Глава 32. Случайное совпадение.

Известие о несчастье, постигшем Луну, облетает школу почти мгновенно. В воскресенье о смерти ее отца от руки Пожирателей смерти знает весь Хогвартс, и Дамблдор, как я и ожидал, сообщает о том, что она вольна продолжать обучение или прервать его по своему желанию. «Никто не принудит вас покинуть Хогвартс против воли», сказал он ей после завтрака. Луна сообщила мне эту новость с тенью улыбки на обкусанных до корок губах.

Глаза у нее запали, она кажется тяжело больной — но несмотря на то, что мадам Помфри рекомендовала ей минимум двое суток постельного режима, мы сидим сейчас на камнях около озера. В эту бухту когда-то приводили меня Гермиона и Рон.

— Когда я не одна, мне легче, — говорит она, оправдываясь, — но понимаешь, Гарри, когда сидишь в гостиной, кажется, вот-вот с ума сойдешь от того, сколько вокруг лиц и как шумно. В спальне слишком тихо, и я чувствую себя как на необитаемом острове. А стоит выйти — все провожают взглядами. Мне вообще-то всегда это было безразлично, а теперь вот…

Она смотрит вдаль, в глазах отражается небо, и они сейчас кажутся голубыми, а не водянистыми. Наверное, она бы понравилась мне, если бы я интересовался девушками. Она не такая всевидящая как Гермиона, но чуткая и уравновешенная, даже несмотря на понесенную утрату.

— Я знаю, — говорю я в ответ на ее последние слова, — меня это преследует всю жизнь. Я привык, но временами безумно раздражает.

— Ах да… — она как будто просыпается на мгновение, — еще бы тебе не знать… Мальчик-который-выжил, да?

— Извини, я не думала, что тебя так достало это прозвище.

— Ничего, второе еще лучше, — я смотрю на нее, но Луна непонимающе морщит тонкие брови:

— Слышала, — безучастный тон Луны может нагонять сон, но я не испытываю скуки, разговаривая с ней. За невыразительными интонациями скрывается живой ум, и мне хочется, чтобы она поскорее вернулась к нормальному состоянию. Я не в первый раз за минувшие сутки провожу аналогию между своей недавней обреченностью — и ее нынешним убитым видом.

— Это тоже я, — сообщаю я, пожимая плечами, — ты, часом, не знаешь, отчего я такой драгоценный?

— Потомственный гриффиндорец, — она загибает пальцы, — с чередой славных подвигов, с предстоящей Битвой впереди. По-моему, так.

— Пожалуй, — обескураженно соглашаюсь я, — а что, моя биография предусматривает даже «предстоящую Битву»?

— Ага, — она срывает травинку и сует в рот, меланхолично жуя, — а я — местная сумасшедшая с верой в необычных существ.

— И в то, что, умирая, мы не исчезаем бесследно, — добавляю я, вспомнив давний разговор накануне праздничного вечера на пятом курсе.

Мы долго молчим, и я уже подумываю о том, что неплохо бы пойти в замок на обед, когда рассеянно блуждающий взгляд натыкается на фигуру, бредущую в нашем направлении. Я лежу на камнях, отгораживающих бухту от основных тропинок, и практически незаметен, особенно если смотреть против солнца. А мне рыжие волосы приближающегося видны отчетливо. Это Рон.

Я поворачиваюсь к Луне и замечаю, что она снова плачет. Это не мешает ей разговаривать, крупные слезы медленно ползут по щекам и падают на нагретый солнцем валун. Я прокашливаюсь, и она торопливо смахивает их тыльной стороной руки.

— Луна… — начинаю я, — мы не могли бы спрятаться куда-нибудь или незаметно уйти?

— Сюда идет Рон Уизли, — говорю я хмуро, — мне бы не хотелось с ним лишний раз пересекаться.

Луна не кажется удивленной; наверное, ей все равно, но она указывает на удачно лежащие камни правее от нас:

— Если спрятаться вот здесь, а потом незаметно перебраться на ту сторону, он нас не заметит. Если он сюда идет.

— Сюда, — вздыхаю я, скатываясь с валуна и пробираясь к незаметной тропинке. Ну и глаза у нее. Я бы и не заметил, что здесь можно выбраться.

Когда Рон перелезает через нагромождение камней, мы уже вне пределов его видимости. Я на какой-то момент забываю о том, что торопился уйти, и бросаю взгляд ему в спину.

Рон стоит ссутулившись и смотрит на воду. Я видел его, что называется, во всех видах и сейчас могу сказать с уверенностью, что он не подозревает о наблюдении. Наверное, его привели сюда воспоминания о том, как они с Гермионой допоздна бродили около озера вечер за вечером. А теперь не перекидываются ни словом уже второй день, даже в Большом зале, когда мы приходим туда поесть. Рон по-прежнему сидит с нами рядом — на сей раз ему хватило ума не кидаться сразу же к Лаванде Браун, но тягостное молчание уничтожает аппетит. Чего он ждал, когда демонстрировал свое презрение ко мне и моим личным отношениям? Когда посылал к черту Гермиону за то, что она взяла мою сторону?

Что я осознаю свои ошибки и немедленно покаюсь? Я не привык отказываться от сделанного выбора, даже если это секс со Снейпом. Кстати о выборе — ненавистное слово сразу вызывает в голове цепочку ассоциаций — он появился у меня в глобальном плане не так уж давно. Хотя Снейп не обсуждал со мной мой треклятый долг, я не могу найти никого иного, кто мог заронить в меня пусть слабую, но надежду. Странно.

Рон внезапно бьет себя сжатым кулаком по ладони, так, что вздрагивают плечи, а потом отходит к ближайшему валуну и усаживается, поставив локти на колени. Мне не хочется выходить к нему. Пусть хоть раз представит себя на моем месте. О-ди-но-чес-тво. Это очень длинное слово, Рон. И очень унылое чувство. Что ты о нем знаешь, ты, выросший в многодетной семье младший сын?

Луна трогает меня за плечо. Хрупкие пальцы на мгновение задевают мою шею:

Я покидаю свой наблюдательный пункт и спрыгиваю на траву рядом с ней:

— Нет, я к тебе присоединюсь. Если, конечно, не возражаешь.

— Не возражаю, — без кокетства говорит она, опустив прямые ресницы.

Я все утро изучал Травологию, чтобы материал по Чарам немного уложился в голове. Потом около трех часов в комнату заглянула Парвати и сказала с наигранным равнодушием, что меня спрашивает Луна Лавгуд, стоящая в нашей гостиной. Я кивнул и спустился вниз, провожаемый взглядами. И мы вышли из замка, бродили, изредка перебрасываясь репликами, а потом дошли до бухты. Часа полтора прошло. Значит, сейчас около пяти. У меня есть еще два часа свободного времени, которые нужно как-то убить, желательно не сидя сиднем и глядя в одну точку. Это будет совсем ненормально, учитывая, что между нами нет никакой договоренности на что-то личное предстоящим вечером.

Интересно, если до Снейпа дойдут слухи о моих «свиданиях» с Луной, он станет ревновать? Ах да, он не ограничивает меня в выборе любовников… А любовниц?

Но тело не откликается на картинку, которую услужливо подсунуло воображение. С Луной приятно общаться. А целоваться… едва ли я буду целоваться в ближайшие сто лет с кем-то, кроме Снейпа. Если, конечно, наши с ним странные отношения не изменятся в худшую сторону.

— Гарри! — голос Гермионы выводит меня из задумчивости. — Луна! — она подбегает к нам и останавливается, словно споткнувшись.

— Что? — спрашиваю я. Лицо Луны равнодушно, но челюсти так стиснуты, что это заметно.

— Ребята… — Гермиона мнется, глаза у нее несчастные. Слишком много вокруг меня в последнее время несчастных глаз. — Пожиратели смерти уничтожили почти квартал в Сити, — тихо говорит она, растерянно глядя на нас, — был разгар рабочего дня, есть погибшие и раненые… Гарри, что происходит?

Если она считает, что этот вопрос уместно задать мне…

Я хмурюсь. Мне никогда не нравилось быть надеждой магического мира. Я воспринимал это определение как клише, как досадное недоразумение, корежащее нормальную, обычную жизнь. И вот теперь передо мной стоит мой друг, который никогда раньше не напоминал, что я отличаюсь от обычных людей, и просит объяснить происходящее в мире. Таким тоном, словно я по меньшей мере Дамблдор.

— Война, ты же сама говорила, — отвечаю я ровно, бросая косой взгляд на Луну и опасаясь вновь увидеть слезы. Но она держится спокойно и даже смотрит с тенью интереса в глазах:

— Война? Идет война? Что вы знаете и скрываете от остальных?

Гермиона нервно хрустит пальцами, а я пожимаю плечами:

— Почти ничего. Только некоторые политические новости, — я перевожу взгляд на Гермиону, — как ты узнала? «Пророка» же сегодня нет?

— У Лавинии Дженнингс брат работал в одном из офисов. Сити ведь деловой район. Она магглорожденная, и ей никто не объяснял, что надо держать в секрете происходящее, — губы Гермионы вздрагивают. — Ну а теперь уже поздно. То, что случилось… — она умолкает, глядя на Луну, та кивает, — и то, что произошло сегодня… Конечно, магглы не знают об уничтожении редакции магического журнала. Для них взрывы в Сити — просто провокация, очередные теракты… Но маги-то знают все! Гарри, меня убивает бездействие Министерства и безмолвие Дамблдора! Неужели и в этот раз все промолчат?

— Конечно, промолчат, — Луна выплевывает травинку, — директор не хочет паники, он ждет какого-то конкретного срока. Что-то должно случиться, так он сказал.

— Не через год ли? — с нехорошим предчувствием спрашиваю я.

О Боже. Да нет, нет у нас впереди года! Эти провокации унесут жизни огромного количества людей — пока я не выйду к нему. А когда выйду — где гарантия, что ожидание не было напрасным, что я справлюсь?

Мысль о собственной смертности приводит в ужас.

Я не хочу, чтобы именно мне суждено было принимать решение.

Я могу прятаться от него всю жизнь — но я знаю, что не сделаю этого.

Каждый день добавляет имена к списку жертв Риддла, и этому надо положить конец.

— Что такое «теракты»? — терпеливо спрашивает Луна уже в четвертый раз.

Я освоил огромное количество защищающих тело и разум чар.

Я пусть и несовершенно, но умею обороняться.

— Извините, — говорю я, поворачиваюсь и скорым шагом ухожу обратно по дорожке, по которой мы только что пришли с Луной, а она и Гермиона стоят и смотрят мне вслед.

«Запомните, Поттер, страха не знают только безумцы, — обронил он однажды, — нормальные люди должны испытывать это чувство. Вопрос в том, как они поступают, когда ощущают страх. Отступают — или стиснув зубы идут вперед. Смелость заключена в преодолении себя».

Я испытываю страх. Я уже почти хочу проверить, способен ли я с ним справиться.

Завернув за поворот, который делает петляющая между деревьями дорожка, я останавливаюсь и обхватываю себя руками за плечи. А потом начинаю пробираться к замку прямо через подлесок, чтобы ни с кем не столкнуться. Несмотря на противоречивые чувства, переполняющие меня, я не испытываю желания сдаться. Еще поборемся, не так ли? Тебе не так долго ждать меня, Ридлл.

Я притворяю за собой дверь и медлю перед тем, как наложить запирающее заклинание. После секундной заминки накладываю: пусть будет. В последнее время мне не хочется, чтобы нас могли увидеть.

Закончив, я оборачиваюсь — и мимо плеча пролетает луч заглушающего заклятья. Похоже, наши мысли движутся в одном направлении.

Я помню, что ему не понравилась в прошлый раз моя излишняя осведомленность, но кого еще я могу спросить в этом замке, рассчитывая получить ответ? Произнесенный раздраженным тоном, но честный. Не к Дамблдору же идти.

— Сэр… — я смотрю на него так, чтобы видеть, но избегая взгляда в лицо, это позволяет держаться увереннее, — вы знаете о событиях в Сити?

Снейп встряхивает головой, волосы падают на щеки, и смотрит на меня. Наверное, с негодованием, я не гляжу ему в глаза:

— Поттер, вы опять подслушиваете под дверями?

— Не слишком лестного вы обо мне мнения, — я сердито прохожу вперед, останавливаясь в трех шагах от него, — вся школа знает. Лавиния Дженнингс…

— Ах да, в самом деле, — хмыкает он, — а закон не позволяет стереть память такому количеству школьников.

Я чувствую, как немеют губы. От него я подобного не ожидал.

— Вы что… тоже считаете, что незнание — лучший выход?

— Поттер, я считаю, что наше бездействие — проигрышная стратегия. Я считаю, что попытка вырастить из вас героя априори обречена на провал, поскольку нельзя возлагать все надежды на мальчишку, который юн и недостаточно опытен. Но я не считаю, что коллективные стенания о плачевной участи волшебного мира могут улучшить ситуацию. Более того, если начнутся разговоры, станет известно, что именно содержит в себе пророчество. Это может всплыть — у части учащихся родители работают в Министерстве и так или иначе связаны с информацией. Тогда вас придется поместить в изолятор или приставить охрану, поскольку никто уже не поручится за вашу жизнь. Вас будут охранять столь же тщательно, сколь и пытаться уничтожить, чтобы переломить ход войны — каждая сторона в свою пользу. Нравится перспектива?

— Я и так пешка, — бросаю я в ответ, сжимая руками виски, не обращая внимания на его тон, — вы уверены, что не в вашей или дамблдоровской власти сделать меня ферзем. Так зачем тогда вы тратите на меня время? Не лучшим ли было бы потратить его на войну, пока не стало поздно?

— Не вам судить, когда наступит «поздно», Поттер, так что прекратите изображать мученика, — говорит Снейп с досадой. — Вы достаточно способны для того, чтобы пригодиться, когда наступит срок. У вас свое место в этой партии, если вам угодны шахматные сравнения. Не заставляйте меня думать, что я трачу время на утешения обычного невротика.

Его слова задевают меня, и я вскидываю голову — в первый раз за сегодня смотрю на него. Снейп встречает мой взгляд:

— Не сожгите меня глазами, Поттер. Да, директор считает, что сеять в школе панику крайне неразумно. Поэтому он произнесет за ужином успокоительную речь, а вы сделаете вид, что разделяете его точку зрения. Сделаете, вы меня поняли?

— Поттер, вы, кажется, давали мне слово перестать изображать идиота. К вам прикована большая часть взглядов в этой школе. По вашему поведению делают выводы. Увы, многие осведомлены, что вам известно больше других. И вы должны наконец начать соответствовать своему имиджу Героя! — рявкает он. Я непроизвольно отшатываюсь, и на лице Снейпа впервые за долгое время появляется выражение неприятного удовлетворения.

— Скоро начнутся каникулы, — я по-прежнему возражаю и до сих пор не вылетел из этого кабинета. К чему бы это? — Люди разъедутся по домам, и неведению настанет конец. Разве нет? И почему вас не беспокоит моя осведомленность?

— Поттер, — Снейп внимательно смотрит на меня, — пусть вас не волнует, как будет решаться проблема с распространением слухов о происходящем за пределами Хогвартса. Директор — глава Уизенгамота, проблема решаема. Это все, что вам следует знать. Что касается вашей осведомленности… — Он делает паузу и сжимает губы, глядя на мой шрам так, словно видит нечто совсем другое. Не меня. — Однажды вы задали мне вопрос о том, есть ли у вас выбор. Я подтвердил его отсутствие.

Я киваю. Тогда мне даже стало легче, как будто вскрыли нарыв, то, что Снейп сказал мне это, значило очень много. И все еще значит, если на то пошло, но…

— Однако вы неверно формулируете для себя задачу, Поттер, — Снейп тщательно подбирает слова, и я слушаю его, нахмурившись, потому что не помню подобного тона — ни на лекциях, ни во время занятий.

Как будто он разговаривает со мной, делясь собственными мыслями.

— У вас действительно нет выбора в том, участвовать или не участвовать в военных действиях, если таковые начнутся. А они начнутся. Этот выбор вы уже сделали, он утратил актуальность и поэтому кажется несуществующим. Но у вас есть возможность выбирать в другом: взглянуть в глаза фатуму и шагнуть вперед — или топтаться на месте и проклинать судьбу за навязанное решение. Далеко не все делается в жизни так, как нам хотелось бы. Вы — не исключение, а лишь подтверждение общего правила.

Снейп умолкает и стоит теперь вполоборота, не глядя на меня. Я перевариваю услышанное, чувствуя, что стоило записать, чтобы обдумать в одиночестве. Нет возможности изменить будущее — но есть выбор: принимать его с достоинством или прячась по темным углам, это он имел в виду?

— И еще, Поттер: не ждите справедливости. Да, вы хотели бы быть на месте этого олуха, вашего друга Уизли. Не ломать себе голову и не знать проблем. Но вы — это вы, иного не дано. А значит, придется соответствовать, несмотря на то, что вам шестнадцать.

— Через два месяца будет семнадцать, — сообщаю я автоматически, глядя мимо него, изумленный внезапной откровенностью. «Не ждите справедливости» — будь я проклят, если он не говорил и о себе! О собственной жизни — и даже об отношении ко мне за эти годы…

— Это не меняет дела. Вам должно быть лет на десять больше — хотя бы для того, чтобы вы могли рационально оценивать происходящее, а не впадать в крайности при беглом взгляде на него.

— Я не впадаю, — он фыркает. — Уже почти не впадаю, — поправляюсь я, невольно улыбаясь. Потом смотрю на него и делаю шаг вперед. Еще один — и сжимаю ладонями его локти, скольжу по рукам, нахожу его пальцы, переплетаю со своими. Утыкаюсь лбом ему в плечо, на секунду зажмуриваюсь — и отрываюсь, чтобы встретиться глазами. Снейп смотрит на меня не слишком весело, но спокойно.

— Мне не двадцать семь, — говорю я хрипло, — но после общения с вами я точно небезнадежен. А возраст — это ведь поправимо.

— Надеюсь на это, — хмыкает Снейп, отвечая на мою улыбку почти незаметным движением губ.

— Надеетесь на что? Что я небезнадежен или что повзрослею? — уточняю я, крепче сжимая пальцы, чтобы он не вздумал отстраниться.

Если на второе… не буду думать об этом, не сейчас.

— На то и на другое, мистер Поттер, — усмешка Снейпа заставляет что-то вздрогнуть у меня внутри, — и главным образом, на то, что я не напрасно трачу на вас силы.

Ух ты. Я не успеваю понять, похвала это или просто констатация факта, а Снейп уже спрашивает:

— Вы намерены сегодня заниматься тем, зачем пришли?

Я беру под несуществующий козырек и рапортую:

— Отрадно. Садитесь, — он перехватывает мой встревоженный взгляд и раздраженно вскидывает бровь, — Поттер, за столько лет обучения в школе даже вы могли бы выучить, что практике обычно предшествует теория.

Я оглядываюсь в поисках стула, чтобы скрыть смущение, и уже собираюсь подтащить тот, стоящий у стены, но Снейп останавливает меня:

— Заклинаниями. Проверим, насколько усердно вы занимаетесь, готовясь к экзамену по Чарам.

— Vingardium Leviosa! — в голове раздается всегда вспоминающийся при этом голос Гермионы: «рассечь воздух и взмахнуть». Стул поднимается в воздух, и я, удерживая его, добавляю:

Мне удается даже правильно остановить его на подлете и опустить напротив письменного стола. Снейп наблюдает за моими действиями, не меняясь в лице, но это не мешает мне ждать его реакции.

— Можете, — комментирует он мои манипуляции, — но ленитесь. Движениям недостает практики, они не вполне отработаны. Однако достаточно точны, — он обходит стол и опускается в свое кресло. — Садитесь, что вы встали столбом. У меня нет целого вечера впереди, чтобы разговаривать на задушевные темы.

Я устраиваюсь на стуле и хочу ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не сплю. Сижу напротив Снейпа и готовлюсь слушать его объяснения по предмету, который не значится в школьной программе. В прошлом году я ненавидел даже название, только за то, что оно происходит от заклинания, которым Снейп легко вскрывал мою память. Кстати о заклинании…

— Готовы, Поттер? — когда в его руках успела появиться палочка? — Legilimens!

Imago, автоматически откликается мой рассудок, немедленно воздвигая Зеркало. Наверное, проходит почти минута, прежде чем Снейп снимает заклинание и кивает:

— По крайней мере, здесь у вас наметились успехи. Итак, легилименция. Как вы могли заметить, Поттер, это умение проникать в чужие мысли и видеть внешне скрытые от собеседника или противника чувства, воспоминания или ложную информацию. Если окклюменция учит блокировать сознание от вторжения, легилименция, напротив, учит мобилизации магических способностей и осуществлению вторжения самому. Я взвесил ваши слова о том, что такой навык может оказаться полезным, и склонен согласиться. Однако должен предупредить: легилименция находится практически вне законного использования, а потому вы должны скрывать, что занимаетесь ее освоением. От всех. Включая своих друзей и даже директора. Можете говорить, что по-прежнему упражняетесь в окклюменции, с вашими плачевными успехами в прошлом году вам вполне поверят. Ясно?

— Да, — коротко говорю я, гадая, почему я должен утаить информацию от Дамблдора. Впрочем, я так и так не собирался ему сообщать.

— Далее. Если вы попытаетесь применить полученные от меня знания для того, чтобы проникнуть в мой собственный рассудок, как вам удалось в прошлом году при единичном сбрасывании заклинания, наши уроки немедленно прекратятся, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы заставить вас раскаяться в проявленной самодеятельности.

— Я и не стал бы, — вклиниваюсь я в размеренную речь, — неужели вы до сих пор думаете, что я…

— Я считаю своим долгом предупредить. Ни под каким видом не вздумайте лезть в мою голову без моего ведома. В противном случае вы об этом пожалеете.

— Едва ли, — Снейп морщится, словно я сморозил глупость. — И последнее: чего бы вам ни довелось увидеть в моих воспоминаниях, поскольку тренироваться вам придется все же со мной, один звук об этом за пределами моего кабинета…

— Понятно, сэр, — усмехаюсь я, — я позавидую Пивзу, на которого натравили Кровавого барона.

— Именно, — он прищуривается, — занятная ассоциация.

— Нет, вас с Пивзом. Недалеко от истины. — Я опускаю взгляд на сложенные на коленях руки и пытаюсь сдержать смех.

— Что ж, приступим, — после недолгого молчания произносит Снейп. Мне кажется, или он тоже волнуется? — Встаньте и займите позицию. Ту же, что при окклюменции.

Я поднимаюсь, опираясь стиснутыми кулаками о колени, и он замечает:

— Расслабьте плечи, Поттер. Я не собираюсь вас съесть.

— В самом деле? — бормочу я, пытаясь успокоиться.

— У меня была не одна возможность, — парирует Снейп, и я вспыхиваю и поднимаю голову от намека, который слышится в его интонациях. Его лицо безразлично, а я не знаю, куда деться от внезапного смущения. Кажется, он получает удовольствие, наблюдая за мной.

— Поднимите кисть на уровень груди, — командует Снейп, сощурившись, — разверните палочку под прямым углом. Держите ее спокойно, но не расхлябанно. Так. Теперь начертите в воздухе петлю — чем меньше кольцо, тем лучше. Поттер, я сказал, петлю, а не круг, вы понимаете по-английски? И не направляйте ее на меня, Мерлина ради!

Я послушно выполняю распоряжение снова и снова, пока не вычерчиваю в воздухе нужный символ. К этому времени я узна ю, что сплю во время его объяснений, не умею следовать простейшим инструкциям и неспособен верно выполнить ни единого нового действия, пока не повторю его сотню раз.

— Я с вами поседею, Поттер, — произносит он, когда у меня наконец получается. Но то ли я привык к манере обучать, сопровождая пояснения неизменными комментариями, то ли его голосу не хватает злости.

— Правильно? — я опускаю начавшую подрагивать руку.

— Хоть в это и с трудом верится. Знаете, сколько вы убили времени на простейшее действие? Двадцать минут! Ваша неспешность…

— Но правильно? — не сдаюсь я, пока не услышал о себе еще чего-нибудь.

— Свободен? Почему? — я не хочу, но чувствую себя разочарованным.

— Не все сразу, Поттер. У вас пальцы дрожат, а при отсутствии навыка продолжать при этом бесполезно. Придете через день. Как обычно. А сейчас идите, у меня еще масса дел.

— Каких? — говорю я, — сегодня же воскресенье!

— Если вы не забыли, Поттер, я декан факультета, в стенах которого вы находитесь, а не ваш сокурсник. И в связи с пополнением учащихся у меня есть заботы, в которых я не стану вам отчитываться, — Снейп начинает сердиться, и я встаю, не из страха, а из нежелания ссориться.

— Извините, — говорю я тихо, — спасибо за… уделенное время.

— Не пытайтесь показаться удрученным. Вы просидели здесь не меньше часа, лимит времени на занятие исчерпан. Вы читали сегодня материал к экзаменам?

— С девяти до трех, — я удивленно смотрю на него. Почему он спрашивает?

— В таком случае сейчас пройдитесь на свежем воздухе. И почитайте, если захочется, только перед сном — не переусердствуйте в подготовке.

— Почему вы мне это говорите? — не выдерживаю я.

— Вы плохо выглядите, Поттер. Бледный, вокруг глаз круги. Прекратите нервничать по любому поводу и вспомните про свой оптимизм! — он фыркает и начинает искать что-то на столе, не глядя на меня. Я долго жду, чтобы он закончил, потом понимаю, что не дождусь и наклоняюсь вперед, накрывая ладонью его запястье. Снейп поднимает голову:

— Спасибо, — говорю я, голос срывается и выходит шепот, но он не усмехается. Его пальцы на мгновение накрывают мои, а потом он снимает мою ладонь, сжимает и отпускает:

Часы показывают начало девятого, и желудок напоминает, что я сегодня так и не пообедал. Успеть на ужин, пока еще есть время? Я прибавляю шаг и торопливо вхожу в Большой зал. Надеюсь, я опоздал к речи, которую, как сказал Снейп, намеревался произносить Дамблдор? Я не могу поручиться за свое лицо. У меня не хватит способностей сделать вид, что я верю в то, что мы контролируем ситуацию.

Я прохожу к своему месту. Рон уже ушел, Гермиона сидит и читает книгу, машинально обгрызая яблоко. На мой приход она кивает, не отрываясь от текста, и замечает:

— Можешь попросить у эльфов добавки, ты сегодня голодный, наверное.

— Да ничего. Гермиона, Дамблдор произносил… какие-нибудь объяснительные речи?

Она опускает книгу и устремляет на меня серьезный взгляд:

— Нет. А что, должен был? Наверное, под конец приберегает. Сегодня многие пришли на ужин поздно.

В самом деле, свободных мест в зале практически нет, хотя на удивление тихо. Словно убавили громкость разговоров. И смеха совсем не слышно.

— Не знаю, — так же отзывается Гермиона, — он тоже не обедал. Перед сессией, когда мозги нуждаются в подпитке… Сказала бы я по этому поводу… — она машет рукой и вздыхает. Я неловко треплю ее по плечу, и она кивает:

— Ты ешь, ешь. Хоть в тебя запихать побольше.

Я усмехаюсь и приступаю к овощному рагу. Успеваю покончить с ним и взять тарелку с десертом — морковка со сметаной, — и без того необычная тишина делается вовсе гнетущей. Я поднимаю голову. Дамблдор поднялся со своего места и жестом просит внимания. Я машинально обхватываю руками чашку с чаем. Он обжигает пальцы, но мне все равно.

— Дорогие друзья, — начинает Дамблдор негромко, — студенты и преподаватели…

Я нахожу взглядом неизвестно когда появившегося Снейпа. Тот сидит с отсутствующим выражением лица и рассматривает студентов своего факультета, будто контролируя их реакцию. Его самообладание вызывает во мне зависть и почти гнев, не знаю, на что. Я тоже так хочу. Ни малейшего намека на то, что он знает, о чем пойдет речь. Но он ведь знает, даже предупредил меня, чтобы я не среагировал по-глупому. Он не смотрит в сторону нашего стола. Ему все равно — или он уверен в моей реакции? Мне вдруг хочется доказать, что я тоже способен держать маску.

— … думаю, все вы знаете о трагическом событии, произошедшем сегодня в маггловской части Лондона. Оно затронуло не только немагическое население города. Мы сочувствуем сегодня горю мисс Лавинии Дженнингс, потерявшей брата…

Весь Хаффлпаф опускает головы. Лавиния — бледная хрупкая скандинавка — оглядывается и скользит взглядом по столу Рэйвенкло.

— … и несчастью мисс Луны Лавгуд, лишившейся отца…

Девушки встречаются глазами. Без кивков, без взмахов рук. Они просто смотрят друг на друга, и я думаю, спустя какое-то время мы увидим их бродящими рука об руку. Почему-то мне так кажется.

— Всем нам казалось, что эти события связаны друг с другом: трагедия в редакции магического журнала и взрывы в Сити, — ровным тоном продолжает директор, — однако это не так.

Внезапный шум, множество голосов, потрясенные взгляды.

— Над кварталами Сити в небе не было обнаружено ни одной Черной метки. Работники Министерства не нашли никаких улик, указывающих на то, что это дело рук Пожирателей смерти. Посему считать, что это работа Сами-Знаете-Кого будет ошибочно. Это лишь беспорядки в маггловском обществе. Уносящие жизни людей, страшные в своей жестокости, но творимые магглами, а вовсе не магическим путем.

«Imperio, известное как заклятие Подвластия, снова стало одним из часто применяющихся Непростительных. Время затишья после первой войны кончилось, оно используется не только в нашем мире…. Магглы, подвергшиеся ему, сеют в обществе смуту и беспорядки. Террористические акты, ритуальные самосожжения, финансовые катастрофы, экологический кризис…» Я слышу слова директора, адресованные мне, так ясно, словно они произнесены полчаса назад.

Мне хочется вскочить и закричать на весь зал, так, чтобы потом горло хрипело, так, чтобы у Дамблдора заложило уши. Ложь, ложь, ложь! Все связано, не так, значит иначе! А мы отсиживаемся, как крысы в норе, и ждем, пока я научусь убивать. И я ничего не могу с этим поделать, потому что выйти в одиночку прямо сейчас — означает нарваться на собственную бесполезную смерть, которая ничего не изменит.

Когда я ловлю себя на том, что киваю, соглашаясь со словами Дамблдора, я не верю сам себе. И лицо у меня, кажется, такое, что ни у кого не вызывает вопросов.

А ведь в мою сторону и впрямь смотрят. Как я раньше не замечал?

Я поворачиваю голову и встречаю взгляд Снейпа. Он смотрит сквозь меня, я отвечаю тем же, со стороны не поймешь, что это зрительный контакт. Но я чувствую его поддержку — и сижу спокойно, хотя кровь гулко стучит в ушах, а пальцы, сжимающие чашку, так дрожат, что со дна, кружась, поднимаются чаинки.

— … поэтому прошу всех успокоиться. Нам не угрожает внезапная война. Более того, прошу всех вернуться к выполнению домашних заданий, — Дамблдор улыбается, и мне хочется его придушить, — потому что через неделю начинаются экзамены. Пятые и седьмые курсы призываю к тщательности — вас ждут СОВы и ЖАБы. На этом благодарю вас за внимание. — Он садится, и я чувствую, как он скользит по мне взглядом. Мне вдруг кажется, что рентгеновские способности Дамблдора ослабли — или Снейп хорошо научил меня закрываться.

Ужин заканчивается гораздо более жизнерадостно, но я не думаю, что словам директора поверили все. Когда мы выходим из-за стола, я нахожу глазами Луну. Она кивает мне, потом говорит:

— Я подойду к Лавинии, если ты не против, Гарри? — я киваю, не зная, что испытывать: беспокойство или облегчение. С одной стороны, лучше бы им сейчас держаться по отдельности, пока раны не затянулись, и не травить друг другу душу. С другой стороны, взаимопонимание сейчас кажется самым важным, и это сближение может быть закономерностью.

Гермиона ждет меня у выхода, опустив голову. Я касаюсь ее руки:

— В гостиную, — говорит она невыразительно. Мы молча выходим, и лишь отойдя на пару поворотов коридора, Гермиона решается шепотом заговорить:

— Гарри, ты веришь в случайность этого совпадения? В то, что за ним не стоит… Волдеморт?

Она как всегда запинается на его имени, а я соображаю, что сказать. Правду — и открыть, что Снейп меня предупредил? Гермиона никому не скажет, конечно, и тем не менее… Сделать вид, что верю? Она не поверит в такую наивность.

— Нет, — говорю я наконец, не позволяя ей остановиться и продолжая идти вперед, — но сидеть и демонстрировать это было бы как-то… неумно, ты согласна?

— Согласна. Если ты не заметил, я тоже сидела и делала вид, что верю каждому сказанному слову. Но я не верю даже тону Дамблдора.

Я не обратил внимания на ее реакцию. Я лишь ждал реакции Снейпа на мою выдержанность. Как будто что-то доказывал ему. Или себе. Мне становится неловко.

— И все-таки это связано одно с другим, — роняет Гермиона, не замечая моего смущения, — не может не быть связано… Как я устала, если бы ты знал…

Я резко поворачиваюсь. У Гермионы дрожат губы, она смотрит прямо перед собой и идет на автомате, кажется, не разбирая дороги.

— От чего? — спрашиваю я, чтобы не дать ей уйти в себя. Наверное, из-за Луны вчера перенервничала.

— От всего. Родители там, в Лондоне, я не могу связаться с ними иначе как совой, все время боюсь, что «горячая» война начнется в любую минуту — и я ничего не успею предпринять, чтобы их спасти… ты был последние месяцы сам не свой, я ужасно боялась, что ты что-нибудь с собой сделаешь… Теперь эти несчастья с Луной и с Лавинией… — Она отворачивается, чтобы скрыть слезы, но я слышу их в голосе. — Ну и Рон тоже. Для полноты картины… — сдавленно договаривает она и умолкает. Я оглядываюсь — в коридоре почти нет знакомых лиц — обхватываю Гермиону за талию, оттаскиваю к ближайшему окну и прижимаю к себе.

Она плачет, наверное, нервы не выдержали непрерывного стресса, ее слезы смачивают мою шею, а я не знаю, что предпринять. Второй раз за два дня ужасное чувство беспомощности. С Луной хоть она знала, что делать, а что теперь мне делать с ней?

— Гермиона, ну что ты, — беспомощно говорю я, гладя ее по голове, — ну не плачь, пожалуйста… ну что ты… Все будет хорошо…

Она не поднимает головы, вздрагивая от прорвавшихся рыданий. Я поворачиваюсь так, чтобы заслонить ее спиной от проходящих мимо студентов. На нас поглядывают, но не насмешливо и не любопытствующе, а скорее испуганно. В последние два дня в Хогвартсе многое изменилось. Кто знает, от чего плачет девушка, которую обнимает Гарри Поттер? Может быть, произошла очередная беда. Кто-то трогает меня за локоть, но я не оборачиваюсь, продолжая укачивать Гермиону и бормоча что-то бесполезное, но утешительное.

— А он… как он мог так с нами поступить? — выдавливает она приглушенно, — он думает, я железная… все могу выдержать, все объяснить… я люблю его, Гарри, понимаешь, люблю! — вскрикивает она вдруг и судорожно обнимает меня, заходясь истерическим плачем.

— Он тоже тебя любит, — говорю я ласково, стараясь не стискивать зубы и не зажмуриваться. Хоть один из нас должен сохранять спокойствие.

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: