Часть 2. Вкратце об истории письменности

В те незапамятные времена, когда в междуречье Тигра и Евфрата пришли шумеры, они говорили на никому не понятном языке: ведь шумеры были первооткрывателями новых земель и язык у них был как у настоящих разведчиков – тайный, зашифрованный. Ни у кого такого языка не было и нет, разве что у других разведчиков.

А между тем народ в Месопотамии уже вовсю пользовался клиньями: юноши подбивали клинья под девушек (так они за ними ухаживали); мечи и ножи, выкованные из дамасской стали, имели клиновидную форму; даже журавли в небе – и те летали клином. Шумеры видели вокруг себя так много клиньев, что и письменность изобрели – клиньями. Так появилась клинопись – самая древняя в мире система письма.

Во время уроков в шумерской школе ученики деревянными палочками выдавливали клинья на глиняных табличках, и оттого всё вокруг было измазано глиной – от пола и до потолка. Уборщицы в конце концов рассвирепели, потому что от такой учёбы в школе одна грязь, а им ведь надо поддерживать чистоту. А для того чтобы поддерживать чистоту, должно быть чисто, иначе нечего и поддерживать.

А вот в Древнем Египте письменность состояла из рисунков. Египтяне подумали: зачем писать слово «бык», если можно этого быка просто нарисовать? Такие слова-рисунки древние греки (или эллины, как они себя именовали) впоследствии назвали иероглифами. Уроки письма по-древнеегипетски скорее напоминали уроки рисования, а выводить иероглифы было настоящим искусством.

– Ну нет, – сказали финикийцы. – Мы люди работящие, ремесленники и мореплаватели, и нам не нужна изощрённая каллиграфия, пусть у нас будет письменность попроще.

И придумали буквы – так получился алфавит. Люди стали писать буквами, и чем дальше, тем быстрее. А чем быстрее они писали, тем некрасивее у них получалось. Больше всех писали врачи: они выписывали рецепты. Поэтому у некоторых из них до сих пор такой почерк, что пишут они вроде бы буквы, а выходят иероглифы.

Часть 3. Вкратце об истории Олимпийских игр

Древние греки придумали Олимпийские игры, пока вели одну из своих нескончаемых войн. Основных причин было две: во-первых, во время баталий солдатам и офицерам некогда было заниматься спортом, а ведь эллины (так называли себя древние греки) стремились тренироваться всё время, не занятое упражнениями в философии; во-вторых, воинам хотелось поскорее вернуться домой, а отпуск на войне не предоставлялся. Было ясно, что войска нуждались в перемирии и что единственной возможностью его объявить могли стать Олимпийские игры: ведь непременное условие Олимпиады – прекращение войны.

Сначала эллины хотели проводить Олимпийские игры ежегодно, но впоследствии поняли, что частые перерывы в боевых действиях бесконечно удлиняют войны, поэтому Олимпийские игры стали объявлять только раз в четыре года. Зимних игр в те времена, конечно же, не было, потому что в Элладе не было ни ледовых арен, ни горнолыжных трасс.

В Олимпийских играх мог участвовать любой гражданин, но богатые могли позволить себе дорогостоящее спортивное снаряжение, а бедные – нет. Чтобы богатые не побеждали бедных только оттого, что их спортинвентарь лучше, все атлеты мерились силой и ловкостью обнажёнными.

– А почему игры назывались Олимпийскими? – спросите вы. – Боги с Олимпа тоже принимали в них участие?

Нет, боги, кроме ссор между собой, никаким другим спортом не занимались, но любили с нескрываемым от смертных азартом следить за спортивными состязаниями из поднебесья. А чтобы богам сподручнее было наблюдать за перипетиями соревнований, первый стадион построили в святилище, которое называлось Олимпия, – так игры получили свое название.

Боги и те на время игр заключали между собой перемирие и клялись не помогать своим избранникам. Более того, они даже разрешали эллинам считать победителей богами – правда, временными, всего на один день. Чемпионы-олимпийцы удостаивались оливковых и лавровых венков: медалей тогда еще не придумали, а лавр в Древней Греции ценился на вес золота, так что лавровый венок тогда был всё равно что золотая медаль сегодня.

Профессорская дача на берегу Финского залива. В отсутствие хозяина, друга моего отца, нашей семье позволялось там жить. Даже спустя десятилетия помню, как после утомительной дороги из города меня обволакивала прохлада деревянного дома, как собирала растрясшееся, распавшееся в экипаже тело. Эта прохлада не была связана со свежестью, скорее, как ни странно, — с упоительной затхлостью, в которой слились ароматы старых книг и многочисленных океанских трофеев, непонятно как доставшихся профессору-юристу. Распространяя солоноватый запах, на полках лежали засушенные морские звёзды, перламутровые раковины, резные маски, пробковый шлем и даже игла рыбы-иглы.

Аккуратно отодвигая дары моря, я доставал с полок книги, садился по-турецки в кресло с самшитовыми подлокотниками и читал. Листал страницы правой рукой, а левая сжимала кусок хлеба с маслом и сахаром. Откусывал задумчиво и читал, и сахар скрипел на моих зубах. Это были жюль-верновские романы или журнальные, переплетённые в кожу описания экзотических стран — мир неведомый, недоступный и от юриспруденции бесконечно далёкий. На своей даче профессор собрал, очевидно, то, о чём ему мечталось с детства, что не предусматривалось его нынешним положением и не регулировалось «Сводом законов Российской империи». В милых его сердцу странах законов, подозреваю, не было вообще.

Время от времени я поднимал глаза от книги и, наблюдая угасание залива за окном, пытался понять, как становятся юристами. Мечтают об этом с детства? Сомнительно. В детстве я мечтал быть дирижёром или, скажем, брандмейстером, но юристом — никогда. Ещё я представлял себе, будто остался в этой прохладной комнате навеки, живу в ней, как в капсуле, а за окном перемены, перевороты, землетрясения, и нет там больше ни сахара, ни масла, ни даже Российской империи — и только я всё сижу и читаю, читаю… Дальнейшая жизнь показала, что с сахаром и маслом я угадал, а вот сидеть и читать — этого, увы, не получилось.

Мы в Полежаевском парке, середина июня. Там течет речка Лиговка, она небольшая совсем, но в парке превращается в озеро. На воде — лодки, на траве — клетчатые пледы, скатерти с бахромой, самовары. Я наблюдаю за тем, как компания, сидящая неподалеку, заводит патефон. Кто именно сидит, уже не помню, но всё еще вижу, как вращается ручка. Через мгновение раздается музыка — хриплая, заикающаяся, и всё же музыка.

Ящик, полный маленьких, простуженных, поющих, пусть извне и невидимых, — у меня такого не было. И как же я хотел им обладать: заботиться о нём, лелеять, ставить зимой у печи, но главное — заводить его с царственной небрежностью, как делают вещь давно привычную. Вращение ручки казалось мне простой и одновременно неочевидной причиной льющихся звуков, своего рода универсальной отмычкой к прекрасному. Было в этом что-то моцартовское, что-то от взмаха дирижерской палочки, оживляющего немые инструменты и земными законами также не вполне объяснимого. Я, бывало, дирижировал наедине с собой, напевая услышанные мелодии, и неплохо у меня получалось. Если бы не мечта стать брандмейстером, то хотел бы я быть, конечно же, дирижером.

В тот июньский день мы видели и дирижера. С послушным его руке оркестром он потихоньку удалялся от берега. Не парковый был оркестр, не духовой — симфонический. Стоял на плоту, непонятно как поместившись, и по воде растекалась его музыка, и ее вполуха слушали отдыхающие. Вокруг плота плавали лодки, утки, слышны были то скрип уключин, то кряканье, но всё это легко врастало в музыку и принималось дирижером в целом благосклонно. Окруженный музыкантами, дирижер был в то же время одинок: есть в этой профессии непостижимый трагизм. Он, быть может, выражен не так ярко, как у брандмейстера, поскольку не связан ни с огнем, ни с внешними обстоятельствами вообще, но эта внутренняя, скрытая его природа жжет сердца тем сильней.

Я видел, как по Невскому ехали тушить пожар — ранней осенью, на исходе дня. Впереди на вороном коне — «скачок» (так называли передового всадника пожарного обоза), с трубой у рта, как ангел Апокалипсиса. Скачок трубит, расчищая путь, и все бросаются врассыпную. Извозчики хлещут лошадей, прижимают их к обочинам и замирают, стоя к пожарным вполоборота. И вот по бурлящему Невскому в образовавшейся пустоте мчится колесница, несущая огнеборцев: они сидят на длинной лавке, спиной друг к другу, в медных касках, и над ними развевается знамя пожарной части; у знамени — брандмейстер, он звонит в колокол. В своём бесстрастии пожарные трагичны, на их лицах играют отблески пламени, которое уже где-то разгорелось, уже где-то их ждёт, до поры невидимое.

На едущих печально слетают огненно-жёлтые листья из Екатерининского сада, где свой пожар. Мы с мамой стоим у кованой решётки и наблюдаем, как невесомость листьев передаётся обозу: он медленно отрывается от брусчатки и на небольшой высоте летит над Невским. За линейкой с пожарными проплывает повозка с паровым насосом (из котла — пар, из трубы — дым), за ней — медицинский фургон, чтобы спасать обожжённых. Я плачу, и мама говорит, чтобы я не боялся, только ведь плачу я не от страха — от избытка чувств, от восхищения мужеством и великой славой этих людей, оттого, что так величественно они плывут мимо замершей толпы под колокольный звон.

Я очень хотел стать брандмейстером и всякий раз, видя пожарных, обращал к ним беззвучную просьбу принять меня в их ряды. Она, понятно, не была услышана, но сейчас, спустя годы, я об этом не жалею. Тогда же, проезжая по Невскому на империале, я неизменно представлял, что направляюсь на пожар: держался торжественно и немного грустно, и не знал, как там всё ещё сложится при тушении, и ловил восторженные взгляды, и на приветствия толпы, слегка откинув голову набок, отвечал одними глазами.

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: