РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ: ДОКТОР, А ГДЕ ДРУГОЙ ДЭВИД?

Удивительно: мы обнаружили, что редупликация при синдроме Капгра может даже затрагивать и собственное «я» пациентов. Как было замечено ранее, рекурсивная активность зеркальных нейронов может вылиться в представление не только сознания других людей, но и своего собственного¹³. Небольшая путаница в этом механизме способна объяснить, почему наш пациент Дэвид, показывая на свою фотографию в профиль, сказал: «Это другой Дэвид». Иногда он упоминал «другого Дэвида» в повседневных

разговорах, даже испуганно спрашивал: «Доктор, если другой Дэвид снова появится, не отрекутся ли от меня мои родители?» Конечно же мы все, бывает, играем какую-либо роль время от времени, но не до такой же степени, когда метафора («я раздвоился», «я не тот молодой человек, которым был») становится буквальной. Опять же, имейте в виду, что, несмотря на эти похожие на сон неправильные прочтения реальности, Дэвид был абсолютно нормальным в других аспектах.

Кстати, английская королева также говорит о себе в третьем лице, но я не стал бы относить это к разряду патологий.

СИНДРОМ ФРЕГОЛИ: ДОКТОР, ВСЕ ВОКРУГ ПОХОЖИ НА ТЕТЮ СИНДИ

При синдроме Фреголи пациент утверждает, что все окружающие похожи на какого-то одного человека из числа его знакомых. Например, однажды я встретил мужчину, который говорил, что все вокруг похожи на тетю Синди. Возможно, это происходит из-за того, что эмоциональный путь

3 (так же как связи от пути 2 к миндалевидному телу) укрепился вследствие болезни. Это могло случиться из-за серии нервных импульсов, случайно активизировавших путь 3, как при эпилепсии; иногда это называют киндлингом. В итоге получается, что все вокруг выглядят до странности знакомыми. Почему прототип только один остается загадкой, но это может быть следствием того, что «размытая похожесть» бессмысленна. По аналогии, размытая тревожность ипохондрика недолго бывает ни на чем не сосредоточена, но замыкается на каком-нибудь конкретном органе или болезни.

Ранее в этой главе я писал, что «я», которое не осознает себя, оксюморон. Тем не менее есть определенные расстройства, которые могут серьезно исказить самосознание, либо заставляя пациента поверить, что он мертв, либо вызывая бредовые идеи о том, что он может соединиться с Богом.

Если вы проведете опрос среди неврологов или восточных мистиков, какой аспект «я» самый загадочный, самым распространенным ответом будет то, что «я» осознает само себя, может осмысливать собственное существование и (увы!) свою смертность. Никакие существа, кроме людей, на это не способны.

Я часто летом читаю лекции и навещаю пациентов в Институте неврологии на Маунт-Роуд в городе Чиннай в Индии. Мой коллега доктор А.В. Сантханам приглашает меня прочитать там лекции и обращает мое внимание на интересные случаи. Однажды вечером после лекции доктор Сантханам ждал меня в кабинете с пациентом, растрепанным и небритым молодым человеком лет тридцати по имени Юсоф Али. Али с юности страдал эпилепсией. Периодически он погружался в депрессию, но трудно было определить, была ли она связана с его припадками или с тем, что он слишком много читал Сартра и Хайдеггера, как многие умные подростки. Али сказал мне, что его очень интересует философия.

Странное поведение Али бросалось в глаза каждому, кто знал его еще задолго до того, как ему диагностировали эпилепсию. Его мать замечала, что пару раз в неделю наступали короткие периоды, когда он как-то отстранялся от мира, казалось, у него затуманено сознание, он постоянно кусал губы, осанка его искривлялась. Клиническая история вместе с ЭЭГ (электроэнцефалограмма, запись электрической активности головного мозга) навела нас на мысль диагностировать мини-припадки Али как форму эпилепсии, называемую сложными парциальными припадками. Такие припадки отличаются от больших судорожных (затрагивающих весь корпус тела) припадков, которые у большинства людей ассоциируются с эпилепсией. Эти мини-припадки, напротив, больше всего поражают височные доли и влекут за собой эмоциональные изменения. При длительных ремиссиях Али был абсолютно здравомыслящим и разумным.

Али молча пристально смотрел на меня около минуты. Потом медленно прошептал:

«Думаю, что в медицинском колледже Мадраса. Я был пациентом в Килпауке». (Килпаук был в Ченнае единственным госпиталем, специализирующимся на психических заболеваниях.)

«Да. Меня не существует. Можно сказать, я пустая оболочка. Иногда я чувствую себя призраком, который существует в ином мире».

«Али, ты же умный человек. Ты не сумасшедший. У тебя присутствуют аномальные электрические заряды в некоторых частях мозга, которые влияют на ход твоих мыслей. Именно из-за них ты попал сюда из Килпаука. Существуют лекарства, которые сдерживают припадки».

«Я не понимаю, о чем вы говорите. Знаете ли, мир иллюзорен, как говорят индусы. Все это майя [«иллюзия» на санскрите]. А если мира не существует, то в каком смысле существую я? Мы воспринимаем все это как само собой разумеющееся, хотя это просто неправда».

«Али, о чем это ты? Ты говоришь, что тебя не существует? Но как ты объяснишь то, что мы с тобой сейчас разговариваем?»

Али выглядел сбитым с толку, казалось, он вот-вот заплачет.

В сознании Али как и в сознании многих в той или иной степени «нормальных» мистиков, в его утверждениях нет существенных противоречий. Иногда я задаюсь вопросом, не имеют ли такие пациенты с эпилепсией в височных долях доступ к иному измерению, вроде туннеля в параллельный мир? Правда, я не делюсь подобными соображениями со своими коллегами, дабы они не усомнились в моем душевном здоровье.

У Али было одно из наиболее странных расстройств в нейропсихиатрии: синдром Котарда. Было бы слишком просто сразу заключить, что бред Али был результатом сильной депрессии. Депрессия очень часто сопровождает синдром Котарда, однако только она одна не может быть его причиной. С одной стороны, менее экстремальные формы деперсонализации, при которых пациент чувствует себя «пустой оболочкой», но, в отличие от больного синдромом Котарда, критично относится к своей болезни, могут случаться при абсолютном отсутствии депрессии. И наоборот, большинство пациентов с тяжелой депрессией не заявляют, что мертвы. Так что при синдроме Котарда должно происходить что-то другое.

Доктор Сантханам назначил Али противосудорожный препарат ламотригин.

«Это должно вам помочь, сказал он. Мы начнем с малых доз, потому что в редких случаях у некоторых больных это лекарство вызывает сильную кожную сыпь. Если у вас это случится, немедленно прекратите прием и приходите сюда к нам».

В течение последующих нескольких месяцев припадки у Али прекратились и в качестве неожиданного подарка колебания его настроения уменьшились и депрессия ослабла. Тем не менее даже три года спустя он продолжал утверждать, что мертв.

Что могло бы быть причиной этого кафкианского расстройства? Как я отмечал ранее, и путь 1 (включая участки нижней теменной дольки), и путь 3 богаты зеркальными нейронами. Путь 1 участвует в формировании намерений, а путь 3 вместе с центральной долей ведает эмоциональной эмпатией. Мы уже видели, как зеркальные нейроны могут не только участвовать в моделировании поведения других людей (это обычное представление об их функции), но и обращаться «внутрь» для наблюдения за собственными психическими состояниями. Это может обогатить интроспекцию и самосознание.

Мое объяснение синдрома Котарда состоит в том, что он представляет крайнюю и более общую форму синдрома Капгра. Люди с синдромом Котарда часто теряют интерес к созерцанию предметов искусства или слушанию музыки, возможно из-за того, что эти стимулы не вызывают у них эмоционального отклика. Этого и следует ожидать, если все или большинство сенсорных путей к миндалевидному телу полностью отрезаны (в противоположность синдрому Капгра, при котором только «лицевая» часть веретенообразной извилины отсоединена от миндалевидного тела). Таким образом, пациенту с синдромом Котарда весь мир ощущений (а не только мать и отец) будет представляться дереализованным нереальным, как во сне. Если добавить к этому сочетанию нарушение взаимных связей между зеркальными нейронами и системой лобных долей, то произойдет и потеря ощущения своего «я». Потерять себя и потерять мир максимально приблизиться к смерти, оставаясь живым. Неудивительно, что синдром Котарда часто, хотя и не всегда, сопровождается сильнейшей депрессией.

Обратите внимание, как легко в этом случае понять, каким образом более умеренные формы синдрома Котарда могут быть причиной любопытных состояний дереализации («мир нереален, как во сне») и деперсонализации («я не настоящий»), часто наблюдаемых в клинике депрессии. Если у пациентов с депрессией выборочно поражены цепи передачи эмпатии и восприятия отличительных черт внешних объектов, но не затронуты цепи представления о себе, результатом будет дереализация и ощущение отчужденности от мира. Если, напротив, главным образом затронуто представление о себе, но сохранились нормальные реакции на внешнее окружение и людей, возникает чувство внутренней пустоты, характерное для деперсонализации. Короче говоря, ощущение нереальности приписывается или себе, или миру, в зависимости от того, какая из этих тесно связанных функций оказалась повреждена.

Крайнее сенсорно-эмоциональное разобщение и умаление «я», которое я предлагаю считать объяснением синдрома Котарда, объяснило бы и странное равнодушие к боли у таких пациентов. Они воепринимают боль как ощущение, но, подобно Микки (из главы 1), не испытывают страдания. Предпринимая отчаянные попытки восстановить свою способность ощущать что-то хоть что-нибудь! такие пациенты могут совершать попытки причинить боль самим себе, чтобы почувствовать себя более «привязанными» к своему телу.

Так можно было бы объяснить и парадоксальное открытие (пока предположительное и недоказанное), что некоторые пациенты с тяжелой депрессией совершают самоубийство при начале приема антидепрессантов типа прозака. Можно поспорить с тем, что при крайних случаях синдрома Котарда самоубийство будет излишним действием, так как коль скоро индивидуальность уже «умерла», то нет и субъекта, который нуждается в освобождении от ее мучений. С другой стороны, антидепрессант может восстановить самосознание как раз в той мере, которой окажется достаточно для осознания пациентом бессмысленности существования его «я» и мира, и тогда самоубийство покажется единственным выходом. По этой схеме синдром Котарда апотемнофилия в приложении ко всему своему «я», а не только к руке или ноге, и самоубийство есть его успешная ампутация.

Теперь подумайте, что произойдет, если случится противоположное чрезвычайная сверхактивация пути 3, вызванная возбуждением такого рода, как встречается при височной эпилепсии (ВЭ). Результатом было бы крайнее повышение уровня эмпатии к другим, к себе и даже к неодушевленному миру. Вселенная и все в ней исполнились бы глубочайшего значения. Это бы ощущалось как пребывание в единении с самим Богом, что тоже часто встречается в описаниях ВЭ.

Теперь, как при синдроме Котарда, представьте, что ко всему этому добавилось повреждение в лобных долях, что тормозит активность зеркальных нейронов. Обычно эта система охраняет эмпатию, предотвращая «сверхэмпатию» и таким образом сохраняя наше ощущение идентичности. Следствием повреждения этой системы было бы другое, еще более глубокое чувство слияния со всей Вселенной.

Это ощущение выхода за пределы своего тела и достижения единения с некой бессмертной и вечной сущностью присуще только человеку. Человекообразные обезьяны, к их чести, не увлекаются теологией и религией.

Ошибочное отнесение наших внутренних психических состояний к ложным спусковым механизмам во внешнем мире является только частью сложной сети взаимодействий, которая приводит к психическому заболеванию в целом. Синдром Котарда и «слияние с Богом» крайние формы этих явлений¹⁶. Куда более обычное проявление синдром панической атаки.

Определенная часть людей, вполне нормальных в других отношениях, подвержена внезапному, длящемуся 40-60 секунд, ощущению неминуемой смерти своего рода мимолетному синдрому Котарда (в сочетании с сильным эмоциональным компонентом). Учащается сердцебиение (что ощущается как трепетание и усиление пульса), потеют ладони, и человека охватывает ощущение абсолютной беспомощности. Такие атаки могут происходить несколько раз в неделю.

Возможным источником панических атак могут быть короткие миниприпадки, затрагивающие путь 3 и, особенно, миндалевидное тело с его исходящим потоком спонтанной эмоциональной и поведенческой активации через гипоталамус. При этом запускается мощная реакция «нападай или убегай», но, так как человек не видит в окружающем мире ничего, что могло бы вызвать такие изменения, он придает угрозе субъективный характер и начинает чувствовать, что умирает. Это снова проявление неприятия мозгом расхождений на этот раз между нейтральными сигналами извне и далеко не нейтральными внутренними физиологическими ощущениями. Единственный способ для мозга справиться с такой комбинацией приписать изменения какому-то непостижимому и устрашающему внутреннему источнику. Мозг менее терпим к «непривязанному» (необъяснимому) беспокойству, чем к беспокойству, которое можно однозначно связать с каким-то источником.

Если эти предположения верны, то интересно, нельзя ли для «лечения» панических атак использовать тот факт, что пациент обычно за несколько секунд знает о приближении атаки. В этом случае, почувствовав приближение атаки, пациент мог бы быстро начать смотреть какой-нибудь фильм ужасов, например на своем iPhone. Это могло бы остановить атаку, позволив мозгу приписать физиологическую активацию внешнему страху, а не какой-то пугающей, но непостижимой внутренней причине. То, что пациент на каком-то высшем уровне интеллекта «знает», что это лишь кино, не обязательно должно помешать такому лечению: в конце концов, вы ведь испытываете страх, смотря фильм ужасов, даже осознавая, что это «только кино». Убеждения не монолит; в них существует несколько слоев, взаимодействия которых можно использовать клинически, пользуясь соответствующими уловками.

Понятие о последовательно организованных воспоминаниях, накапливающихся в течение жизни, неявно присутствует в концепции «я». Существуют синдромы, которые ощутимо влияют на различные аспекты формирования и извлечения воспоминаний. Психологи различают три различных типа памяти (это слово примерно соответствует слову «обучение»), которым могут соответствовать отдельные мозговые, нейронные субстраты. Первый из этих видов памяти называется процедурной памятью, она позволяет нам осваивать новые навыки, такие как катание на велосипеде или чистка зубов. Такие воспоминания мгновенно воскрешаются, когда того требует ситуация, и вы даже не задумываетесь об этом. Этот тип памяти встречается не только у людей: он свойственен всем позвоночным и некоторым беспозвоночным животным. Второй вид семантическая память, ваше фактическое знание объектов и событий в мире. Например, вы знаете, что зимой холодно или что бананы желтые. Этой формой памяти тоже владеют не только люди. Третья категория, впервые выделенная Энделем Тульвингом, называется эпизодической памятью, это воспоминания об особенных случаях, таких как ваш выпускной вечер или день, когда вы сломали лодыжку, играя в баскетбол. Или, как выразился психолингвист Стивен Пинкер: «Кто кому когда что и где сделал». Семантические воспоминания можно сравнить со словарем, а эпизодические с дневником. Психологи противопоставляют их как «знающие» и «вспоминающие»; на последние способны только люди.

Г арвардский психолог Дэн Шектер сделал оригинальное предположение, что эпизодические воспоминания могут быть близко связаны с ощущением человеком своего «я»: мы нуждаемся в «я», с которым были бы связаны эти воспоминания, а воспоминания, в свою очередь, обогащают «я». Кроме того, мы склонны организовывать наши эпизодические воспоминания приблизительно в правильной последовательности и можем устраивать что-то вроде мысленных путешествий, чтобы «посетить» места или «оживить» эпизоды нашей жизни в ярких ностальгических деталях. Такими возможностями почти наверняка владеют только люди. Более парадоксальна наша способность устраивать путешествия в будущее, чтобы предвосхищать и планировать его. Эта способность, вероятно, тоже характерна только для нас (и возможно, что для ее осуществления требуются хорошо развитые лобные доли). Без такого планирования наши предки не могли бы изготавливать каменные орудия для охоты или сохранять посевные семена до следующего урожая. Шимпанзе и орангутанги при необходимости тоже могут делать и пользоваться инструментами (например, счищать листья с прутьев, чтобы извлекать термитов из муравейника), но они не могут изготавливать инструменты с намерением приберечь их для будущего употребления.

Все это интуитивно понятно, но существуют также свидетельства об умственных расстройствах некоторые встречаются часто, другие гораздо реже, при которых различные компоненты памяти избирательно повреждены. Эти синдромы ярко иллюстрируют наличие подсистем памяти, включая те, которые встречаются только у человека. Почти все слышали об амнезии вследствие травмы головы: пациент с трудом может вспомнить конкретные события, которые происходили в течение недель или месяцев, предшествовавших увечью, даже если он в здравом уме, узнает людей и способен усваивать новые эпизодические воспоминания. Этот синдром ретроградная амнезия так же часто встречается в реальной жизни, как и в голливудских фильмах.

Г ораздо менее распространен синдром, описанный Энделем Тульвингом: у одного из его пациентов, Джейка, были повреждены участки и лобных, и височных долей. В результате Джейк лишился эпизодических воспоминаний любого рода, как из детства, так и из недавнего прошлого. Новых эпизодических воспоминаний он также не мог формировать. При этом его семантические воспоминания о мире остались невредимы; он знал о королях и капусте, любви и ненависти, о бесконечности. Нам очень трудно представить внутренний психический мир Джейка. Тем не менее, несмотря на то, чего мы могли бы ожидать в соответствии с теорией Шектера, у него было ощущение своего «я». Различные атрибуты «я» подобны стрелам, указывающим на воображаемую точку психический «центр тяжести» индивидуальности, о котором я ранее уже упоминал. Отсутствие какой- нибудь стрелы может обеднить «я», но не разрушить ее; «я» храбро противостоит камням и стрелам жестокой фортуны. Даже при этом я бы согласился с Шектером в том, что автобиография, которую каждый из нас носит в своем мозге, основана на эпизодических воспоминаниях и тесно связана с нашим ощущением «я».

В нижних, внутренних участках височных долей располагается гиппокамп структура, необходимая для восприятия новых эпизодов. Если он поврежден на обеих сторонах мозга, возникает грубое расстройство памяти, называемое антероградной амнезией. Пациенты с таким расстройством оживленны, разговорчивы и умны, но они не могут формировать новых эпизодических воспоминаний. Если бы вас представили однажды такому пациенту, а потом вы бы вышли и вернулись через пять минут, то не увидели бы в нем ни намека на то, что он вас узнает, он как будто никогда до сих пор вас не видел. Такие пациенты могут читать один и тот же детектив снова и снова, и им никогда не надоест. Однако в противоположность пациенту Тульвинга воспоминания, сформированные до повреждения, в основном сохранились бы: пациентка с антероградной амнезией помнит мужчину, с которым встречалась в год аварии, вечеринку в честь своего сорокалетия и т. д. Следовательно, гиппокамп необходим для формирования новых воспоминаний, но не для извлечения старых. Это предполагает, что воспоминания не хранятся в гиппокампе. Более того, семантические воспоминания пациентки не задеты. Она по-прежнему знает факты о людях, об истории, значения слов и т. д. Большое количество пионерских работ было выполнено при изучении этих расстройств моими коллегами Ларри Сквайром, Джоном Викстедом в Университетской клинике в Сан-Диего и Брендой Милнер в университете Мак-Гилл в Монреале.

Что случилось бы, если бы кто-то лишился одновременно семантической и эпизодической памяти, ведь у него не осталось бы ни фактического знания о мире, ни эпизодических воспоминаний о своей жизни? Такого пациента не существует. Но если бы вы все-таки встретили человека, у которого было бы такое сочетание повреждений мозга, что бы он мог сказать вам о своем ощущении «я»? Фактически, если бы у него действительно не было бы ни семантической, ни эпизодической памяти, вряд ли он бы вообще мог говорить с вами или понимать ваши вопросы, не говоря уж о понимании значения «я». Однако его моторные навыки были бы незатронуты, и он мог бы поразить вас, уехав домой на велосипеде.

Одним из атрибутов нашей индивидуальности является чувство «ответственности» за свои действия и, как следствие, убежденность в том, что при желании мы могли бы поступить иначе. Это может показаться абстрактным философствованием, но на самом деле играет важную роль в системе уголовного судопроизводства. Человека можно объявить виновным, только если он 1) мог полностью предвидеть другие доступные образы действия, 2) всецело осознавал возможные последствия своих действий, как ближайшие, так и отдаленные, 3) мог принять решение воздержаться от действий и 4) он хотел того результата, который последовал.

Верхняя извилина, ответвляющаяся от левой нижней теменной дольки, которую я раньше называл надкраевой извилиной, в сильной степени участвует в этой способности создавать динамический внутренний образ предвосхищаемых событий. Эта структура сильно развита в мозге человека, ее повреждение приводит к своеобразному расстройству под названием апраксия, определяемому как неспособность выполнять действия, требующие навыка. Например, если вы попросите пациентку с апраксией помахать кому-нибудь рукой на прощание, она просто уставится на свою руку и начнет шевелить пальцами. Но если вы спросите ее, что значит «до свидания», она ответит: «Ну, это когда вы машете рукой, покидая компанию». Более того, мышцы ее руки в порядке, она может развязать узел. Ее мышление и языковые способности не задеты, как и ее моторная координация, но она не может перевести мысль в действие. Я часто задумывался, не развилась ли эта извилина, которая есть только у людей, первоначально для изготовления и оснащения многокомпонентных инструментов, например, насаживание топора на соответствующим образом вырезанное топорище?

Все это лишь часть истории. Мы обычно думаем о свободе воли как о двигателе, связанном с нашим ощущением того, что мы сознательные личности, у которых есть множество выборов. У нас есть только несколько догадок о том, откуда появляется это чувство активности желание действовать и вера в свои возможности. Очень помогает исследование пациентов с поврежденной передней частью поясной извилины в лобных долях, которая, в свою очередь, получает основной сигнал от верхних теменных долек, включая супрамаргинальную извилину. Такое повреждение может привести к акинетическому мутизму, или бодрствующей коме, которую мы наблюдали у Джейсона в начале этой главы. Некоторые пациенты через несколько недель восстанавливаются и говорят что-то вроде: «Я был полностью в сознании и знал, что происходит, доктор. Я понимал все ваши вопросы, но просто не хотел на них отвечать или вообще что-либо делать». Оказывается, желание критически зависит от передней части поясной извилины.

Другим следствием повреждения этой извилины является синдром «чужой руки», при котором рука пациента выполняет действия, которых пациент не желает. Я осматривал женщину с таким расстройством в Оксфорде (вместе с Питером Халлиганом). Левая рука пациентки вытягивалась и хватала предметы без ее намерения, и ей приходилось пользоваться правой рукой, чтобы разжать пальцы левой и заставить ее отпустить предмет. (Некоторые аспирантымужчины в моей лаборатории называли это расстройство «синдромом третьего свидания».) Синдром «чужой руки» подчеркивает важную роль передней части поясной извилины в проявлении свободной воли, трансформируя философскую проблему в неврологическую.

Философы утвердили способ рассмотрения проблем сознания как абстрактных вопросов, таких как переживание первичных ощущений (квалиа) и их взаимоотношения с «я». Психоанализ, хотя и смог выразить проблему в терминах сознательных и бессознательных мозговых процессов, не сформулировал проверяемых на практике теорий и не дал никаких инструментов для их проверки. Моей задачей в этой главе было продемонстрировать, что нейробиология и неврология дают нам новую уникальную возможность разобраться в структуре и функциях «я», не только

извне, наблюдая поведение, но также изучая внутреннюю работу мозга. Наблюдая пациентов, подобных тем, что мы встретили в этой главе, с дефицитом и нарушениями целостности «я», мы можем заглянуть глубоко в

Если мы в этом преуспеем, то впервые в эволюции представитель вида сможет оглянуться на себя и не только понять, откуда в нем взялось все то, что в нем есть, но также выяснить, что или кто является агентом сознания и понимания. Мы не знаем, куда приведет нас это путешествие, но уверен, что это будет величайшее приключение, в которое когда-либо пускалось человечество.

...И воздушным теням дарует и обитель, и названье...

ОДНОЙ ИЗ ГЛАВНЫХ ТЕМ ЭТОЙ КНИГИ ШЛА ЛИ РЕЧЬ ОБ ОБРАЗЕ тела, зеркальных нейронах, эволюции языка или аутизме был вопрос о том, как ваше внутреннее «я» взаимодействует с миром (в том числе и с социальным миром) и в то же время сохраняет свою индивидуальность. Взаимодействие между «я» и другими особенно хорошо развито у людей и существует только в рудиментарной форме у человекообразных обезьян. Я предположил, что многие вилы психических расстройств могут объясняться нарушением именно этого процесса. Понимание подобных расстройств может открыть путь не только к решению абстрактной (философской, я бы сказал) проблемы «я» на теоретическом уровне, но также к лечению психических заболеваний.

Моей целью было создать новую точку отсчета для того, чтобы объяснить «я» и болезни этого «я». Надеюсь, что мысли и наблюдения, которые я представил, будут вдохновлять на новые эксперименты и подготовят почву для более связной теории в будущем. Что поделать, к подобным средствам наука часто прибегает на ранних стадиях: сначала приходится исследовать рельеф местности, а уж потом пытаться создать всеохватывающие теории. По иронии, именно на этом этапе наукой заниматься интереснее всего. Каждый маленький эксперимент, который вы ставите, заставляет вас почувствовать себя Дарвином, нашедшим новые ископаемые, или Ричардом Бертоном на очередном повороте Нила в поисках его истоков. Может быть, вы не столь высоко парите, но, пытаясь подражать им, вы чувствуете рядом их присутствие, подобно ангелам-хранителям.

Пользуясь аналогией из другой дисциплины, мы находимся сейчас на той же ступени, на которой находилась химия в XIX веке: открытие базовых элементов, классификация их по группам, изучение способов их взаимодействия. Мы все еще прокладываем себе путь к чему-то вроде периодической таблицы, но до теории атома нам еще далеко. В химии было много ложных разработок, таких как утверждение о существовании загадочной субстанции флогистон, которая должна была объяснять некоторые химические взаимодействия, пока не было открыто, что для этого флогистону потребовался бы отрицательный вес! Химики часто сталкивались с ложными соответствиями. К примеру, закон октав Джона Ньюланда, который утверждал, что элементы соединялись пучками по восемь штук, как восемь нот в одной октаве до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до. (Идея ошибочная, но она открыла путь к периодической таблице.) Хочется надеяться, что понятие «я» не окажется таким же флогистоном!

Я начал с того, что очертил эволюционную и анатомическую перспективы, чтобы объяснить многие странные нейропсихиатрические синдромы. Я предположил, что эти расстройства можно рассматривать как повреждения сознания и самосознания, которые являются исключительно человеческими свойствами. (Сложно вообразить, что обезьяна будет страдать от синдрома Котара или религиозного бреда.) Некоторые расстройства связаны с попытками мозга заставить слаженно работать разные блоки мозга (как при синдроме Капгра или апотемнофилии) или с несоответствиями между внутренними эмоциональными состояниями и когнитивной оценкой внешних обстоятельств (как при панических атаках). Другие расстройства возникают из-за нарушения нормального гармоничного взаимодействия между самосознанием и сознанием других, которое связано отчасти с зеркальными нейронами и с тем, как они регулируются лобными долями.

Я начал эту книгу с риторического вопроса Дизраэли, является человек обезьяной или ангелом. Я рассказал о полемике двух викторианских ученых Гекели и Оуэна, которые спорили об этом тридцать лет. Первый подчеркивал преемственность между мозгом человекообразной обезьяны и человека, а второй уникальность человека. Наши знания о мозге постоянно расширяются, и нам не нужно больше принимать сторону одного из них. В каком-то смысле они оба правы, все зависит от того, как поставить вопрос. Эстетика существует у птиц, пчел и бабочек, но слово «искусство» (со всеми его культурными значениями) применимо лишь к человеку даже несмотря на то, что, как мы видели, за искусство в нашем мозге отвечают нервные системы, которые есть и у других животных. Юмор является исключительно человеческим атрибутом, а смех нет. Никто не станет говорить о юморе гиены или даже обезьяны, которая «смеется», когда ее щекочут. Имитировать в зачатке действия (например, открыть замок ключом) могут и орангутаны, но имитация, требующая более сложных умений, например охота на антилопу или насаживание топорища, равно как и последствия такой имитации быстрая ассимиляция и распространение сложной культуры наблюдается только у людей. Эта имитация, которой обладают люди, потребовала, среди прочего, более сложно развитую систему зеркальных нейронов, чем та, которая существует у низших приматов. Обезьяна может выучить что-то новое, конечно, и удержать в памяти. Но она не может пуститься в сознательные воспоминания конкретных событий в прошлом, чтобы создать автобиографию, придавая своей жизни последовательность и смысл.

Мораль и ее обязательная предшественница «свободная воля», как предвидение последствий и выбор между ними, требует иной структуры лобных долей, чтобы вместить ценности, на основе которых делается выбор, необходима передняя часть поясной извилины. Эта особенность есть только у людей, хотя простейшие формы сопереживания наблюдаются, конечно, и у высших приматов.

Сложный язык, жонглирование символами, абстрактное мышление, метафора и самосознание все это уникально для человека. Я предложил читателям некоторые размышления об их эволюционном происхождении и предположил также, что эти функции осуществляются частично посредством специальных структур, таких, как угловая извилина и зона Вернике. Производство и применение составных орудий труда, предназначенных для использования в будущем, требуют, возможно, наличия еще одного уникального человеческого образования надкраевой извилины, которая развилась из аналогичной структуры (нижней теменной дольки) приматов. Самосознание оказалось особенно трудным для понимания, но мы увидели, какие подходы к нему можно найти через изучение психической жизни неврологических и психиатрических пациентов. Самосознание является чертой, которая не только делает нас людьми, но и парадоксальным образом заставляет нас быть больше чем просто людьми. Как я сказал в моих лекциях на Би-би-си, «наука говорит нам, что мы просто животные, но мы ощущаем себя иначе. Мы ощущаем себя ангелами, спрятанными в тела животных, вечно стремящимися к преодолению своих границ». В общем-то в этом и заключается главная проблема человека.

Мы увидели, что «я» сплетено из многих нитей, каждую из которых можно распутать и изучить, если ставить эксперименты. Теперь все готово, чтобы понять, как эти нити сплетаются в нашем обыденном (здоровом) сознании. Более того, лечение по крайней мере некоторых форм психических заболеваний, таких как расстройство личности, могут обогатить наше понимание этих нитей и помочь в разработке новых терапевтических методов в дополнение к традиционным.

Но главный стимул для понимания «я» идет не от желания развивать медицину, а от более глубокого стремления, общего для всех нас, жажды понять самих себя. Как только самосознание появилось в результате эволюции, организм неизбежно задался вопросом «кто я такой?». Среди бескрайних пространств негостеприимного космоса и неизмеримого времени вдруг появился кто-то по имени «я». Откуда он пришел? Почему здесь? Почему сейчас? Вы, сделанные из звездной пыли, стоите теперь на холме, смотрите на звездное небо и размышляете о своем происхождении и своем месте во Вселенной. Возможно, другой человек стоял на том же самом месте 50 тысяч лет назад и задавал тот же самый вопрос. Как однажды спросил мистически настроенный нобелевский лауреат Эрвин Шредингер: а был ли он действительно кем-то другим? Мы забрели с риском для себя в область метафизики, но, будучи людьми, мы не можем этого избежать.

Когда люди вдруг понимают, что их сознание и «я» образованы «простой» активизацией атомов и молекул в мозге, они обычно чувствуют разочарование, но это неправильно. Многие великие физики XX века Вернер Гейзенберг, Эрвин Шредингер, Вольфганг Паули, Артур Эддингтон и Джеймс Джинс отмечали, что базовые составляющие материи, такие как кванты, сами по себе весьма загадочны, если не сказать сверхъестественны, и обладают свойствами, близкими к метафизическим. Поэтому не следует бояться, что наше «я» станет менее удивительным и вдохновенным, оттого что оно «сделано» из атомов. Можно называть это чувством удивления и бесконечного трепета перед Богом, если вам угодно.

Сам Чарльз Дарвин время от времени испытывал сомнение:

«Я интуитивно ощущаю, что весь этот вопрос о Творении слишком глубок для человеческого разума. С таким же успехом собака может размышлять о разуме Ньютона! Пусть каждый человек надеется и верит в то, во что способен».

«Должен признаться, что я не могу видеть также явно, как другие и как мне бы хотелось это видеть, свидетельств замысла и милосердия вокруг нас. В мире слишком много несчастья. Я не могу убедить себя, что милосердный и всемогущий Бог замыслил ихневмонид (семейство паразитических ос), питающихся живыми телами гусениц, или кошку, играющую с мышью... С другой стороны, я никак не могу остановиться на мысли, что этот удивительный мир, и особенно природа человека, является результатом действия неразумной силы».

Эти цитаты направлены против креационистов, но замечания Дарвина едва ли можно считать типичными для ярого атеиста, каким его часто изображают.

Как ученый, я на стороне Дарвина, Гулда, Линкера и Докинза. Я нетерпим к тем, кто воинственно защищает теорию разумного замысла, по крайней мере в том смысле, который люди обычно вкладывают в эти слова. Ни один человек, который видел рожающую женщину или ребенка, умирающего от лейкемии, не сможет поверить, что этот мир был создан специально для нашей пользы. Но как человеческие существа мы должны принять со смирением, что вопрос о первоначале всегда останется неразрешенным, не важно,

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: