КАК ИННОВАЦИОННАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ В СИСТЕМЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ КАЧЕСТВА УНИВЕРСИТЕТСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Исследования историков науки однозначно свидетельствуют о том, что прежний образ любой конкретной науки как автономного образования существенно изменился. Во второй половине XX и в начале XXI в.в. были кардинально пересмотрены существовавшие долгое время рамки, декларируемые позитивизмом, между одной наукой и другими. Конституируется целый ряд взаимодействующих между собой сфер познания на основе интегрального принципа. Альберт Эйнштейн, например, объединил в теории относительности положения неевклидовой геометрии и механики. На пересечении логики и математики возникла математическая логика; на основе сочетания математики и лингвистики – математическая лингвистика; семиотика возникла на базе лингвистики и логики; психолингвистика явилась результатом соединения лингвистики и психологии; социолингвистика – продукт соединения социологии и лингвистики; на основе когнитологии и лингвистики – когнитивная лингвистика; на пересечении социальной антропологии, культурологии и лингвистики – лингвокультурология, на стыке антропологии и лингвистики – антропологическая лингвистика. Методологический базис последних еще только закладывается.

Объективной данностью большинства из перечисленных выше наук является однозначно эксплицируемый антропоцентризм, что нашло свое отражение в наименовании таких наук как: антропологическая философия, антропологическая культурология, антропологическая лингвистика и целый ряд других новых наук интегрального плана. Следовательно, антропоцентризм - это наукоемкая понятийная константа. «Когда речь идет о человеческом факторе, то имеется в виду вся совокупность свойств человека (социальных, психологических, биологических), которые так или иначе проявляются в его деятельности и тем самым влияют на процессы, протекающие в обществе» [Ломов 1996:49]. В этом определении, как и в других дефинициях сущности человека, отсутствует составляющая атрибуции человека – его язык.

В настоящей публикации предпринята попытка в первом приближении изложить объективно существующую взаимосвязь между разными науками в аспекте инновационных возможностей в системе обеспечения качества университетского образования на примере антропологической лингвистики как интегральной науки о человеке, его языке и культуре.

Анализируя положение дел в лингвистике во второй половине ХХ века, лингвисты едины в одном: произошла смена научной парадигмы. В качестве отличительных парадигмальных черт современной лингвистики Е. С. Кубрякова [Кубрякова 1995:207] называет следующие:

- функционализм, или, скорее, неофункционализм,

“Сам факт смен парадигмы, - пишет Р.М. Фрумкина, - представляется мне бесспорным и не нуждается в дополнительных обоснованиях или примерах. Иное дело – анализ и осмысление: что, как и когда изменилось, что конкретно позволяет говорить именно о смене парадигмы, а не об очередной моде и т.п. Впрочем, это отдельная задача, которая выходит за пределы нашего рассмотрения” [Фрумкина 1995:75].

Отметим, что смена научных парадигм является одним из инновационных факторов в науке. Она не носит триггерного характера, т.е. не является революционным актом типа легитимной или не легитимной смены власти в ограниченных временных рамках. Ее формирование, как правило, совершается внутри предшествующих парадигм и носит эволюционный характер. На каждом из этапов становления и самоутверждения каждой из них доминирует определенная парадигма, составляющими которой являются минимум два или более парадигмально значимых признака.

В конце второй половины ХХ века, как известно, фокус лингвистических исследований сместился в направлении от “язык в человеке” к “человек в языке”. Данное обстоятельство имплицировало обращение к теме человеческого фактора не только в лингвистике, но и в других науках ([Малинович 1983].) “Обращение к теме человеческого фактора свидетельствует о важнейшем методологическом сдвиге, наметившимся в современной лингвистике, о смене ее базисной парадигмы и переходе от лингвистики имманентной с ее установкой рассматривать язык сам в себе и для себя к лингвистике антропологической, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно практической деятельностью” [Постовалова 1988:8].

Перестановка составляющих этой диады имеет принципиально важное значение, как для теории языка, так и для новых поисков манифестации мира человека и окружающего его мира, для вычленения и обоснования новых семантических пространств в их тесной взаимосвязи в реальном и виртуальном бытии человека. Эта диада отражает действенность природы языкознания, которое колеблется между двумя полюсами – абстракцией когнитивных универсалий и конкретностью человека, погруженного в семиосферу языка и культуры.

Сам постулат о смене парадигм, малоинформативен. Малоинформативен он потому, что за его рамками остается вопрос о содержательной сущности той или иной парадигмы, о ее разрешающих возможностях, о том, чем она отличается в инновационном аспекте от предшествующих парадигм, или от существующих, что следует понимать под той или и иной парадигмой. Истинна она или ложна. Принять тот или иной постулат априори, это значит бродить “в потемках”, что открывает широкие возможности для популяризации различных теоретически привлекательных посылок и научных “школ” без должного научного обоснования. Постулаты как и догматы - это положения, принимаемые на веру без доказательств. Они не подлежат обсуждению.

Как известно, каждая конкретная научная теория требует содержательного прояснения, а ее «глубина» тесно связана с богатством ее содержания (Э. Гуссерль, К. Поппер).

Как было отмечено выше, Р. Фрумкина за рамками своего анализа оставила вопрос осмысления понятия смена парадигм. Попытаемся в первом приближении подойти к решению этой задачи с целью определения теории антропологической лингвистики как интегральной науки о человеке, его языке и культуре в аспекте инновационных возможностей. При этом будем руководствоваться научно выверенными критериями. Так, например, один из авторитетных специалистов по научным революциям Т. Кун, обсуждая проблему выбора теории, сформулировал основные стандартные критерии добротной научной теории: точность, непротиворечивость, область приложения, простота и плодотворность. [Кун 1996:62}. В контексте наших рассуждений относительно новой научной парадигмы, именуемой антропологической лингвистикой, все эти критерии релевантны. Принципиально актуален критерий: - теория должна быть плодотворной, открывающей новые горизонты исследования; она должна раскрывать новые явления и соотношения, ранее остававшиеся незамеченными среди уже известны.

Смена научных парадигм в любой науке, в том числе и в лингвистике, является объективным процессом научного познания в поступательном движении. Это длительный процесс. Ни одна из вновь формирующихся новых наук не была и не есть эклектическим соединением разных отраслей знания. В каждой из них имеется определенная доминанта, отражающая их понятийно-содержательное основание. Этот процесс интегрального плана далеко еще не завершен. Он продолжается и будет продолжаться в направлении более сложного синтеза не только двух, но и большего числа наук. Таким образом, происходит расширение содержательной сферы науки. Намечая перспективы грядущих научных революций и появление новых наук, задачу каждой из них известный британский философ определил следующим образом:

“Традиционная наука является редукционистской, новая наука должна быть в с е с т о р о н н е й. Она должна быть реалистической в отношении человеческого мира. От нее будет требоваться понимание человеческого существа как одновременно ментального и физического, как себя и как другого, индивидуального и социального, свободного и детерминированного, временного и невременного, внутреннего и внешнего, предсказуемого и непредсказуемого. Работа, приводящая к следующей научной революции, будет заключать в себе и показ того, как эти, казалось бы, взаимно исключающие свойства фактически оказываются дополняющими“ [Прист 2000: 279-280]. Это новый комплексный подход к познанию его бытия. Здесь не названы ни конкретные составляющие, которые могут быть, заимствованы из других человековедческих наук, ни понятийные константы, обязательные для любой науки. Нет речи и о таком важном научном элементе как моделирование объекта – общечеловека и человека как представителя конкретного этноса.

Лингвисты пошли в этом отношении значительно дальше философов, работая в направлении создания модели общечеловека, конкретизируя составляющие моделирования человека с привлечением данных различных наук. Н.Д. Арутюнова, отмечает, что моделирование человека глубоко противоречиво и далеко не всегда достоверно, а поэтому требует разработки специальных методов исследования. «Вместе с тем, - пишет она, - воссоздание модели общечеловека, человека исторического и индивида представляет чрезвычайный интерес и можно надеяться, что оно будет продолжено совместными усилиями лингвистов, антропологов, этнографов, мифологов, психологов, философов и культурологов» [Арутюнова 1999:10].

Этот факт свидетельствует о том, что на пороге третьего тысячелетия, на стыке антропологической философии, социальной антропологии, культурологии и лингвистики формируется новая интегральная наука, именуемая антропологической лингвистикой.

При выяснении статуса антропологической лингвистики в аспекте ее содержательно инновационных возможностей необходимо обратиться, хотя бы к краткому анализу (рамки настоящей публикации, к сожалению, не позволяют сделать это более подробно) той культурно-исторической и научно-исторической традиции обсуждения антропоцентризма, которая складывалось на протяжении двух последних столетий. В противном случае причины современного состояния этой проблемы, имеющей глубокий историко-философский и научно-исторический фон, остались бы не выясненными.

Историческая рефлексия в широком спектре междисциплинарного плана предполагает не только перчисление и анализ различных точек зрения, но также, и это наиболее важно, выяснение теоретических оснований методологической природы, позволяющих или не позволяющих “вписаться” указанной проблематики в русло тех или иных научных парадигм современной теоретической лингвистики, определяемых в явной или неявной форме конкретными теоретическими концепциями философского и прикладного характера относительно сущности языка как неделимого целого. Данное обстоятельство диктует необходимость выяснения философских оснований методологического плана, без чего невозможен подлинно научный анализ и научно-корректное обоснование легитимности новой парадигмы в теории языка.

Основной вопрос: надуманность (a priori) или есть веские объективные основания вести речь об антропологической лингвистике на современном витке знаний? В такой постановке вопроса нет ничего необычного. Тот, кто знаком с историей лингвистических учений, знает, что на американском континенте, на рубеже XIX-XX вв. в недрах этнографии сформировалось этнолингвистика. Этот термин в работах американских лингвистов иногда заменяется термином “антропологическая лингвистика” [Heujer, 1961; Этнолингвистика 1990; Foley, W. 1997].

Один из видных представителей традиционной американской этнолингвистики Г. Хойер оперирует двумя равноценными понятиями: антропологическая лингвистика и этнолингвистика. Анализируя основные направления европейской и американской лингвистики в период с 1930 по 1960 годы, он определил ее содержательную сущность следующим образом:

“Антропологическую лингвистику можно кратко охарактеризовать как область лингвистического исследования, посвященную в основном синхронному и диахронному изучению языков, на которых говорят народы, не имеющие письменности” [Хойер 1961:284]. Объектом ее анализа были бесписьменные языки индейцев Северной, Средней и Южной Америки. В дальнейшем объектом анализа избираются языки народов Африки.

Начало собственно лингвистическому научному анализу этих языков было положено Францем Боппом и продолжено целым рядом других исследователей, в частности таким широко известным лингвистом, как Эдвард Сепир. За время своего существования этнолингвистика пережила определенную содержательную эволюцию. Первоначально изучение таких языков было сконцентрировано на изучении их как “вещь в себе”, т.е. на изучении их формальных свойств, что было совершенно закономерно на начальных этапах их изучения.

Постепенно фокус изучения смещается в направлении их классификации и культуре их носителей. Заключая содержательно-аналитический обзор этнолингвистики и отмечая положительный вклад лингвистов-антропологов в науку, Г. Хойер пишет, что эта лингвистика является “…той областью, где создано меньше всего серьезных практических или теоретических научных трудов” [Хойер 1961:306]. Он называет ряд причин такого положения дел. Преимущественно это причины субъективного порядка, как-то: отсутствие у этнолингвиста почти равных познаний в лингвистике, антропологии, психологии, а также отсутствие достаточно глубокого владения изучаемыми языками. По всей вероятности, это так. Но, как нам представляется, объективной причиной такого положения дел было отсутствие до недавнего времени в науке таких понятий, как: этнопсихология, ментальность, этносознание, этносемантика, этнокультура, среда обитания и ряд других. Отсутствовал общий понятийный интеграл, который бы позволил расширить рамки обсуждемых проблем.

Этнолингвистика и этнография конституировались как автономные науки. Этнологи, изучая жизнь и быт, особенно жизнь и быт так называемых “примитивных” людей, не считали обязательным обращаться к их языку. Наиболее радикальным в этом отношении было мнение известного представителя британской социальной антропологии (этнологии) Б. Малиновского Он обратил внимание на возможность интегрального изучения этнолингвистики и этнографии

Задачу антрополога он ограничивал наблюдением за примитивным человеком во время его основных занятий, как он от работы приходит к магии и от магии к работе, вникая в его настроения и прислушиваясь к его высказываниям. Но при этом Б. Малиновский не исключал возможность обращаться к языку. “К решению этой проблемы, - писал он, - в целом можно было бы подступиться со стороны языка, но это завело бы нас слишком далеко в сферу логики, с е м а с и о л о г и и (выделено нами – Ю.М., М.В.), теории примитивных языков» [Малиновский 1998:35]. Таким образом, здесь в модальности «можно было бы» имеет место понимание необходимости интегрального подхода к этнолингвистике, которая бы учитывала объективно существующая взаимосвязь между языком и культурой. Но это мнение Б. Малиновского осталось без внимания, что также явилось одной из причин, почему в рамках традиционной этнолингвистики создано мало серьезных теоретических и практических работ. Фактически эта наука оказалась редукционистской.

В эксплицитной форме такая взаимосвязь между языком и культурой была намечена в свое время Ф. де Соссюром, который писал, что, если кто-то хочет обнаружить истинную природу языка, должен обратить внимание на то общее, что есть в нем и в других системах того же порядка, благодаря чему «… не только прольется свет на проблемы лингвистики, но, как мы полагаем, при рассмотрении обрядов, обычаев и т. п. как знаков все эти явления также выступят в новом свете, так что явится потребность объединить их все в рамках семиологии с е м и о л о г и и и разъяснить их законами этой науки» [Соссюр 1977: 55]. Не подлежит сомнению, что обычаи, обряды, ритуалы – это однозначные экспоненты культуры.

Поэтому в качестве общего корня методологической значимости антропологической лингвистики следует избрать не абстрактно-обобщенное понятие “антропоцентризм”, а конкретное – биопсихосоциальная природа человека в его объективно существующей взаимосвязи с языком и культурой. Вокруг этого интегрального корня развертывается вся система лингвистически значимых наук: социолингвистика, психолингвистика, биологическая лингвистика, когнитивная, аксиологическая, дискурсивная и ряд других лингвистик, а также, и это следует особо подчеркнуть, лингвокультурология и межкультурная коммуникация. Методологически значимое понятие биопсихосоциальная природа человека, его языка и культуры в самых разнообразных формах жизнедеятельности человека в современном мире является креативной константой эвристической значимости этой науки.

Обсуждаемые в лингвокультурологии проблемы в их теоретической и прикладной значимости должны явиться исходной базой для разработки теории и практики лингвокультурологии и межкультурной коммуникации. В связи с этим следует обратить внимание на то, что в последнее время все чаще и чаще лингвисты оперируют понятиями индоеврпейская культура и язык как концептуальная система. Конституируется новая прикладная дисциплина – семиотика индоевропейской культуры с ее ориентацией на концептуальные системы, изучающие взаимодействие языка и культуры в диахронии (Ю.С.Степанов, С.Г. Проскурин 1993; Проскурин 2005).

Все перечисленное выше однозначно свидетельствует о том, что объект антропологической лингвистики значительно расширяется не только в синхронии, но и в диахронии. Она конституируется как новая содержательно всесторонняя в отношении человеческого мира интегральная наука. Поэтому ее содержательная глубина и перспективность не вызывают сомнений. Это и есть ее инновационный потенциал в аспекте приращения новых теоретических и практических знаний. Вполне закономерно, что это обстоятельство диктует настоятельную необходимость обеспечения качества системы гуманитарного образования на новом витке знаний посредством инновационных технологий в средних и высших учебных заведениях различного профиля Российской Федерации.

В заключение отметим: на проходящем международном симпозиуме в Испании (2008 г.) обсуждались тенденции и перспективы развития антропологической лингвистики в Европе, в том числе и в России (иркутская школа антропологической лингвистики). В библиографическом списке названы научные работы, выполненные в рамках этой школы: Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории. Коллективная монография (2003 г.), Внутренний мир человека: Семантические константы. Коллективная монография (2007 г.), Личность и модусы ее реализации в языке (2008 г.). См. [Khokhlov 2008].

1. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории. Коллективная монография к юбилею член-корр. РАН, доктора филологических наук Н.Д. Арутюновой / Ред. и общее научное руководство Ю.М. Малиновича. – М.: ИЯ РАН; Иркутск: ИГЛУ, 2003.

2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Языки русской культуры, 1999.

3. Внутренний мир человека: Семантические константы. Коллективная монография к юбилею доктора филологических наук, профессора Ю.М. Малиновича / Ред. профессора М.В. Малинович. – Иркутск: ИГЛУ, 2007.

4. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца ХХ века. Под ред. академика Ю.С. Степанова. – М.: РАН ИЯ, 1995.

5. Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории // Современная философская наука: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада: Учебная хрестоматия. 2-е изд., перераб. и доп.. – М. Логос, 1996. С. 61-81.

6. Личность и модусы ее реализации в языке. Коллективная монография к юбилею доктора филологических наук профессора Ю.М. Малиновича / Гл. ред. доктор филологических наук, профессор, член-корр. РАН В.А. Виноградов. – М.: ИЯ РАН; Иркутск: ИГЛУ, 2008.

7. Ломов Б.Ф. Системность в психологии. – М.: Изд-во “Институт практической психологии”. Воронеж: НПО “МОДЭК”, 1996.

8. Малинович Ю.М. Философский аспект человеческого фактора в теории языка и теории познания // Наука и общество. Вып. I. Тезисы докладов и выступлений на Всесоюзной научно-теоретической конференции 3-6 октября 1983. – Институт философии АН СССР. Философское общество СССР. – Иркутск, 1983. – С. 116-118.

9. Малиновский, Бронислав. Магия. Наука и Религия. Пер. с англ. А.П. Хомик. – C E U “Рефа-бук”, 1998.

10. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. –М. 1988. – C. 8-69.

11. Прист С. Теория сознания. – Пер. с англ. – М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000.

12. Фрумкина Р.М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца ХХ века. Под редакцией академика Ю.С. Степанова – М.: РАН ИЯ, 1995.

13. Проскурин С.Г. Семиотика индоевропейской культуры: Учебник. – 2-е изд. перераб. и испр. – Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2005.

14. Соссюр Ф. де. Труды по общему языкознанию. – М. 1977.

15. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в период двоеверия. – М. 1993.

16. Этнолингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. – М. Советская энциклопедия, 1990. – С. 597-598.

17. Foucault, M. Der anthropologische Zirkel [Text] / M. Foucault. – Berlin: Merve –Verlag, 2003.

18. Foley, W. Anthropological Linguistics. An Introduction [Text]. W. Foley. – Oxford: Blackwell Publishers, 1997.

19. Hoijer, H. Anthropological Linguistics // Trends in European and American Linguistics 1930-1960 [Text]. – Utrecht / Antwerp, 1961. Русск. пер. Г. Хойер. Антропологическая лингвистика // Новое в лингвистике. Вып. IV. – M.: Прогресс 1965. – С. 284-305.

20. Khokhlov, Dmitry. Anthropologische Linguistik in Rußland: Tendenzen und Perspektiven für die germanistische Sprachwissenschaft // Estudios Filologicos Alemanes. – Sevilla, 2008. 15. –S. 125-134.

Иркутский государственный технический университет

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: