Глава 4. Спасение страны от коммунизма

У меня было несколько романтическое представление об Индонезии, стране, где мне предстояло прожить следующие три месяца. Некоторые из книг, которые я читал, были полны фотографий красивых женщин в ярких цветных саронгах, экзотических балийских танцовщиц, шаманов, выдыхающих огонь и воинов, плывущих на длинных выдолбленных каноэ по изумрудной воде у подножий дымящихся вулканов. Особенно поражали изображения галеонов с черными парусами знаменитых пиратов буги, которые все еще бороздили воды морей архипелага, и наводили на европейских моряков прошлых столетий такой страх, что те, вернувшись домой, пугали ими своих детей: «Веди себя прилично, а то буги заберут тебя…». О, эти картины будоражили мою душу.

История и легенды этой страны изобилуют фантастическими фигурами гневливых богов, драконов Комодо и племенных вождей. Древние сказки задолго до рождения Христа пересекли горы Азии, пустыни Персии и Средиземноморье и проникли в наше коллективное сознание. Сами названия легендарных островов – Ява, Суматра, Борное, Сулавеси – зачаровывают разум. Это была земля мистики, мифов и эротической красоты, неуловимое сокровище, так и не найденное Колумбом, сказочная принцесса, которой добивались, но так и не получили Испания, Голландия, Португалия, Япония, это была мечта и фантазия.

Мои ожидания были высоки, вероятно, как и у великих первоокрывателей. Однако, как и Колумбу, мне надо было ЗНАТЬ, чтобы умерить свои фантазии. Возможно, мне следовало помнить, что, как говорится, маяк сияет на судьбе, которая может оказаться вовсе не той, которую мы ожидаем. Индонезия предложила сокровища, но вовсе не тот волшебный сундук, который я ожидал. Фактически, мои первые дни, проведенные в столице Индонезии Джакарте летом 1971 г., были отвратительны.

Красота, конечно, была. Очаровательные женщины, носящие красочные саронги. Пышные сады, пылающие тропическими цветами. Экзотические балийские танцовщицы. Велосипеды-такси, причудливо раскрашенные во все цвета радуги, в которых пассажиры на высоких сиденьях располагаются впереди водителя, крутящего педали. Голландские колониальные особняки и остроконечные минареты мечетей. Но была у этого города и уродливая трагическая сторона. Прокаженные, протягивающие к вам окровавленные культи вместо рук.

Молодые девчушки, продающие свое тело за несколько монет. Некогда прекрасные голландские каналы превратились в выгребные ямы. Целые семьи, живущие в лачугах из картона на замусоренных берегах рек. Какофония сигналов авто и духота испарений. Красивая и уродливая, изящная и вульгарная, возвышенная и низменная. Это была Джакарта, где аромат гвоздик и цветущих орхидей сражался за превосходство с миазмами открытых канализационных коллекторов.

Мне приходилось видеть нищету раньше. Некоторые из моих одноклассников жили в промозглых лачугах из картонных ящиков и приходили в школу в тонких свитерах и потертых теннисных туфлях в зимние дни, когда температура опускалась ниже нуля, я помню сильный запах их тел, вонявших потом и удобрениями. Я жил в грязи хижин андских крестьян, пища которых состояла почти целиком из высушенного зерна и картофеля, и где иногда казалось, что новорожденный умрет сразу же после своего рождения. Я видел нищету, но это не подготовило меня к Джакарте.

Наша команда размещалась, конечно, в самой роскошной гостинице Джакарты – «Интерконтиненталь Индонезия». Принадлежащая авиакомпании «Pan American Airways», она, подобно остальным гостиницам сети «Интерконтиненталя», разбросанным по всему миру, угождала прихотям богатых иностранцев, в особенности, топ-менеджерам нефтяных компаний и их семействам. Вечером первого дня наш менеджер проектов Чарли Иллингворт угощал нас обедом в элегантном ресторане на последнем этаже.

Чарли был помешан на войнах, он посвятил большую часть своего свободного времени чтению книг по истории и исторических романов, посвященных великим полководцам и сражениям. Он был воплощением вояки в кресле, кабинетного солдата вьетнамской войны. Как и всегда, этим вечером на нем были слаксы и рубашка с короткими рукавами цвета хаки с погончиками на военный лад.

После приветствия он зажег сигару. «За хорошую жизнь!», – поднял он бокал с шампанским.

Мы присоединились к нему: «За хорошую жизнь!», – звякнули наши бокалы.

Дым сигары окутал его, Чарли оглядел зал: «Нас избалуют здесь, – сказал он, довольно кивая головой. – Индонезийцы будут очень заботиться о нас. Как и парни из посольства Соединенных Штатов. Но давайте не забывать, что у нас есть задание, которое мы должны выполнить». Он глянул на стопку листков с заметками: «Да, мы должны разработать план электрификации Явы – самой населенной территории в мире. Но это лишь верхушка айсберга».

Выражение его лица стало серьезным, он напомнил мне Джорджа Скотта, играющего генерала Паттона, одного из любимых героев Чарли: «Нам ничего не нужно, кроме спасения этой страны из лап коммунизма. Как вы знаете, у Индонезии длинная и трагическая история. Мы отвечаем за то, чтобы Индонезия не последовала по стопам своих северных соседей – Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Интегрированная энергосистема – ключевой элемент. Это больше, чем что-либо иное, – ну, разве что кроме нефти – обеспечит господство капитализма и демократии.

«Что касается нефти…», – он еще раз затянулся сигарой и поворошил стопку заметок. «Все мы знаем, насколько наша страна зависима от нефти. Индонезия может стать для нас мощным союзников в этом отношении. Поэтому вы должны разработать этот план таким образом, чтобы нефтедобывающая промышленность и все, что ее обслуживает, – порты, трубопроводы, строительные компании – получали все то, в чем они будут нуждаться в части электричества, на протяжении всего двадцатипятилетнего срока этого плана».

Он поднял глаза от заметок и посмотрел прямо на меня: «Лучше ошибиться в большую сторону, чем недооценить. Вы же не захотите, чтобы на ваших руках была кровь индонезийских детей или наша собственная? Вы же не хотите, чтобы они жили под серпом и молотом или красным флагом Китая!».

Когда я уже лежал в своей кровати этой ночью, в безопасности роскоши первоклассного номера высоко над городом, передо мной встал образ Клодин. Я вспомнил ее рассуждения о внешнем долге и попробовал успокоить себя, вспоминая курсы макроэкономики в школе бизнеса. В конце концов, говорил я себе, я должен помочь Индонезии вырваться из экономики средневековья и занять свое место в современном индустриальном мире.

Но я знал, что утром, глядя в свое окно поверх богатства садов и плавательных бассейнов гостиницы, я увижу одни лачуги, заполонившие все на много миль вокруг. Я буду понимать, что младенцы умирают в них от недостатка пригодной для питья воды и продовольствия, что взрослые и дети страдают в них от ужасных болезней и живут в неимоверных условиях.

Ворочаясь в своей постели я не мог не признать, что и Чарли, и любой человек из нашей команды находились здесь исключительно из корыстных соображений. Мы продвигали американскую внешнюю политику и американские корпоративные интересы. Нас вела жадность, а вовсе не желание сделать лучше жизнь для большинства индонезийцев. На ум приходило слово «корпоратократия». Я не был уверен, слышал ли я его раньше, или придумал его только что, но было похоже, что оно описывает совершенно новую элиту, которая решила, что вправе управлять планетой.

Это очень тесное сообщество нескольких человек с общими целями, легко перемещающихся с одного поста на другой в советах директоров корпораций и правительственных учреждениях. Меня поразило, что великолепным примером такого человека мог бы служить Роберт Макнамара, тогдашний президент Всемирного банка. Он перешел с должности президента «Ford Motor Company» на пост министра обороны при президентах Кеннеди и Джонсоне и затем занял высший пост в самом мощном финансовом институте мира.

Я осознал, что мои университетские профессора не понимали подлинной природы макроэкономики: во многих случаях рост экономики приводит к тому, что немногие люди, находящиеся наверху пирамиды, становятся много богаче, в то время как большинство внизу не получает ничего и, напротив, опускается еще ниже.

В действительности, насаждение капитализма часто приводит к системе, напоминающей средневековые общества. Пожалуй, если кто-то из моих профессоров и знал это, он не смог бы открыто это признать – вероятно, потому, что колледжи спонсируются большими корпорациями и людьми, ими управляющими. Демонстрация правды, несомненно, стоила бы этим профессорам места – так же, как мои открытия могли стоить мне моего.

Эти мысли продолжали тревожить мой сон каждую ночь, проведенную в «Интерконтинентале Индонезия». Мои самооправдания носили глубоко личный характер: я сражался за свой путь прочь из Нью-Гэмпшира, из школы Тилтон, я сражался с призывной комиссией. Благодаря ряду счастливых совпадений и тяжелой работе, мне удалось добиться хорошего места в жизни. Меня успокаивало то, что с точки зрения нашей культуры, я делал правильные вещи. Я должен был стать успешным и уважаемым экономистом. Я делал то, чему меня учили в школе бизнеса. Я помогал осуществлять модель развития, санкционированную лучшими умами во всемирных мозговых центрах.

И тем не менее, далеко за полночь я утешался лишь обещанием самому себе когда-нибудь рассказать миру всю правду. И тогда я смог бы читать самого себя на ночь, как Луи Ламура о ганфайтерах на Диком Западе.

Наша команда из одиннадцати человек провела шесть дней в Джакарте, регистрируясь в американском посольстве, встречаясь с чиновниками, занимаясь своими делами и отдыхая у бассейна. Количество американцев, проживающих в «Интерконтинентале» поразило меня. Я получил огромное удовольствие, наблюдая за молодыми красивыми женщинами – женами топ-менеджеров нефтяных и строительных компаний – которые проводили дни в бассейне, а вечера – в полудюжине шикарных ресторанов в самом отеле и поблизости от него.

Затем Чарли перевез нашу команду в Бандунг, город в горах. Климат там был помягче, нищета не так бросалась в глаза и безумия было поменьше. Нам предоставили правительственный дом для гостей, известный как Висма, вместе с менеджером, поваром, садовником и штатом прислуги. Выстроенная еще при голландцах, Висма была очень уютным местом. Ее просторная веранда выходила на плантации чая, расстилавшиеся на холмах и склонах вулканических гор Явы.

Помимо жилья, нам предоставили одиннадцать «тойот»-внедорожников с водителями и переводчиками. Наконец, нам презентовали членство в эксклюзивном гольф-клубе Бандунга и мы заняли несколько офисов в местной штаб-квартире «Perusahaan Umum Listrik Negara» (PLN), государственной электрической компании.

Первые несколько дней в Бандунге я провел, встречаясь с Чарли и Говардом Паркером. Говарду было за семьдесят и был он отставным менеджером, отвечавшим за прогнозирование нагрузки в «New England Electric System». Сейчас он нес ответственность за определение требуемого количества электроэнергии и генерирующих мощностей для Явы на ближайшие двадцать пять лет, а также за разбиение этих прогнозов по городским и сельским районам.

Поскольку потребность в электроэнергии сильно коррелирует с экономическим ростом, прогноз Говарда зависел от моего. Остальная часть нашей команды была занята разработкой плана электрификации, определяя местоположение и проектируя электростанции, линии передачи, систему транспортировки топлива наиболее эффективным образом в соответствии с нашими прогнозами.

Во время наших встреч Чарли постоянно подчеркивал важность моей работы и дразнил меня требованиями оптимизма в моей работе. Клодин была права – я был ключом ко всему плану электрификации.

«Первые несколько недель, – объяснял Чарли, – мы посвятим сбору данных».

Он, Говард и я сидели в больших ротанговых креслах в шикарном кабинете у Чарли. Стены были украшены батиком с изображением эпических сцен из древнеиндуистской Рамаяны. Чарли попыхивал толстой сигарой.

«Инженеры соберут воедино детальную картину существующей энергосистемы, пропускной способности портов, автомобильных и железных дорог и все тому подобное».

Он нацелился сигарой в меня: «Вам надо действовать быстро. К концу первого месяца Говард должен получить отличную картину экономического чуда, которое случится, когда мы сделаем свое дело.

До конца второго месяца он будет собирать детальную информацию – для разнесения по регионам. В последний месяц мы будем заполнять лакуны. Это критично. Нам потребуются все наши мозги. Потому что перед тем, как мы уедем, мы должны быть уверены, что собрали всю информацию, которая нам нужна. В День Благодарения дома – вот мой девиз. Сюда незачем возвращаться».

Говард производил впечатление доброго дедушки, но на самом деле был ожесточившимся стариком, чувствовавшим себя обманутым жизнью. Он так и не достиг вершин в «New England Electric System» и был глубоко обижен на это. «Пролетел, – повторял он мне неоднократно, – потому что отказался брать их сторону». Его вынудили уйти на пенсию, но он не мог и представить спокойную жизнь дома с женой и стал консультантом в MAIN. Это была его вторая командировка и Эйнар с Чарли предупреждали меня, чтобы я был с им поосторожнее, описывая его как упрямого, скупого и мстительного человека.

Как оказалось, Говард был одним из самых мудрых советчиков, но тогда я не был готов принять его советы. Он не проходил инструктажа у Клодин, как я. Полагаю, они сочли его слишком старым или, наверное, слишком упрямым. Возможно, его просто наняли на короткое время, до того как заполучат более гибкую личность на постоянную работу, наподобие меня.

В любом случае, с их точки зрения, он оказался проблемой. Говард ясно понимал ситуацию и то, чего от него хотели, и он не собирался быть послушным. Все слова, которыми его описывали Эйнар и Чарли, оказались правдой, но, по крайней мере, часть его упрямства проистекала из его нежелания прислуживаться. Я сомневаюсь, что он когда-нибудь слышал термин «экономический киллер», но он понимал, что они собираются использовать его, для того, чтобы продвинуть тот империализм, который он не принимал.

Он отозвал меня в сторонку после одной из встреч с Чарли. Он носил слуховой аппарат и поиграл с его небольшой коробочкой управления, которую крепил под рубашкой.

«Строго между нами», – сказал Говард спокойным образом. Мы стояли у окна кабинета, который мы занимали вдвоем, выходившего на канал с застойной водой рядом с офисом PLN. Молодая женщина купалась в его грязной воде, пытаясь сохранить подобие скромности, укрывая саронгом обнаженное тело. «Они будут убеждать тебя, что эта экономика собирается взлететь, – сказал он. – Чарли безжалостен. Не позволяй ему заполучить тебя».

Его слова заставили меня почувствовать, что я тону, но я почувствовал также и желание убедить его, что Чарли прав, в конце концов, моя карьера зависела от угождения боссам MAIN.

«Определенно, эту экономику ждет бум, – сказал я, отводя глаза в сторону, на женщину в канале. – Увидите, как это случится».

«Значит, и ты…, – пробормотал он, очевидно, не уверенный в происходящем. – Значит, ты уже взял их сторону?…»

Движение у канала привлекло мое внимание. Пожилой человек спустился по берегу, спустил штаны и присел на корточки у края воды, чтобы справить природную нужду. Я отвернулся от окна и посмотрел прямо н Говарда.

«Я много где побывал, – сказал я. – Может быть, я и молод, но я только что вернулся после трех лет в Южной Америке. Я видел, что случается, когда находят нефть. Положение меняется быстро».

«О, я тоже много где побывал, – насмешливо ответил он. – Чертовски много лет. Я скажу вам кое-что, молодой человек. Я не дам и гроша ломаного за ваше открытие нефти и все такое. Я предсказывал нагрузку сетей всю свою жизнь – во время Депрессии, во время Второй Мировой, во время бума… Я видел, что сделало для Бостона 128-е шоссе, Чудо штата Массачусетс. И я могу сказать наверняка, что никакая нагрузка никогда не растет более чем на 7-9 процентов в год. И это в самые лучшие времена. Шесть процентов – куда более разумно».

Я уставился на него. Часть меня подозревала, что он прав, но я чувствовал себя способным защититься. Я знал, что должен убедить его, помтоу что моя собственная совесть нуждалась в оправданиях.

«Говард, это не Бостон. Это страна, где до сих пор никто даже не мог получить электричество. Положение сильно отличается».

Он развернулся на пятках и махнул рукой, словно отгоняя меня в сторону.

«Убирайся!» – зарычал он. – «Распродажа! Я не дам ломаного гроша за то, что вы делаете». Он выдернул стул из-за стола и упал на него. «Я буду делать свои прогнозы, основанные на своих убеждениях, а не на воздушных экономических штудиях». Он схватил карандаш и начал что-то набрасывать на бумаге.

Это был вызов, который я не мог игнорировать. Я подошел и встал перед его столом.

«Вы будете выглядеть полным идиотом, если я приду с тем, чего все ожидают, – этот бум будет соперничать с калифорнийской золотой лихорадкой – а вы предскажете рост потребления энергии, как в Бостоне в 1960-х».

Он бросил карандаш и впился в меня взглядом: «Бессовестный! Вот, что это значит. Вы, все вы… – он замахал руками. – Вы продали ваши души дьяволу… Вы делаете это за деньги. Теперь, – он изобразил улыбку, – я выключаю мой слуховой аппарат и возвращаюсь к работе…».

Это поразило меня до глубины души. Я побрел из комнаты и направился в кабинет Чарли. На полпути к нему я остановился, сомневаясь, стоит ли делать то, что я собирался. Вместо этого я повернулся и пошел по лестнице вниз, к двери, на солнечный свет дня. Молодая женщина выходила из воды, завернутая в саронг, старик исчез. Несколько мальчишек играли в канале, плескаясь и крича друг на друга. Пожилая женщина стояла по колено в воде и чистила зубы одной рукой. Другой рукой она чистила одежду.

Огромный комок рос у меня в горле. Я сел на сломанную бетонную плиту, попробовав не замечать вонь из канала. Я с трудом сдерживал слезы, и мне надо было понять, почему я чувствую себя таким несчастным.

Вы делаете это за деньги. Я слышал эти слова Говарда вновь и вновь. Он задел обнаженный нерв.

Мальчишки продолжали плескаться, их ликующие голоса заполняли все вокруг. Я задавался вопросом, что же я могу сделать. Что требуется, чтобы стать беззаботным, подобно им? Вопрос мучил меня в то время, как я сидел, глядя на них, невинно забавляющихся и, очевидно, не сознающих опасности, которой они подвергаются в этой воде. Горбатый старик с тростью хромал по высокому берегу канала. Он остановился, наблюдая за детьми, и лицо его скривилось в беззубой усмешке.

Возможно, мне следовало довериться Говарду и вместе мы смогли бы найти решение. Я немедленно почувствовал некоторое облегчение. Я подобрал маленький камешек и швырнул его в канал. Как исчезли круги на воде, так исчезла и моя эйфория. Я знал, что я не смогу сделать ничего подобного. Говард был стар и ожесточен. Он уже отверг возможность сделать свою карьеру. Не смог бы он сделать ее и сейчас. Я же был молод и не хотел закончить подобно ему.

Глядя в воду того гнилого канала я вновь видел картины нью-гэмпширской школы на холме, где я проводил каникулы в одиночестве, когда другие мальчики разъезжались. Медленно я осознавал печальный факт. Я опять был один и мне не с кем было поговорить.

Той ночью, лежа в кровати, я долго думал о людях, с которыми меня свела жизнь – о Говарде, Чарли, Клодин, Энн, Эйнаре, дяде Франке – задаваясь вопросом, на что была бы похожа моя жизнь, если бы я никогда не встретил их. Где я жил бы? Наверняка, не в Индонезии. Я задавался также вопросом о будущем, которое меня ожидает. Я обдумывал решение задачи, стоящей передо мной. Чарли объяснил, что он ждет от Говарда и меня обоснования темпов роста в 17 процентов за год. Какой же прогноз я должен сделать?

Внезапно ко мне пришла успокаивающая мысль. Почему же она не пришла раньше? Ведь решение зависит не только от меня. Говард сказал, что он сделает то, что считает нужным, независимо от моих заключений. Я мог идти к своим боссам с отличным экономическим прогнозом, он предоставит собственное заключение, и моя работа не повлияла бы на план электрификации никоим образом. Они продолжали подчеркивать важность моей работы, но они были неправы. Камень упал с души и я погрузился в глубокий сон.

Через несколько дней Говард свалился с сильной амебной инфекцией. Мы отвезли его в госпиталь католических миссионеров. Доктора предписали требуемое лечение и настоятельно рекомендовали отправить его немедленно в Соединенные Штаты. Гордон заверил нас, что у него уже есть все данные и он может легко закончить прогноз нагрузки в Бостоне. Его слова, обращенные ко мне при прощании, были последним предупреждением:

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: