека есть «бытие-в-мире». Выбирая себя, свою сущность, человек тем самым выбирает и мир, в котором хочет жить.

Исторический опыт свидетельствует о том, что подавляющее большинство людей способно стать личностью. Общество, которое стремится к выработке такой способности в каждом человеке, обладает колоссальным творческим потенциалом.

Движение конкретного индивида к обретению своей сущности, личностных качеств, следует логике становления человеческого рода: сначала доминирует безраздельный социальный диктат, затем возникает и развивается тенденция к эмансипации индивида от тотального контроля, и, наконец, он созревает до их синтеза.

В архаических обществах происходила жестко-нормативная социализация индивида – от исходного биологического «Оно» ребенка к тотальному «Мы», растворение взрослого индивида в системе регламентаций и запретов. Не созревшая индивидуальность механически воспроизводит социальный опыт и неспособна к его преобразованию. Такой индивид – зеркальное отражение социально бедного общества.

В цивилизованном мире индивид обретает автономию, необходимую для личностного самовыражения. Но в развитом обществе индивида подстерегает иная опасность: культивирование личности, осознание своеобразия и ценности своего «Я» может привести к индивидуализму – абсолютизации «я», инфантильности, одиночеству, проявляемому в социальной депрессии или агрессии.

Органичным было бы взаимодействие индивида и общества, подобное жизни дерева. Его корневая система – культура, ствол – цивилизация, а цветущие ветви – свободные личности. Без их цветения дерево чахнет и гибнет, но таков же удел ветвей, не питаемых энергией земли. Плодоносит лишь та ветвь, в которой генерируется, преобразуется жизненная сила корней и ствола. Подобно этому лишь «я», в котором культивировано сознание органической принадлежности к «мы», способность сделать свободный и ответственный выбор и бороться как против обывательского индивидуализма, так и против тоталитаризма.

2. Личность сопричастна всему общественному богатству, но реально каждый человек «частичен», то есть не способен целиком освоить и преобразовать общественное богатство. Это противоречие между потенциальными и реальными возможностями обусловливает различную направленность интересов людей и формирует различные типы личностей. Каждый тип личности ориентируется на специфические ценности.

Тип первый: материальный человек, девиз которого: «Я владею, значит, я существую».

Тип второй: политический – «Я властвую, значит, я существую».

Тип третий: коммуникативный – «Я общаюсь, значит, я существую».

Тип четвертый: духовный – «Я мыслю, значит, я существую».

Каждый из отмеченных типов имеет свое цивилизационное и культурное измерения.

Человек с материальной доминантой живет в мире цивилизации по формуле Э. Фромма: он «есть то, что он ест», потребляет. Его самоцель – обладание вещами, а отношение к культуре можно назвать пренебрежительно безразличным. Такой человек чаще всего духовно нищ, но он может быть ценен в мире культуры, когда его интересы сфокусированы на реконструкции и совершенствовании мира вещей. Свою творческую суть он реализует в культивировании природы, модернизации технологии или эстетизации быта. Создаваемый им мир – всегда материализация социально и духовно значимых ценностей.

Политический человек самый адекватный представитель цивилизации, поскольку именно цивилизованное общества испытывает потребность в регуляции гигантских технологических структур, а также взаимоотношений социальных страт и общностей людей. Могущество политической власти и управления по-разному воздействует на их субъектов. Испытание властью нередко приводит к тому, что личная сопричастность к ней может стать не средством, а самоцелью. Крайнее проявление такого типа личности – ницшеанский «сверхчеловек», «стоящий» по ту сторону добра и зла, видящий в людях лишь «массу» и стремящийся манипулировать ею.

Тем не менее, политический человек способен выполнить и культуротворческое назначение. Если он является творцом мудрых законов и полезных политических институтов, добивается создания условий социального развития в интересах свободы творческой деятельности, обладает доброй силой, способной обуздать агрессию и утвердить мир.

В коммуникативном человеке преобладает необходимость в общении с людьми. Но его сущность различна в зависимости от цивилизационного или культурного смысла. Цивилизованное общение преследует внешние для его участников прагматические цели – контакты с партнерами, агентами, сделки или сугубо престижные цели. Иной вариант, встречающийся достаточно часто, – поиск общения как проявление собственной духовной бедности, заполнение собственной жизнью. Все представители этого типа – лицедеи. У них не лица, а маски.

В противоположность такому внешнему и утилитарному взаимодействию, общение в культуре – не функция, а потребность в «Ты» как другом «Я», говоря словами Гегеля, в «инобытии» собственного «Я». Такому общению всегда предшествует обособление, напряженная автономная жизнь личности, ее вызревание до способности не только присваивать, но и отдавать, дарить.

Несколько особняком от указанных типов находится духовная личность. Это обусловлено тем, что если другие типы всегда «на миру», то духовный человек не стремится к материальному богатству и политической власти и даже к общению испытывает избирательный интерес.

Для духовной личности невозможна позиция «вне добра и зла». Из таких людей появляются донкихоты, они могут постричься в монахи, уйти в раскольники или аборигены. С другой стороны, они могут быть и респектабельными учеными, как Эйнштейн, и неординарными депутатами, как А.Д. Сахаров. Но не их функции, а духовная индивидуальность, ее богатство и творческий потенциал, поставленный на службу роду Человека, значимы для культуры.

Рассмотренные типы личностей представлены как идеальные модели и в чистом виде не проявляются. Их признаки – лишь доминирующие ценностные установки. В той или иной мере они сочетаются с другими, вплоть до маргиналов, у которых много «лиц», либо вовсе нет своего «лица».

По степени деятельного отношения к культуре личности подразделяются на талантливых, выдающихся, великих и гениев.

Талантлив каждый, кто способен к новаторской деятельности в той или иной сфере общественной жизни. В отличие от таланта, выдающаяся личность оказывает влияние на преобразование определенного вида деятельности. Великая личность оставляет след в рамках своей эпохи, является как бы ее «визитной карточкой». Гениальная личность налагает печать на человеческую культуру в целом.

Культура движима творчеством личностей – от талантливых до гениальных. Но и антипод народа – «человек массы» требует личностей, выполняющих функции вожаков. Вождям также необходим талант, хотя и со знаком минус. Великие злодеи способны оказать мощное воздействие на свою эпоху, но они всегда терпят крах, так как человечество, в конечном счете, отвергает такое «творчество», такое наследие.

3. Слово «интеллигенция», введенное в обиход писателем Петром Дмитриевичем Боборыкиным (1836-1921), впервые появилось в России лишь в середине XIX века и оттуда перекочевало в другие европейские языки, где использовалось для обозначения исключительно русского явления.

Речь шла о той части образованных людей, которая отличалась подчеркнутым «народолюбием», враждебностью к существующему строю, отсутствием религиозности и политическим радикализмом.

Главными кумирами этих людей были такие крупные фигуры российской общественной мысли, как Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Белинский, Бакунин и Кропоткин, а основными идеологическими течениями, которые они представляли, – народничество, утопический социализм, анархизм и марксизм. По словам Н.А. Бердяева, интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своими особыми нравами и обычаями и даже своим своеобразным физическим обликом, по которому всегда можно узнать интеллигента и отличить его от представителей других социальных групп.

По этой причине в западной культурологии слово «интеллигенция» в широком, а не в чисто российском смысле, употребляется сравнительно редко, а вместо него предпочитают такие менее идеологизированные и политизированные выражения как интеллектуалы, люди умственного труда, культурный слой, духовная элита.

Итак, если отвлечься от особенностей отечественного словоупотребления, интеллигенция – это некий «мыслящий и чувствующий аппарат нации», вся ее образованная часть, в состав которой входят те, кто так или иначе воплощает и обеспечивает духовную и умственную жизнь страны. Это единственный общественный слой, который, будучи наиболее независимым от какой либо сословности, классовой или профессиональной психологии, сосредотачивающий в себе общенациональное самосознание, выступает выразителем общенародного творческого гения. Без него вообще невозможно развитие культуры и цивилизации. Именно характером и уровнем интеллигенции определяется культурное лицо общества, его симпатии, вкусы и настроения, складывающиеся в устойчивые нормы национальной жизни. Образованный слой становится «интеллектуальной лабораторией, в которой, помимо чисто культурных ценностей, создаются формы и типы национальной гражданственности и политического устроения». Одним словом, «в руках интеллигенции находятся все ключи от национальной судьбы того народа, представительницей которого она является» (Вехи интеллигенции в России: Сб. статей 1909-1910. – М., 1991 С.359, 415-416).

Природной и исторической предпосылкой появления подобной социальной группы стал сам факт «разумности» человека по сравнению с животными, а также разделение труда на умственный и физический, что дало возможность наиболее талантливой и жизнеспособной части наших далеких предков выделиться в особый слой, постепенно взявший на себя духовные функции. Сначала их носителями были жрецы, волхвы, колдуны, потом духовенство вообще, а с появлением науки, светского искусства круг интеллектуалов стал пополняться учеными, врачами, учителями, писателями, художниками, артистами. С развитием науки и техники появилась и научно-техническая интеллигенция. Интеллигенцией стали называть всех людей умственного труда. В этой связи появилась необходимость в разграничении понятий - интеллигенция и интеллигентность.

Не каждый человек, занимающийся умственным трудом, обладает таким качеством, как интеллигентность. Интеллигентность предполагает веру в некие высшие идеалы духовности, нравственности и ответственности за судьбы всего человечества.

По словам Д.С. Лихачева интеллигентность – это «повышенная восприимчивость к культуре, к искусству, деликатность в отношении других людей, принципиальность. И еще: интернационализм, национальное в его лучших проявлениях сохраняется всегда. Но это не исключает подлинного интернационализма, который заключается в отсутствии национальной спеси» (Лихачев Д.С. Раздумья. – М., 1991. С.282-283).

Будучи весьма важным общественным слоем (сколь бы ни разнился уровень общей культуры у ее отдельных представителей), интеллигенция неуклонно увеличивает свой удельный вес в любом современном обществе. Еще в 70-х годах нашего века в наиболее развитых странах доля людей умственного труда составляла около 20% самодеятельного населения. Сейчас в условиях «информационной революции» эта цифра значительно выше. Неудивительна поэтому определяющая роль интеллигенции в судьбах человечества. Это всегда понимали власть имущие. На протяжении всей истории отношения между властью и интеллектуалами были достаточно сложными: от полного взаимопонимания до непримиримого противостояния. Рассмотрим ситуацию, сложившуюся в России за последние сто лет. Ясно, что уровень культуры и перспективы выживания того или иного народа прямо зависят от качества и удельного веса его духовно-интеллектуального слоя. К сожалению, в результате событий 1917 года этот слой был почти полностью уничтожен большевиками, и лишь в 50-60е годы наша страна по коэффициенту интеллектуальности населения (но только коли

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: