Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







О проблеме психогенеза в умственных расстройствах





[В оригинале написано по-английски и изложено в форме доклада на секцииПсихиатрии ежегодного заседания Королевского общества Медицины II июля 1919года. Опубликовано в трудах Общества: Proceedings (London), XII (1919): 3,63-76. На русском впервые опубликовано в: К. Г. Юнг. Избранные труды поаналитической психологии. Том. III. Цюрих, 1939. С. 334-347. Перевод О.Раевской.] Позволяя себе сегодня поднять в моем реферате вопрос о психогенезе вобласти умственных расстройств, я прекрасно сознаю, что затрагиваемая мноютема отнюдь не пользуется популярностью в психиатрических кругах. Успехи,достигнутые анатомией мозга и патологической физиологией, а такжепреобладание естественных наук вообще привели к признанию необходимостипрежде всего и повсюду искать материальные причины и довольствоваться ихнахождением. Старинное метафизическое объяснение природы уронило само себяблагодаря своим заблуждениям и захватом не принадлежащих ему областей. Такчто и связанные с ним психологические взгляды потеряли для нас всякуюценность. В психиатрии же влияние его прекратилась еще в первой четверти XIXвека с возникновением моральной этиологии. Согласно этой этиологии душевныеболезни понимались как последствия нравственно недопустимых поступков. Этотвзгляд держался приблизительно до 1820 г. Лишь со времен Эскироля психиатрияпринимает характер естественной науки. Успехи естественных наук привели к возведению научного материализма наступень общего мировоззрения; научный же материализм - с психологическойточки зрения - является не чем иным, как переоценкой (в смыслепреувеличенной оценки) физической причинности. В соответствии с этимматериализм отвергает всякую причинность кроме физических каузальных связей.В психиатрии материалистический догмат выразился положением: "душевнаяболезнь суть болезнь мозга". Положение это и в настоящее время считаетсяаксиомой, несмотря на то, что материализм находится в периоде постепенногоупадка. Почти неоспариваемая его значимость зависит по существу своему оттого обстоятельства, что медицина как предмет университетского образованияесть естественная наука и что психиатр, как врач, является естественником.Кроме того, перегруженная учебная программа студента медицины не позволяетему отклониться в область философии и удерживает его целиком подвоздействием материалистических аксиом. Как следствие исследования впсихиатрии связаны, главным образом, с анатомическими проблемами, в тойстепени, в какой дело не касается вопросов диагноза и классификации. Такимобразом, взгляд психиатра остается прикованным к физической этиологии, междутем как этиология психологическая оценивается разве только каквтороразрядная или вспомогательная. Но так как всеобщая установка всегданаправлена на отыскание физической причины, то соответственно этому ипсихологический фактор большей частью не принимается во внимание. Поэтому мысовершенно не в состоянии составить себе понятия о важности психологическойпричинности. Так, мне постоянно приходится сталкиваться с уверениями моихколлег, утверждающих, что в таком-то случае отсутствуют всякиепсихологические признаки. Но всегда оказывается, что они ищут лишьфизическую каузальную связь, оставляя без внимания все психическиеосложнения. Например, однажды я был приглашен на консультацию вместе с двумязнаменитыми авторитетами по нервным болезням, уже поставившими диагнозсаркомы твердой мозговой оболочки (dura mater) спинного мозга. Больная,женщина 50 лет с лишним, страдала своеобразным расстройством нервов ощущенияи движения, припадками крика и симметрической экзантемой (сыпью) в областипоясницы. Описание телесного ее состояния было выработано с чрезвычайнойтщательностью, анамнез казался установленным с крайней точностью. Ей дажеэксципировали кусочек кожи, дабы подвергнуть один из узелков экзантемыгистологическому исследованию. Лишь обстоятельства, касающиеся психологиипациента, и условия, при которых началась болезнь, были оставлены безвнимания. Больная - вдова. Она жила со своим старшим сыном, которого она любила,несмотря на многочисленные ссоры. В каком-то смысле он заменял ей мужа. Таккак совместная жизнь не отличалась гармонией, то сын решился на разлуку сматерью и на переселение в другой город. В самый день его отъезда наступилпервый припадок плача, и с этого началась затяжная болезнь. Течение болезни,ее улучшения и ухудшения находились в постоянной зависимости от отношениябольной к сыну. Ошибочный диагноз, конечно, не мог облегчить ее состояния.Разумеется, оно оказалось обыкновенной истерией, что и было подтвержденодальнейшим течением болезни. Оба авторитета, будучи совершеннозагипнотизированы аксиомой физической причинности, не подумали установитьпсихологическую причину и вследствие этого утверждали, что психологическаяэтиология не находима. Такие ошибки вполне понятны, принимая во внимание, что и психиатры иневрологи прошли школу исключительно естественных наук. Между тем,основательно изучать психологию является для них, собственно говоря,необходимым. Положим, что недостаток этот во многих случаях сглаживаетсяпрактическим знанием людей и обыденной психологии. Но, к сожалению, это невсегда так. Студенты большей частью об этом не знают ничего или лишь оченьмало. Даже если другие их занятия и позволили бы им прослушать курспсихологии, то это была бы психология, не имеющая ничего общего с областьюмедицины. Так, по крайней мере, обстоит дело с областью медицины у нас наКонтиненте. [Юнг имеет в виду Западную Европу без Британских островов -ред.] Психологи в большинстве случаев занимаются экспериментальнойпсихологией в лабораториях; это не врачи-практики; во всяком случае, они -не психиатры и даже не психологи, а только естественники. Поэтому неудивительно, что психологическая точка зрения почти всегда остается безвнимания и при анамнезе, и при диагнозе, и при терапии. Между тем, эта точказрения обладает чрезвычайной важностью не только в области неврозов, где современи Шарко она привлекает все большее внимание, но также и в областидушевных болезней, на что я сегодня и хочу особо указать. Под душевными болезнями я разумею все те, которые за последниедесятилетия соединяются под неясной, подающей повод ко многим недоразумениямрубрикой раннего слабоумия (dementia praecox); другими словами, все тегаллюцинаторные, кататонические и параноидные состояния, которые не сутьчастичные явления известных органических процессов разрушения, подобнопрогрессивному параличу, старческому слабоумию, эпилепсии и хронической илиострой интоксикации или же маниакально-депрессивному психозу. Как известно,и в этой обширной и еще весьма темной области анатомически установленынекоторые дегенеративные процессы мозга. Но эти процессы не встречаютсяпостоянно, и клинические симптомы не могут быть объяснены ими. Кроме того, всимптоматологии этих душевных расстройств мы находим чрезвычайно ясновыраженное различие между ними и расстройствами собственно органическими.Уже по одной этой причине нельзя не признать совершенно особого положения,занимаемого ими. Нет никакого основания причислять старческое слабоумие,прогрессивный паралич и раннее слабоумие к одному и тому же разряду.Нахождение встречаемых подчас органических изменений еще не позволяетсчитать все болезни, входящие в эту обширную группу, одной и той жеорганический болезнью. Положим, я допускаю, что обитатели домов дляумалишенных в глазах психиатра имеют столько общих черт дегенерации, чтолегко понять, откуда произошло название "раннее слабоумие". Эти материалы,находимые в домах для умалишенных, подтверждают предвзятуюматериалистическую врачебную точку зрения. Перед врачом оказывается богатыйвыбор худших случаев этой группы болезней, и поэтому вполне понятно, чтоименно признаки отупения и разрушения бросаются ему по преимуществу в глаза.По той же причине психиатр всегда смотрит на истерию гораздо более мрачнонежели практикующий врач. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочестьописание истерии в каком-либо учебнике психиатрии. Ибо лишь наиболее тяжелыеслучаи истерии попадают под наблюдение психиатра. Все же другие несравненноболее легкие и многочисленные случаи остаются в ведении домашнего врача идуховника, а до психиатра не доходят. То же самое бывает и в случаях раннегослабоумия. Легкие формы этой болезни встречаются весьма часто; онинесравненно многочисленнее собственно душевных болезней; такие больныеникогда не попадают в дома для умалишенных, а сходят под удобным диагнозомневрастении или психастении. Практикующий врач в редчайших случаях признает,что его больной страдает более легкой формой страшного раннего слабоумия сего пагубным прогнозом, так же как он ни в каком случае не будет смотреть насвою племянницу-истеричку как на симулянтку-лгунью или другого родадегенератку, а лишь сочтет ее несколько нервной. Что же касается очевидных деструктивных и дегенеративных черт раннегослабоумия, то необходимо указать на то, что наихудшие кататоническиесостояния (наиболее тяжелые состояния так называемого отупения) почти безисключения суть продукты домов для умалишенных, другими словами, этисостояния бывают вызваны влиянием психической обстановки, а отнюдь не всегдакаким-либо дегенеративным процессом в мозгу, не зависящим от внешнихусловий. Известно, что большинство типично отупевших кататоников находится впереполненных и плохо руководимых психиатрических больницах. Известно также,что перемещение в беспокойное или в каком-нибудь другом отношении невыгодноеотделение в очень многих случаях имеет на больного пагубное влияние, так жекак принудительные меры и вынужденная бездеятельность. Все тепсихологические обстоятельства, которые и нормального человека могли быпогрузить в тяжелое психическое состояние, ухудшают состояние больного.Правильное понимание этого побудило врачей современных психиатрическихбольниц всячески стремиться изменить присущий им ранее облик тюремпредварительного заключения и арестных домов в облик санаториев или простобольниц. Всем их отделениям стараются придать приветливую внешность, повозможности избегают насильно применять терапевтические меры. Стеснениебольных в передвижении также насколько возможно отменяется. Все этоспособствует тому, чтобы и нормальный человек мог получить благоприятноевпечатление. Цветы и гардины на окнах и на нормального человека действуютпсихически так, что ему становится сразу же уютнее. Положительно доказано,что в заведениях, сумевших осуществить эти принципы, уже не наблюдаетсязрелища массы тяжко отупевших, безучастно сидящих рядышком больных. Почему?- Потому что больной реагирует на психологические условия окружающей егообстановки совершенно так же, как нормальный человек. Развитие старческогослабоумия, прогрессивного паралича или эпилепсии продолжается неуклонно, неподдаваясь влиянию того, находятся ли больные вместе с другими подобными имили нет. Течение этих болезней совершенно подобно течению болезней телесных.Что же касается раннего слабоумия, то оно часто весьма улучшается илиухудшается в зависимости от психологических условий. Этот факт хорошоизвестен каждому современному психиатру; он, во всяком случае, дает право неопределять односторонне раннее слабоумие как исключительно органическуюболезнь, а признать, что она в значительной степени зависит от психическихвлияний. Примем также во внимание и те слишком редко наблюдаемые случаи, когдаболезнь регулярно возобновляется при определенных условиях. В одномизвестном мне случае, например, кататоническое состояние дважды повторялось,всякий раз, как только больной возвращался в тот город, где он в годыстуденчества пережил любовь, которую был не в состоянии забыть. Впоследствиион избегал этот город, чтобы избавиться от воспоминаний о своей любви. Нотак как в этом городе у него были родственники, то ему пришлось в течениешести лет два раза посетить его. Оба раза вследствие разбуженныхвоспоминаний он впадал в кататоническое состояние возбуждения, вследствиечего был помещен в больницу. Это довольно известный ученый, никогда нестрадавший другими кататоническими явлениями. Нередко болезнь проявляется тогда, когда предстоит помолвка, женитьбаили иное сходное значительное эмоциональное событие. Течение болезни также всильной степени зависит от психологических условий. Так, я однажды наблюдалженщину, поссорившуюся с соседкой из-за какого-то пустяка. Она всегда былараздражительна и вспыльчива; поддавшись гневу, она оскорбила соседкудействием. Последняя в ответ обозвала ее "сумасшедшей"; на это больнаяпришла в еще большую ярость и закричала: "Если вы называете менясумасшедшей, то увидите, что значит быть сумасшедшей!" - и бросилась на своюпротивницу. Так как скандал этот разыгрался на улице, то явилась полиция иувела неистовую скандалистку в клинику. Там возбуждение ее продолжалоськакое-то время. Но на другой день при врачебном осмотре она была ужедовольно спокойна и энергично выражала желание быть выписанной из клиники,ибо она не сумасшедшая и не должна оставаться среди сумасшедших. Врачи,однако, нашли, что немедленно ее отпустить еще нельзя. Но когда ее сновапривели в отделение, она не хотела подчиняться, а открыто возмутилась ивознамерилась уйти силой. Она выражала страх, что ее могут задержать инадолго лишить свободы. Из-за ее возбуждения ее пришлось перевести вотделение беспокойных. Едва очутившись в этом отделении, она началабуйствовать и кричать, что ее хотят довести до сумасшествия и заперетьвместе с сумасшедшими; этому она не хочет подчиниться. "Если вы хотитедовести меня до сумасшествия, то еще увидите, что значит быть сумасшедшей",- кричала она. Непосредственно вслед за этим она впала в состояниекататонической сонливости с сильным бредом и припадками буйства; этопродолжалось около двух месяцев. По моему мнению, ее кататония была не чем иным, как патологическиувеличенной эмоцией, проявившейся вследствие водворения в клинику, т. е.психическим шоком, вызванный лишением свободы. Во время острой стадии ееболезни она вела себя именно так, как может вести себя сумасшедший с точкизрения простого обывателя. И больная в совершенстве продемонстрировала это"сумасшествие". Определенно, это не была истерия, поскольку полностьюотсутствовал эмоциональный раппорт. В подобном случае смешно говорить о первичном органическом процессе.Тут все дело в инстинктивной реакции, возникающей при лишении свободы. Точнотакие же сильные патологические реакции нередко наблюдаются у лишенныхсвободы животных. Несмотря на очевидность психогенной его причины, этотслучай представляет собой классический пример состояния кататоническоговозбуждения с типичными гебефренными безумными идеями и галлюцинациями. Онни в каком отношении не отличается от заболевания, возникшего дома, будто быбез всякой психогенной причины, которое поэтому было бы сочтено обыкновеннымпервичным мозговым процессом. Больная до того никогда не впадала в подобноесостояние. Правда, у нее бывали припадки патологического гнева; она былачрезвычайно раздражительна и неуравновешенна, но вспышки эти обычно стихаличерез короткое время; настоящая же кататония обнаружилась лишь в клинике. Приведу еще один пример: больной - молодой школьный учитель; постепенноон перестал как следует работать и стал привлекать к себе внимание всякимистранностями. Его поместили в клинику для наблюдения за умственным егосостоянием. Сначала он был спокоен и доступен, предполагая, что его черезкороткий срок выпустят, так как он душевно не болен. Он находился вотделении для спокойных больных. Но когда ему пришлось убедиться, что егозадержали на несколько недель, он стал возмущаться и сказал врачу: "Если выхотите посадить меня здесь как сумасшедшего, то я покажу вам, что значитбыть сумасшедшим". Непосредственно вслед за этим он впал в состояние тяжкоговозбуждения с галлюцинациями и безумными идеями, которое продолжалосьдовольно долго. Но особенно наглядным является следующий случай: молодой человек долгоевремя находился в клинике, куда был помещен с диагнозом "моральное безумие"(moral insanity). [Болезненное влечение к безнравственным и преступнымдействиям, наблюдаемое при различных душевных болезнях - ред.] С ранних летон был лентяем и лжецом. Правда, вскоре выяснилось, что он не выказываетникаких обычных нравственных дефектов; его случай был много сложнее:предполагалось раннее слабоумие. Специфических симптомов, однако, неоказывалось, исключая глубокое нравственное равнодушие. Поведение его былонеприятным, раздражающим. Он был интриганом, подчас выказывал грубость, а вгневе прибегал к насилию. Поэтому в отделении для спокойных больных егонаходили несколько неудобным гостем. Но я все же старался удержать его вэтом отделении, несмотря на частые жалобы его сожителей. Однажды, во времямоего отсутствия, его поведение принудило моего заместителя перевести его вотделение для беспокойных. Там его возбуждение усилилось до такой степени,что пришлось прибегнуть к наркотическому средству. Сразу началисьгаллюцинации и безумные идеи, не прекращавшиеся в течение нескольких недель.До этого ни галлюцинаций, ни безумных идей у него никогда не бывало.Появление их психически было вызвано его перемещением в неблагоприятнуюсреду. Как известно, нередко встречается и обратный случай, а именно,благоприятное воздействие перемещения в нормальную обстановку. Если бы сущность раннего слабоумия исключительно состояла ворганическом деструктивном процессе, поведение больных этим заболеваниембыло бы подобно поведению больных, страдающих болезнью мозга. Состояниепараличных, например, не улучшается и не ухудшается при изменении окружающихих условий. И в плохо поставленных заведениях органические душевныерасстройства не ухудшаются сравнительно с расстройствами больных,находящихся в правильно поставленных заведениях. Лишь раннее слабоумиепринимает гораздо более тяжкое течение при неблагоприятных психологическихусловиях. Поскольку очевидно, что психологический фактор играет решающую роль втечении раннего слабоумия, то нет ничего необычного в том, что первыйприступ может быть вызван психологической причиной. Известно, что раннееслабоумие нередко обнаруживается в психологически значительную минуту, иликогда разыгрывается какой-либо психический конфликт, или вследствиепсихического шока. Психиатр, положим, возразит, что подобные причины сутьлишь повод для проявления скрытого, давно уже существовавшего болезненногопроцесса. Будь подобные психические причины действительными причинами(causae efficientes), то они действовали бы патогенно при всевозможныхусловиях и у всех субъектов. Но так как этого, очевидно, нет, то этипсихические причины суть лишь повод, главное же значение нужно приписатьорганическому болезненному процессу. Подобное рассуждение, без сомнения,односторонне материалистично. Современная медицина уже не допускает одной итолько одной причины болезни; туберкулез, например, давно уже неприписывается исключительно инфекции специфическим микробом: возникновениеего объясняют теперь совокупностью многих причин; благодаря этому устарелоечисто каузальное мышление уступило место мышлению кондиционалистическому. Согласно последнему объяснение заключается всегда в приведении условий, откоторых объясняемое находится в функциональной зависимости. Несомненно лишь,что при отсутствии известного органического предрасположения никакаяпсихическая причина не в состоянии вызвать настоящей душевной болезни. Норезко выраженная предрасположенность может существовать и не переходя вдушевное расстройство, покуда возможно избегать тяжких психическихконфликтов и аффективных потрясений. Положим, справедливо, что именноаномальное предрасположение с известной неизбежностью приводит к психическимконфликтам, и, благодаря этому, (в своего рода порочном круге - circulusvitiosus), вызывает душевное заболевание. В таких случаях с внешней стороныкажется, что лишь дегенеративное расположение мозга постепенно приводит кразрушительному процессу. Но я утверждаю, что в громадном большинствеслучаев раннего слабоумия субъект вследствие прирожденного или, реже,благоприобретенного аномального расположения вовлекается в психологическиеконфликты, по существу своему еще отнюдь не патологические, аобщечеловеческие. Конфликты эти вследствие особой своей интенсивностиявляются несоразмерными с остальными душевными способностями, и поэтому ихнельзя побороть обычным человеческим способом, т. е. ни развлечением, ниразумным самообладанием. Эта невозможность разрешить конфликт и вызываетдействительную болезнь. Когда данный субъект почувствует, что никто не всостоянии ему помочь и что сам он также не в силах справиться с внутреннимизатруднениями, его охватывает паника, приводящая к хаосу душевногорасстройства. Этот процесс протекает обыкновенно в период инкубации ипоэтому редко попадает под наблюдение психиатра, ибо никому из окружающихеще не может прийти мысль обратиться к врачу-специалисту. Подобные случаинередки в практике врачей по нервным болезням. Если удается психологическиразрешить данный конфликт, то психоз может быть устранен. Положим, можно возразить, что нельзя доказать, будто в подобном случаедействительно разыгралась бы душевная болезнь, если бы конфликт осталсянеразрешенным. Само собою разумеется, я не могу привести доказательства,которое убедило бы моих противников. Действительным доказательством явилсябы лишь тот случай, когда у страдающего ранним слабоумием, установленнымдиагностически, т. е. со специфическими симптомами, результаттерапевтического воздействия был бы непосредственно наблюдаем. Но и подобноедоказательство может быть устранено возражением, что кажущееся выздоровлениеесть лишь отсрочка заболевания - ремиссия, - которая и так должна была бынаступить. Поэтому скрепить подобное доказательство достаточно убедительнымобразом почти невозможно, не говоря уже о том, что душевные болезни большеючастью совершенно не поддаются нашим терапевтическим мерам. В настоящее время еще рано говорить о возможности психотерапевтическоговмешательства при известных психозах. Мое мнение насчет этого далеко неоптимистично. Я считаю, что исследование роли и значения психическогофактора в качестве фактора этиологического обещает открыть более широкиегоризонты. Большая часть психозов, которые были мною подвергнутыисследованию для определения их этиологической подкладки, имеют чрезвычайносложную структуру, так что мне невозможно обозреть их в пределах этойработы. Иногда лишь встречаются простые случаи, возникновение которыхнетрудно изложить. Так, я припоминаю случай молодой крестьянской девушки,внезапно заболевшей признаками душевного расстройства. Перед консультациейее врач передал мне, что она всегда была очень тихой и лишь недавно сталапроявлять болезненные симптомы. Она рассказала ему, что однажды ночьювнезапно услыхала голос Бога. Она долго разговаривала с Богом, и Христостакже ей внезапно явился. При посещении я нашел больную спокойной исовершенно безучастной. Она целый день стояла у печки, покачивалась в разныестороны и почти ни с кем не говорила. Встреча со мною не вызвала в нейникакой реакции, точно она каждый день меня видела. Глаза ее глядели пусто итупо. Равнодушным тоном, точно дело шло о совершенно обыденных событиях, онаподтвердила, что слышала голос Бога и видела Христа. Я попросил еерассказать подробности; на это она снова ответила без всякого аффекта, чтовела с Богом продолжительные разговоры. О содержании этих разговоров онабудто бы ничего не помнила. Христос обладал наружностью обыкновенногочеловека, глаза его были голубые. Он также говорил с нею, но она уже непомнила, что он ей сказал. На это я заметил, что можно лишь пожалеть, чтоона так легко забывает содержание разговоров с такими важными лицами. Незаписала ли она чего либо из этих разговоров? - В ответ на это больнаявытащила календарный листок, на котором, по ее словам, она что-то записала.Но на нем оказался лишь крестик, которым она отметила то число, когда впервый раз услышала голос Бога; более она ничего не могла вспомнить. Богговорил с нею о мире и о том, что произойдет в будущем. Все это онарассказывала отрывистыми фразами, часто ни к кому не обращаясь; голос еепостоянно оставался совершенно равнодушным. Она интеллигентна, подготовленак педагогической деятельности, но не интеллектуальных, ни аффективныхреакций ее религиозные переживания в ней не вызывают. О связном изложении ее истории можно и не думать. Историю эту приходится с трудом из нее извлекать, так сказать, покусочкам, но не из-за активного сопротивления, как это часто бывает уистеричных, а из-за ее абсолютного безучастия и недостатка интереса. Ей какбудто совершенно безразлично, спрашивает ли ее кто-либо и отвечает ли онакак следует. С врачом у нее, по-видимому, нет никакого эмоциональногоконтакта. Ее равнодушие таково, что у присутствующих должно возникнутьвпечатление, будто в ней нет ничего, о чем бы стоило ее расспрашивать. Намой вопрос, не мучило ли ее что-либо как раз перед ее религиознымпереживанием, она ответила отрицательно с полным равнодушием. Ее ничего немучило, никаких конфликтов у нее не было, отношения ее с родственниками былипрекрасные, с подругами тоже. Ее мать припоминала только, что некотороевременя тому назад больная с сестрой присутствовала на одном религиозномсобрании, после которого она сильно волновалась, утверждая, что пережилаобращение. В следующую ночь она услышала голос Бога. Больная подтвердила,что пережила обращение; она почувствовала себя обращенной к вере. Домашнийврач ее семьи, живо заинтересовавшись ее случаем, попытался узнатькакие-либо подробности, ибо здравый смысл подсказывал ему, что подобноерасстройство должно иметь подготовительный период. Но из-за непритворногоравнодушия больной он пришел к убеждению, что тут действительно ничего некроется. Все мои расспросы близких больной также были безрезультатны. Онилишь подтвердили, что в детстве больная всегда была нормальна и здорова, ноприблизительно с 16-го года стала вести очень тихую и замкнутую жизнь, невыказывая, впрочем, никаких признаков умственной ненормальности. Никакихследов дурного наследственного предрасположения в семье нельзя былоотыскать. Таким образом, случай этот этиологически представляется совершеннонепроницаемым. В настоящее время больная уже не слышит голоса Бога, но почти лишиласьсна; по ее словам ей "страшно много приходится думать". Но о чем она думает,узнать невозможно: по-видимому, она и сама этого не знает. Она говорит, чтов голове у нее все в смятении, и намекает на электрические токи, проходящиечерез ее голову; она не знает, откуда они, быть может, они исходят от Бога. Скорей всего, нет никаких разногласий по поводу диагноза раннегослабоумия. Истерией это не может быть, ибо никаких истерических симптомов неимеется; нет и главного признака истерии, - эмоциональной связи илираппорта. Попытка моя проникнуть в этиологию этого случая привела к следующемуразговору между мной и больной: Я: Вы пережили обращение до того, как услышали голос Бога? Она: Да. Я: Если Вы пережили обращение, то до него Вы, значит, были грешны? Она: Да. Я: В чем же состоял Ваш грех? Она: Не знаю. Я: Но ведь Вы должны же сознавать, в чем Вы поступили дурно? Она: Да, я была не права. Я: Что же Вы сделали? Она: Я встретилась с мужчиной. Я: Где? Она: В городе. Я: Да ведь нет греха в том, чтобы встретиться с мужчиной. Она: Нет. Я: Кто это был? Она: Господин X. Я: Разве он Вас заинтересовал чем-либо? Она: Я его любила. Я: А теперь Вы его больше не любите? Она: Нет. Я: Отчего? Она: Не знаю. Я не буду утомлять читателя дословным воспроизведением этих вопросов иответов, продолжавшихся почти два часа. Больная отвечала односложно иравнодушно, так что приходилось, ставя вопрос, напрягать всю свою энергию,чтобы продолжать разговор. Казалось, что невозможно ничего добиться и чтодальнейшие вопросы бесполезны. Нужно особенно отметить эту установкубольной, ибо именно подобная установка главным образом затрудняетпсихическое исследование и нередко делает его безрезультатным. Положение с самого начала было весьма несложно, и я постоянно могприблизительно угадать, что будет сказано в следующее мгновение; это даломне терпение и мужество взяться в процессе консультации за столь труднуюзадачу, как этиология. В более сложных случаях, где дело идет не одействительных событиях, а, скорее, о фантастических сплетениях, подобныевопросы и предугадывание бывают гораздо более затруднительны; часто онипрямо невозможны, особенно если больной неразговорчив. Вполне понятно, что взаведении для душевнобольных врач просто не имеет времени так вникать вкаждый отдельный случай, а потому неудивительно, что психогеннаявзаимозависимость большей частью ускользает от наблюдения. Могу вас уверить,что будь больная помещена в клинику для душевнобольных, запись историиболезни не заключала бы того, что я только что изложил перед вами. Более глубокое исследование этиологии данного случая дало следующиерезультаты: в городе больная посетила свою подругу, и у нее познакомилась сгосподином X. Она тут же почувствовала, что полюбила его. Отдав себе отчет вэтом, она испугалась силы охватившего ее чувства и стала очень молчаливой.Подруге своей она ничего не сказала о том, что в ней происходит. Онанадеялась, что и г-н X. ее любит. При вторичной встрече он был чрезвычайноприветлив и вежлив с нею, но взаимной любви она в нем не заметила. Тогда онанемедленно уехала и вернулась в родительский дом. При этом ей сталоказаться, что она грешит силой своего чувства. Положим, она никогда неотличалась особой религиозностью, но тут известное чувство вины не оставлялоее. Когда несколько недель спустя ее подруга приехала к ней, они вместеотправились на религиозное собрание, где она и пережила обращение. Этимобращением она искупила свой грех и в то же время освободилась от любви кгосподину X. Внезапность ее отъезда, когда она почувствовала, что X ее нелюбит, обратила на себя мое внимание, и я спросил, не было ли чувство любвидля нее мучительно. Она ответила, что при обращении своем поняла, насколькогрешно питать подобное чувство к мужчине. На это я возразил, что этопредставляется мне маловероятным, и что ее своеобразная установка, должнобыть, зависит от какой либо иной причины. Она поняла мои сомнения ипризналась, что давно испытывала страх пережить подобное чувство. Этотстрах, по ее словам, возник в ней после дурного поступка, совершенного ею на16-м году: она вместе с подругой-однолеткой спровоцировала пожилуюженщину-имбецила на непристойное действие. И в школе и дома ее за этопобранили и наказали. Лишь впоследствии она поняла, что поступила оченьдурно. Она стала чрезвычайно стыдиться своей шалости и дала обет с этойминуты вести чистую и незапятнанную жизнь. Она до того стыдилась всех своихсоседей, что неохотно выходила из дому, так как ей казалось, что другиепомнят о ее проступке. Таким образом она пришла к своему замкнутому образужизни и в конце концов привыкла к нему. Больная, очевидно, была нравственно чистым ребенком, но слишком долгооставалась таковым, что нередко наблюдается у людей, наделенных от природытонкой чувствительностью. Вследствие этой своей детской безответственностиона и смогла в 16 лет совершить столь недопустимый поступок. Последующееосознание его привело к глубокому сокрушению. Вполне понятно, что этотслучай навсегда затуманил ощущение любви, и что поэтому все, хотя бы издалиотносящееся к ней, больной представлялось мучительным. Поэтому и чувство еек мужчине должно было казаться ей виной. Своим немедленным отъездом она недала развиться отношениям с X. и таким образом сама навсегда отрезала себяот всякой надежды. В ее стремлении перенести свои надежды в область религии и найти тамутешение ничего необычного нет. Подобные реакции сами по себе не являютсяболезненным признаком; они весьма нередки у людей, обладающих тонкойчувствительностью. Положим, что эта ее реакция была преувеличена. Лишьвнезапность и интенсивность ее обращения выходят из ряда обыденных событий,хотя подобные случаи нередко наблюдаются, например, при возобновляющихсявстречах, причем не приходится искать их причины в душевной болезни.Патогенные впечатления по существу своему не болезненны, они лишь крайнеинтенсивны. Подруга ее не испытала по поводу непристойной шалости, в которойтакже принимала участие, глубокого раскаяния, преследовавшего больную впродолжение нескольких лет. Это раскаяние отрезало ее от общения с другимилюдьми. Благодаря этому стремление к подобному общению до того скопилось вней, что бурно прорвалось при встрече с X. Через это возник дальнейшийтравматический момент. Вследствие этого же она стала до того чувствительна,что одна мысль о том, что X. не отвечает на ее любовь, вызвала еенемедленный отъезд. Но она попала лишь в еще большие затруднения, ибо домаодиночество стало для нее невыносимым. Поэтому в ней усилилось стремление кобщению с другими людьми, которое и привело ее в религиозное собрание.Впечатления, полученные ею в этом собрании совершенно опрокинули всю ееотносительно позитивную установку по отношению к жизни, что она ипочувствовала как обращение. Подобный переворот представляет собой нарушениесознательной точки зрения; благодаря этому происходящее в бессознательномполучает возможность одержать верх. В подобном случае наступает, по крайней мере на какое-то мгновение,умственное замешательство. Форма, в которую оно выливается, зависит отпервичного предрасположения. При известном предрасположении возникла быистерия; в данном же случае это оказался галлюцинаторный психоз. Характерноеще то, что прекрасные голубые глаза явившегося больной Христа соответствуютглазам молодого человека из ее деревни, который ей и раньше уже нравился. Если бы даже этот случай зависел от органического дегенеративногопроцесса, то я все же совершенно исключаю возможность, чтобы этот процессбыл причиной и того первого переживания на 16-м году, которое, собственноговоря, и легло в основание болезни. Для такого предположения у нас нетникаких данных; как нет основания предполагать, что впечатление,произведенное X., было вызвано каким-либо органическим процессом; ибо тогдавсякое подобное впечатление должно было бы быть болезненным. Если мы вообщезахотим допустить возможность органического процесса, то последний мог быначаться лишь после сильного потрясения, вызванного обращением.Следовательно он оказался бы лишь вторичным. Исходя из этого, я уже десятьлет тому назад установил, что раннее слабоумие в огромном большинствеслучаев есть психогенное заболевание, при котором токсические илиразрушительные процессы начинают развиваться лишь с течением времени,вследствие неразрешенных психологических осложнений. При этом я не отрицаювозможности, что в этой обширной области встречаются и такие случаи, гдепсихологические симптомы суть следствия органического заболевания. Непосредственно после нашего разговора в состоянии больной наступилоявное улучшение. Наряду со многими случаями, когда подобные решающиеразговоры не вызывали никакой реакции, я наблюдал немало и таких, прикоторых, напротив, реакция на разговор выражалась или видимым улучшением илиже резким ухудшением. Я не вижу причины не допустить тут сильногопсихологического влияния. Я вполне сознаю, что в кратком реферате невозможно исчерпать вопроса опсихогенезе. Надеюсь, однако, что из моих слов вы вынесли впечатление, чтопсихологические исследования душевных болезней еще представляют собойширокое и невозделанное поле.





ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.