ОБ ОСОБОМ ТИПЕ ВЫБОРА ОБЪЕКТА У МУЖЧИНЫ

До сих пор мы предоставляли только поэтам изо­бражать «условия любви», при которых люди совер­шают выбор объекта и согласуют свои мечты с дей­ствительностью. В самом деле, поэты отличаются от других людей некоторыми особенностями, позволяю­щими им разрешить такую задачу. Обладая особо тонкой организацией, большей восприимчивостью со­кровенных стремлений и желаний других людей, они в то же время обнаруживают достаточно мужества, чтобы раскрыть перед всеми свое собственное бессо­знательное. Но ценность познания, заключающегося в их описаяниях, понижается благодаря одному об­стоятельству. Цель поэта — выставить интеллектуаль­ные и эстетические удовольствия и воздействовать на чувство, вот почему поэт не может не изменить дей­ствительности, а должен изолировать отдельные ее части, разрывая мешающие связи, смягчать целое и дополнять недостающее. Таковы преимущества так называемой «поэтической вольности». Поэт может про­явить весьма мало интереса к происхождению и к развитию подобных душевных состояний, описывая их уже в готовом виде. Поэтому необходимо, чтобы наука более грубыми прикосновениями и совсем не для удовольствия занялась теми же вопросами, поэ­тической обработкой которых люди наслаждались ис­покон веков. Эти замещения должны служить оправ­данием строгой научной обработки и вопросов любов-

ной жизни человека. Как раз и требуется самый пол­ный отказ от «принципа наслаждения», насколько это возможно для нашей психической деятельности. Во время психоаналитического лечения у врача имеется достаточно возможности знакомиться с облас­тью любовной жизни невротиков. Такое знакомство показывает нам, что подобное же поведение в этой области можно наблюдать у среднего здорового чело­века и даже у выдающихся людей. Вследствие счаст­ливой случайности в подборе материала, благодаря накоплению однородных впечатлений перед нами вы­рисовываются определенные типы в сфере любовной жизни. Один такой мужской тип выбора объекта я хочу описать, потому что он отличается рядом таких «условий любви», сочетание которых непонятно, даже странно, и вместе с тем этот тип допускает простое психологическое объяснение.

1. Первое из этих «условий любви» можно было бы назвать специфическим; если оно имеется налицо, следует уже искать и другие отличительные признаки этого типа. Его можно назвать условием «пострадав­шего третьего». Сущность его состоит в том, что лица, о которых идет речь, никогда не избирают объектом своей любви свободную женщину, а непременно такую, на которую предъявляет права другой мужчина: суп­руг, жених или друг. Это условие оказывается в не­которых случаях настолько роковым, что на женщину сначала не обращают никакого внимания, или она даже отвергается до тех пор, пока она никому не принадлежит; но человек такого типа влюбляется тот­час же в ту же самую женщину, как только она вступит в одно из указанных отношений к какому-либо другому мужчине.

2. Второе условие, быть может, уже не такое по­стоянное, однако столь же странное. Этот тип выбора объекта имеет место только благодаря сочетанию этого условия с первым, между тем как первое условие само по себе, кажется, встречается очень часто. Второе условие состоит в том, что чистая, вне всяких подо­зрений, женщина никогда не является достаточно при-

влекательной, чтобы стать объектом любви, привле кает же в половом отношении только женщина, вну шающая подозрение, — верность и порядочность ко торой вызывает сомнения. Эта последняя особенност! может дать целый ряд переходов, начиная с легкой тени на репутации замужней женщины, которая ш прочь пофлиртовать, до открытого полигамической образа жизни кокотки или жрицы любви. Но пред ставитель нашего типа не может отказаться хотя бь от какой-нибудь особенности в таком роде. Это условю с некоторым преувеличением можно назвать «любовьн к проститутке».

Подобно тому как первое условие дает удовлетво рение враждебным чувствам по отношению к мужчине у которого отнимают любимую женщину, второе ус ловие — причастность женщины к проституции — на ходится в связи с необходимостью испытывать чувств! ревности, которое, очевидно, является потребность!«влюбленных этого типа. Только в том случае, есл! они могут ревновать, страсть их достигает наибольше! силы, женщина приобретает настоящую ценность, i они никогда не упускают возможности испытать эт< наиболее сильное чувство. Удивительно то, что рев нуют не к законному обладателю любимой женщины а к претендентам, к чужим, в близости к которым е подозревают. В резко выраженных случаях любящи] не проявляет желания быть единственным обладателе! женщины и, по-видимому, чувствует себя хорошо таком «тройственном союзе». Один из моих пациентов который сильно страдал из-за увлечений «на стороне своей дамы, ничего, однако, не имел против ее зам^; жества и всеми силами содействовал ему; по отноше нию к мужу он затем в течение многих лет не проявля. и следа ревности. В другом типичном случае нацией был — правда, вначале — при первых любовных свр зях очень ревнив к мужу и заставил свою даму от казаться от супружеских отношений с ним; но в многс численных более поздних связях он вел себя так ж«как другие, и не находил, чтобы законный супру являлся помехой.

иледующие пункты рисуют уже не условия, предъ­являемые к объекту любви, а отношения любящего к объекту своей любви.

3. В нормальной любовной жизни ценность жен­щины определяется ее непорочностью и понижается с приближением к разряду проститутки. Поэтому странным отклонением от нормального кажется то обстоятельство, что влюбленные нашего типа относят­ся к женщинам именно такого разряда как к наиболее ценным объектам любви. Любовным связям с этими женщинами они отдаются всеми силами своей души, со страстью, поглощающей все другие интересы жизни. Они и могут любить только таких женщин и всякий раз предъявляют к себе требование неизменной вер­ности, как бы часто ни нарушали ее в действитель­ности. В подобных чертах описываемых любовных отношений чрезвычайно ясно выражен навязчивый характер этих отношений, свойственный в известной степени всякому состоянию влюбленности. Не следует, однако, полагать на основании этой верности и силы привязанности, что одна-единственная любовная связь заполняет всю жизнь таких людей или она бывает только один раз в жизни. Наоборот, страстные увле­чения подобного рода повторяются с теми же особен­ностями много раз в жизни лиц такого типа, как точная копия предыдущей. Больше того, в зависимости от внешних условий, например, перемены места жи­тельства и среды, любовные объекты могут так часто сменять один другой, что из них образуется длинный ряд.

4. Более всего поражает наблюдателя проявляю­щаяся у любовников такого типа тенденция спасать возлюбленную. Мужчина убежден, что возлюбленная нуждается в нем, что без него она может потерять всякую нравственную опору и быстро опуститься до низкого уровня. Он ее спасает тем, что не оставляет ее. В некоторых случаях намерение спасти может быть оправдано ссылкой на половую неустойчивость и сомнительное общественное положение возлюблен­ной; но оно проявляется так же определенно и там,

где ссылка на действительное положение вещей не имеет места. Один из принадлежащих к описываемому типу мужчина, умевший завоевывать своих дам чрез вычайно искусными соблазнами и находчивой диалек тикой, затем делал в своих любовных связях всевоз можные усилия, чтобы при помощи им самим сочи ненных трактатов удержать очередную любовницу ш пути «добродетели».

Если бросить взгляд на отдельные черты нарисо ванной здесь картины, на условия, требующие, чтобь любимая была несвободна и принадлежала к разряду проституток, на высокую ее оценку, на потребност] испытывать чувство ревности, на верность, которая однако, сочетается с легкостью перехода от одной i другой женщине, и на намерение спасать, то кажета маловероятным, чтобы все эти особенности могли про исходить из одного источника. И все же при психо аналитическом углублении в историю жизни лиц, < которых идет речь, легко открыть такой источник Этот своеобразный выбор объекта любви и такие стран ные любовные отношения имеют то же психическо происхождение, что и любовная жизнь у нормальног человека: они происходят от детской фиксации неж ности на матери и представляют из себя одно и последствий этой фиксации. В нормальной любовно жизни сохраняется немного черт, в которых несомнек но проявляется влияние материнского прообраза н выбор объекта, вроде, например, предпочтения, окг зываемого молодыми людьми более зрелым женин-нам; следовательно, отделение любовного влечени (либидо) от матери произошло сравнительно скоре У людей нашего типа, напротив, влечение к матер и после наступления половой зрелости имело мест так долго, что у выбранных ими позже объектов любв оказываются ясно выраженные материнские призш ки, и в них легко узнать замену матери. Здесь ю прашивается сравнение с деформацией черепа нов(рожденного: после длительных родов череп новороя денного представляет собой слепок тазовых ходе матери.

На нас лежит в таком случае обязанность указать на вероятность того, что характерные черты мужчин нашего типа, условия их любви и их поведение в любви действительно происходят от материнского про­образа. Легче всего это сделать по отношению к пер­вому условию, чтобы женщина была несвободна и чтобы был пострадавший третий. Совершенно очевид­но, что у выросшего в семье ребенка неотъемлемо связан с представлением о матери тот факт, что мать принадлежит отцу, и «пострадавшим третьим» явля­ется не кто иной, как отец. Так же естественна для детских отношений переоценка, благодаря которой возлюбленная является единственной, незаменимой: ибо ни у кого не бывает больше одной матери и отношение к ней зиждется на не повторяющемся и не допускающем никакого сомнения событии (рож­дении).

Раз все объекты любви только замена матери, то понятно и «образование ряда», которое кажется столь резко противоречащим условию верности. Психоана­лиз показывает нам и на других примерах, что дей­ствующее в бессознательном незаменимое часто про­является расчлененным на бесконечный ряд — беско­нечный потому, что всякий суррогат все-таки не дает удовлетворения. Так, например, у детей в известном возрасте возникает непреодолимое желание задавать все новые и новые вопросы, и это объясняется тем, что им надо поставить один-единственный вопрос, ко­торый они не решаются задать. А болтливость неко­торых невротических больных объясняется тяжестью тайны, которую им хочется разгласить и которую, несмотря на все искушения, они все-таки не выдают.

То, однако, что избранный объект относится к проституткам, совершенно противоречит тому, что ис­точником является материнский комплекс. Сознатель­ному мышлению взрослого человека мать представля­ется личностью высокой нравственной чистоты, и не­много найдется таких внешних впечатлений, которые были бы для нас так мучительны, как сомнение в этом смысле по отношению к матери. Но как раз это

резкое противоречие между «матерью» и «проститут­кой» и побуждает нас исследовать историю развития и бессознательное взаимоотношение этих двух ком­плексов, так как мы уже давно знаем, что в бессо­знательном часто сливается воедино то, что в сознании расщеплено на два противоположных понятия. Иссле­дование возвращает нас к тому периоду жизни, когда мальчик впервые узнает подробности о половых от­ношениях между взрослыми — приблизительно к го­дам, предшествующим половой зрелости. Грубые рас­сказы, проникнутые явным намерением оскорбить и возмутить, знакомят его с тайной половой жизни и подрывают авторитет взрослых, оказывающийся не­совместимым с обнаружением их половых отношений. То обстоятельство, что эти откровения относятся к родителям, производит самое сильное впечатление на новопосвященного. Нередко слушатель прямо-таки протестует, возражая приблизительно так: весьма воз­можно, что твои родители или родители других людей проделывают между собой нечто подобное, но это со­вершенно невозможно между моими родителями.

В то же время мальчик в виде редко недостающей: звена к «ознакомлению с половым вопросом» узнав! о существовании известного рода женщин, которые благодаря своей профессии отдаются половой любви, и поэтому все их презирают. Это презрение ему самому остается чуждым; у него рождается к этим несчастным только смешанное чувство томления и жути, так кап он знает, что и он сам через них может приобщить«к половой жизни, которую считал до сих пор пре имуществом только «больших». Когда он уже пере стает сомневаться в том, что его родители не состав ляют исключения из отвратительных правил половой жизни, он цинично говорит себе, что различие междз его матерью и падшей женщиной уже не так-то велико что в сущности обе они делают одно и то же. «Про свещающие» рассказы разбудили в нем следы воспо минаний о его ранних детских летах и желаниях i оживили в нем связанные с ними переживания. Ре бенок начинает желать свою мать в этом новом смысл!

и снова начинает ненавидеть отца как соперника, стоявшего на пути к осуществлению этого желания, он попадает, как мы говорим, во власть «комплекса Эдипа». Он видит измену со стороны матери в том, что она полюбила отца, а не его, и не может этого ей простить. Эти переживания, если только они не проходят быстро, не проявляются ни в чем реально, а только изживаются в фантазиях, которые имеют своим содержанием сексуальную жизнь матери при самых разнообразных обстоятельствах; их напряжение с особенной легкостью разрешается в актах самоудов­летворения. Вследствие постоянного взаимодействия обоих побудительных мотивов этих душевных движе­ний — полового желания и жажды мести — наиболь­шим предпочтением пользуются фантазии о невернос­ти матери; любовник, с которым изменяет мать, об­ладает почти всеми чертами и собственной персоны, вернее, собственной идеализированной личности, вы­росшей с возрастом до уровня отца. То, что я в другом месте описал как «семейный роман», составляет раз­нообразные продукты этой работы фантазии и спле­тение их с разными эгоистическими интересами оп­ределенного периода жизни. Познакомившись с этой частью истории душевного развития, мы уже не можем находить непонятным и противоречивым то обстоя­тельство, что принадлежность возлюбленной к про­ституции обусловлена непосредственно влиянием ма­теринского комплекса. Описанный нами тип мужской любовной жизни носит следы этого развития, и его можно просто понять как фиксацию на фантазиях мальчика в период половой зрелости, нашедших после свое воплощение в реальной жизни. Легко допустить, что усиленный онанизм в годы переходного возраста также благоприятствует фиксации этих фантазий.

Тенденция спасать любимую женщину с такими фантазиями, разросшимися до того, что они получили власть над реальной любовной жизнью, находится как будто только в отдаленной поверхностной связи, ис­черпываемой сознательными доводами. Любимая жен­щина подвергается, мол, опасности благодаря своей

склонности к непостоянству и неверности, и вполне понятно, что любящий старается уберечь ее от опас­ности, охраняя ее добродетель и противодействуя ее дурным наклонностям. Однако изучение «покрываю­щих воспоминаний», фантазий и ночных сновидений таких лиц показывает, что здесь имеет место прекрасно удавшаяся «рационализация» бессознательного моти­ва, подобная удавшейся вторичной обработке материа­ла сновидений. На самом деле мотив спасения имеет самостоятельное значение и историю и является про­дуктом материнского или, вернее, родительского ком­плекса, когда ребенок слышит, что он обязан жизнью родителям, что мать «даровала ему жизнь», то в нем соединяются нежные чувства с душевными движения­ми, выражающими стремление быть большим и до­стичь самостоятельности, и зарождают в нем желание вернуть родителям этот дар и отплатить им тем же. Непокорность мальчика как будто выражает: мне ни­чего не надо от отца, я хочу вернуть ему все, что я ему стоил. Он рисует себе фантазии о спасении отца от смертельной опасности и таким образом расплачи­вается с ним. Эта фантазия часто переносится на императора, короля или иную знатную особу и в таком измененном виде становится доступной сознанию и даже годной для поэтической обработки. По отноше­нию к отцу преобладает угрожающее значение фан­тазии о спасении, а по адресу матери проявляется ее нежное значение. Мать подарила жизнь ребенку, и нелегко возместить такой своеобразный дар чем-нибудь равноценным. Но при незначительном изменении зна­чения слов, — что так легко удается в бессознательном и что можно уподобить сознательному слиянию поня­тий, — спасти мать приобретает значение: подарить или сделать ей ребенка, разумеется, вполне схожего с ним. Это удаление от первоначального смысла спа­сения не очень велико, изменение значения слов не­произвольно. Мать подарила ему жизнь — его собст­венную, — и за это ей дарится другая жизнь, жизнь ребенка, имеющего максимальное сходство с ним са­мим. Сын проявляет свою благодарность тем, что же-

лает иметь от матери сына, равного себе, т. е. в фан­тазии о спасении он совершенно отождествляет себя с отцом. Все влечения — нежные, благородные, по­хотливые, непокорные и самовластные находят удов­летворение в этом одном желании быть своим собст­венным отцом. Не исчезает и момент опасности при таком изменении значения; ведь самый акт рождения представляет из себя опасность, из которой спасение приходит благодаря усилиям матери. Рождение явля­ется первой жизненной опасностью и прообразом всех последующих, внушающих нам страх; переживания при рождении остаются у нас, вероятно, в том аф­фективном выражении, которое мы называем страхом. Макдуф в шотландской легенде не рожден матерью, а вырезан из утробы ее, поэтому не знал и страха.

Древний снотолкователь Артемидор был, несомнен­но, прав, утверждая, что сновидение меняет свой смысл в зависимости от личности видевшего сон. По законам выражения бессознательных мыслей «спасе­ние» может иметь различное значение в зависимости от того, фантазирует ли о нем женщина или мужчина. Оно может в равной мере иметь значение сделать ребенка — дать начало рождению (у мужчины), как и самой родить ребенка (у женщины). Особенно в связи с водой можно ясно видеть эти различные зна­чения спасения в сновидениях и в фантазиях. Если мужчина спасает во сне женщину, то это значит: он делает ее матерью, — что, согласно вышеизложенно­му, соответствует смыслу: он ее делает своею матерью. Когда женщина спасает кого-нибудь (ребенка) из воды, то этим она признает себя, подобно легенде о Моисее, родившей его матерью. Иногда фантазия о спасении отца также получает смысл нежного отношения. Тогда она выражает желание иметь отца сыном, т. е. иметь такого сына, как отец. Вследствие всех отношений мотива спасения к родительскому комплексу тенден­ция спасать возлюбленную составляет существенную черту описанного здесь любовного типа.

Я не считаю нужным приводить доказательства правильности метода моей работы, которая в данном

случае, как и при описании анальной эротики, стре­мится к тому, чтобы сначала выделить из всего ма­териала наблюдения крайне и резко очерченные типы. В обоих случаях имеется гораздо большее количество индивидов, у которых можно наблюдать только от­дельные или только не резко выраженные черты этого типа. И само собой разумеется, что лишь связное изложение всех тех наблюдений, на основании кото­рых установлены эти типы, даст нам возможность правильно их оценить.

ОБ УНИЖЕНИИ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ

Если практикующий врач-психоаналитик задает себе вопрос: с каким страданием чаще всего к нему обращаются за помощью, то он принужден будет от­ветить: с психической импотенцией, — если не считать разнообразных проявлений страха. Этой странной бо­лезнью заболевают мужчины с сильно выраженной чувственностью, и заболевание проявляется в том, что специальные органы отказываются выполнять функ­ции полового акта, хотя до и после акта они могут быть вполне здоровыми и дееспособными и хотя дан­ный субъект имеет большую склонность к выполнению этого акта. Первым поводом к пониманию своего со­стояния является факт, приводящий его к убеждению, что такие неудачи постигают его только при половых попытках с определенными особами, между тем как с другими у него не случается ничего подобного. Тогда он приходит к выводу, что задержку его мужской потенции вызывают особые свойства сексуального объ­екта. Иной раз такой больной сам рассказывает, что у него возникает ощущение в нем самом какого-то препятствия, что он замечает какое-то внутреннее про­тиводействие, которое мешает сознательному его на­мерению. Но больной не в состоянии понять, в чем же состоит это препятствие и какие именно особен­ности полового объекта его вызывают. Если подобные неудачи случались у него неоднократно, то в таком

случае он склонен установить ошибочную причинную связь и полагает, что именно воспоминание о первой неудаче является таким препятствующим и отпугива­ющим переживанием и становится причиной после­дующих неудач; в первый же раз дело касалось «слу­чайности».

Психоаналитическое исследование психической импотенции произведено и опубликовано несколькими авторами. Каждый аналитик из собственного опыта может подтвердить приводимые ими объяснения. Речь действительно идет о парализующем влиянии извест­ных психических комплексов, которые недоступны сознанию индивида. На первом плане стоит, как общее содержание этого патогенного материала, сохранившая свою силу и влияние инцестуозная (кровосмеситель­ная) фиксация либидо на матери и на сестре. Кроме того, нужно принять во внимание влияние случайных мучительных впечатлений, находящихся в связи с детскими сексуальными проявлениями, и вообще все моменты, понижающие влечение, которое должно быть направлено на женщину как на половой объект.

Если подвергнуть, при помощи психоанализа, де­тальному исследованию случаи резкой психической импотенции, то получается следующая картина дей­ствующих при ней психосексуальных процессов. Поч­вой болезни служит и здесь, как, вероятно, при нев­ротических страданиях, задержка в развитии либидо до степени нормальной завершенной формы. Здесь еще не слились два течения, слияние которых толь­ко и обеспечивает вполне нормальную любовную жизнь, — два течения, которые мы различаем как нежное и чувственное.

Наиболее старое из этих двух течений — нежное. Оно берет начало с самых ранних лет, образовалось на почве интересов инстинкта самосохранения и на­правлено на представителей родной семьи или на лиц, занятых уходом и воспитанием ребенка. К нему с самого начала присоединяется известная доля половых влечений, компонентов эротического интереса, кото­рые нормально выражены уже более или менее ясно

с детства, а у невротиков во всех случаях открываются психоанализом, произведенным в более позднем воз­расте. Оно соответствует первичному детскому выбору объекта. Мы видим из него, что половые влечения находят свои первые объекты в связи с оценкой, ис­ходящей из влечений «Я», точно так же, как первые сексуальные удовлетворения получаются в связи с функциями, необходимыми для сохранения жизни. «Нежность» родителей и воспитателей, которая редко не отличается явным эротическим характером («ребе­нок — эротическая игрушка»), много содействует то­му, чтобы усилить эти придатки эротики к объектам фиксации влечений «Я» и поднять их на такую высоту, при которой они должны повлиять на последующее развитие, в особенности если этому способствуют еще и некоторые другие обстоятельства.

Нежные фиксации ребенка сохраняются в течение всего детства, и к ним притекают новые эротические переживания, а эротика благодаря этому отклоняется от своих половых целей. В пубертатном возрасте (по­лового созревания) к нежным фиксациям присоеди­няется еще «чувственное» течение, которое опреде­ленно сознает свои цели. Оно, понятно, идет всегда прежними путями и снабжает значительно большим количеством либидо объекты первого инфантильного выбора. Но вследствие того, что оно натыкается там на воздвигнутые препятствия кровосмесительного ог­раничения, то оно стремится найти возможно скорей переход от этих, реально не подходящих, объектов к другим, посторонним, с которыми было бы возможно настоящее половое сожительство. Эти посторонние объ­екты избираются, однако, по образцу инфантильных, но со временем они привлекают к себе ту нежность, которая была фиксирована на прежних. Мужчина ос­тавляет отца и мать, — как предписывается в Биб­лии, — чтобы следовать за женой, нежность и чувст­венность сливаются воедино. Высшая степень чувст­венной влюбленности связана с наибольшей психи­ческой оценкой (нормальная переоценка полового объ­екта мужчиной).

При неудаче этого процесса решающее значение имеют два момента развития либидо. Во-первых, сте­пень реального запрета, который не допускает нового выбора объекта и обесценивает его для индивида. Ведь нет никакого смысла заниматься выбором объекта, ес­ли запрещено вообще выбирать или не имеешь ни­какой надежды выбирать что-нибудь достойное. Во-вторых, степень привлекательности, которой могут обладать те инфантильные объекты, от которых следу­ет уйти; она пропорциональна эротической фиксации, которой они были наделены еще в детстве. Если эти два фактора достаточно сильны, то начинает действовать общий механизм образования неврозов. Либидо отвра­щается от реальности, подхватывается работой фанта­зии, усиливает образы первых детских объектов и фик­сируется на них. Но кровосмесительное ограничение заставляет оставаться в бессознательном влечение, об­ращенное на эти объекты, изживание чувственного те­чения, кроющегося теперь в бессознательном, в она-нистических актах способствует тому, чтобы укрепить эти фиксации. Положение дела не меняется и тогда, когда неудавшийся в реальности прогресс совершается в фантазии, т. е. когда в фантастических ситуациях, ведущих к онанистическому удовлетворению, первона­чальные половые объекты заменяются посторонними. Благодаря такому замещению, фантазии делаются спо­собными проникнуть в сознание, но в реальности в ли­бидо при этом не замечается никакого прогресса.

Таким образом, может случиться, что вся чувст­венность молодого человека окажется связанной в бес­сознательном с инцестуозными объектами или, как мы еще иначе формулируем, — она фиксирована на бессознательных инцестуозных фантазиях. В резуль­тате получается абсолютная импотенция, которая к тому же еще и укрепляется благодаря одновременно приобретенному действительному ослаблению органов, выполняющих половой акт.

Для образования собственно так называемой пси­хической импотенции требуются более мягкие усло­вия. Чувственное течение во всем объеме вынуждено

скрываться за нежным течением, оно должно быть в достаточной мере сильным и свободным от задержек, чтобы хотя бы отчасти пробить себе путь к реальности. Половая активность таких лиц носит на себе явные признаки того, что руководящие ею психические им­пульсы действуют не во всем объеме; она капризна, подвижна, легко нарушается, функционирует часто неправильно, доставляет мало удовольствия. Но глав­ным образом она избегает слияния с нежным течением. Таким образом, создается ограничение в выборе объ­ектов. Оставшееся активным чувственное течение ищет только таких объектов, которые не напоминают запретных инцестуозных лиц; если какое-нибудь лицо производит впечатление, вызывающее высокую пси­хическую оценку, то оно влечет за собой не чувствен­ное возбуждение, а эротически недейственную неж­ность. Любовная жизнь таких людей остается рас­щепленной в двух направлениях, нашедших свое выражение в искусстве, как небесная и земная (чув­ственная) любовь. Когда они любят, они не желают обладания, а когда желают, не могут любить. Они ищут объектов, которых им не нужно любить, чтобы отдалять чувственность от любимых объектов, и стран­ная несостоятельность в форме психической импотен­ции наступает — согласно законам комплекса чувст­вительности и возвращения вытесненного — тогда, когда иной раз какая-нибудь незначительная черта объекта, избранного во избежание инцеста, напоми­нает объект, которого следует избегать.

Главным средством против такого нарушения, ко­торым пользуются люди с расщепленным любовным чувством, является психическое унижение полового объекта, в то время как переоценка, присущая при нормальных условиях половому объекту, сохраняется для инцестуозного объекта и его заместителей. Чув­ственность может свободно проявляться только при выполнении условия унижения, притом возможны значительные проявления половой активности и силь­ное чувство наслаждения. Этому благоприятствует еще другое. Лица, у которых нежное и чувственное течение

недостаточно слились, не обладают по большей части достаточно тонким любовным чувством; у них сохра­нились половые ненормальности, неудовлетворение ко­торых ими ощущается как определенное снижение удовольствия, а удовлетворение возможно только с приниженными, невысоко оцениваемыми половыми объектами.

Понятны теперь мотивы упомянутых выше фан­тазий мальчика, который принижает мать до степени проститутки. В них проявляется старание, хотя бы в фантазии, перекинуть мост через пропасть, разделяю­щую эти два течения любовной жизни, завладеть ма­терью как объектом чувственного влечения ценою ее унижения.

II

До сих пор мы занимались врачебно-психоло-гическим исследованием психической импотенции, не оправдываемым заглавием этой статьи. Но дальше мы поймем, что нам нужно было начать с этого вступле­ния, чтобы иметь возможность обратиться к настоящей теме.

Психическую импотенцию мы свели к неслиянию нежного и чувственного течения в любовной жизни, а указанную задержку развития объяснили влиянием детских фиксаций и более поздним запретом при про­межуточном возникновении инцестуозного запрета. Против этого учения можно, во-первых, выдвинуть следующее возражение: если оно объясняет нам, по­чему некоторые лица страдают психической импотен­цией, то для нас остается загадочным, как иные люди могли избежать этого страдания. Так как приходится сознаться, что все указанные видимые моменты -сильная детская фиксация, кровосмесительный запрет и запрет в более поздние годы развития после наступ­ления половой зрелости — имеются почти у всех куль­турных людей, то было бы вполне правильно заклю­чить, что психическая импотенция является общим

страданием культурного человечества, а не болезнью отдельных лиц. Если понятие психической импотен­ции брать шире и не ограничивать только невозмож­ностью полового акта при наличии полового желания и физически здорового полового аппарата, то сперва приходится причислить сюда всех тех мужчин, кото­рых называют психастениками, которым если и уда­ется всегда акт, то он не доставляет особенного на­слаждения; это встречается чаще, чем полагают. Пси­хоаналитическое исследование таких случаев, не объясняя сначала разницы в симптоматике, открывает те же этиологические моменты. От анестетичных (ли­шенных чувственности) мужчин легко оправдываемая аналогия ведет к громадному числу фригидных жен­щин, отношение которых к половой любви нельзя лучше описать и понять, как указанием на полное его сходство с более известной психической импотен­цией мужчин.

Но если мы не будем расширять понятие психи­ческой импотенции, а присмотримся к оттенкам ее симптоматики, то мы не сможем не согласиться с тем, что любовные проявления мужчины в нашем совре­менном культурном обществе вообще носят типичные признаки психической импотенции. Нежное и чувст­венное течение только у очень немногих интеллигент­ных мужчин в достаточной степени спаяны; мужчина почти всегда чувствует себя стесненным в проявлениях своей половой жизни благодаря чувству уважения к женщине и проявляет свою полную потенцию только тогда, когда имеет дело с низким половым объектом. Такое обстоятельство обусловливается кроме того тем, что к его половым стремлениям присоединяются ком­поненты извращенности, которых он не осмеливается удовлетворить с женщиной, заслуживающей уваже­ние. Полное половое удовольствие он может испытать только тогда, когда безудержно отдается наслаждению, чего он, например, не осмеливается проявлять со своей высоконравственной супругой. Отсюда происходит его потребность в униженном половом объекте, женщине, этически малоценной, у которой, по его мнению, нет

эстетических требований, которой неизвестны его об­щественные отношения, и она не в силах о них судить. Перед такой женщиной он всего легче обнаруживает свою половую силу даже в том случае, если его неж­ность направлена к более высоко стоящей. Возможно, что так часто наблюдаемая склонность мужчин выс­ших общественных классов выбирать себе любовницу или даже законную супругу из женщин низкого со­словия является только следствием потребности в уни­женном половом объекте, с которым психологически связана возможность полного удовлетворения.

Я не колеблюсь объявить, что два момента, дей­ствительные при настоящей психической импотенции: интенсивная инцестуозная фиксация детского возраста и реальный запрет в юношеском возрасте, — являются причиной также и этого, такого частого, проявления в поведении культурных мужчин в сфере их любовной жизни. Пусть это и звучит неприятно и парадоксально, но следует сказать, что тот, кто в любовной жизни хочет быть свободным и счастливым, тот должен пре­одолеть уважение перед женщиной и примириться с представлением о кровосмесительстве с матерью или с сестрой. Тот, кто готов в ответ на такое требование подвергнуть себя серьезной внутренней проверке, тот непременно найдет, что считает, в сущности, половой акт чем-то унизительным, тем, что грязнит и позорш человека, и не только его тело. Происхождение это£ оценки, в которой, верно, не легко сознаться, можнс найти только в период юности, когда чувственное течение было уже сильно развито, а удовлетворение было почти одинаково запрещено по отношению каь к постороннему, так и к инцестуозному объекту.

В нашем культурном обществе женщины находят ся под таким же влиянием воспитания, но, кром< того, еще и под влиянием поведения мужчин. Длз них, разумеется, одинаково дурно и в том случае когда они не находят в мужчине его половой мужско! силы, и тогда, когда повышенная вначале оценка из в период влюбленности сменяется после обладаниз пренебрежением. У женщины существует очень слаба!

потребность в унижении полового объекта; в связи с этим находится, несомненно, и то обстоятельство, что обычно у женщины не проявляется ничего похожего на половую переоценку мужчины. Но длительное по­ловое воздержание и удержание чувственности в об­ласти фантазии вызывают у нее другое важное пос­ледствие. Впоследствии она уже не в силах разрушить связь между чувственными переживаниями и запретом и оказывается психически импотентной, т. е. фригид­ной, в то время, когда ей, наконец, разрешаются подобного рода переживания. Поэтому у многих жен­щин появляется стремление сохранить тайну даже и тогда, когда сношения ей уже разрешаются; у других появляется способность нормально чувствовать только в том случае, когда условия запрета снова имеют место при какой-либо тайной любовной связи. Изменяя мужу, она в состоянии сохранять любовную верность второго разряда.

Я полагаю, что условие запрета имеет в любовной жизни женщины то же значение, что унижение по­лового объекта у мужчины. Оба являются следствием длительного откладывания начала половой жизни пос­ле наступления половой зрелости, как этого требует воспитание ради культурных целей. Оба стремятся прекратить психическую импотенцию, которая явля­ется следствием отсутствия слияния чувственного и нежного течений. Если следствия одной и той же причины оказываются различными у мужчины и у женщины, то вызвано это, быть может, иным разли­чием в поведении обоих полов. Культурная ж

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: