О понятии суверенитета народа, нации, государства

По смыслу Конституции Республики Беларусь (статьи 1, 3, 6, 9, 19, 79, 84) понятие суверенитета означает верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти, полноту законодательной, исполнительной и судебной власти государства на своей территории, независимость в международном общении. Это – необходимый качественный признак (атрибут) Республики Беларусь как государства, характеризующий ее конституционно-правовой статус.

Конституция не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо народа Беларуси. Поэтому некорректным следует считать положение статьи 109 Конституции Республики Беларусь, в котором говорится о том, что «судебная власть в Республике Беларусь принадлежит судам». Очевидно, что судебная власть, как, впрочем, и любая другая государственная власть, может принадлежать только народу, как единственному источнику государственной власти. Суды переданную им власть могут только осуществлять, не более того. Положения о государственном суверенитете в нашем Основном Законе «переплетаются» с положениями, в которых закреплены основы суверенитета народа.

Этим, можно предположить, подчеркивается их неразрывная связь и исходное значение народного суверенитета (статья 3 Конституции Республики Беларусь). Суверенитет Республики Беларусь закрепляется в следующих положениях:

§ суверенитет Беларуси распространяется на всю территорию;

§ Республика Беларусь обеспечивает защиту своей независимости и территориальной целостности;

§ наше государство самостоятельно осуществляет внутреннюю и внешнюю политику;

§ Республика Беларусь ставит целью сделать государство нейтральным;

§ территория Беларуси едина и неотчуждаема.

Вместе с тем суверенитет Республики Беларусь согласно Конституции Республики Беларусь имеет ограничения. В частности, к внешним и при этом добровольным ограничениям суверенитета относятся стремление Беларуси быть полноправным субъектом мирового сообщества (преамбула); включение в белорусскую правовую систему общепризнанных принципов международного права (ч.1 ст.8), которые имеют приоритет в отношении национального законодательства; гарантирование прав и свобод граждан Беларуси согласно международным обязательствам государства (ч.3 ст. 21); признание юрисдикции международных организаций, когда граждане Беларуси обращаются туда в соответствии с международно-правовыми актами, ратифицированными Республикой Беларусь, с целью защиты своих прав и свобод, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты (ст. 61); возможность признания Конституционным Судом нормативного правового акта не имеющим юридической силы в случае несоответствия его международно-правовым актам, ратифицированным Республикой Беларусь (ч. 4 ст. 116).

В Основном Законе нередко употребляется термин «народ» (например, в Преамбуле, ст. 3, 9) и «национальный» (ст. 50, 52, 54). Такая категория, как «нация», в тексте белорусской Конституции не используется, хотя многие конституции зарубежных стран ее признают (Германии, России, Франции и др.).

Согласно смыслу Конституции Республики Беларусь, под народом понимается совокупность граждан Республики Беларусь, которая обладает учредительной властью и при определенных условиях вправе ее реализовать, поскольку является носителем суверенитета и единственным источником власти в Республике Беларусь. В Преамбуле Конституции Республики Беларусь очень четко сформулирован тезис теории «национального суверенитета»: «Мы, народ Беларуси, … основываясь на своем неотъемлемом праве на самоопределение…».

Такой подход, подразумевающий признание в Основном Законе «народного» и «национального» суверенитета, полностью соответствует международным стандартам. Так, Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. (Беларусью он был ратифицирован 12 ноября 1973 года) в п.1 ст. 7 гласит, что в силу права народов на самоопределение «они свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие». Это означает, что навязанные народу против его воли политический режим или форма правления, а также режим, который не позволяет народу свободно осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, противоречат основополагающим международно-правовым нормам. Такой народ не может считаться свободным и самоопределяющимся, поэтому народ обладает правом на сопротивление. И хотя в белорусской Конституции об этом праве не упоминается («Сопротивление угнетению есть одно из прав человека», -так записано во Французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г.), оно вытекает из природы естественного права и сохраняет силу как гарантия против узурпации власти и тирании (Напомним, что в основе Конституции Республики Беларусь лежит концепция, основанная на ценностях естественного права). Таким образом, такое право противостоит любому присвоению власти или незаконному отказу от конституционных принципов и форм правления.

В контексте рассмотрения данной проблемы крайне важным нам представляются размышления одного из ведущих правоведов, бывшего Председателя Конституционного Суда Российской Федерации профессора М.В. Баглая [11, с. 106-107]. Вот что он пишет.

Воля народа, выраженная в юридически релевантных формах, является подлинным и единственным базисом государства, от нее исходит мандат на устройство и любые изменения формы государственной власти. В силу естественного права, заложенного в понятии народного суверенитета, народ вправе оказать сопротивление любой попытке насильственного свержения конституционного строя. (…) Право на восстание против тирании, на гражданское неповиновение, на применение силы против насилия – составные элементы народного суверенитета.

Угроза суверенитету народа носит скрытый характер. В наше время трудно представить какую-либо политическую силу, которая бы открыто отрицала его, тем более это верно для политических движений, основанных на идеях либерализма, неоконсерватизма, социал-демократии, которые органически слиты со свободой народа и его полновластием. Однако по-другому обстоит дело с идеологиями левого и правого радикализма, которые на словах признают и возносят народный суверенитет, а на практике стремятся подменить его вождизмом и однопартийной диктатурой (в этой связи как никогда актуальна работа И.А. Ильина «О сущности правосознания» [81] - А.П.). Следовательно, суверенитет народа нуждается в защите, и эта защита обеспечивается всем конституционным строем государства.

Право на сопротивление – это «палка о двух концах», а поэтому оно упоминается в конституциях довольно редко. Но такие случаи все же есть: в Основном Законе ФРГ прямо записано, что граждане «имеют право на сопротивление каждому, кто попытается устранить этот строй, если другие средства невозможны». Аналогичное право записано в конституционных документах США, Франции и ряда других стран, оно признается как важный элемент естественного права. И в этом своем качестве безусловно должно рассматриваться как свойство суверенитета народа. Отказ от конституционных форм правления в пользу идеологической целесообразности есть государственный переворот, дающий народу основание для использования права на сопротивление.

С учетом изложенного можно сделать вывод о том, что белорусская конституционная доктрина различает в суверенитете три аспекта, которые в юридической литературе характеризуются как «народный суверенитет» (власть народа), «государственный суверенитет» («суверенитет государства») и «национальный суверенитет».

Здесь необходимо сделать важную оговорку. Дело в том, что в юридической и политологической литературе высказываются различные, часто противоположные взгляды на соотношение народного, национального и государственного суверенитета, сопоставление которых в исторической ретроспективе позволяет выявить по меньшей мере две основные позиции, с различными модификациями можно встретиться и в современной юриспруденции.

Согласно одной из них различают три вида суверенитета: народный, национальный и государственный (Л.А. Григорян, Н.И. Матузов и др.). Речь, по существу, идет о том, что в обществе параллельно существуют три разновидности суверенитета, которые действуют одновременно.

Подобная позиция другими учеными (А.А. Безуглов, Б.С. Эбзеев) видится уязвимой и подвергается критике. В частности, Б.С. Эбзеев пишет о том [297, с. 340], что полновластие народа и его верховенство, национальный и государственный суверенитет находятся в органическом единстве, и именно полновластие народа, народное верховенство лежат в основе государственного суверенитета и определяют его пределы.

Иначе говоря, суверенитет един, он не может быть разделен между народом, нацией и государством, это – различные стороны одного и тог же социально-политического и конституционно-правового явления. Само содержание принципа суверенитета исключает одновременное существование нескольких суверенных властей в одном государстве. Стало быть, речь в действительности идет лишь о разных аспектах одной и той же категории и разных подходах к ее обеспечению. При этом именно суверенитет народа лежит в основе государственного суверенитета, который, в свою очередь, в государственно-организованном обществе выступает в качестве выразителя суверенной воли народа.

Однако народный, национальный и государственный суверенитет, будучи различными аспектами (сторонами) одного и того же социального и юридического феномена, имеют различное социальное и юридическое содержание и проявляются в различных плоскостях общественной жизни. Безгосударственные формы человеческого общежития знали лишь суверенитет народа (например, собрание членов общины), но вне политико-юридических форм, и не знали государственного и национального. Возникновение государственного суверенитета связано с появлением централизованного государства, олицетворяющегося монархом, а национальный суверенитет – продукт буржуазного развития общества и формирования наций.

Можно убедиться, что проблемы теории и практики суверенитета, демократии и государства весьма непросты, и среди белорусских, российских, зарубежных ученых и политиков нет единого их понимания. Поскольку проблемы суверенитета многоаспектны, рассмотрим известные теории и практике три разновидности понятия «суверенитет»: государственный, народный, национальный.

Государственный суверенитет

В настоящее время признание государства суверенным имеет значение в нескольких отношениях. По мнению Б.С. Крылова [148, с. 140], во-первых, потому, что равноправным участником международного сообщества может быть только суверенное государство, и, во-вторых, потому, что только суверенное государство может самостоятельно создавать свои высшие центральные органы государственного управления и обладать полномочиями, достаточными для определения основ внутренней и внешней политики своей страны.

Нами уже отмечалось, что понятие государственного суверенитета возникло раньше понятия суверенитета народа. Хотя и считается, что основоположником понятия государственного суверенитета является Жан Боден, главная работа которого «Шесть книг о государстве» (1576) была посвящена оправданию правомерности образования во Франции монархии, однако проблема, поставленная Ж. Боденом, имела своих предшественников.

Так, еще в IV в. до н.э. древнегреческий философ Аристотель рассматривал понятие автаркии [148, с. 141], то есть самоудовлетворенности как основного свойства и признака государства. Суть автаркии заключалась, по его мнению, в том, что государство, в отличие от всех других субъектов, не имеет, да и не может иметь над собой никакой власти, и оно все свои полномочия реализует самостоятельно. Рассматривая выдвинутое Аристотелем понятие, надо учитывать, что оно сложилось в конкретных условиях Древней Греции, в которой в то время одной из форм организации общества были полисы, то есть своего рода города-государства, слабо связанные друг с другом и не зависящие друг от друга. Таким образом, практически каждому отдельному государству-полису не противостояло никакой другой власти.

Иным было в Средние века положение государства на территории Западной Европы, когда оно противостояло Папскому престолу, «Священной Римской империи» и крупным феодалам. В разные периоды средневековой истории каждая из этих сил противостояла верховенству государства и претендовала на власть. Такое противостояние для периода феодализма было характерным, когда под властью королей происходило объединение в единые государства народов, ранее разделенных и подчинявшихся отдельным феодалам.

В противостоянии власти монарха другим властям первая одержала победу, и исходя из этого, в течение длительного времени считалось, что носителем суверенной власти является только монарх-объединитель народа и единственное лицо, которое может спасти его от тягот междоусобных феодальных войн. На последней стадии данного периода истории и появляется упомянутая выше работа Ж.Бодена, в которой он определил именно государство, как субъект, обладающий суверенитетом, то есть «абсолютной, не связанной никакими законами властью над подданными», а значит, в первую очередь, и над феодалами, которые к этому времени еще продолжали претендовать на власть наряду с монархом.

Рассматривая логику становления понятия суверенитета, следует иметь в виду, что процесс укрепления власти монарха логически оказался связанным с идеей единства подчиненного суверену народа. Иными словами, с идеей, что объединенный в государстве народ нуждается в суверенной власти. Эта идея нашла яркое выражение в работах английского государствоведа Томаса Гоббса, который в понятие суверенитета привнес элементы, свойственные демократии, тем самым положив начало развитию понятия суверенитета народа. Действие «естественного закона» явилось, по Гоббсу, основой признания, что государственная власть правомерна только тогда, когда она как бы производна от народа. Таким образом, Т.Гоббс положил начало рассмотрению государственного суверенитета как источника и основания любой государственной власти.

Своеобразный «Ренессанс» этой идеи произошел лишь во второй половине XX века, когда все больше государств в трактовке государственного суверенитета акцентировали внимание на принципе народовластия и необходимости признания ценностей демократии, прав и свобод человека. Эта обязанность государства закреплена, в частности, во Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Международных пактах о правах человека 1966 г. и ряде других общепризнанных международно-правовых документов.

В настоящее время большинство европейских конституций суверенитет государства относят к уровню основ конституционного строя, рассматривая его важнейшим признаком, свойством, качеством, атрибутом, принципом государственной власти. Относительно использования последних характеристик единого подхода не существует, поскольку в юридической литературе даются самые разные определения понятия государственного суверенитета.

Так, М.В. Баглай в учебнике по конституционному праву сформулировал следующее определение: «Под суверенитетом государства понимается верховенство и независимость государственной власти внутри своей страны и по отношению к другим государствам. Как важнейшее свойство государственной власти суверенитет является качественным признаком самого государства» [11, с. 125]. Е.И. Козлова и О.Е. Кутафин считают, что «суверенитет государства – это свойство государства самостоятельно и независимо от власти других государств осуществлять свои функции на его территории и за ее пределами, в международном общении» [96, с. 120]. С.А. Авакьян также полагает, «что в общих чертах суверенитет государства – это имманентно (внутренне) присущее его свойство» [2, с. 42]. Оригинальную трактовку представил А.Ю. Тихомиров: «Вряд ли суверенитет выступает одним из признаков государства, скорее всего в нем выражена суммарная характеристика всех признаков государства. И это вполне отражает первичность теории суверенитета народа и суверенитета нации и производность государственного суверенитета» [2, с. 39]. Б.С. Эбзеев утверждает подход, согласно которому «суверенитет есть организационно-политический и функциональный, а также юридический принцип государственной власти, выражающийся в верховенстве государства на своей территории и его независимости во внешних сношениях» [297, с. 482]. А по мнению А.В. Зиновьева, «суверенитет – это не свойство государственной власти, но главный атрибут государства, который государственная власть призвана охранять, защищать и без которого государство превращается в квазигосударство. Общепризнанные атрибуты государства, его неотъемлемые составляющие – территория, население, гражданство, публичная власть, суверенитет. Если нет даже одной из этих составляющих, нет и государства» [78, с. 21]. Очевидно, что данные выше определения государственного суверенитета не претендуют на истину в последней инстанции и каждое из них нуждается в соответствующих комментариях, без которых невозможно установить их смысловое содержание.

Нам представляется, что для учебных целей терминологические расхождения не должны иметь решающего значения, ведь очевидно, что все перечисленные авторы, говоря о суверенитете, подразумевают нечто важное и неотъемлемое в характеристике государства, будь то «признак», «свойство», «качество», «атрибут» либо «принцип». Сходные подходы обнаруживаются и у белорусских ученых.

Как отмечает Г.А. Василевич, «суверенитет государства – это важнейшее, основное свойство государства, в силу которого осуществляемая им власть является единой, верховной и независимой» [27, с. 137]. Д.М.Демичев считает, что «суверенность государства означает такое его свойство, в силу которого государство самостоятельно и независимо от всякой другой власти в осуществлении своих функций как внутри страны, так и во взаимоотношениях с другими государствами» [72, с. 118]. В диссертационном исследовании А.В. Шавцовой говорится о том, что «государственный суверенитет – это политико-правовое явление, которое означает состояние полновластия государства на своей территории, то есть верховенство единой, высшей государственной власти на своей территории и самостоятельность во внутренних делах и внешних сношениях» [291, с.14]. М.И. Пастухов полноту государственной власти на своей территории рассматривает «неотъемлемым атрибутом суверенного (независимого) государства. Он означает, что Республика Беларусь самостоятельно осуществляет свою внутреннюю и внешнюю политику, защищает свою независимость и территориальную целостность, конституционный строй, обеспечивает законность и правопорядок» [158, с.59]. Расхождения в подходах выявляются лишь тогда, когда авторы указывают на свойства-признаки самого государственного суверенитета, их содержательное наполнение.

В этой связи обратим внимание на исследование И.И. Пляхимовича, который проблему государственного суверенитета анализирует в контексте характерных особенностей конституционного строя Республики Беларусь. Как указывает автор [160, с.75], «суверенитет Беларуси, рассматриваемый в качестве институционального принципа, содержательно един с институтом политико-территориальной организации государства. Часть 2 статьи 1 Конституции Республики Беларусь раскрывает содержание государственного суверенитета, но дословно о нем не говорит. Принципы демократического, социального, правового, унитарного государства также раскрываются в последующих статьях Конституции, но, кроме того, они прямо обозначены в части 1 статьи 1. Поэтому было бы логичным включение в перечень характеристик государства в части 1 и суверенитета Республики Беларусь. Эта характеристика должна открывать часть 1 статьи 1 («Республика Беларусь – суверенное… государство»), ибо она указывает, по сути, на факт государственного бытия, которое логически предшествует сущности и содержанию государства: его демократическому, социальному и правовому характеру. Прямое закрепление суверенитета Беларуси важно и для увенчания сложной, хотя и «многовековой» (Преамбула) истории развития белорусской государственности. И действительно, суверенная черта государства открывает тексты конституций Армении, Грузии, Кыргызстана, Молдовы, Украины и других стран».

Не решен в конституционной науке вопрос о характеристиках суверенитета, которые можно рассматривать как элементы содержания. Так, А.В. Зиновьев и С.А. Авакьян утверждают, что необходимо различать четыре признака суверенитета. Однако если первый говорит о таких из них, как «верховенство, неотчуждаемость, единство и независимость» [297, с. 22], то второй – о «верховенстве, единстве, самостоятельности и независимости государства и государственной власти» [2, c. 42]. О.Е. Кутафин сформулировал такие характерные особенности суверенитета, как верховенство, единство, независимость [96, с.120-121], а М.В. Баглай называет два свойства государственного суверенитета: верховенство и независимость [11, с. 125].

Расхождения в подходах действительно существенны, и это обусловлено многими причинами. Например, Н.Б. Пастухова, анализируя особенности становления и развития государственного суверенитета современной России, пишет о том, что при рассмотрении данной проблемы «на первом плане – содержание государственного суверенитета РФ, институционно-правовые формы его выражения и воплощения. В связи с этим следует отметить, что до настоящего времени адекватного, юридически выверенного понятия государственного суверенитета РФ еще нет. Положений Конституции РФ, где говорится о суверенитете, пожалуй, недостаточно. Но это и не задача Конституции, в которой невозможно дать подробную трактовку даже основополагающих принципов народного суверенитета. (…) Продолжает ощущаться недостаток в конкретном анализе норм конституционного права, отражающих принцип суверенитета» [157, с.90]. Важно, однако, понимать и то обстоятельство, что для российской юридической науки и практики первостепенным является вопрос сохранения целостности Федерации, что для Беларуси, как унитарного и преимущественно мононационального государства, актуальным вовсе не является.

С позиций теории конституционного права рассмотрим следующие характеристики суверенитета государства, нашедшие отражение в юридической литературе: верховенство, единство, независимость, неотчуждаемость.

Верховенство государственной власти состоит в том, что только она полномочна отражать (закреплять) в конституции и иных нормативных правовых актах весь строй общественных отношений, устанавливать правопорядок, правомочия физических и юридических лиц, порядок и процедуры их реализации, меры юридической ответственности. Как пишет Д.М. Демичев, «верховенство проявляется также в том, что государственная власть выступает в качестве основного распорядителя материальных и духовных богатств общества» [72, с. 119]. Важное уточнение делает А.В. Зиновьев по поводу пределов реализации верховного права государства решать свои внутренние и внешние дела: «Вместе с тем в цивилизованном мировом сообществе ни одно государство, руководствуясь суверенитетом, не может и не имеет права нарушать общепризнанные принципы и нормы международного права и творить произвол» [78, с. 23].

Единство государственной власти, по мнению С.А. Авакьяна [2, с. 340], означает обладание ею на всех уровнях осуществления одинаковыми сущностью, формами и методами деятельности, причем между всеми органами государственной власти должна быть связь, распределение полномочий (разделение властей), дисциплина, субординация и взаимообусловленность (взаимное дополнение друг друга, помощь – порой все это называют субсидиарностью), исключающие противопоставление государственных органов друг другу.

В более широком преломлении исследует проблему А.В. Зиновьев, когда пишет о том, что «единство суверенитета означает, что его субъектом, носителем является народ, нация, государство. Суверенитет един и неделим, это – категория недробная: либо он есть в полном объеме, либо его нет совсем. (…) Единство суверенитета не есть тождество народного, национального и государственного суверенитетов, так как 1)они отличаются субъектами; 2) их внутреннее содержание и объем не одинаковы; 3) имеются различия в формах их реализации» [78, с. 24]. О.Е. Кутафин особое внимание обращает на следующие аспекты: «Юридические признаки единства государственной власти состоят в том, что совокупная компетенция системы органов, составляющих высшую государственную власть, охватывает все полномочия, необходимые для осуществления функций государства, а различные органы, принадлежащие к этой системе, не могут предписывать одним и тем же субъектам при одних и тех же обстоятельствах взаимоисключающие правила поведения» [96, с. 121].

Самостоятельность и независимость государственной власти наиболее четко представляемые характеристики суверенитета, и проявляются они в том [2, с. 340], что в соответствии с распределением функций управления общественными и государственными делами органы государственной власти действуют самостоятельно и независимо как от иных форм власти в данной стране (например, политических партий, движений, органов местного самоуправления), так и от иностранных государств и международных организаций. Разумеется, влияние на государственную власть при реализации ее функций оказывается и внутри страны, и извне, но ограничение государственной власти и подмена ее какими-либо внутренними или зарубежными структурами невозможны.

Таким образом, суверенитет Беларуси распространяется на все ее внутренние отношения – на всю территорию государства. Не случайно в Конституции Республики Беларусь отмечено, что «любые действия по изменению конституционного строя и достижению власти насильственными методами, а также путем иного нарушения законов Республики Беларусь наказываются согласно закону» (часть вторая статьи 3 Конституции Республики Беларусь). Своеобразную трактовку независимости и самостоятельности государственной власти дает Д.М. Демичев. По его мнению [72, с. 120], государственная власть является независимой и самостоятельной по отношению к тем, кто непосредственно не выражает и не представляет воли народа, ибо только от воли народа исходит мандат на любые изменения формы государственной власти.

Многие ведущие ученые, как можно было убедиться, отрицают такой существенный элемент-признак суверенитета, как неотчуждаемость. А.В. Зиновьев замечает, «что едва ли это правильно, так как в нем просматривается политический акцент проблемы, связанный с понятием «ограниченный суверенитет» [78, с. 22]. Смысл его размышлений сводится к тому, что неотчуждаемость суверенитета не следует смешивать с полномочиями, которые могут передаваться для реализации соответствующим политическим институтам, но полномочия не являются ограничением суверенитета. Можно согласиться с тем, что данная проблема для Беларуси, как и некоторых других стран СНГ, приобрела важное теоретическое, политическое и практическое значение.

Почему же передача полномочий не влечет за собой ограничения суверенитета государства? Тезисы А.В. Зиновьева таковы [78, c. 24]:

§ Во-первых, данная передача является добровольной и не касается суверенных прав государств, т.е. прав иметь конституцию, территорию, гражданство и т.д.;

§ Во-вторых, в этом праве проявляется верховенство государства, которое добровольно передает часть своих прав другому межгосударственному образованию;

§ В-третьих, государства, передавшие часть своих полномочий, не отстраняются от участия в их реализации;

§ В-четвертых, за государством сохраняется право контроля за тем, как переданные полномочия осуществляются.

Проблема гармонизации национальных и международных институтов и регуляторов в современных условиях действительно актуальна, ведь глобализация является объективным процессом, но использоваться она может как в узконациональных (что реже бывает), так и в транскорпоративных интересах (наиболее распространенная ситуация).

Как убедительно доказывает А.Ю. Тихомиров, «в научном и политическом плане делается акцент на «растворение» государства как системы, на передачу его функций коммерческим структурам и наднациональным институтам. Тем самым подводится теоретический фундамент под любые произвольные действия на международной арене в интересах супергосударства и транснациональных корпораций», и здесь же ученый верно отмечает, что анализ событий, происходящих во внутренней жизни государств и на международной арене, позволяет отметить очевидные расхождения между их нормативным и фактическим суверенитетом: «По разным политическим, экономическим, социальным и духовным причинам одни государства можно считать абсолютно независимыми в своей деятельности, допуская добровольную «связанность» только международными обязательствами, другие – зависимыми в политическом отношении, в экономическом отношении, в духовном плане (мощное влияние правовой идеологии и т.п.), наконец, как частично аннексированные (наличие чужих военных баз, контингентов, прямое давление на национальное правительство)» [276, с. 41].

Можно сделать вывод о том, что отсутствие или ограничение таких качеств государственной власти как верховенство, единство, независимость и неотчуждаемость служат свидетельством ослабления суверенитета государства, и, следовательно, невозможности в полном объеме реализовать положения о суверенитете народа как единственном источнике государственной власти. Следует помнить о том, что обеспечение суверенитета государства служит первичным (базовым) основанием для отражения интересов сообщества, проживающего на определенной территории.

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: