УИЛЬЯМ ГЛАССЕР И ТЕРАПИЯ РЕАЛЬНОСТЬЮ

Терапия реальностью — это в сущности нон-фрейдистская разновидность психотерапии, разработанная и представленная в книге «Терапия реальностью» психиатром Уильямом Глас-сером. Психотерапевт, пользующийся этим методом, порывает сразу с двумя фрейдистскими демонами: предысторией пациента и бессознательными мотиваторами его поведения.

Говоря о прошлом пациента, Глассер подчеркивает следующую мысль: «Мы не можем ни изменить того, что с ним случилось, ни согласиться с тем обстоятельством, что над ним господствует его прошлое»'. Если же пациент упоминает о своем прошлом, это надо всегда увязывать с настоящим и будущим. Хотя Глассер не отрицает бессознательной мотивации поведения, он говорит:

...Знание причины само по себе не исцеляет. Психиатры занимаются с больными до тех пор, пока те не осознают истинной причины каждого совершенного ими поступка, но это нисколько не меняет их поведения в настоящем, поскольку просвещенность в отношении причины не ведет к удовлетворению насущных потребностей².

Кроме того, как утверждает Глассер, аргумент бессознательной мотивации нередко используют в оправдание нежелательного поведения.

В основе терапии реальностью лежат три принципа: реальность, ответственность и нормы поведения. Эти принципы впитываются с молоком матери и звучат по-христиански отчетливо. В общем, чтобы разобраться, является ли система Глассера воистину библейской, нам предстоит исследовать эти принципы и отдельно процесс терапии реальностью.

По Глассеру, помочь человеку разобраться в подлинной, реальной жизни — весьма важное дело. Искаженное представление о смысле важных для человека событий, его действий и поступков, действий и поступков его ближних может вызывать у него психические расстройства и препятствовать адекватному поведению в конкретной ситуации. Глассер утверждает, что «наиболее характерная реакция пациентов заключается в том, что все они отрицают реальность внешнего мира (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)»³. Таким образом, главная ответственность психотерапевта — помочь человеку установить контакт с реальностью внешнего мира и самим собой.

Глассер побуждает своих пациентов вести себя реалистически как в настоящем, так и в будущем. Претворяя эту цель в жизнь, он разводит прямые следствия поведения с отдаленными и подчеркивает, что реалистическое поведение заключается в учете как прямых, так и отдаленных последствий, поскольку некоторое поведение, приносящее немедленное удовлетворение, может обернуться неудовлетворенностью в отдаленном будущем.

Глассер утверждает, что «мало помочь пациенту не бежать от реальности; его надо научить удовлетворять свои потребности»⁴. Ответственность, согласно Глассеру, есть «способность удовлетворять свои потребности, не лишая ближних способности удовлетворять свои (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)»⁵. Научить пациента вести себя именно в этом ключе и есть главная цель терапии реальностью.

Глассер выдвигает интересную идею о взаимосвязи поведения человека с его мыслями и чувствами. Он считает, что люди, переживающие счастье, действуют безответственно, однако более всего 230

счастливы люди, действующие ответственно. Таким образом, счастье или его недостаток связаны не с обстоятельствами, а с ответственным поведением. Вот почему психотерапевт в основном должен учить пациентов ответственному поведению.

Хотя в терапии реальностью Глассер опирается на логику и разумные доводы, мышление и эмоции им не педалируются. Психотерапевты по большей части стремятся к перемене мыслей и эмоций своих пациентов; Глассер работает с объективно наблюдаемым поведением. Он утверждает, что ответственное поведение само по себе формирует позитивное мышление и добрые чувства, как безответственное поведение — нездоровые отношения и психические расстройства.

Старая пословица гласит: «Больше знаешь, лучше делаешь». Однако жизненный опыт диктует обратное, т. к. люди очень часто не поступают согласно тому, что знают. Глассер упирает больше на дела, чем на знания, ведь, по его мнению, перемены в поведении человека неизбежно отражаются в его мыслях, образах и представлениях, а потому его пациенты прежде всего учатся отвечать за свое поведение.

Глассер возлагает на пациентов ответственность за свое поведение — более того, высокая и постоянно возрастающая степень ответственности с них не снимается никогда. Люди очень часто пытаются перенести ответственность за свое поведение на ближних, однако терапия реальностью отучает их от этой привычки. Пациентов побуждают действовать ответственно и отвечать за свои действия. Глассер не тратит времени впустую, расспрашивая пациента, почему тот действовал безответственно; вместо этого он допускает, что клиент способен действовать ответственно и не устает помогать ему в этом деле.

Ответственность предполагает определенную мораль, так что терапия реальностью по необходимости включает и понятие о нормах поведения. Вот что заявляет в связи с этим Глассер:

...Чтобы наша работа имела смысл, нам следует держаться адекватных норм поведения. Поступая неправильно, мы должны научиться поправлять себя, поступая правильно — поощрять... Все правила, стандарты, ценности или нормы поведения интимно связаны с удовлетворением потребности человека в самоуважении (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)⁶.

Подобная позиция Глассера резко выделяется на фоне многих

психотерапевтических учений, подчеркивающих неблагоприятное воздействие на личность человека моральных норм социума или отказывающихся навязывать своим клиентам эти и другие нормы В рамках фрейдистской системы совесть, которая предъявляет индивиду слишком многое, должна быть модифицирована за счет понижения планки моральных требований, иначе индивид не сможет себя оправдать.

Сводя на нет требования совести, многочисленные психотерапевтические подходы побуждают человека потакать собственным инстинктам и импульсам. Считается, что подходы, основанные на теориях, ограничивающих требования прописной морали, выгодны и необходимы в деле укрепления психоэмоционального и поведенческого здоровья. Они центрируются на чувственных желаниях, а не на внешне наблюдаемом поведении. Глассер со своей стороны делает ставку не на деградирующие нормы поведения, а на высокую и постоянно возрастающую степень ответственности за свое поведение. Терапия реальностью обесценивает чувственные желания индивида, возвышая его социальные потребности.

Терапия реальностью протекает обычно от шести месяцев до года, реже —дольше. Важнейшее в процессе этой терапии —отношения психотерапевта с пациентом. Глассер считает, что личность психотерапевта представляет собой то недостающее звено, которое обеспечивает позитивные перемены. Вот что он пишет в связи с этим:

Отсюда нам известно, что самое важное, в чем нуждается всякий приходящий к психотерапевту, — это человек, которого он любит всем сердцем, и человек, который всем сердцем любит его (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)⁷.

В терапии реальностью таким человеком для пациента становится психотерапевт.

Глассер считает, что в принципе терапии без сердечного участия быть не может. Психотерапевт обязан стать пациенту не только другом, но и образцом ответственного отношения к жизни. Как друг он должен выказывать пациенту сострадание и заботиться о нем, отказывая ему в излишних притязаниях на симпатию и не оби- 232

жаясь на его критические высказывания. В идеале такое отношение должно побуждать пациента вести себя ответственно.

На всем протяжении терапии реальностью основная цель психотерапевта не меняется — научить пациента вести себя более ответственно. Таким образом, психотерапевт по необходимости должен стать пациенту учителем и другом. Он должен отвергать безответственное, нереалистичное и отклоняющееся от принятых норм поведение пациента, но в то же время не отвергать его как личность. Более того, психотерапевт должен четко заявлять, что никогда не отвергнет пациента, как бы тот себя ни повел. Психотерапевт не должен принимать только безответственного, нереалистичного и отклоняющегося от принятых норм поведения пациента, и то лишь потому, что желает ему добра.

Принимая человека, но отвергая его негативное поведение, психотерапевт стремится помочь ему научиться оценивать собственное поведение. Он старается помочь пациенту планировать будущие перемены и предлагает варианты такого планирования. В этом случае, утверждает Глассер, в процессе терапии реальностью пациент вырабатывает более реалистические паттерны и его поведение становится более ответственным. Так пациент реализует свои способности и переживает счастье.

Ну, а что же не в порядке в терапии реальностью? Разговор о таких категориях, как «реальность», «ответственность», «нормы поведения», звучит благообразно и даже по-библейски. Но давайте исследуем на первый взгляд добродетельную систему Глассера в свете Божьего Слова.

Согласно Глассеру, у всякого индивида имеется две основные психологических потребности. Он имеет в виду «потребностьлюбить и быть любимым, а также потребность в самоуважении и уважении со стороны ближних (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)»^а. В то время как Библия придает первейшее значение любви, в теории Глассера нет и намека на библейское понимание любви, ибо он говорит об отношениях между людьми и полностью игнорирует любовь человека к Богу.

Библия учит: «Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (1 Ин. 4:19). Любовь Бога к нам так велика, что Он отдал Своего Сына, чтобы мы имели жизнь вечную, и поэтому мы любим Его. Иисус учит величайшей заповеди: «...и возлюби Господа Бога

твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь!» (Мк. 12:30). Отношения любви между Богом и человеком — одно из величайших учений Библии. Оно имеет для человека чрезвычайно важное значение, ибо наделяет его удивительной силой. «Терапевтическое» достоинство этого учения неизмеримо и несравненно выше достоинства человеческой любви. Здесь следует подчеркнуть, что любовные отношения людей, облагороженные любовью к Богу, становятся несравненно выше, чище и совершеннее.

Глассер, подобно Роджерсу, имеет дело лишь с естественными любовными связями, а не с божественными отношениями любви. Как и Роджерс, Глассер подчеркивает потребность в любви и сердечном участии людей, но также пренебрегает необходимостью удовлетворять величайшую потребность человека в Божьей любви и любви к Богу.

Наряду с потребностью в любви, Глассер отмечает, что люди нуждаются в чувстве самоуважения и уважения со стороны ближних. Хотя эта потребность, говорит Глассер, качественно отлична от первой, тем не менее человек любимый и любящий обычно испытывает чувство самоуважения. На первый взгляд прекрасное общее правило, но и здесь мы видим зияющую пустоту и пренебрежение Библией. Важное слово, означающее, по Глассеру, вторую кардинальную потребность, — это чувство. Человек может чувствовать самоуважение в разных ситуациях, однако чувство самоуважения возникает в результате субъективной самооценки, которая в принципе не может быть реалистичной. Чувствующий самоуважение человек разрабатывает собственную систему спасения мира и кончает тем же, чем Гитлер. Чувство имеет отношение к самости, между тем как Священное Писание касается истины.

Библия ничего не говорит о самоуважении или чувстве собственного достоинства. Вместо этого она побуждает верующих почитать ближних выше себя и отдавать всю хвалу и славу Богу. Христианство касается не самолюбия и самоуважения, а богооб-щения с Творцом вселенной, достойным всякой хвалы и славы. Людей, воистину познавших Бога, не заботит независимое от Бога собственное достоинство.

Апостол Павел исповедовался в том, что некогда почитал себя весьма достойным человеком. Мало того, что Павел принадлежал к избранному народу, он с великим рвением и праведностью со- 234

блюдал его закон и традиции. Когда же он встретился лицом к лицу с воскресшим Христом, то нашел, что все ранее почитаемое им за достоинство было ничем, т. к. он не имел надлежащих отношений с Богом. С этого момента он пожелал «найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере...» (Флп. 3:9).

Глассер определяет моральное поведение следующим образом: «Когда человек действует так, что дарит и принимает любовь, и чувствует самоуважение и уважение ближних, его поведение соответствует нормам и является моральным (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)»⁹. Другими словами, если человек дарит и принимает любовь по собственному разумению и переживает чувство самоуважения, то «его поведение соответствует нормам и является моральным», согласно Глассеру. Но несогласно Богу. Священное Писание недвусмысленно описывает греховность всякого человека и врожденное лукавство его испорченного сердца (см.: Иер. 17:9). Теория Глассера, лишенная упоминаний о Боге, отражает не имеющую никаких оправданий веру в человека.

Глассер обнаруживает непомерную веру в человека благодаря своей приверженности гуманистической идеологии с ее постулатом внутреннего природного совершенства человека и отрицанием его фундаментальной греховности. Но поскольку человек изначально греховен, от него можно ожидать как морального, так и аморального поведения. Аморальное поведение Глассер обычно называет «безответственным», хотя точнее было бы называть его греховным. Глассера больше заботят так называемые права и свободы человека, нежели благочестие и праведность, библейские убеждения и подлинная свобода, достижимые только в Иисусе Христе.

Система терапии по Глассеру центрируется непосредственно на поведении человека и полностью пренебрегает Библией, исполненной увещеваний и наставлений поступать благоразумно и ответственно, — вместо этого пациенту предлагаются нравственные нормы современного общества. Например, двое влюбленных сожительствуют, не связывая себя узами законного брака. Разумеется, с точки зрения Глассера, они ведут себя ответственно, поскольку удовлетворяют свои потребности, не мешая ближним удовлетворять свои, и вписываются в современные нравы. Однако Библия противостоит таким любовным связям: ответственное христианское поведение согласуется только с Божьим Словом.

Социальные стандарты, человеческие законы и доминирующий моральный кодекс постоянно меняются — Божье Слово вечно. Каков смысл ответственности поведения, ограниченного формальным соответствием современным нравственным нормам, если все это отторгается от перемены сердца, вызываемой сверхъестественным присутствием Бога? Глассера больше заботит внешнее, феноменальное проявление поведения человека, нежели его сердечные помышления, но Бог наблюдает сердце, а не внешнее поведение. Для Глассера, пока ты действуешь согласно установившимся моральным нормам, не имеет значения, во что ты веришь. Библия имеет дело со всей природой человека: как с тем, что творится у него на сердце, так и с тем, как это внешне проявляется.

Хотя люди в определенной мере могут исправлять свое поведение, однако, будучи ограничены рамками своей греховной натуры, они грешат и в этом. Только благодать Бога позволяет человеку действовать со всей полнотой ответственности, хотя это вовсе не исключает промахов и прегрешений. Апостол Павел отразил эту коллизию в следующих словах: «...я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. <...>...В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного...» (Рим. 7:21, 23). Он нашел, что сила действовать ответственно дается человеку лишь Божьей благодатью и властью живущего в нем Святого Духа. Ветхий Завет исполнен примерами того, как израильтянам не удавалось исполнять Божий закон. Когда же явился Христос и предал Свою жизнь за тех, кто уверовал в Него, все они получили возможность жить Его совершенной жизнью. Он преобразил их сердца и души так, что они стали новой тварью как во внутреннем, так и во внешнем человеке.

Исследовав взгляды Глассера на реальность, ответственность и нормы поведения, мы приходим к выводу, что его система насквозь мирская, хотя внешне и напоминает библейскую. Метод терапии реальностью, не соответствующий Библии, состоит в исцелении психоэмоциональных расстройств посредством собственных усилий. Как в других психотерапевтических подходах, в центр мироздания терапия реальностью вместо Бога помещает самость. Эта система использует по-библейски звучащие понятия, к примеру понятие о любви, но ограничивает их мелким эгоцентрическим смыслом. Чтобы избавить человека от психоэмоциональных расстройств и поведенческих нарушений, необходимы не принципы

Глассера, а библейская истина, библейская любовь и библейское поведение.

Христиане дали обмануть себя системе, которая уповает на мирские образы реальности, ответственности и норм поведения. Библия же описывает действительное положение дел, учит достигать высокой и постоянно возрастающей степени ответственности, характерной для подлинной религиозной жизни, отличая при этом добро от зла. Хотя психотерапевтический подход Глассера и выглядит по-библейски, автор выхолостил его, ибо по сути его концепция — антибиблейская, мирская и центрированная на самости.

Согласно принципам терапии реальностью, психотерапевт являет пациенту пример ответственного поведения и образцового достижения поставленной цели. Со своей стороны Библия учит, что образцом ответственного поведения выступает Христос, и наша цель — походить на Него и только на Него. Библия представляет Христа, а не психотерапевта, Христа, а не падшую человеческую натуру, Христа, а не самость. Всякий, попечительствующий о душах на основании Священного Писания, будет постоянно ссылаться и выказывать библейскую любовь, милосердие и добродетель в качестве библейской реальности, ответственности и норм поведения. Всякий, преподающий библейские истины, будет рассматривать Христа и Его подвиг в качестве образца поведения и ни в коем случае не себя и не собственные способности. Все это суть единственно подлинные, достоверные и надежные принципы сохранения психоэмоционального и поведенческого благополучия, поскольку они, эти принципы, исходят от Самого Творца вселенной и человека. Христианам следует решительно порвать с теорией и практикой терапевтических подходов, несущих в себе нечто по виду библейское, и обратиться к Слову — источнику духовного здравия всякого христианина.

Многие годы большой популярностью среди христиан пользовался метод трансактного анализа (ТА), исследующий влияние людей друг на друга в рамках межличностного взаимодействия. Ныне популярность этого метода пошла на убыль, хотя некоторые из его основных идей все еще востребованы в рамках эклектической психотерапии нашего времени. Чтобы выявить слабые стороны ТА, мы рассмотрим некоторые из концепций этого метода, в частности его четыре жизненных установки и ряд неподтвердив-шихся теоретических положений.

В своей книге «Я — о'кей, ты — о'кей: Практическое руководство по трансактному анализу» доктор Томас Харрис пишет, что для научного обоснования своего сочинения он воспользовался трудами нейрохирурга Уайлдера Пенфилда. Исходя из наблюдений Пенфилда Харрис пришел к заключению, что прошлые события и связанные с ними чувства фиксируются в структурах коры головного мозга настолько прочно, что вызвать одно без другого не представляется возможным. Согласно Харрису, чувства, ассоциирующиеся с прошлым опытом, записываются в памяти в неразрывной связи с ним и хранятся в

течение всей жизни. Головной мозг, считаетХаррис, функционирует как высококачественный магнитофон. Именно эту метафору он использует в описании трансактного метода. В своей книге Харрис постоянно ссылается на зафиксированные в памяти человека переживания и крепко связанные с ними чувства, доступные для повторного воспроизведения в любое время в той же яркой форме, что и во время фиксации.

Харрис говорит, что уже в ранние годы ребенок фиксирует в памяти многотомный архив негативных переживаний и длительных безрадостных чувств, которые в дальнейшем оказывают существенное влияние на развитие его личности, и так вплоть до смерти. С раннего детства негативный опыт ребенка фиксируется весьма устойчиво по мере предъявления родителями твердых требований вкупе с одобрением или неодобрением. Возьмем, например, приучение к горшку. Беспомощного ребенка заставляют сдерживать нужду в произвольном опорожнении кишечника, и тогда он, подчиняясь непреклонным требованиям родителей, приобретает новые привычки. Конфликт между естественными нуждами ребенка и родительскими требованиями зачастую ведет к побочным последствиям в виде негативных переживаний.

Харрис утверждает, что на основании негативных переживаний в ходе запретительного воспитательного процесса ребенок уже в ранние годы приходит к следующему заключению: «У меня не все в порядке». Не склонный винить в этом родителей, Харрис пишет: «Сама ситуация детства, а не намерение родителей порождает проблему (курсив в оригинале. — М. Б., Д. Б.)»¹. Согласно Харрису, к такому заключению приходят все дети, в том числе имеющие добрых, любящих и разумных родителей.

Харрис утверждает, что помимо всех записей в памяти о том или ином неблагополучии ребенок является также огромным хранилищем позитивно пережитого, однако, по его мнению, чувство неблагополучия значительно превосходит положительные чувства². Харрис считает, что универсальная установка человека «У меня не все в порядке» в методе ТА является ключевой по отношению к следующим четырем жизненным установкам:

К первой установке — «я не в порядке, вы в порядке» — в самом раннем возрасте приходит каждый ребенок. Установка неблагополучия у него возникает потому, что в количественном отношении переживания неблагополучия существенно превосходят переживания благополучия. Ребенок приходит к логическому выводу, что родитель — источник того, что Харрис обозначает словом «поглаживание», т. е. «повторяющиеся физические прикосновения», т. е. он, родитель, в порядке³. Ребенок оценивает совершенство родителей числом полученных от них поглаживаний. Поскольку родители, особенно мать, ласкают нуждающегося в безусловном попечении ребенка, тот приходит к заключению — «вы в порядке». Вот почему Харрис называет заключение ребенка «я не в порядке, вы в порядке» «универсальной установкой раннего детства» и «самым детерминированным решением его жизни»⁴.

Когда число поглаживаний резко уменьшается и ребенок начинает испытывать дефицит ласки со стороны родителей, которых он изначально считал благополучными, происходит переход от первой жизненной установки ко второй — «я не в порядке, вы не в порядке». Жизнь ребенка, лишенная известных удобств, становится отныне суровой и, если острота ощущений отверженности и отчаяния не смягчается, у ребенка появляются первые симптомы тяжелых психоэмоциональных проблем. Надеяться ребенку не на что, ведь все не в порядке. Харрис считает, что у человека в этом положении опускаются руки, он плывет по течению и в конце концов может оказаться в психиатрической клинике.

Когда же дефицит поглаживаний комбинируется с нанесением ребенку душевных ран, когда родители не стесняются в выражениях и даже бьют ребенка, тот может перейти к следующей жизненной установке — «я в порядке, вы не в порядке». Здесь его благополучие является результатом «самопоглаживаний». Залечивая раны, нанесенные родителями, ребенок учится поглаживать себя сам и приходит к выводу: «я в порядке». Человек, остановившийся в своем развитии на этой жизненной установке, не способен объективно оценивать свою роль в том, что с ним происходит. Он постоянно оправдывается, обвиняя других, и говорит: «Во всем виноваты окружающие!» В конечном итоге именно этой позиции придерживаются неисправимые преступники. 240

Четвертая и наиболее оптимальная, по Харрису, жизненная установка — «я в порядке, вы в порядке». Если первые три жизненные установки определяются наличием или отсутствием поглаживаний, то четвертая возникает в силу способности сознательно принимать и целенаправленно реапизовывать свои решения⁵. Харрис сравнивает выбор этой жизненной установки с переживанием религиозного обращения. «Доказать, что единственное средство стать о'кей — это освободиться от предначертанной в детстве зависимости, определяющей три первые установки, а также продемонстрировать, как наше поведение увековечивает их» — вот заявленная цель книги Харриса⁶.

Относя психотерапию к области медицины, дабы придать ей достоверность и сделать пристойной, Харрис прибегает к древней фрейдистской уловке. Быть может, поэтому в своей книге он обращается к Фрейду и вслед за тем к Пенфилду. Ссылаясь на труды невролога и нейрохирурга Пенфилда, Харрис говорит: «Факты убеждают нас в том, что все отразившееся в нашем сознании, по-видимому, детально фиксируется памятью, накапливается в хранилищах мозга и может быть "воспроизведено"» (выделено нами. — М. Б., Д. Б.)⁷. Слово «по-видимому» означает «наверное» или «похоже», т. е. выражает известную неуверенность говорящего. Тем не менее в другом месте книги тот же Харрис, опираясь на труды все того же Пенфилда, приходит к выводу, что весь материал, записанный в коре головного мозга, несомненно определяет актуальное поведение. Он утверждает, что «наши самые ранние переживания, хотя и невыразимые, записываются и повторно проигрываются в настоящем (курсив в оригинале. — М.Б., Д. Б.)»^в. Кроме того, он считает, что «прошлое разными путями постоянно внедряется в наше настоящее»⁹. Данный тезис Харрис метафорически называет «крючком прошлого»¹⁰.

Многие считают, что память напоминает магнитофон, фиксирующий все случаи жизни и хранящий их в полной целости и сохранности. Однако современные исследования памяти не только развеяли этот миф, но и подняли множество вопросов о ходячих заблуждениях относительно процессов запоминания и воспроизведения.

В содидном исследовании «Память и забывание: Исследование природы памяти» Эдмон Боле говорит: «Мозг человека — это самая сложная структура во всем мироздании»¹¹. В предисловии к книге ее автор утверждает:

На протяжении многих тысячелетий считалось, что память хранится где-то в голове человека. В цепком уме воспоминания хранятся, как в стальном капкане. Метафоры памяти были всегда метафорами сохранения: память хранится в оттисках на воске, в гравировке на камне, в записях карандашом, в подшитых папках, в фотоальбомах и т. д. За каждой метафорой стоит образ хранилища воспоминаний, где события прошлого откладываются на манер годовых колец в древесине. В нашей книге говорится о перевороте в науке, опровергнувшем подобное представление о памяти. Оказывается, память есть творческий, конструктивный процесс¹².

Насколько точны детские воспоминания? Неужели живость воспоминаний является критерием адекватности и точности памяти? Вот что говорит швейцарский психолог Жан Пиаже о ярких зрительных образах из его раннего детства:

Я все еще могу представить себе следующую сценку, казавшуюся мне правдоподобной до пятнадцати лет. Я сижу в детской коляске, которую моя няня катит по Елисейским полям, и вдруг какой-то человек набрасывается на меня, чтобы похитить. Ремешок, стянутый вокруг меня, не поддается — няня отважно старается заслонить коляску от злодея. Тот царапает ее, и я все еще могу представить на ее лице, пусть и расплывчато, нанесенные им царапины. Вокруг толпится народ, подходит полицейский в коротком плаще и замахивается на злодея полицейской дубинкой белого цвета — тот пускается наутек. Я все еще помню в мельчайших подробностях всю эту сцену, и даже место этого происшествия возле

Обратите внимание на детали данного воспоминания и сопоставьте с тем, что вслед за тем говорит Пиаже. На самом деле эти яркие образы не имели никакого отношения к объективной реальности. Дело в том, что его няня, когда Пиаже было около пятнадцати лет, призналась:

Она выдумала всю историю от начала до конца, а царапины подделала, но мои родители поверили ей. В детстве я, должно быть, не раз

слышал эту историю и в виде ярких зрительных образов спроецировал ее на прошлое¹⁴.

Память составляют образы, нечаянно услышанные разговоры, яркие сновидения, внушенный материал, продукты фантазии и воображения, как, впрочем, и реальные события. Однако со временем все это меняется. И даже в момент запоминания мы пытаемся заполнить лакуны при помощи воображения. Вот почему всякий раз, когда мы вспоминаем нечто, наше воспоминание обновляется чувствами, сопровождающими этот процесс, и воображением, заполняющим лакуны памяти.

Вспомнить — не значит прокрутить пленку на невидимом магнитофоне. Вспомнить — значит сплотить в одно целое информационные «атомы» и «молекулы» так, чтобы они не противоречили друг другу. Никакой скрупулезностью, точностью до мелочей здесь и не пахнет. Даже воспоминание «по горячим следам» бывает неточным, хотя бы потому, что процесс восприятия события, подлежащего запоминанию, страдает неточностью. Вот почему свидетели одного и того же события могут давать противоречивые показания.

Память сама по себе весьма податлива и пластична. В процессе воспроизведения событий прошлого она может трансформироваться. Доктор Элизабет Лофтус, известный исследователь памяти, говорит:

Со временем следы памяти при наличии должной мотивации и под влиянием специфических интерферирующих факторов, по всей видимости, могут трансформироваться или изменяться. Данные искажения иногда представляются весьма опасными, поскольку заставляют тебя припомнить то, чего никогда не было¹⁵.

Память остается несовершенной и в наиболее благоприятных условиях. Провалы в памяти творчески заполняются чем-то правдоподобным, возможным или вероятным. С учетом естественной предрасположенности человека к искажению следов памяти и реальной возможности наведения искусственных воспоминаний с помощью гипноза и других форм внушения христиане должны проявлять сугубую осторожность в отношении любых методов психологического консультирования и психотерапии, трансформирующих актуальное поведение личности посредством контроля над

бессознательной сферой через так называемое воскрешение подавленных воспоминаний.

Даже в том случае (предположим невероятное!), когда будет доказано, что все сознательные переживания предельно точно фиксируются и предельно организованно сохраняются в коре головного мозга, убедить нас в том, что все это всегда и во всем будет определять поведение человека, может лишь гигантский «прыжок веры». Не воспроизведение образов прошлого из автобиографической памяти, а решения, которые принимаются человеком здесь и теперь, определяют его поведение. Харрис, несомненно, компенсирует здесь фрейдистский вымысел, поскольку он, будучи психиатром и психоаналитиком, видит в прошлом мощный детерминант решений, принимаемых здесь и теперь, а следовательно, актуального поведения.

В то же время Харрис и впрямь, по всей видимости, держится антифрейдистской установки в отношении волевых усилий, т. к. считает, что человек способен реализовывать сознательно принятое решение и усваивать четвертую жизненную установку «я в порядке, вы в порядке». Кажется, что он, по крайней мере внешне, избегает упоминаний о бессознательных мотиваторах поведения и предубеждениях Фрейда в отношении прошлого. Тем не менее полностью избавиться от них Харрису не удается — он просто ограничивает их влияние. Согласно Харрису, отношение к себе, усвоенное в раннем детстве, сохраняется и на бессознательном уровне побуждает человека навсегда принять установку «я — не о'кей». При этом он допускает, что она в принципе может измениться, если человек примет осознанное решение поменять ее на другую.

Харрис утверждает, что люди становятся другими только в том случае, когда осознанно решают вырваться из рабства бессознательных процессов и собственного индивидуального прошлого. Иначе говоря, люди должны не только осознанно порвать с той или иной из числа первых трех жизненных установок, но и принять самостоятельное решение в пользу четвертой жизненной установки, чтобы впечатления, полученные ими в раннем детстве, перестали определять их актуальное поведение. За исключением этого волевого акта все корни в учении Харриса уходят во все тот же древний фрейдистский детерминизм.

Превратив установку «я не в порядке, вы в порядке» в универсальный невроз, Харрис следует в фарватере другого заблужде-

ния Фрейда. В поддержку данного положения Харрис цитирует Л. С. Кьюби, заостряя внимание на словах, выделенных им курсивом:

...В ранней стадии жизни, иногда в первые месяцы, а иногда чуть позже, часто создается центральная эмоциональная установка. Доподлинно известно, что к этой сложившейся в раннем возрасте центральной эмоциональной установке человек имеет тенденцию возвращаться до конца своих дней^щ.

Харрис делает акцент на воле, ответственности и даже нравственных достоинствах человека. Более того, целая глава книги Харриса посвящена его взглядам на моральные ценности; здесь же он говорит о своем восприятии христианства. На первый взгляд Харрис воспринимает христианство по-библейски, вот почему в прошлом большинство христиан по ошибке принимали «Евангелие от Харриса». Но вспомним, что «все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности...»(2 Тим. 3:16), и зададимся вопросом, воистину ли взгляды Харриса на христианское вероучение выдерживают проверку Священным Писанием?

Харрис утверждает, что универсальной человеческой установкой является позиция «я не в порядке, вы в порядке». То, каким образом ребенок приходит к ней, лежит в основе «богословия» Харриса. Харрис считает, что основной проблемой нашего бытия является не первородный грех, а установка «я не в порядке, вы в порядке», усвоенная в результате сделанного в ранние годы выбора¹⁷. Согласно Харрису, грех — это решение, которое ребенок принимает в отношении самого себя, а вовсе не его прирожденное состояние. Здесь прослеживается специфическое богословское различие, громадное по масштабам: один из тезисов — библейский, другой — антибиблейский. Библейский тезис заключается в том, что каждый из нас рождается грешником. Человек наследует поврежденное естество от Адама, а не приемлет его в силу собственного греховного выбора. Не человек решает «я — не о'кей» — он греховен прирожденно. «Посему, как одним человеком грех вошел в мир...» (Рим. 5:12). «Ибо как непослушанием одного человека сделались многие грешными...» (Рим. 5:19).

Согласно Библии, человек не усваивает установку «я —

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: