Монах, который продал свой «феррари»

Жизнь для меня – это не свеча, это горящий факел, данный мне на время, и я хочу, чтобы он горел как можно ярче, прежде чем я передам его будущим поколениям.

Он просто рухнул на пол в переполненном зале суда. Он был одним из самых авторитетных адвокатов в стране. Он в равной степени прославился как своими итальянскими костюмами по три тысячи долларов каждый, облекающими его упитанное тело, так и чередой с блеском выигранных процессов. А я застыл на месте, оцепенев оттого, что происходило на моих глазах. Великий Джулиан Мэнтл был сейчас низведен до уровня жертвы и корчился по полу, как беспомощный младенец. Его покрытое потом тело вздрагивало, как у умалишенного.

Все происходящее потом виделось мне как в замедленной съемке. «О Боже, С Джулианом плохо!» – вскрикнула его помощница, указывая нам на ошеломляющую очевидность происходящего. Судья выглядела растерянной и что-то быстро говорила по телефону, специально установленному для нее на случай чрезвычайных обстоятельств. Я же просто застыл, потрясенный. Пожалуйста, не умирай, старый дуралей. Тебе еще рано выходить из игры. Ты не заслужил подобной смерти.

Судебный исполнитель, неподвижно сидевший до этого, как набальзамированный истукан, ринулся в бой и стал делать искусственное дыхание поверженной легенде правосудия. Рядом склонилась помощница, ее длинные светлые кудри свесились над багровым лицом Джулиана. Она нашептывала слова утешения, которые он, конечно же, слышать не мог.

Я знал Джулиана семнадцать лет. Когда мы познакомились, я был молодым студентом юрфака, и один из его партнеров нанял меня на летнюю практику. Джулиан к тому времени уже был блестящим адвокатом, человеком красивым и бесстрашным, грезившим о собственном величии. Он был восходящей звездой своей фирмы, ему прочили блестящую карьеру. Помню, как однажды я засиделся допоздна на работе и, украдкой заглянув в его роскошный угловой кабинет, обнаружил там на массивном дубовом столе рамку с высказыванием Уинстона Черчилля. Эта цитата многое говорила о том, что за человек был Джулиан.

Убежден, что сегодня мы – хозяева своей собственной судьбы, что нам по силам превозмочь испытания, которые выпали на нашу долю; что преодолеть бремя трудов и страданий мне по плечу. И пока мы свято верим в наше дело и наша воля к победе несгибаема, победу у нас не отнять.

И поступки Джулиана не расходились со словами. Выносливый, энергичный и напористый, он был готов работать по восемнадцать часов в сутки ради успеха, который, по его убеждению, и был его предназначением. До меня доходили слухи, что его дед был известным сенатором, а отец очень авторитетным федеральным судьей. Было видно, что Джулиан вырос в зажиточной семье и что на своих плечах, облаченных в пиджак от Армани, он нес надежды и ожидания своей семьи. Но должен признать: он сам выбирал свою дорогу. Он был настроен все делать по-своему – и любил устраивать представления.

Театральные выходки Джулиана в зале суда не сходили с первых страниц газет. Богатые и знаменитые стекались к нему толпами в поисках превосходного юриста, нахрапистого, блестящего тактика. Его поведение вне зала суда, безусловно, тоже было всеобщим достоянием. На нашей фирме ходили легенды о его ночных визитах в лучшие рестораны города с молодыми и сексапильными фотомоделями и о его бесшабашных пьяных оргиях с компанией любивших поскандалить брокеров, именуемой им «моей подрывной командой».

В то лето он выступал в качестве защитника в одном сенсационном деле об убийстве. Не могу толком понять, почему именно меня он выбрал своим помощником. Хотя я закончил юридический факультет Гарварда, alma mater Джулиана, я, безусловно, не был самым толковым практикантом на его фирме, а мое генеалогическое древо не содержало голубых кровей. Недолго прослужив в Военно-морском флоте, мой отец всю оставшуюся жизнь проработал охранником в местном банке. А моя мать выросла без особого шика в Бронксе.

И все же он выбрал именно меня из целой толпы соискателей, желающих получить место его помощника на процессе, впоследствии названном «процессом всех процессов об убийствах»: ему понравилась моя «голодная хватка». Мы, разумеется, выиграли, и управляющий фирмы, которому предъявлялось обвинение в зверском убийстве жены, стал свободным человеком – настолько свободным, насколько ему это позволяли остатки совести.

В то лето я много чему научился. Это был не просто урок того, как возбудить сомнение там, где его нет и в помине. Любой адвокат, который не зря ест свой хлеб, с этим бы справился. Это был урок в психологии победы – и редкая возможность наблюдать работу мастера. Я впитывал все, как губка.

По приглашению Джулиана я стал сотрудником его фирмы. Между нами быстро установились по-настоящему дружеские отношения. Признаюсь, работать с ним было нелегко. Обязанности его помощника предполагали нервотрепку, перераставшую порой в ночные крикливые споры. Это было его стилем. Этот человек не мог ошибаться. Однако за его жесткой внешностью скрывался некто, кому окружающие были явно небезразличны.

Как бы он ни был занят, он всегда спрашивал о Дженни, которую я все еще называю «своей невестой» – хотя мы с ней поженились еще до моего поступления на юрфак. Узнав от другого практиканта, что у меня проблемы с деньгами, Джулиан выбил мне приличную стипендию. Безусловно, он мог вести жесткую игру с самыми сильными соперниками и, безусловно, любил и покутить, но в то же время никогда не забывал о своих друзьях. Проблема заключалась в том, что Джулиан был одержим своей работой.

В первые годы он оправдывал свои долгие часы работы тем, что «делает это для блага фирмы» и что «следующей зимой уж точно» возьмет месяц отпуска и съездит на Каймановы острова. Однако время шло, о блестящих успехах Джулиана узнавали все больше, а работы все прибавлялось. Ему предлагали вести все более серьезные и интересные дела, и Джулиан, не привыкший отступать, выкладывался все больше и больше. В редкие спокойные минуты он признавался, что не может спать больше пары часов, не просыпаясь от чувства вины, что не работает над документами по делу. Скоро мне стало ясно, что он был поглощен жаждой большего – еще большего престижа, славы и денег.

Как и ожидалось, все у него складывалось чрезвычайно удачно. Он достиг всего, о чем мечтает большинство: профессиональной репутации звезды с доходом, выражавшимся семизначной цифрой, с роскошным особняком в районе, где селились знаменитости, с личным самолетом, виллой на тропическом острове и с его гордостью – сверкающим красным «феррари», припаркованным прямо на дороге, ведущей к особняку.

И все же я знал, что все обстояло не так чудесно, как могло показаться. Я ощущал, что над ним нависла угроза, – не потому, что был проницательнее других на фирме, а просто потому, что проводил с ним больше времени. Мы всегда были вместе, потому что всегда работали. Спешка никогда не спадала. На подходе всегда было какое-то громкое дело, еще крупнее предыдущего. А при подготовке к процессу Джулиан не знал, что значит «достаточно». А что случится, если судья, не приведи господь, задаст этот вопрос или тот? Что будет, если мы недостаточно изучили обстоятельства дела? Что произойдет, если его застигнут врасплох в переполненном зале суда, как оленя, пойманного в лучи автомобильных фар? И мы выкладывались, и меня так же затягивало в его мирок, ограниченный пределами работы. Мы превратились в двух рабов, прикованных к часовой стрелке, окопавшихся на 64-м этаже монолитного здания из стекла и бетона. И в то время как большинство нормальных людей сидели дома в кругу семьи, мы, влекомые миражом успеха, думали, что ухватили бога за бороду.

Чем больше времени я проводил с Джулианом, тем лучше видел, что он закапывает себя все глубже. Словно над ним довлела тяга к смерти. Он никогда ничем не был доволен. В конце концов, его брак распался, он перестал общаться со своим отцом и, хотя о его материальном благополучии мог мечтать любой, он так и не нашел того, что искал. Эмоциональное, физическое и, конечно же, духовное опустошение давало о себе знать.

В возрасте 53 лет Джулиан выглядел стариком, которому перевалило за семьдесят. В результате его бескомпромиссного подхода к жизни по принципу «пленных не брать» и чудовищного стресса, вызванного рваным ритмом бытия, его лицо избороздили глубокие морщины. От полуночных обедов в дорогих французских ресторанах, толстых кубинских сигар и коньяка, который он пил рюмка за рюмкой, он до неприличия растолстел. Он все время плакался, что устал от своей усталости. Он утратил чувство юмора и, кажется, навсегда разучился смеяться. Некогда энергичный характер Джулиана уступил место смертельной мрачности. Лично я думаю, что его жизнь утратила всякий смысл.

Увы, но, похоже, и острота реакции в зале суда стала его покидать. Если прежде он ошеломлял присутствующих своими красноречивыми и безупречными аргументами, то теперь он часами разводил философию по вопросам, которые имели отдаленное, если вообще имели, отношение к ходу судебного разбирательства. Там, где прежде он изящно парировал реплики противоположной стороны, теперь он прибегал к едкому сарказму, испытывая терпение судей, ранее считавших его гением юриспруденции. Словом, жизненный огонек Джулиана начал мерцать и подрагивать.

Это было не просто напряжение бешеного ритма жизни, превращавшего его в кандидата на раннюю кончину. Я чувствовал, что причина здесь глубже. Это было похоже на духовный кризис. Почти каждый день он говорил мне, что утратил вкус к работе, что вокруг пустота. Начинающим юристом, говорил Джулиан, он действительно любил Закон, хотя и попал в юриспруденцию благодаря социальному положению родителей. Тонкости права и уровень предлагаемых проблем очаровывали его и наполняли энергией. Он был вдохновляем и движим уже самой способностью Закона влиять на социальные перемены. Тогда он был не просто отпрыском богатой семьи из Коннектикута. Он и вправду считал себя призванным использовать свой очевидный дар на благо другим. Это представление придавало смысл его жизни. Оно указывало ему цель и окрыляло душу.

Среди причин краха Джулиана, кроме пошатнувшегося интереса к своей профессиональной деятельности, было кое-что еще. Задолго до моего прихода на фирму он пережил большую трагедию. По словам одного старшего компаньона, с ним случилось нечто и вправду неописуемое, но мне так и не удалось разговорить кого-нибудь на этот счет. Даже известный своей болтливостью партнер Джулиана, старик Хардинг, проводивший больше времени в баре отеля Ритц-Карлтон, чем в своем пугающе огромном кабинете, сказал, что дал обет молчания. Я подозревал, что, какой бы ни была эта глубокая и темная тайна, именно она каким-то образом связана с его стремительным падением. Конечно, мне и просто было любопытно, но в первую очередь я хотел помочь ему. Он был не только моим наставником. Джулиан был моим лучшим другом.

Потом случилось это – тот обширный инфаркт, который низверг блестящего Джулиана Мэнтла на землю и напомнил ему о бренности его собственного существования. Это произошло в понедельник утром, в самой середине зала заседаний под номером 7, того самого, где мы выиграли «процесс процессов об убийстве».

Это было внеочередное собрание всех членов фирмы. Едва протиснувшись в зал заседаний, я уловил, что дела очень серьезны. Старик Хардинг обратился к собравшимся первым:

– Боюсь, у меня для вас скверные новости. Вчера у Джулиана Мэнтла случился тяжелый сердечный приступ в зале суда, когда он выступал по делу авиакомпании «Эйр Атлантик». Сейчас он в реанимации, но врачи заверили меня, что его состояние уже стабилизировалось и он поправится. Однако Джулиан принял решение, о котором, полагаю, вам всем следует знать. Он решил покинуть нашу семью и отказаться от юридической практики. Он не вернется на фирму.

Я был потрясен. Я знал, что у Джулиана хватает неприятностей, но никогда не думал, что он уйдет. К тому же после всего, что мы пережили вместе, я считал, что с его стороны было бы тактичнее сообщить мне о своем решении лично. Он даже не пожелал, чтобы я навестил его в больнице. Медсестрам было велено говорить мне, что он спит и его нельзя тревожить, в какое бы время я ни зашел. Он даже отказался отвечать на мои телефонные звонки. Может, я напоминал ему о той жизни, которую он хотел забыть. Кто знает? Скажу вам лишь одно. Мне было больно.

Все это случилось больше трех лет назад. Позднее Джулиан отправился в какую-то экспедицию в Индию – это было последнее, что я о нем слышал. Он сообщил одному из своих партнеров, что желает упростить свою жизнь и «отыскать ответы на некоторые вопросы» и надеется найти их в той загадочной земле. Он продал свой особняк, свой самолет и свой собственный остров. Он даже продал свой «феррари». «Подумать только, Джулиан Мэнтл – индийский йог, – размышлял я. – Порой Закон оборачивается крайне неожиданной стороной».

За эти три года из молодого, работающего сутками напролет юриста я превратился в матерого, немного циничного адвоката. У нас с Дженни уже была своя семья. Со временем я и сам занялся собственными поисками смысла. Думаю, причиной тому послужили мои дети. Они коренным образом изменили мой взгляд на мир и мое место в нем. Лучше всех это сформулировал мой отец: «Джон, на смертном одре ты не будешь себя корить за то, что мало пропадал на работе». Так я потихоньку начал проводить больше времени дома. Я стал вести довольно приятное, пусть и заурядное, существование. Я вступил в Ротари-клуб и по субботам играл в гольф, дабы осчастливить моих клиентов и партнеров. Но, вынужден признаться, в спокойные минуты я часто думал о Джулиане и задавался вопросом, что же стало с ним за годы, истекшие после нашей внезапной разлуки.

Возможно, он обосновался в Индии, стране столь разнообразной, что даже его неугомонная душа способна была найти себе там пристанище. Или, быть может, он путешествовал по Непалу? Или нырял с аквалангом на Каймановых островах? Одно было ясно – к своему ремеслу юриста он не вернулся. Никто даже открытки от него не получил после того, как он отправился в добровольную ссылку, подальше от Закона.

Приблизительно два месяца назад раздался стук в мою дверь, который принес мне первые ответы на некоторые из этих вопросов. То был конец изнурительного дня, я только что распрощался с последним клиентом, когда Женевьева, моя сообразительная помощница, просунула голову в мой кабинет. – К тебе посетитель, Джон. Говорит, что это срочно и что он ни за что не уйдет, не побеседовав с тобой. – Я уже ухожу, Женевьева, – нетерпеливо ответил я. – Надо еще успеть что-то перекусить и закончить с документами Гамильтона. Сейчас у меня ни для кого нет времени. Предложи ему записаться на прием в общем порядке и вызови охранника, если он не уймется. – Но он говорит, ему действительно нужно тебя видеть. Отказ его не устраивает!

Какое-то мгновение мне хотелось-таки вызвать охранника, но, подумав, что кому-то действительно может быть нужна срочная помощь, я решил вооружиться терпением.

Я уступил: «Ладно, пусть войдет». Как знать, если человек действительно пришел по делу, я, возможно, смогу извлечь из этого какую-то пользу.

Дверь в кабинет отворялась медленно. Когда она распахнулась настежь, за ней предстал улыбающийся человек лет тридцати с лишним. Рослый, худощавый и мускулистый, он излучал жизненную силу и энергию. Он напомнил мне золотую молодежь, с которой я учился на юрфаке, – холеных ребят из благополучных семей, живущих в благоустроенных домах, разъезжающих в шикарных автомобилях. Но в моем посетителе было что-то большее, чем приятная моложавая внешность. Глубокое умиротворение придавало ему нечто почти божественное. И эти его глаза. Голубые глаза, пронизывающие меня насквозь, словно лезвие бритвы, которое касается нежной кожи взволнованного от первого бритья подростка.

«Еще один новоиспеченный талант, метящий на мое место, – сказал я себе. – Да что ж это он так меня рассматривает? Надеюсь, что это не его жену я защищал на крупном бракоразводном процессе, выигранном на прошлой неделе. Может, в конце концов, действительно стоило вызвать охранника».

Молодой человек продолжал созерцать меня, подобно Будде, одаряющему улыбкой своего любимого ученика. После затянувшейся неловкой паузы он вдруг заговорил неожиданно уверенным тоном.

– Так ты встречаешь всех своих гостей, Джон? Даже тех, кто научил тебя науке выигрывать процессы? Надо было мне все свои секреты оставить при себе, – при этих словах его полные губы расплылись в широкую, открытую улыбку.

Глубоко внутри у меня что-то странно шевельнулось. Я тут же узнал этот низкий, мягкий голос. Мое сердце сильно застучало.

– Джулиан? Ты? Не могу поверить! Это правда ты?

Громкий смех гостя подтвердил мою догадку. Молодой человек, стоящий передо мной, был не кто иной, как давно исчезнувший индийский йог Джулиан Мэнтл. Я был ошеломлен его невероятным преображением. Куда подевались мертвенный цвет лица, нездоровый кашель и безжизненные глаза моего бывшего коллеги? А вместе с ними старческий вид и циничный взгляд, ставшие в свое время его визитной карточкой? Вместо этого стоящий передо мной мужчина выглядел отменно здоровым, его гладкое лицо излучало живой свет. Его глаза светились внутренней жизненной силой. Но, наверное, еще более удивительным было внутреннее спокойствие, исходившее от Джулиана. Я чувствовал себя совершенно умиротворенным просто оттого, что сидел рядом и смотрел на него. Это не был больше беспокойный «доминантный» тип ведущего сотрудника преуспевающей юридической фирмы. Человек, стоящий передо мной, был молодым, полным сил – и улыбающимся – воплощением перемен.

Большинство людей живут – в физическом, умственном и моральном отношении – в очень ограниченном круге своего жизненного потенциала. У всех нас есть жизненные источники, черпать из которых мы даже не мечтаем.

– В этой притче сад – символ сознания, – объяснил Джулиан. – Если ты заботишься о своем сознании, если ты его подпитываешь и возделываешь, то, как плодородный, богатый сад, оно расцветет намного сильнее твоих ожиданий. Но если ты позволишь пустить корни сорнякам, умиротворенность сознания и глубокая внутренняя гармония навсегда ускользнут от тебя.

Джон, позволь мне задать тебе один простой вопрос. Если я войду в твой сад, о котором ты мне столько рассказывал, и брошу токсичные отходы на все твои петунии, которыми ты так дорожишь, ты будешь возмущен, не правда ли? – Конечно. – На самом деле большинство хороших садовников охраняют свои сады, как гордые солдаты, и заботятся о том, чтобы туда не попадала никакая грязь. Но все же взгляни на химикаты, которые большинство людей каждый день выливают в плодородный сад своего сознания: они то и дело беспокоятся и тревожатся, переживают о прошлом, печально размышляют о будущем и сами же придумывают себе страхи, которые и порождают хаос в их внутреннем мире. На родном языке мудрецов Сиваны, просуществовавшем тысячи лет, иероглиф, обозначающий беспокойство, поразительно похож на иероглиф, означающий погребальный костер. Йог Раман сказал мне, что это не простое совпадение. Беспокойство истощает мозг, лишает его силы и, рано или поздно, калечит душу. Чтобы жить полнокровной жизнью, ты должен стоять охранником у ворот своего сада и допускать туда только самую важную информацию. Ты и вправду не можешь позволить себе роскошь мыслить отрицательными категориями – ни одной даже мысли. Самые счастливые, активные и довольные жизнью люди в этом мире по природе своего характера не отличаются от тебя и меня. Мы все созданы из кожи и костей. Мы все пришли из одного и того же универсального источника мироздания. Однако люди, которых не удовлетворяет простое растительное существование, те, кто раздувают пламя своих возможностей и воистину наслаждаются магическим танцем жизни, отличаются от тех, кто ведет заурядное существование. Главное их отличие состоит в положительном направлении мышления о мире.

Джулиан добавил: – Мудрецы научили меня, что в среднем за день в сознании среднего человека мелькает около шестидесяти тысяч мыслей. Но что действительно поразило меня, так это тот факт, что девяносто пять процентов наших сегодняшних мыслей ничуть не отличаются от вчерашних. – Ты это серьезно? – спросил я.

Очень серьезно. Это просто тирания истощенного мышления. Люди, каждый день мыслящие одними и теми же категориями, в большинстве своем отрицательными, попали под влияние дурных умственных привычек. Вместо того чтобы сосредоточиться на всем хорошем и думать о том, как сделать положение вещей еще лучше, они стали заложниками своего прошлого. Одни беспокоятся об утраченных взаимоотношениях или финансовых проблемах. Другие страдают, вспоминая свое далекое от совершенства детство. Третьи печально размышляют о куда более тривиальных вещах: о недоброжелательных нотках в голосе продавца в магазине или сотрудника по работе. Те, кто настраивают себя на подобные мысли, позволяют беспокойству разрушать себя. Они сами же блокируют огромные потенциальные возможности своего сознания, лишают его способности творить чудеса. Эти люди никогда не осознают, что контроль над сознанием – это квинтэссенция управления жизнью.

– Образ мышления проистекает из твоей привычки, четкой и простой, – продолжал убежденно говорить Джулиан. – Большинство людей просто не представляют огромную силу своего разума. Я узнал, что даже самые известные мыслители человечества использовали только около одной сотой доли процента своих умственных способностей. У мудрецов Сиваны хватило мужества заняться регулярными исследованиями нетронутого потенциала своего разума. Результаты оказались поразительными. Йог Раман регулярной практикой настолько натренировал свой мозг, что по своему желанию мог замедлять сердцебиение. Он даже научился путем упражнений неделями жить без сна. Хотя я никогда бы не предложил тебе стремиться к подобным целям, я все же настоятельно рекомендую тебе относиться к своему мозгу как к величайшему дару природы.

– Есть ли какие-то упражнения, чтоб я мог быстрее проявить способности мозга? Способность замедлять сердцебиение наверняка сделала бы меня героем вечеринки, а? – дерзко спросил я.

– Не беспокойся сейчас об этом, Джон. Я объясню тебе несколько практических приемов, ты можешь опробовать их позже, они раскроют тебе мощь этой древнейшей технологии. Пока что тебе важно понять, что совершенство сознания при ходит путем усовершенствования определенных условий, ни чего более и ничего менее. Все мы сотворены из одного и того же вещества с самого момента нашего первого вздоха. То, что разделяет людей, достигших в жизни больше, чем другие, или более счастливых от менее счастливых, – это способ использования и очищения этого вещества. Когда ты посвящаешь себя изменению своего внутреннего мира, твоя жизнь быстро превращается из заурядной в необыкновенную.

Возбуждение моего учителя все возрастало. Его глаза светились, когда он говорил о магии сознания и душевном богатстве, которое оно несомненно с собой принесет.

– Ты знаешь, Джон, когда все сказано и сделано, остается одна вещь, над которой мы имеем абсолютную власть. – Наши дети, – сказал я, добродушно улыбаясь. – Нет, друг мой, – наше сознание. Возможно, нам не под силу контролировать погоду, дорожное движение или настроение людей вокруг нас. Но мы на все сто про центов можем контролировать наше отношение к этим событиям. Нам дана сила определять, что мы будем думать об этом в любой момент. Эта способность является частью того, что делает нас живыми людьми. Как видишь, одна из фундаментальных драгоценных истин мировой мудрости, о которой я узнал во время своего путешествия на Восток, также одна из самых простых.

Затем Джулиан сделал паузу, словно вызывая какой-то бесценный дар.

– И что бы это могло быть? – Не существует таких вещей, как объективная реальность или «реальный мир». Абсолютных величин нет в природе. Лицо твоего величайшего врага может быть лицом моего лучшего Друга. Событие, которое одному кажется трагедией, дает семена безграничных возможностей другому. Что на самом деле разделяет людей на оптимистов по своей натуре и пессимистов, так это именно их восприятие жизненных обстоятельств. – Джулиан, как трагедия может быть чем-то другим, кроме трагедии? – Вот ближайший пример. Путешествуя по Калькутте, я встретил школьную учительницу по имени Малика Чанд. Она любила преподавать и обращалась со своими учениками как с собственными детьми, развивая их задатки с большой добротой. Ее постоянный девиз: «Ваше „я могу“ более важно, чем ваш коэффициент интеллекта». В общине ее знали как человека, живущего, чтобы отдавать другим, человека, бескорыстно помогающего любому, кому требовалась помощь. К несчастью, ее любимая школа, свидетель восхитительного прогресса поколений детей, однажды ночью была сожжена злоумышленником. Вся община ощутила эту большую утрату. Но прошло время, возмущение уступило место безразличию, и люди смирились с тем, что их дети останутся без школы.

Она была не такая, как все, – вечная оптимистка, если таковые бывают. В отличие от окружающих, она увидела выход в том, что случилось. Она сказала всем родителям, что во всякой потере есть свое преимущество, если только хватит терпения найти его. Случившееся было скрытым даром. Сгоревшая дотла школа была старой и дряхлой. Крыша у нее протекала, а пол давно просел под тяжестью тысячи маленьких ног, топавших по нему. Это была именно та возможность, которую они ждали, чтоб объединить усилия всей общины и построить новое здание, которое прослужит не одному поколению детей. И вот, ведомые этой шестидесятичетырехлетней оптимисткой, они смогли объединиться и собрали достаточно денег, чтобы выстроить новенькую школу, ставшую блестящим примером победы силы разума перед лицом стихии. – Это похоже на старое изречение о том, какой нам видится чашка – наполовину наполненной или наполовину пустой. – Это справедливое замечание. Не важно, что произойдет с тобой в жизни, только ты можешь выбрать свой ответ на это. Когда ты формируешь привычку искать положительное в каждом обстоятельстве, твоя жизнь будет двигаться к более высоким сферам. Это один из величайших законов природы. – И все это начинается с более эффективного использования своего сознания? – Совершенно верно, Джон. Весь успех в жизни, не важно, материальный или духовный, начинается именно с мыслей, которые рождает сознание каждую секунду каждой минуты каждого дня. Твой внешний мир отражает состояние твоего внутреннего мира. Контролируя свои мысли и свою реакцию на происходящее, ты начинаешь контролировать свою судьбу.

В этих словах заложено так много смысла, Джулиан. Думаю, что моя жизнь стала такой сумбурной, потому что мне не хватало времени подумать об этом. Когда я учился на юридическом факультете, мой лучший друг Алекс увлекался чтением вдохновляющих воображение книг. Он говорил, что они наполняли его уверенностью и заряжали энергией в условиях наших чудовищных учебных нагрузок. Помню, как он раз вычитал в одной из книг, что для обозначения слова «кризис» в китайском языке существует два иероглифа – один из них означает «опасность», а другой – «шанс». Я думаю, что древние китайцы знали, что даже у самой мрачной ситуации есть своя положительная сторона – конечно, при условии, что у тебя хватит мужества найти ее. – Йог Раман выразил это следующим образом: «В жизни нет ошибок, есть только уроки. Нет такой вещи, как отрицательный опыт, есть только возможности для роста, учебы и продвижения вперед по дороге самосовершенствования. Сила рождается из борьбы. Даже боль может быть замечательным учителем. – Боль? – запротестовал я. – Совершенно верно. Чтобы превозмочь боль, ты должен сперва ее ощутить. Или, говоря другими словами, возможно ли ощутить радость пребывания на вершине горы, сперва не побывав у ее подножия? Понимаешь, о чем я говорю?

– Чтобы наслаждаться хорошим, человек должен сперва познать плохое?

– Да. Но я предлагаю тебе перестать оценивать события как положительные или отрицательные. Лучше просто пережить их, подумать над ними и извлечь из них урок. Каждое событие предлагает урок. Эти небольшие уроки наполняют тебя внутренней и внешней силой. Без них ты застрял бы на ровном месте. Просто подумай о том, что случилось в твоей собственной жизни. Многие извлекают большую пользу из собственных вызовов судьбы. И если ты придешь к результату, которого совсем не ждал, и почувствуешь некое разочарование, помни, что законы природы всегда создают ситуацию, при которой одна дверь закрывается, а другая открывается.

Джулиан в возбуждении вознес руки вверх, подобно пастору с Юга, с молитвой обращающегося к своим прихожанам: – Как только ты станешь постоянно применять этот принцип к своей ежедневной жизни и начнешь управлять своим сознанием, превращая каждое событие в положительное, дающее силу, ты навсегда избавишься от волнений. Ты перестанешь быть пленником своего прошлого. Вместо этого ты станешь архитектором своего будущего. – Хорошо, я понимаю идею. Каждое переживание, даже самое худшее, дает мне урок. Следовательно, я должен раскрыть свое сознание, чтобы учиться в каждом проявлении жизни. Поступая так, я стану сильнее и счастливее. Что еще мог бы сделать скромный, среднего класса юрист для улучшения своей нынешней ситуации? – Прежде всего начни жить, наслаждаясь своим воображением, а не своей памятью. – Повтори мне это еще раз.

Все, что я говорю, сводится к тому, что для освобождения твоего разума, тела и души, ты должен сперва раскрепостить свое воображение. Все всегда создается дважды: сперва в мастерской твоего сознания и уж потом, только потом, в реальном мире. Я называю этот процесс «копированием», ведь все, что мы способны создать в своем внешнем мире, начинается как простой отпечаток в твоем внутреннем мире, на красочном экране твоего сознания. Когда ты научишься контролировать свои мысли и живо представлять себе все, что ты предвкушаешь от существования на нашей планете, в тебе проснутся спящие силы. Ты снимешь печать с настоящих возможностей твоего разума для создания той магической жизни, которую, как я полагаю, ты заслуживаешь. Начиная с сегодняшнего вечера, забудь о своем прошлом. Осмелься мечтать о том, что ты представляешь собой нечто большее, чем сумма твоих нынешних обстоятельств. Ожидай самого лучшего. Ты будешь поражен полученными результатами.

– Ты знаешь, Джон, все эти годы занимаясь юридической практикой, я считал, что я много знаю. Я провел годы, учась в лучших университетах, читая все книги по юриспруденции, которые только мог достать, и работая с лучшими профессионалами. Конечно, я был победителем в игре закона. И только сейчас я понимаю, что я проигрывал в игре жизни. Я был так занят погоней за все большими жизненными благами, что потерял все малые. Я так и не прочитал ни одной из тех великих книг, которые советовал мне прочитать мой отец. Я не завел себе настоящих друзей. Я так и не научился ценить хорошую музыку. Говоря это, я действительно думаю, что я один из счастливчиков. Мой инфаркт был моим определяющим моментом, звонком моего собственного будильника, если хочешь. Верь этому или нет, он дал мне второй шанс жить – более богатой, более вдохновенной жизнью. Подобно Малике Чанд, я увидел зерна возможностей в моем мучительном опыте. Еще важнее то, что у меня было мужество взрастить эти зерна.

Я видел, что Джулиан не только помолодел внешне. Он стал мудрее изнутри. Я понимал, что этот вечер был куда значительнее, чем просто захватывающий разговор со старым другом. Я понимал и то, что этот вечер стал для меня собственным решающим моментом и шансом для начала новой жизни. Конечно, у меня была большая семья и гарантированная работа авторитетного адвоката. Все же в минуты спокойствия я знал, что мне нужно большее. Я должен был заполнить ту пустоту, которая начинала обволакивать мою жизнь.

Когда я был мальчишкой, мне снились такие потрясающие сны. Я часто представлял себя спортивным героем или магнатом большого бизнеса. Я действительно верил, что могу сделать все, заполучить что угодно и стать кем угодно. Я также помнил свои мальчишеские ощущения, когда рос на залитом солнцем Западном побережье. Радость приходила от простых удовольствий. Радость исходила из чудесного вечернего купания или катания по лесу на велосипеде. У меня было столько любопытства к жизни! Я был искателем приключений. В том, что несло мне будущее, не было границ. Честно говоря, не думаю, что я чувствовал подобную свободу и радость за последние лет эдак пятнадцать. Что же случилось?

Возможно, повзрослев и став вести себя так, как ведут себя взрослые, я лишился мечтаний своих детских снов. Может быть, я утерял их, когда пошел учиться на юридический факультете и стал говорить так, как положено говорить адвокатам. В любом случае, в тот вечер, сидя рядом с Джулианом и слушая его признания за чашкой остывшего чая, я принял решение прекратить тратить так много времени на зарабатывание денег и тратить куда больше времени на создание жизни.

– Ты, кажется, тоже задумался о своей жизни, – заметил Джулиан. – Для начала вспомни свои сны, просто думай о них так, как тогда, когда ты был маленьким ребенком. Джонас Солк выразил эту идею лучше всех, написав: «У меня были и мечты, и страхи. Я преодолел свои страхи благодаря своим мечтам». Найди в себе мужество вернуться к своим мечтам, Джон. Начни снова благоговеть перед жизнью и радоваться всем ее чудесам. Разбуди себя силой своего собственного сознания. Как только ты сделаешь это, вселенная тайно сговорится с тобой и внесет волшебство в твою жизнь.

Затем Джулиан извлек из глубины своей накидки маленькую карточку, размером с визитку. Ее края обтрепались, видимо в результате многих месяцев постоянного использования.

– Однажды, когда мы с Йогом Раманом шли по тихой горной тропинке, я спросил, кто его любимый философ. Он ответил, что на него оказали влияние многие и ему сложно выделить какой-то единственный, конкретный источник своего вдохновения. И все же глубоко в своем сердце он носил одно изречение, оно, как капсула, заключало в себе все самое важное, что он стал ценить, проводя жизнь в тихом созерцании. В том удивительном месте, прямо посреди пустынной идиллии, мудрец Востока открыл мне его. Я тоже навсегда запечатлел это изречение в своем сердце. Оно служит ежедневным напоминанием о том, кто мы есть, и о том, кем мы можем стать. Это слова великого философа Индии – Патанджали. Каждое утро, перед началом медитации, я повторял их вслух, и это оказывало очень глубокое влияние на течение всего моего дня. Помни, Джон, слова – вербальное воплощение силы.

Тогда Джулиан показал мне карточку. Цитата гласила:

Когда ты вдохновлен великой целью или необычным замыслом, твои мысли разбивают свои узы, твой разум выходит за свои границы, твое сознание расширяется во всех направлениях и ты обнаруживаешь, что попал в новый, великий и чудесный мир. Спящие силы, способности и задатки оживают в тебе, и вдруг ты понимаешь, что преодолеваешь даже тот идеал, к которому ты когда-то стремился.

В это мгновение я увидел связь между физической энергией и быстротой мышления. Джулиан был совершенно здоров и выглядел на много лет моложе, чем когда мы впервые встретились. Жизненная сила била из него ключом, а его энергия, энтузиазм и оптимизм, казалось, не знали границ. Я видел, что его бывший стиль жизни во многом изменился, но мне было ясно и то, что основой этих ве<

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: