Когда-то мы были любовниками

Каждый раз, когда я натыкалась взглядом на Мэтта, во мне конфликтовало два чувства: шок от того, какой он привлекательный —подтянутый, сильный и с годами ставший еще сексуальнее, — и неверие в то, что он вообще был здесь. Я была убеждена, что проснусь, и все будет так, как прежде.

Но рядом с ним мне хотелось быть сильной. Я неделю рыдала из-за того, как он воспринял новость. Я достаточно настрадалась. Откровенно говоря, мне надоело переживать из-за всего этого дерьма: я так делала на протяжении полутора десятка лет. Если ему угодно винить меня в том, что сделала его бывшая жена-психопатка, то так тому и быть. Я достаточно плакала и достаточно извинялась.

Уверенно направившись к нему, я обратила внимание на то, что он осматривал меня с ног до головы. На мне были шорты, шелковая ночная рубашка и во взгляде читалось — «пускай дьявол переживает». Я забрала пакет из его рук.

— Шоколадный и с арахисовым маслом? — уточнила я. Он кивнул. — Спасибо.

Он пошел к двери, а я последовала за ним, чтобы закрыть ее. Но прежде чем выйти за дверь, он обернулся, положил руку на покрытое шелком бедро и поцеловал меня прямо под ухом. Я взвизгнула.

—Спокойной, Грейси, — прошептал он и был таков.

Я стояла в дверном проеме еще несколько мгновений и пыталась восстановить дыхание. У меня только получилось держать себя в руках…

На следующий день после школы я отправилась в центр «Зеленые просторы», название которого не совсем соответствовало правде. Это был оздоровительный дом престарелых очень низкого качества, находившийся в Бронксе; дочь Орвина поместила его туда после того, как его жена скончалась несколько лет назад. Место на самом деле нуждалось в ремонте. Стены были окрашены в отвратительные оттенки рвотно-зеленого цвета из фильма «Экзорцист», а из находившейся рядом хлебопекарной фабрики несло прогнившими дрожжами. «Зеленые просторы» были кошмарными. Я забирала Орвина отсюда хотя бы раз в неделю. Мы шли в ближайший парк и играли в шахматы, и, невзирая на то, что он больше не мог вспомнить мое имя, я была уверена, что он знал, кто я такая.

Когда мы устроились в парке, то стали прислушиваться к завываниям ветра между деревьями.

— Как думаете, что значит, если я больше ее не слышу?

—Шах. Янезнаю, чтоэтозначит. Может, ты слушаешь недостаточно старательно.

Как ему удается выигрывать у меня каждый раз? Я пошла королем.

—Может,раньшенежалела, асейчасжалеешь. Шахимат.

Ярасставилафигурыпо-новой. Мы играли на старой пластиковой доске, которая складывалась, чтобы я могла убирать ее в сумку.

— Я не жалею себя. Я просто устала, и мне немного грустно.

ЯизучалалицоОрвина. Сложно было не замечать, насколько «Зеленые просторы» были не его местом, ведь Орвин выглядел таким живым, таким настороженным. В то же время он часто забывал вообще все и спрашивал, когда ему нужно быть в магазине, который, к несчастью, закрылся больше десяти лет назад. Сейчас был один из его хороших дней, но он с легкостью мог ускользнуть в забытье.

— Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вы не застревали в «Зеленых просторах»?

— Моя дорогая Грейс, позволь мне поделиться с тобой пословицей.

Я была поражена. Он не называл меня по имени вот уже… даже не могу вспомнить, как давно.

— Я считал, что беден, потому что у меня не было обуви, а затем я встретил человека без ног.

—Болеетого. Тысталанеблагодарной. У тебя есть мужчина, которого ты всегда желала видеть в своей жизни, есть прекрасная дочь и замечательная работа.

—Будешьнужна. Простобудьсобой. Отыщи музыку.

Тем вечером мы с Эш пошли ужинать к Тати. Тати пыталась все устроить по-домашнему: она встретила мужчину, с которым хотела встречаться, и была полна решимости произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз были ее подопытными кроликами, хотя не могу сказать, что нам это нравилось. Татиужасноготовила. Всегда.

Я покачала головой и взяла маленькую порцию. Эш сморщила носик и взяла кусочек еще меньше, пока Тати бегала кругами в поисках штопора.

— Только глоточек? Папа на ужине сказал, что позволит мне выпить вина у него дома.

— Ну, не в лицо, но как еще мне его звать? Мэтт? Не его вина, что он не мог быть мне отцом.

— Он хочет, чтобы ты звала его папой? — спросила я у нее осторожно.

— Не думаю, что для него это имеет значение. Он хочет приходить в школу и познакомиться с моими друзьями.

— Думаю, ему будет приятно это слышать. У бедного парня украли твое детство, — сказала Тати.

— Что случилось с мужененавистницей в твоем лице? — огрызнулась я.

— Зови его папой, если хочешь, — сказала я Эш и протянула ей бокал вина. — Только один глоток.

— Вы с моим папой дружили, когда учились в университете? — спросила Эшу Тати.

—Конечно. Твоимамаспапойбылинеразлучны. Если я после занятий хотела увидеться с Грейс, то мне приходилось видеться и с твоим отцом тоже. Но мы ладили, тогда было весело. — Тати повернулась ко мне. — Кстати, говоря о старых деньках, думаю, на этой неделе тебе после школы стоит зайти к нам и порепетировать.

— С чего бы вдруг? — решила я уточнить с набитым кускусом ртом.

—Сходи, мам. Я после школы могу пойти в папе. Сейчас он работает из дома и звал меня к себе после школы, когда я захочу.

—Даженезнаю, Тати. Недумаю, чтосейчастакжехороша. — А еще я беспокоилась, что Эш приняла Мэтта так легко. Благодаря этому я поняла, как же сильно ей не хватало Дэна. — И, Эш, как так вышло, что тебе так уютно с твоим отцом? Ты же едва его знаешь.

— Я боюсь, что ты так реагируешь, потому что пытаешься заполнить брешь, — заявила я.

— Мне кажется, ты переусердствуешь с анализом, мам. Я смотрю на него и вижу себя. Мне просто уютно с ним. Плюс, он очень милый и хочет быть частью мой жизни. Не разрушай все только потому, что у вас с ним не получилось.

— Я притворюсь, что ты сейчас не была нахалкой. — Хотя она, наверное, была права.

Мы продолжили раскладывать ягненка и кускус по тарелкам. Еда была на вкус такой же кошмарной, как и на вид. Наконец Тати опустила вилку.

— Тебе стоит сосредоточиться на спагетти, — сказала Эш. — Они у тебя получаются.

— Они были навынос, Эш, — сказала я, а Тати расхохоталась.

— Идем, — встряла Тати. — Вперед за бургерами.

До конца недели я после школы ходила репетировать сТати и нью-йоркским филармоническим оркестром. Эш каждый день ходила к Мэтту, а каждый вечер, прежде чем отправиться в постель, в деталях пересказывала, как они проводили время. Она влюбилась в него, как только дочери могут влюбляться в своих отцов. Да и почему бы ей не влюбиться? Я была рада за нее, но мне все еще было паршиво из-за наших с Мэттом взаимоотношений.

В субботу Тати предложила сводить Эш в кино, так что я пошла ужинать в итальянское бистро в одиночестве, где официант уболтал меня взять целую бутылку вина.

— Вы можете выпить всего бокал, а остальное забрать с собой. Мы упакуем бутылку для вас, — сказал он.

Я согласилась, но все закончилось тем, что я осталась на два часа и выпила, по меньшей мере, три четверти бутылки. Благодаря маленьким мерцающим лампочкам, свисавшим с навеса, я видела проходивших по улице людей, державшихся за руки и целовавшихся на углу. Музыка как из «Крестного отца» и тепло от наружного обогревателя стали клонить меня ко сну.

—Мэм? — подошел ко мне официант и потянулся к бутылке. — Могу я упаковать ее для вас?

Должно быть, это намек на то, что пора уходить. Времяподвыпившейдамеубираться.

—Да, этобылобызамечательно. — Там осталось,наверное, всего на один бокал, но я все равно заберу ее с собой.

Расплатившись, я прошла четыре квартала по направлению к своему дому, но когда проходила мимо улицы Мэтта, то решила свернуть.

С другой стороны улицы мне был виден его лофт. Он был дома, сидел на диване, смотрел перед собой. Я стояла внизу, в темноте, наблюдала за ним и думала, как же все странно между ним, мной и Эш; мы все этим вечером были по отдельности. Он потягивал вино и задумчиво смотрел на что-то, а, может, и просто в никуда. Мне стало интересно, какую музыку он слушает. Мэтт поднялся и подошел к окну. Я попятилась, чтобы скрыться в тени, не давая ему возможности меня увидеть. Он стоял, просто застыв, и наблюдал за редкими проезжавшими машины.

Наконец, я сказала: «К черту». Пересекла улицу и позвонила в звонок его квартиры. Он ответил довольно быстро.

— Это Грейс. — Моя нервозность терроризировала желудок.

Когдадверилифтаоткрылись, онстоялвнутрииждал. Я посмотрела на его голые ноги, подняла взгляд к его черным джинсам, затем глянула на ремень, на белую футболку, подняла глаза выше, устремив взгляд на его рот, на его шею, на его длинные, соблазнительные волосы, собранные сзади.

— Привет. — Я протянула ему бумажный пакет, и он взял его.

Мэтт вытащил бутылку из пакета и рассмеялся, после чего посмотрел на меня с кривоватой улыбкой.

— Спасибо, Грейс. Мне еще никогда не вручали практически пустую бутылку вина.

Он посмотрел на меня настороженно, вероятно, оценивая мой уровень опьянения.

—СТати. Ох, блин, мне нужно узнать, когда они будут дома.

Мэтт достал свой телефон из заднего кармана и протянул мне его. Я набрала номер Тати. Фильм, наверное, уже закончился, а мне не хотелось, чтобы Эш приходила в пустой дом.

— Алло? — Голос Тати звучал странно, а затем я поняла, что она не знает номер.

—Мыедиммороженое. Всехорошо? Чей это номер?

Не сказав ни слова, Тати убрала трубку от лица, и я услышала, как она обращается к Эш:

— Эй, может, возьмем фильм напрокат, вредной еды и пойдем ко мне? Твоя мама сказала, что можно.

— А Тати хорошо на нее влияет? — спросил он, глядя на меня искоса.

— Нам больше не двадцать один, Мэтт. Она не курит травку сутки напролет. Она музыкант мирового класса и независимая, образованная женщина. Как ты думаешь?

— Да, ты права, — признал он сразу же. На секунду я ощутила вину, осознав, что он пытался поступить так, как поступают отцы. — Итак, чем обязан такому визиту?

— Что? — Он поставил бутылку и направился ко мне. — Что тебе нужно? — Я не могла сказать, был ли он соблазнительным, раздраженным или одновременно и таким, и таким.

Когда Мэтт подошел ближе, я ощутила его тепло и запах его геля для душа с кардамоном и сандаловым деревом.

Он не двигался, не давая мне и намека на язык тела, который бы мог поведать о его отношении ко мне, но, кажется, я все еще чувствовала гнев и возмущение под его маской. И я была достаточно пьяна, чтобы заговорить с ним об этом.

—Яревнуюкнему. — Мэтт посмотрел мне в глаза. — Он получил все то, чего хотел я. Он получил то, что было моим.

— Но это не его вина. Я это приняла, и тебе бы следовало.

Мэтт подошел всего на дюйм и посмотрел мне прямо в глаза.

Я потянулась к нему на носочках и поцеловала. Поначалу поцелуй казался хрупким, словно мы распадемся на миллионы осколков, если будем действовать слишком быстро или напористо. Но всего через секунды один уже срывал одежду с другого, после чего мы руками запутались в волосах друг друга.

Мы упали на кровать нагими, целуясь и обнимаясь. Когда он сел, я забралась к нему на колени и ввела его член в себя. Из его груди вырвался стон, Мэтт схватил меня за талию, я невольно изогнула спину, и он ртом приник к моей груди.

—Такая прекрасная, — прошептал он между поцелуями, лаская сосок и играя с ним языком.

Мэтт был терпеливым, но настойчивым, каким-то образом он знал, где должны быть его руки, куда нужно надавить, куда нужно меня целовать.

Он уничтожил меня для других мужчин. Он в эту секунду уничтожал меня.

Мэтт развернул меня, поставив на четвереньки, притянул мои бедра к своему телу и проник в меня с силой. Я чувствовала, как он вымещал на мне свой гнев, но по некой причине хотела, чтобы он это делал.

Я хотела чувствовать его. Мне нужно было ощущать, как он избавляется от всего плохого.

Когда мы кончили, он обнял меня, и я спиной чувствовала биение его сердца. Он не говорил ни слова, просто держал меня, пока его сердце не прекратило вырываться из груди. Когда он отпустил меня, я тут же оробела и вырвалась, чтобы собрать свою одежду.

—Постой, идисюда, — произнес он, садясь на край кровати. — Я хочу посмотреть на тебя. — И притянул меня к себе. Даже в едва освещенной комнате я смущалась. Он указательным пальцем стал выводить круги на нежной коже внизу моего живота. На бедрах остались потускневшие растяжки, к которым он приник, чтобы поцеловать. — Каково это было?

—Тебенезахочетсяузнатьорожденииребенкапрямосейчас.

—Яхотел спросить, выобебыливпорядке?— Мэтт рукой провел вверх по внутренней части моего бедра и взглянул на меня. — Ты хорошая мама, Грейс.

— Спасибо. — Нам всем иногда нужно слышать подобное? Что мы хорошие матери, друзья, дочери или жены?

— Ты была счастлива? — Его голос дрожал. — В день, когда родилась Эш, ты была счастлива?

— Это был счастливейший день в моей жизни, — выпалила я.

— Хотел бы я быть там, — сказал он, а затем его тело сотряслось в рыданиях, и он лицом прижался к моему животу.

— Я знаю, все хорошо, — повторяла я снова и снова, но боялась, что ничто не сможет исцелить нас. Шрамы были слишком глубокими.

— Мне кажется, я живу в кошмаре, будто я только что очнулся от комы и понял, что пролетело пятнадцать лет моей жизни. Все происходило без моего участия. Я пропустил все.

Я обнимала Мэтта всю ночь и рассказывала ему о том, как рожала Эш.

— Мы были в Венеции, когда отошли воды. Они отвезли меня на водном такси в больницу. Я помню, как смотрела на каналы и думала о тебе, надеясь, что ты в безопасности. Для того времени года было нехарактерно тепло, настолько тепло, что было возможно ощутить исходящий от поверхности воды жар. Когда я думаю о том дне, то вспоминаю, что тогда как будто солнце целовало землю, словно Бог заявлял о своем присутствии.

Мне повезло. Роды были легкими, все так говорили. Поначалу я не верила в происходящее; все, что я могла делать, это пялиться на ее маленькое дрожащее тельце,вертящееся у меня на груди и покрытое кровью и белой штуковиной. Мне не верилось, что это я ее родила. Когда она успокоилась и начала есть, Дэн сказал, что это было прекрасно, что мы обе были прекрасны.

— Я уверен, так и было, — прокомментировал Мэтт, а затем вздохнул и устремил взгляд в окно. Может, он рисовал все в своем воображении и наконец чувствовал себя частью произошедшего.

— Приехав в больницу, мы не знали, как ее назвать. Мы с Дэном были просто друзьями, так что решение лежало на моих плечах, несмотря на то, что у меня не было ни единой мысли. Но внезапно, там, в больнице, я поняла, как поступить. Кода я увидела ее, то не могла думать ни о чем, кроме нас, — о тебе и обо мне, — и что она была свидетельством того, что мы были вместе. После того дня я никогда не вспоминала о прошлом в университете без радости, потому что то время подарило мне Эш, и она была идеальной… поэзия в реальности — свидетельство того, что жизнь пылает ясно и ярко. Все знали, почему я назвала ее Эш. Тати какое-то время была в ярости, она ненавидела тебя за то, что ты не вернулся, но потом пережила это. Дэн понял.

Эш первые несколько месяцев была суетливым ребенком, а еще мы много путешествовали. Было непросто. Я была новоявленной мамочкой, пытавшейся разобраться, что к чему. В конце концов, мы вернулись в Нью-Йорк и осели. Дэн настоял, чтобы мы жили в его доме, как мы и поступили. Это была удача, потому что Эш получила постоянство, определенность и двух взрослых, приглядывавших за ней.

Мэтт издал звук, похоже, болезненно отреагировав на последнее предложение, но я продолжила.

— Характер у Эш всегда был неспокойным. Она была сердитым младенцем с пышными светлыми волосами и прелестными, теплыми карими глазами, как у тебя. Она довольно рано заговорила, пошла и стала есть самостоятельно.

— Да, она твой ребенок, так что все ей давалось легко. Но вскоре она стала личностью, и я меньше думала о значении ее имени и все больше о ее индивидуальности. У нее прекрасная душа, она отличается от нас с тобой.

— Я это знаю. Понял, когда встретил ее, — прошептал он. — Смерть Дэна на нее сильно повлияла?

— Она была сильной, но я знала, что ей это далось нелегко. Он был хорошим, терпеливым отцом, и он любил ее без меры. Я благодарна, что у нас было время подготовиться. Мы решили совершить поездку и на месяц остановились в пляжном домике в Кейп-Коде. Там он и умер, слушая океан, когда мы с Эш были рядом. Он провел свои последние дни, сидя в кресле, и наблюдая за тем, как мы играли на пляже. Вечерамимыразжигаликостер, иЭшчиталанамисториив светеогня. Дэнказалсясчастливым, несмотрянато, чтоемунедолгооставалось.— Я начала плакать.

Мэттподвинулсянакроватиизаключилменявобъятия.

— Был вторник, когда он умер, обычный скучный вторник. Еще утром все было хорошо. Мы передвинули его больничную койку к краю дворика, чтобы он мог смотреть на воду. Там был работник хосписа. Мы завернулись в одеяла и наблюдали за тем, как волны бились о берег, когда Дэн сделал свой последний вдох. Эшпоплакаланесколькоминутивсе. Совсем все. Я никогда больше не видела, чтобы она плакала по нему.

— Ну, ты меня знаешь. Я почти все время расклеиваюсь.

Мэтт убрал мои волосы назад и утер с моих щек слезы.

— Мы думали об этом, но Дэн заболел, и в этом больше не было смысла. Эш была бы замечательной старшей сестрой.

Мы заснули уже ранним утром. Около одиннадцати я получила отТати сообщение о том, что они с Эш сходят наланч, после чего Тати отведет ее домой. Я тихонько ускользнула из квартиры Мэтта, чтобы вернуться в дом до появления Эш.

После той ночи ни один из нас не писал и не звонил другому долгие и долгие дни.

Эш взяла за привычку строить планы с отцом и не ставить меня о них в известность, и поступала так уже неделю. Когда я отругала ее за это, она заявила:

— Родители должны общаться друг с другом. Даже не женатые.

В этом была вся Эш, которая всегда вела себя по-взрослому.

Я знала Мэтта и не могла пытаться решить с ним все, будучи на взводе. Мы заслуживали большего друг от друга, но я не была уверена, что хоть один из нас был готов.

В конце концов, как-то в полдень Мэтт пришел, чтобы забрать Эш. Я открыла ему дверь и пригласила войти. Он встал в проходе на кухню и стал наблюдать за тем, как я мою и протираю посуду.

— Как ты? — спросил он немного формально, но не скованно.

— Хорошо. Репетирую с филармоническим оркестром после школы. Вообще, я могу занять место их виолончелиста, но тогда мне придется уехать на две недели летом. Не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго.

—Этожефантастика, Грейс! ЯмогувзятьЭш, мыможемспланироватьнаэтовремяпоездкувКалифорнию.

— Куда вы идете? — спросила я, не поднимая взгляд.

Я глянула на часы, на них было пять пятнадцать.

Внезапно я поняла, что это был наш самый нормальный разговор: двое людей беседовали, обсуждая ежедневную рутину.

Эш зашла на кухню в топе без рукавов, отчего мои глаза стали размером с блюдца.

— Прошу прощения, ты же наденешь наверх свитер?

— Это закатывание глаз должно прекратиться. Мать только что задала тебе вопрос, — резко проговорил Мэтт.

Ого-го. Давно у меня не было такой поддержки.

Эш фыркнула и отправилась в комнату. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, и затем он подошел ко мне.

Мэтт некоторое время спокойно смотрел на меня, а потом просто пожал плечами.

— Хорошо, еще увидимся. — Он наклонился и поцеловал меня в щеку так, будто уже миллион раз так делал.

Когда Эш спустилась, я проследовала за ними до входной двери и не сводила с них глаз, пока они шли к метро. Они хохотали… и этот звук был подобен музыке. Отчасти мне хотелось присоединиться к ним, но часть меня уговаривала меня остаться дома. Хоть мне и нравилось видеть Мэтта и понравилось проводить время в его квартире, нескончаемые отказы на протяжении всех этих лет и то, как он воспринял новость об Эш, пугали меня настолько, что было сложно поверить в то, что он наконец был с нами, как я о том и мечтала.

Я никогда по-настоящему не сомневалась в его любви ко мне, но меня настораживало то, что он держал дистанцию. Мне нужно было защитить себя.

Мысталиделитьвыходные. Эш отправлялась к Мэтту в пятницу или субботу, а воскресенья мы чередовали.

Нью-Йоркский филармонический оркестр сделал мне официальное предложение стать их виолончелисткой на две недели, так что, репетируя и готовясь к двухнедельной поездке заграницу, я стала проводить меньше времени с Эш.

Эш завершила первый год старшей школы с феноменальными отметками и получила грамоту за выдающиеся успехи. Мы с Мэттом оба были на церемонии, и он все время светился, как истинный гордящийся отец, каким он и был. Когда мы покинули аудиторию, он надолго обнял меня и прошептал:

— Ты хорошо с ней поработала. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.

Уменясердцезащемилоотегослов. Не уверена, говорил ли мне кто-нибудь, что гордится мной, но ни от кого я не хотела бы услышать это больше, чем от него.

Уже началось лето, и мне было известно, что Эш заскучает, потому записала ее на летние курсы фотографии. Как только Мэтт прознал об этом, так сразу же записался сам. Я знала, что он сам мог бы вести подобные курсы, но ему просто хотелось проводить время с дочерью. Эш рассказала, что как только ее однокурсникам стало ясно, кто ее отец, так Мэтт мгновенно стал для всех них рок-звездой, в том числе и для инструктора. Она также рассказала, что он внес в документальную съемку артистизм, что и сделало его знаменитым.

Было странно, как мы с Мэттом вновь находили себя, будто начали с того места, где остановились, и продолжили изучать наши страсти с новыми силами. Отчасти я понимала, что жила именно так, как и хотела. Единственная проблема была в том, что мы с Мэттом были, в общем-то, не вместе. Мы неслись параллельными путями.

Однажды вечером я заметила, что Эш выглядела подавленной.

— Поговори со мной. — Я подсела к ней на кровать.

— Папа сказал мне, что принял предложение «НэшнлДжиогрэфик» о работе в Сингапуре. Он должен переехать этой осенью.

— Что? Когда он рассказал тебе это? — Я и представить себе не могла, чтобы Мэтт уехал после того, как настолько сблизился с Эш, и когда все наконец наладилось.

—Ужедавно. В день, когда мы познакомились, но теперь мне от этой мысли грустно.

— Что? Я даже не… когда он… — Мне в голову не приходил ответ. — Я поговорю с ним.

— Мне так надоело, как вы пляшете вокруг друг-друга, будто вы в младших классах. У меня есть друзья, у которых более зрелые отношения, чем у вас двоих.

— Ну, может, если бы вы разобрались между собой, папа бы никуда не уезжал.

Она выбежала в коридор, умчалась в ванную и захлопнула за собой дверь.

Я подошла к ванной и постучалась, но она не открыла. Через несколько минут я сдалась и ушла к себе в комнату. Ябылавярости. Раздавлена. Сбитастолку. Оннасамомделеуезжал? Как он мог поступить так с нами? Со мной?

В конце концов, я услышала, как Эш вышла из ванной и отправилась к себе в комнату. Когда я пришла проведать ее часом позже, то обнаружила спящей.

— Сейчас десять часов, — возмутилась она вяло.

— Мне нужно сходить к Мэтту, и я не знаю, сколько пробуду у него.

— Нет, потому что мне нужно врезать ему по морде.

—Эш сказала, что он может принять предложение о работе в Сингапуре. Мы с ней только что сильно поссорились, и я не знаю, что, черт подери, делать. Простоприезжай, пожалуйста.

Как только Тати пришла, я пронеслась несколько кварталов до дома Мэтта, кипя от ярости. Я жала на кнопку звонка, не прекращая.

Когда я очутилась у лофта, он открыл дверь настежь, улыбаясь.

— Не называй меня так, мерзавец. — Я прошла мимо него, бросив сумочку на пол и скрестив руки на груди. Мэтт выглядел напуганным. —Какого хера, Мэтт? Да что с тобой не так?

Он оперся о стену, возможно, чтобы быть от меня подальше.

— Наша бедная дочь обливается слезами, потому что ты сказал ей, что переезжаешь в Сингапур. Этоправда? Потомучтоеслитак…

—Грейс, стой. Послушай меня. —Было похоже, будто он размышлял над тем, что сказать. — Я упомянул о том, что получил предложение о работе, но уже давно, когда мы едва знали друг друга.

— После той ночи, когда ты приходила. Я никуда не собирался, я просто был в прострации. Я отправлял запрос на работу в полях еще до того, как связался с тобой и познакомился с Эш. — Он был искренним, умоляющим. — Мне жаль, что она заострила на этом внимание.

Мэтт подошел ко мне и потянулся, чтобы взять меня за руки.

—Язнаю, прости. Япереборщила. Просто ей было так больно. Я не могла смотреть, как она проходит через то, через что прошла я…

В его глазах как будто объявились призраки прошлого.

— Я никогда не брошу вас. Ты должна мне верить, Грейси. Должна.

— Заставлю, даже если это займет гребаную вечность.

И затем его губы коснулись моих, и мы сосредоточились на поцелуе, выдернутые из прошлого и стремительно мчавшиеся в будущее.

Следующие несколько вечеров Мэтт, Эш и я ужинали вместе. Все, кажется, по-настоящему начало налаживаться.

В пятницу на той же неделе я увидела Мэтта перед школьными воротами, где он ждал меня. Эш утром попросила меня одеться посимпатичнее, и теперь я понимала, что ее мысли были сходны с мыслями Мэтта. Я не понимала, что происходит, но решила плыть по течению.

Он улыбнулся, после чего наклонился и поцеловал меня в щеку.

— Рад тебя видеть, Грейси. Кажется, наша дочь что-то спланировала для нас.

—Нуещебы.—Онбылвнарядныхбрюкахизастегнутойдоверхарубашке. Япосмотреланаегоблестящиечерные «Конверсы». Наряднее я Мэтта еще не видела. — Хорошо выглядишь, — сказала я ему.

Он окинул взглядом мое простое платье в цветочек и сандалии.

— Без понятия. — Он протянул мне руку. — Идем?

— Откуда ты знаешь, куда идти? — поинтересовалась я.

—Эш сказала мне встретить тебя у ворот и сопроводить в аудиторию.

В аудитории мы нашли Эш, Тати, моих учеников и несколько знакомых лиц из филармонического оркестра, которые ждали нас. За исключением Эш, все они сидели в креслах со своими инструментами, как будто собирались что-то играть.

— Я подумала, что мы могли бы сегодня повеселиться. Все мы.

Тати подошла к нам, и я почувствовала, как у меня сдавило горло.

— Вы готовы? Ваша дочь очень старалась, чтобы организовать кое-что особенное для вас. Проходите и рассаживайтесь.

Мы сели на гостевые стулья перед нашим личным оркестром. Тати была дирижером, что мне показалось особенно увлекательным. Мэтт взял меня за руку, и полилась музыка. Я узнала ее с первой ноты: «Hallelujah». Он сжал мою руку и не отпускал до самого конца песни.

В конце я встала и зааплодировала, как маньяк, крича: «Браво!». Мэтт свистел и хлопал, а Эш снова подбежала к нам.

— Ох, Эш, спасибо, милая. Это было так продуманно.

— Стойте, это еще не все, это только начало. — Она протянула мне манильский конверт. Я открыла его и вытащила черно-белое фото восемь на десять, на котором были запечатлены мы с Мэттом в университете. Мы были в комнате отдыха в общежитии. Снимок сделала Тати, а я помнила о нем очень смутно. — Прочти на обороте, — попросила Эш.

Мэтт стоял у меня за спиной и смотрел за тем, как я переворачивала фото. Мы оба прочитали строки вслух:

— Дайте нам фору десять минут, — сказала она.

Мы попрощались с музыкантами и поблагодарили их за прекрасное выступление. Как только Эш и Тати забрались в такси, Мэтт взял меня за руку.

Былтеплыйисолнечныйдень. Район казался еще более спокойным, чем обычно. Пока мы шли по улице, Мэтт раскачивал наши руки.

Когда мы дошли до общежития для выпускников, то меня охватило ощущение сюрреализма и ностальгия. Здание выглядело немного иначе, но казалось прежним. Тати и Эш стояли на ступеньках.

На третьем этаже мы дошли до моей старой комнаты. Там было пусто, не считая моей виолончели, приставленной к стулу у окна. ЯвзглянуланаЭшиулыбнулась.

—Сыграйдляпапы, мам. — Она протянула Мэтту старую камеру, и я узнала фотоаппарат времен университета. — Пленка в нем есть, он готов.

— Так, ребята, на подоконнике для вас лежит конверт, — сказала Тати.

— Как вы пробрались в комнату? — поинтересовалась я.

— Мы рассказали летнему наставнику вашу историю, и он дал нам ключ. Сейчас лето, и никто сюда не заселился, — засмеявшись, проговорила Эш.

— Будьте на следующем месте через час. —Эш привстала на цыпочки и поцеловала отца в щеку, после чего повернулась ко мне. —Повеселитесь.

Когдаониушли, Мэттзакрылдвери. Практически сразу же я услышала звук закрывающегося затвора: он сфотографировал меня со спины. Я подошла к виолончели и села.

— Как я мог забыть? —Еговзглядсталтяжелее. Внемпоявилисьтеплотаижелание, но еще в нем читалось небольшое сожаление, и я прекрасно знала, что оно никуда не денется. Я тоже его чувствовала, особенно в этой комнате.

Я начала исполнять сложную композицию, перемежая обычную игру смычком с приемом вибрато[24]. Мэтт прекратил фотографировать меня и начал просто смотреть. Когда песня закончилась, я подняла на него глаза и увидела, что он улыбался.

— Некоторые вещи лучше сохранять здесь. — Мэтт постучал пальцем по голове.

Мэттбылотменявдвухшагах. Когда я встала, он схватил мое лицо и с силой поцеловал. Мы оторвались друг от друга всего на одну секунду. Мэтт поставил фотоаппарат на подоконник и открыл затвор. Таймер был включен, и Мэтт вернулся к поцелую, во время которого раздался щелчок закрывшегося затвора, оповестившего нас о том, что мгновение запечатлено.

Я почувствовала руки Мэтта под платьем, и, прежде чем поняла, ощутила, как он стянул с меня белье.

Я сняла с себя трусики и отшвырнула их в сторону. Когда я подняла взгляд, то увидела, что ремень Мэтта уже расстегнут. Он приподнял меня, чтобы я ногами обвила его талию, и сел на стул. Он оказался во мне уже через секунду, не прерывая поцелуй.

— Я люблю тебя, Грейси. — Из-за его мягкого голоса, раздавшегося у моего уха, я едва не достигла пика в первые же мгновения. Он признался мне в любви, но я об этом и так знала.

Мы двигались медленно и нежно, и этого было достаточно. Наши стоны были тихими и спокойными, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Послевсегомыдолгообнимались.

Вконвертенаподоконникебыл снимок. Это была старая цветная фотография, на которой были запечатлены мы с Мэттом в пижамах, а за нашими спинами тянулось застывшее во времени дорожное движение.

—Какжекруто. Яникогданевиделаэтойфотографии.

— Я проявил ее, когда мы снова встретились. Переверни ее, давай посмотрим подсказку.

Мы ушли из общежития с широкими улыбками на лицах.

— Боже, надеюсь, Эш не думает, что мы… — начала я бормотать.

— Вот правда, Грейс, это же она все подстроила.

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: