Приключения новогодних игрушек

Когда ёлку принесли в дом, первым её запах услышал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

И принялись начищать бока о старого ватного Деда Мороза. Он был глуховат, но, когда захлопали флажки, открыл глаза.

— Ах, ну конечно! Бал! Бал! — ответили ему, подпрыгивая, стеклянные кошки.

— В этом году я снова буду королевой ёлки! — заявила Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове.

— Нет уж, позвольте! — стал, как обычно, спорить Картонный Домик.

Он не начищал бока о Деда Мороза, считая это вредным, а лишь пыхтел, отдуваясь от пыли. Ему нужнее всех оказаться под потолком. Того и гляди, помнут.

— Не позволю! Никому не позволю! — грозно прикрикнула Шишка. — Я — Шишка! А шишки у ёлок висят наверху!

— Подумаешь, шишка! — зазвенела Стеклянная Сосулька. — Мои сёстры растут на крышах, которые выше ёлок. Я, может, тоже хочу быть королевой…

— А прошлогодняя трещина?! — воскликнула Снежинка.

— Подумаешь! — Сосулька посмотрелась в сияющий белый шарик. — С одного бока немножко… Если правильно повесить, то и не видно.

— Опомнитесь, на вас и ниток-то нет! — заверещал Разноцветный Попугай на прищепке.

Он был немножко красный, немножко синий, немножко зелёный и очень этим гордился.

Те игрушки, что растеряли нитки, смущённо переглянулись.

— Ничего, привяжут, — важно ответил Снеговик. — Но Новый год — это я, а не вы.

Он поправил поролоновую морковку и подмигнул Снежинке:

— Снег выше всего. Он над всеми домами кружится и даже над самолётами.

Снеговик принялся карабкаться к крышке, расталкивая соседей. Всем известно, что те игрушки, которые лежат сверху, вешают на ёлку первыми. За ним поспешили Картонный Домик, Серебряная Фея, Сосулька и Шишка.

— Выскочки! — заметил Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Он был любимым шаром мамы и никуда не торопился.

Маленький Ослик забился в угол и думал только об одном: как сделать так, чтобы его достали последним?

В прошлый раз он спрятался в ватной бороде Деда Мороза, но теперь к нему не пробраться. Все чистились о красный потрёпанный тулуп. Все хотели сиять ярче, чтобы огни гирлянды, когда её зажгут, танцевали в них золотыми искорками.

На балу, таком весёлом и коротком, каждой игрушке хочется быть самой красивой. Весь год, сквозь дрёму, они вспоминают праздник. Весь год мечтают о следующем. Весь год беспокоятся: каким он будет? Какую привяжут нитку? Как высоко повесят? Будет ли видно телевизор? Не разобьют? Удастся ли поболтать с новичками: мандаринами и конфетами, которые висят совсем недолго и никогда не ложатся в коробку?

Только Ослик ни о чём таком не думал. Он никогда не видел комнату сверху. Никогда не начищал бока, не боялся разбиться. И нитку к нему не привязывали. Он был Пластилиновым Осликом, которого слепил Павлик.

Вокруг синего туловища намотан жёлтый шнурок — великолепная попона, концы которой разлохматились и превратились в уздечку. Ослик может везти тележку из спичечной коробки и вообще всё, что привяжут. Его слепили, чтобы играть.

Ослик залез под серпантин и мечтал только об одном: оказаться последним, висеть пониже, чтобы Павлик увидел и вспомнил его.

Павлик — это мама. Павлик — это папа. У него тёплые ладошки и большие серые глаза. Он умеет всё на свете: читать вверх ногами книжки, строить башни, спасать принцесс и медведей. Он лепит шарики, змей и огурцы. А бегает так, что даже королева ёлки подпрыгивает на верхушке!

Ослик боится одного: только бы Павлик не вырос. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку рассказывал, что дети вырастают и забывают свои игрушки. Но не всегда. Мама Павлика не забыла Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

Когда открывают коробку, все игрушки жмурятся от яркого света.

Все, кроме Ослика. Он смотрит вверх и, затаив дыхание, ищет Павлика.

Он готов скакать к нему, только немного запутался в серпантине.

Картонный Домик когда-то был Дворцом. Так, по крайней мере, ему казалось. Он любил рассказывать о том, что крыша у него была блестящая, лаковая, а окошки и крылечко нарисованы такими яркими красками, что каждый, кто брал его в руки, улыбался.

— Ко мне даже принцесса захаживала… — говорил он значительно.

Все стеклянные яблоки и груши, которые вешали вокруг него, Картонный Домик считал своим садом. Стоило рядом появиться ракете, Домик мнил себя Домиком Космонавта, а если мама окружала его снежинками, Домик становился Заснеженным Домиком.

Так когда-то он был домом Деда Мороза, Феи с пружинками-завитушками на голове и сестриц-матрёшек. А однажды Картонный Домик превратился в цирк! Да, да! Ведь рядом с ним оказались весёлые клоуны.

Каждый Новый год Картонный Домик волновался больше всех: какое его ожидает превращение? Он гордился собой и свысока поглядывал на другие игрушки, даже если висел внизу.

Что — шары, сосульки, фонарики? Куда ни повесит их мама, они так и останутся собой.

Они не умеют превращаться. Только кружатся и хвастают, в ком сияет больше блестящих искорок. В их стеклянных бочках отражаются огни бенгальских огней, гирлянд и люстры под потолком.

Ещё чего недоставало! Картонный Домик презрительно хмыкает.

Сколько таких вертушек он повидал! Сколько было слёз от трещин, а то и просто — осколков.

В картонных стенах Домика не отражается ничего, но зато он прочный. Его купили ещё маминой маме, когда она была маленькой. В те далёкие времена на ёлки ставили настоящие свечи! Как боялся их поначалу Картонный Домик! С такими соседями и праздник не праздник!

Они подмигивали ему жёлто-красными глазками и шипели:

— Колобок я, что ли? — храбро отвечал им Картонный Домик. — Никуда я не собираюсь уходить!

Но на самом деле внутри у него начинались сквозняки, и становилось зябко. Потом Домик увидел, что свечи трещат, шипят, но делаются всё меньше и меньше.

«Да они от злости сами себя съедают», — догадался он, перестал бояться свеч раз и навсегда и заодно решил быть Добрым Домиком.

Как-то его схватили разноцветные пальцы. Они были в черничном варенье, томатной подливке и шоколаде!!!

И спасла Домик. Она потом долго отчищала пятна резинкой и шептала:

Домику было неприятно: резинка грозилась протереть дыру, но мамина мама говорила такие ласковые слова, что он терпел.

Таня выросла и сама стала мамой. Как-то она повесила домик внизу, и его лизнул пёс Тишка. Картон стал бурым и мокрым. Домик тогда сильно перетрусил, он спросил:

Домик стал Невкусным Домиком и очень этим гордился. Он видел, как за новогодним столом люди едят всё вкусное, и радовался, что у него впереди ещё много праздников.

Однажды открыли балконную дверь, и Домик сорвался с ветки. Все над ним смеялись, а он понял, что он ещё и Летучий Домик! У него откуда ни возьмись вдруг выросли крылья! Подумать только: Домик дважды перевернулся, когда летел! И, если бы не мама, обязательно бы унёсся в Большой Мир за Балконом.

Наверное, эти невидимые крылья были всегда. И всегда будут…

«Моя жизнь полна счастливых превращений, — думал он, засыпая после Нового года. — Значит, я ещё и Счастливый Домик…»

Стеклянная Сосулька знала, что очень похожа на настоящую. Она видела своих сестриц за окном и однажды, когда мама открыла форточку, даже разговаривала с ними.

— Мы сами — холод! — ответили они звонко. — Мы изо льда!

— А что такое лёд? — удивилась Стеклянная Сосулька.

— Лёд — это вода! — ещё звонче рассмеялись сестрицы.

— Но вода же льётся! — крикнула им Сосулька, но в это время форточку закрыли, и что ответили за окном, осталось загадкой.

Сосульку перестали интересовать ёлочные дела. Она плохо кружилась, когда её звали танцевать, забывала искать своё отражение в рядом висящих шарах и даже позволяла (неслыханное дело!) садиться на себя пыли!

«Вода льётся… — думала Сосулька днём и ночью. — Льётся! Как она, такая прозрачная и текучая, вдруг может стать искристой и твёрдой?»

Рядом с ёлкой, на подоконнике, в горшках росли цветы, их часто поливали водой. Сосулька видела её близко-близко. Расспросить бы воду, но та сразу пряталась в землю. «Вода застенчивая, — решила Сосулька, — стеснительная».

А сосульки за окном были не стеснительные. Висели в ряд и блестели на солнце.

Стеклянная Сосулька решила, что, наверное, её сестрицы родились в земле. Что, если вода уходит под землю и превращается там в ледышки? Может быть, сосульки так же, как и цветы, растут в горшках? Она каждое утро проверяла, не появился ли из земли ледяной стебелёк.

Что ж, Сосулька была молода, её совсем недавно купили в магазине.

Устав ждать всходов, она решила обратиться к игрушкам постарше. Жаль, но Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку спал. Он спал почти всё время — это был очень старый шар.

Сосулька наклонилась к Попугаю на прищепке:

— Будьте так добры, вы не подскажете, что такое лёд? — спросила она шёпотом.

— Посмотрите на эту Сосульку, она не знает, что такое лёд! — заверещал Попугай. — Умора! Я сейчас упаду с ветки!

Он так раскачивался от смеха, что действительно чуть не свалился. Но, главное, все стали смеяться вместе с ним.

— До чего дошли Сосульки! — хохотал Снеговик. — Не знают, что такое лёд. Это всё равно если бы я не знал, что такое снег!

— А мы не знали бы, что такое дождь! — зашелестели искристые блестящие нити Дождика.

— А я бы не знал, что такое кирпичи! — сердито сказал Картонный Домик.

— Как можно не знать, из чего ты сделан? — спросили они хором.

Сосулька посмотрела на них и удивилась. Снеговик был поролоновым, Дождик из фольги, а все кирпичи на Домике были нарисованы краской.

— Не стоит и разговаривать с ней! — громко закричал Попугай. — Как таких только на ёлку вешают?!

И все побоялись спорить. Даже стеклянные собаки и кошки! Когда Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку спал, Попугай любил командовать и клеваться.

С тех пор Сосулька перестала кружиться. Её просто не звали танцевать. Игрушки заслонялись от неё ветками и, кстати, стали называть замарашкой. Потускнев, Сосулька с тоской смотрела на своих сестриц за окном и думала-думала-думала.

«Снеговик знает, что такое снег. Почему? Дождик, который вешают на ёлку последним, и тот знает, что такое дождь… И Домик хвалится кирпичами. Но почему?»

— Как запылилась эта сосулька! — сказала Мама и осторожно сняла её с ветки.

«Сосульку берут в путешествие… — зашептались игрушки. — Сосульку берут в путешествие!»

Из всех них по квартире путешествовал лишь Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку, и когда он не спал, то любил вспоминать об этом. Он знал, что делается за дверями, сколько в квартире комнат, но говорил, что стремиться туда не стоит, потому что ёлок там нет.

Мама вымыла Сосульку, полюбовалась ею и почему-то повесила выше. Теперь Сосульке было видно не только крышу с сестрицами, но и весь большой двор. В нём, расставив руки, стояли великаны-деревья, улыбались окошками дома, в которых сияли разноцветные гирлянды, бегали самые настоящие, не стеклянные собаки и кошки. Вот только попугаев не было.

— Ну что там? Куда тебя носили? Что ты видела? — наперебой спрашивали Сосульку.

А она не отвечала, заворожённо рассматривая снег, летящий с неба. Какая красота — хороводы танцующих снежинок! Они падают и надевают на деревья перчатки, на дома — шапки, а землю укутывают мягким пуховым платком.

— Мама! Я пойду лепить снеговика! — сказал Павлик.

«Снеговика?» — повторила про себя Сосулька.

— Всего пять минут на верхней ветке, а уже зазналась.

Но Сосулька никого не слышала. Она смотрела, как Павлик лепит Снеговика, и начинала понимать, что он лепит его из снега. Снежный снеговик за окном был похож на поролонового. «Это его братец!» — уважительно подумала Сосулька. Она разглядела, что дома сложены из кирпичей, очень похожих на те, что нарисованы на Картонном Домике.

«Какие огромные у него родственники!» — восхитилась она.

А ночью кто-то стал стучаться в оконные стёкла. В темноте было не разглядеть кто. «Может быть, мои сестрицы пришли в гости?» — заволновалась Стеклянная Сосулька и представила, как они прыгают на подоконнике и просятся в дом.

Но утром оказалось, что идёт дождь. Сосулька присмотрелась — нити настоящего дождя были такие же блестящие, как у ёлочного дождика. Снеговик прошептал грустно:

И в самом деле, снега за окном стало меньше. А ещё Сосулька заметила, что сестрицы её стали короче и тоньше. «Заболели!» — ахнула она и заплакала.

— Она плачет, как настоящая сосулька! — удивлённо сказал Картонный Домик.

— Смотрите, с неё капает вода! — зашелестел Дождик.

— Она растает! — ужаснулся Снеговик и сам побежал будить Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

— Чепуха! Стекляшки не тают! — Но его уже никто не слушал. Все видели, как с Сосульки стекают прозрачные капли!

— Она настоящая?! — спросили игрушки шёпотом.

— Конечно, настоящая! — подтвердил Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Тот, кто переживает о других, всегда настоящий!

Он сразу понял, о ком плачет Сосулька, и догадался, откуда взялась вода.

Что ж, она, бывает, затекает в игрушки. Красный Шар не раз купался за свою долгую жизнь. Он заботливо осмотрел Сосульку и нашёл в ней трещину.

«Не уберегли маленькую!» — вздохнул он, опустился на ветку рядом и долго-долго тихонько рассказывал, откуда берётся лёд и как сосульки за окном превращаются в звенящие ручейки, а потом становятся травой и цветами.

Розовый Поросёнок был когда-то розовым лоскутком. Просто тряпочкой, которая взялась неизвестно откуда. «Век мой короток… — думала тряпочка. — Буду вытирать пыль или мыть тарелки, быстро состарюсь, разлохмачусь, сотрусь до дыр, и тогда здравствуй, помойка!» Но как-то её достали, раскроили на много кусочков, а потом руки маленькие и руки большие сшили Поросёнка. Лоскуток был грустным, а Поросёнок улыбался, ведь ему нарисовали чудесный рот: от уха до уха.

Это маленькие руки взяли карандаш и нарисовали. А большие — пришили серебряные блёстки-глаза и сделали пятачок из пробки от какого-то пузырька. Сначала Поросёнок переживал, что пробку будет видно, но её обернули той же розовой тканью и Поросёнок получился весь розовый: от макушки до хвоста.

«Какая красота!» — восхитился Поросёнок, посмотрев на свои ножки.

«Какой я чудесный!» — восторженно подумал он, увидев ручки.

«Нет меня прекраснее!» — решил он, взглянув на живот.

А уж потом он посмотрел на руки, которые его сшили, — большие и маленькие.

«Они тоже ничего… Но всё-таки не такие розовые! Нет, я самый лучший, самый восхитительный Розовый Поросёнок на свете!»

Он задрал свой пятачок вверх и увидел лица, которые смотрели на него улыбаясь.

«Это — те самые, не очень розовые…» — мимоходом подумал Поросёнок и тоже им улыбнулся.

Надо сказать, что это вообще был улыбчивый Поросёнок. Он улыбался всегда. И тогда, когда ему сказали, что он будет жить на ёлке, и тогда, когда знакомился с ёлочными игрушками. В душе ему было жалко эти некрасивые стекляшки, то ли дело он — Розовый Поросёнок! Но как не улыбаться, когда во всех этих шарах, фонариках и звёздах отражаются розовые ушки и розовый пятачок! Только успевай голову поворачивать!

«Пусть я живу среди уродцев, — думал Поросёнок, — зато всегда могу любоваться собой, прекрасным Розовым Поросёнком!»

Ни в тот день, ни через неделю, ни через месяц Поросёнок так ни с кем и не подружился. Он не любил прыгать по веткам, раскачиваться на проводах гирлянды, никогда не кружился и даже ни с кем не разговаривал.

«Я прекрасен!» — восторгался он с утра до вечера и сам удивлялся, как можно было получиться таким прекрасным.

Иногда маленькие руки пытались с ним играть. Поросёнка сажали за маленький столик, ставили перед ним маленькие тарелки. Его клали в кровать и укрывали тёплым стёганым одеялом. А ещё катали в пластмассовой колясочке. Но он терпеть не мог такие игры. Любимым его занятием было смотреть на собственное отражение, а зеркальца в царстве маленьких рук не было.

Шло время. Потускнели серебряные блёстки, стёрлась нарисованная улыбка, выгорела розовая ткань, и почему-то стали расползаться швы по бокам, свисая неряшливыми нитками. И даже пробка-пятачок куда-то исчезла. Чего только не делает время!

— Что это за тряпочка у вас на ёлке? — спросил кто-то из гостей и взял в руки Розового Поросёнка.

Тот хотел улыбнуться, но у него не получилось. Ведь он привык улыбаться только своему отражению. Хотел сказать, что он самый великолепный, но потерял голос, ведь он годами ни с кем не говорил.

— Это Розовый Поросёнок! — объяснил кто-то. — Мы его когда-то вместе с мамой сшили. Она помогала его кроить, а потом пришивала голову. Вот эти стежки мамины, а эти — мои! Если бы ты знал, какой это был замечательный поросёнок! Он помещался в пластмассовую коляску, и я гуляла с ним по городу из кубиков и вырезанных из картона деревьев. Он капризничал за столом, не желая есть манную кашу. А потом не хотел спать днём — всё лежал с открытыми глазами и ворочался.

— Ты так интересно рассказываешь про эту тряпочку, — удивился гость.

— Ещё бы! Потом он стал принцем, и у него были свои подданные. Он ездил в старинном автомобиле, и каждый день я строила для него дворцы — один краше другого. Я даже как-то брала его на море, у него была самая высокая песчаная башня на берегу! Знаешь, сколько я рассказывала ему секретов и как внимательно он их слушал? Он настоящий друг — этот розовый поросёнок.

— Хм… Но теперь, извини, это просто тряпочка!

— Перестань! Он прожил жизнь, полную приключений!

Поросёнок попытался вспомнить дворцы, автомобиль, башню, море, но не вспомнил ничего, что уж там говорить о секретах… Поросёнок никогда их не слушал. Он никогда не был другом.

«Вся жизнь прошла мимо!» — с ужасом подумал он. И где-то внутри себя услышал грустный голос розового лоскутка: «Вот и прошла жизнь, значит — здравствуй, помойка!»

Он увидел совсем рядом серые глаза, которые смотрели на него с любовью, и даже порозовел от стыда.

— Как жаль, что я замечал только себя! — всхлипнул Розовый Поросёнок. — Как много у меня было, а теперь никогда-никогда… Ничего-ничего… Я — тряпочка…

— Знаешь, он ещё розовый, если приглядеться, — сказала сероглазая женщина. — И как внимательно на меня смотрит…

А Поросёнок действительно смотрел! Он впервые разглядел и сероглазую женщину, и те руки, которые его сшили.

«Они прекрасны!» — решил он и даже не удивился, что кто-то ещё прекрасен, кроме него.

Поросёнок огляделся… На ёлочных ветках плясали игрушки! Под ёлкой на корточках катал машину мальчик. Телевизор показывал мультики! За окном падал пушистый снег…

— Знаешь, вот тут я его зашью, приделаю пятачок, нарисую рот, и он будет лучше прежнего. Без него ведь и Новый год не Новый год. И может быть, даже Павлик захочет с ним поиграть!

«Лучше прежнего! — прошептал счастливый Поросёнок и торопливо добавил: — Я ведь друг! Хорошо, когда есть друзья… У меня их будет много-много…» А лоскуток, из которого он был сшит, понял, что проживёт ещё одну жизнь.

Почти все игрушки не знали, где родились. Некоторые смутно припоминали тёмные коробки и магазинные полки, но как они туда попали, было для них загадкой. Многие забывали даже то, что случилось в прошлом году. Если весь год спишь, начинаешь путать сны с явью.

И хотя звали его Зелёный Шарик, он помнил те времена, когда был прозрачным. И даже те, когда был стеклянной трубочкой!!! Да-да, ведь именно из них получаются стеклянные ёлочные игрушки.

Шарик помнил, что длинных трубок было много.

Высокие, одинаковые, прозрачные трубочки стояли в ящиках и мечтали, кем станут. Кто — то хотел превратиться в космонавта, кто-то стать бабочкой, кто-то — фонариком. И почти каждая мечта сбывалась. Только сначала все становились шарами.

Зелёный Шарик помнил, как из газовой горелки, похожей на факел, вырывалось синее пламя, и дядя Миша-стеклодув подносил к нему тонкую стеклянную трубку… Этот дядя Миша был настоящий волшебник, поэтому трубочки торопливо нашёптывали ему свои желания. Он внимательно слушал, а потом прогревал каждую заготовку над огнём, прямо посередине. Это было ужасно щекотно, так щекотно, что стеклянная трубочка размягчалась. Тут-то и начиналось настоящее волшебство! Дядя Миша, как музыкант, подносил её к губам и начинал дуть, словно это была дудочка. Посередине появлялся шар, сначала маленький, а потом всё больше и больше! Казалось, дядя Миша играет на трубке прекрасную мелодию, которая заполняет шар целиком, чтобы тихонько в нём петь и переливаться.

Те, кто хотел оставаться шарами, оставались ими навсегда, как Зелёный Шарик или Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Тех, кто хотел стать кем-то другим: зайцем, медвежонком, космонавтом или матрёшкой, — клали в специальную форму. Главное, чтобы шар попал туда горячим, только тогда стекло было мягким и могло превращаться дальше.

Зелёный Шар заворожённо смотрел на эти превращения. Игрушки ойкали, когда форма закрывалась, а через секунду хвалились друг перед другом:

Потом все прозрачные игрушки ехали на тележке в большую круглую машину, похожую на бочонок, где покрывались алюминиевой пыльцой и становились зеркальными.

Ах, какая красота! Теперь в них отражались лампочки, дядя Миша и всё-всё-всё, что было вокруг. Игрушки тут же начинали смотреться друг в дружку и корчить рожицы.

А самые нетерпеливые кричали, что они уже красивые, и хотели мчаться наряжать ёлки. Однако это было ещё не всё.

Бережно и осторожно, как принцев и принцесс, их везли к тёте Маше, которая заведовала Царством Разноцветья. Тётя Маша окунала каждую игрушку в ведёрко с краской, с краской самой нужной, самой подходящей! И, хотя делала это быстро, никогда не ошибалась. Мишки становились коричневыми, лисицы — рыжими, матрёшки — красными.

Зелёный шар очень переживал, какого он будет цвета: никак не мог выбрать лучший. Но когда тётя Маша опустила его в зелёную краску и он увидел себя, посмотрев в ещё не раскрашенную зеркальную грушу, то стал самым счастливым Шариком на свете. Тётя Маша не ошиблась: ему нужен был именно этот замечательный цвет — цвет ёлки и радости. Да, Зелёный Шарик решил, что радость — непременно зелёного цвета!

Потом игрушки высыхали. Это было долгое дело. Многие, устав от переживаний дня, засыпали и не слышали, как их уже везли в другой цех. В тот, где за длинными столами работали художники. Здесь было много кисточек и палочек, похожих на карандаши, яркой акварели и баночек с золотистой присыпкой. На каждой игрушке что-то рисовали. У мишек появлялись глаза, на шишках — серебряная изморозь, а на шарах — узоры. Зелёный Шарик не хотел, чтобы его разукрашивали. Он испугался палочек и кисточек: «Надо держаться от них подальше, а то от моей радости ничего не останется!» — и закатился в угол коробки. Художница тётя Зоя, хотя и была в очках, его не заметила. Она увлечённо рисовала серебряного оленёнка, и даже пела про него песенку: «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром рано!»

Зелёный Шарик смотрел, как тётя Зоя рисует одного оленёнка, второго, третьего, а потом уснул. И снилось ему, как они вместе едут на оленях к большой-пребольшой ёлке, которая пушистой макушкой упирается прямо в небо. А на небе, на небе что творится! Разливаются по нему весёлые краски вперемешку с золотой присыпкой. «Это северное сияние!» — говорит тётя Зоя. «По ёлке я обязательно до него доберусь!» — думает Шарик и ползёт вверх. Он лез, лез и лез, пока не проснулся.

Был уже вечер, но тётя Зоя всё так же рисовала оленят. С тех пор запах краски стал для Шарика запахом детства.

А радость оставалась зелёной. Каждый раз, когда сквозь дрёму он слышал ёлочный запах, зелёные волны ожидания чего-то хорошего прогоняли остатки сна. Шарик знал: вот-вот коробку откроют, он увидит растерянную ёлку и обрадуется, что снова, снова, снова Новый год!

Зелёный Шарик пытался рассказать обо всём этом игрушкам, но они смеялись, что ему всё приснилось.

— Стеклянные трубочки! — хихикали они. — Вот сочиняет!

Но я подтверждаю, что Шарик ничего не придумал, всё именно так и было.

Гирлянда не любила, когда её будят, достают из коробки и разматывают. Всякий раз она не хотела просыпаться и ждала, пока каждый пластмассовый фонарик снимут и проверят, не перегорела ли под ним лампочка. Фонариков много: жёлтые, красные, зелёные, синие, а провода у гирлянды белые.

— Лучше бы они были зелёными, — ворчит она. — И эти лентяи не скакали бы по мне по ночам!

Лентяями она называет всех, кто живет на ёлке. А ещё: «Бездельники! Лежебоки!»

Как-то Картонный Домик пытался ей возразить:

— Позвольте, лежите-то как раз вы! А мы — висим.

— Я могу и прилечь, — обиделась Гирлянда, — потому что тружусь с утра до ночи. Мигаю фонариками! А что делаешь ты, кроме того, что висишь?

Картонный Домик промолчал. Гирлянда была права: она мигала, а он лишь висел.

Гирлянда оплетала пушистые ветки снизу доверху, знала, что происходит на разных ёлочных этажах, и поэтому ворчала без остановки. Всё ей казалось не так.

— Ты кто? Щенок? — спрашивала она новичка. — Значит, должен висеть лицом к людям, а не поворачиваться к стенке.

— Мне трудно! — робко отвечал Щенок Тявка. — Я первый день на нитке. Вертит, знаете ли, туда-сюда!

— Трудно ему! — хмыкала Гирлянда. — У лентяя Федорки всегда отговорки!

— А ты чего в комок сбился? — накидывалась она на Дождик.

— Опять в догонялки с шариками играл! — фыркала Гирлянда. — Думаешь, если ты длинный и многорукий, то всех поймаешь? Сколько раз объяснять: они специально крест-накрест бегают, чтоб ты запутался!

Ворчит Гирлянда, но быстро-быстро расправляет узкие блестящие ленточки, ей спешить нужно: внизу кто-то ссорится.

— Что плачешь, Матрёшка? Зелёный Шарик обидел? Сказал, что ты толще его? А ты ему скажи, что он цвета болотной жабы!

Начнёт всхлипывать Шарик — Гирлянда к нему с советом:

— А ты её дразни: «Матрёшка-лепёшка — дырявая поварёшка»!

Посмотрят тогда Матрёшка с Шариком друг на дружку и скажут хором:

— Да нет на мне пыли! — обижается Серебряная Фея с пружинками — завитушками на голове, красавица и чистюля.

Но Гирлянда уже не слышит, она ищет тех, кто прячется под ветками.

Игрушки терпели. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку давно объяснил им, что в Гирлянде много энергии. От неё Гирлянда светится, от неё во всё вмешивается, от неё за всё переживает и даёт советы. «Но от неё радость света и тени, — добавлял Шар. — Поэтому на Гирлянду нельзя обижаться».

Игрушки про свет и тень понимали плохо, но видели, что Гирлянда трудится без отдыха. Когда люди идут спать, а все игрушки веселятся, она всё так же мигает лампочками — некогда остановиться передохнуть. Зато как весело, когда она светит по ночам! Миг — и вся ёлка вместе с игрушками становится красной! Ещё секунда, и всё — жёлтого цвета! Через мгновение Гирлянда станет зелёной, потом синей, а потом замигают все фонарики вперемешку — красота! Игрушки расшумятся, распрыгаются, бывало, и по Гирлянде скачут. Белые провода хорошо видны ночью, и кататься на них — одно удовольствие!

— Побегать любите, а завтра вас не добудишься, лежебоки!

— Ох, тётушка, главное ведь — это сегодня! — ответит какая-нибудь Снежинка.

Ветки превращаются в качели и горки, на них раскачиваются, по ним съезжают. А как весело играть в догонялки и прятки!

Впрочем, вначале всё было как обычно — игрушки смахивали пыль, причёсывали иголки на ветках, зевали и говорили друг другу: «С добрым утром!» И вдруг Дождик сказал:

Стеклянный Доктор Айболит тут же спустился к ней, послушал стетоскопом фонарики и объявил, что Папа Гирлянду выключил. Пластилиновый Ослик, с которым ещё недавно играл Павлик, грустно сообщил, что рано-рано Мама, Папа и Павлик уехали на дачу.

Разноцветный Попугай на прищепке покосился на Большой Красный Шар, увидел, что тот спит, и крикнул:

И тут же клюнул Яблоко, которое висело рядом, — оно было так похоже на настоящее! Яблоко ойкнуло и нечаянно толкнуло Зелёный Шарик. А вместо того, чтобы извиниться, сказало:

Зелёный Шарик разозлился и тоже решил делать что хочет, покатился и сбил Розового Поросёнка. Поросёнок упал на Картонный Домик, тот слетел с ветки, зацепив по пути Фонарик. Фонарик не удержался и задел Снежинку… Такая началась чехарда! Сколько запуталось ниток, сколько игрушек упало с веток, сколько было сказано обидных слов! Доктор Айболит кричал:

— Делать что хочется — это не значит безобразничать!

Так и повелось. Целыми днями все вспоминали, кто кого толкнул, и бежали толкать в отместку, мчались на верхушку, потому что все хотели жить только там, спорили, ругались и прогоняли тех, кого поселила туда Мама. Пыль никто не стряхивал, без яркого света Гирлянды серые пушинки было не раз — глядеть…

— Какая растрёпанная, некрасивая у нас ёлка! — ахнула Мама. — Игрушки висят кое-как, даже на полу валяются, дождик сбился, верхушка покосилась.

— Может, ветром форточку открывало? — сказал Папа и включил Гирлянду.

А Павлик заявил, что устал и хочет пить чай. Все пошли на кухню, а когда вернулись — ёлка была красивой, как в первый день Нового года.

— Это потому, что фонарики замигали, — объяснил Павлик. — С ними ёлка всегда красивее становится.

Щенок Тявка боялся всего на свете! В магазине боялся большого Санта-Клауса в очках, который то и дело поднимал и опускал руку с колокольчиком, вверх-вниз. Этот Санта смотрел прямо на Тявку, строго и недовольно! «Знаю, знаю, кто прячется за коробку!» — казалось, говорил он. Рядом с Сантой стоял Олень, вертящий головой вправо-влево. Голова была большая, рогатая. Оленя Тявка боялся ещё больше, чем Санта-Клауса.

«Он не просто по сторонам смотрит! Он меня ищет!» — дрожал Щенок и лез за большущую коробку с хлопушками. Там, зажмурившись, Тявка сидел несколько дней, пока продавщица не находила его и не возвращала на место.

Ещё Тявка боялся, что его не купят. И его действительно не покупали. Трудно разглядеть игрушку, которая прячется.

Он скулил от страха, когда хлопушки забирали покупатели. Боялся, что коробка опустеет, её выбросят и тогда он останется на полке один-одинёшенек. Вот тут-то Олень его и найдёт! Сразу!!!

Тявку купили в тот день, когда коробку убрали. Но, не успев обрадоваться, Щенок испугался снова. И кого? Сероглазого мальчика, который сжал его в ладошке. Потом — шуршащих фантиков в кармане курточки. А ещё темноты! «Почему в карманах не делают окон? Страшно!»

Только если всё время боишься, страхи притягиваются.

Через минуту Тявка снова очутился в ладошке и увидел, что несётся прямо к Оленю. Подумать только, его купили, чтобы скормить страшилищу!!! Ой-ой-ой! Секунда — и он очутился перед рогатой пластмассовой головой.

Олень замотал рогами. Что это значит? «Не съем» или «Не проси — всё равно съем»?

— Чей ребёнок? — крикнула продавщица. — Сейчас он свалит оленя!

«Это — Мама. Мама спасла меня от Оленя!» — благодарно подумал Тявка. Он лежал, уткнувшись носом в фантики, и думал, что с такой Мамой, наверное, вообще ничего не страшно…

Но если бояться всего на свете, тогда даже Мама бессильна.

Когда Щенок увидел ёлку, он испугался так, что прежние страхи показались ему чепухой.

«Какое чудище! Лапы расставило: вот-вот схватит! А колючек, колючек…» — Тявка боязливо поджал хвостик.

Он не узнал дерево. В магазине на ёлочных ветках было столько блестящей мишуры и игрушек, что иголок не было видно.

Бесстрашный Павлик подошёл к чудищу близко-близко, а Тявка в его ладошке зажмурился и подумал: «Мама спасёт!»

— Павлик, где твой щенок? — ловко привязала к Тявке ленточку и повесила прямо на колючую лапу. — Это твой дом. Сторожи его.

Тявка открыл левый глаз. Где дом? Кто дом? Эта колючая страхолюдина?

Он увидел рядом острые иглы и снова закрыл глаза. Так и висел, зажмурившись, пока всю ёлку не нарядили.

— У нас новичок! — услышал Тявка. — Хорошенький стеклянный щенок!

«Это чудовище разговаривает!» — решил Тявка и зажмурился ещё крепче.

— Однако он болен? — сказал кто-то другим голосом. — Ему не нарисовали глаза.

— Не повезло малышу, — зазвучало много голосов сразу. — Наверное, на заводе не хватило краски.

«Чудовище не может говорить разными голосами», — решил Тявка. Он уже хотел сказать, что у него очень красивые карие глазки, но лишь открыв их, зажмурился снова.

В комнате сидел кто-то Лохматый! Чудовище, пострашнее Оленя! Тявка не успел рассмотреть его хорошенько, только увидел полную пасть зубов и огромный язык. Ой-ой-ой!

Тут же послышался топот, и Павлик, запыхавшись, сказал:

— Познакомься! Ты щенок настоящий, а это игрушечный!

От любопытства у Тявки даже в носу зачесалось! Где щенок настоящий? Интересно, он тоже зажмурился? Тявка приоткрыл правый глаз и носом к носу, как когда-то с Оленем, столкнулся с Лохматым!!! Тот бил хвостом по полу и улыбался.

Только Тявка от страха не увидел улыбки. У него вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и он словно в чёрное болото свалился.

А когда пришёл в себя, Лохматого не было, рядом стоял только Доктор с шоколадкой в руке.

— Очнулся, голубчик! — ласково сказал он, а игрушкам объявил: — Всё хорошо! Щенок зрячий!

По ёлке словно ветерок пролетел, все зашептались: «Новичок пришёл в себя! Он с глазками!» — и поспешили к Тявке.

Как-то неудобно жмуриться, когда тебя обступили со всех сторон, и Щенок поздоровался, стараясь не смотреть на иголки.

Его стали расспрашивать, в каком магазине он продавался, с кем дружил и было ли там весело. Щенок уныло опустил голову.

— На меня смотрел Санта-Клаус. А Олень искал, чтобы съесть!

— Олени не едят щенков, — сказал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Только траву.

— Зачем же я боялся?! — ахнул Тявка и рассказал, как плохо ему жилось в магазине.

Щенка расспрашивали, что за игрушки продавались вместе с ним, как были украшены витрины, сколько приходило покупателей и были ли среди них маленькие, самые главные.

Тявка смутился. Он почти всё время сидел, зажмурившись, и ничего не запомнил.

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: