Дикая охота, несколько лет назад

Марку Блэкторну было 16 лет, когда он присоединился к Дикой охоте, и сделал он это не по своей воле. Все было словно во мраке, когда его забрали из Института, который был ему как родной дом, прежде чем он проснулся в подземных пещерах в окружении лишайника и мха. Массивный мужчина, с глазами разного цвета, возвышался над ним, держа в руках шлем с рогами. Марк, естественно, узнал его.

Будучи Сумеречным охотником, вы не могли не быть наслышаны о Дикой охоте. А будучи наполовину фейри, вы точно должны были знать о Гвине - охотнике, который был лидер охоты на протяжении многих веков. Он носил на своей талии длинное лезвие из метала, уже почерневшее и погнувшееся настолько, будто прошло огонь и воду. – Марк Блэкторн. – сказал он. – Отныне ты принадлежишь охоте, а для своей семьи ты теперь мертв. Считай, что с этого момента - мы твои кровные родственники. - Он вынул свой меч, сделав порез на ладони, и капли крови стали течь прямо в воду, а Марк должен был испить это.

Последующие годы Марк видел, как многие присоединялись к охоте. И все те же самые слова, что Гвин сказал ему, он говорил и им, а после смотрел, как те пьют его кровь. Гвин следил за тем, как изменяются глаза у каждого из них, словно разделяясь на два разных цвета, символизируя разделение их души.

Гвин верил в то, что новички должны быть разбиты на тысячи мелких кусочков, чтобы вновь возродиться как охотники. Как кто-то, кто может рассекать всю ночь без тени сна. Кто-то, кто может долгое время выносить такой голод, что был близок к обмороку. И переносить боль, которая не может сравниться с болью примитивных. А также он верил в то, что их преданность должна быть непоколебимой. Охота должна была быть у них в приоритете – на первом мете.

И Марк отдал свою верность Гвину и стал служить ему. Но не смог завести друзей среди Дикой охоты, ведь среди них не было Сумеречных охотников, а он им был. Все они были из Дивного народца, принужденные служить охоте в качестве наказания. Их не устраивал тот факт, что Марк был нефилимом. И он чувствовал такую же ненависть и презрение к ним.

По ночам он разъезжал на своем серебряном коне, который подарил ему Гвин. У Гвина было какое-то особое отношение к нему, что злило остальных. Он учил Марка ориентироваться по звездам и прислушиваться к звукам битвы, которые могли бы эхом доноситься к нему через сотни и даже тысячи миль: крики ярости и вопли умирающих. Они будут ездить по полю битвы, невидимые для глаз примитивных и лишать трупы драгоценных вещей. Большинство из этих вещей были отданы Благому и Неблагому дворам. Но некоторые из них Гвин все же оставлял себе.

Каждую ночь Марк спал в одиночестве на холодной земле, завернувшись в одеяло, а камень служил для него подушкой. Когда было жутко холодно, он дрожал и мечтал о рунах, которые могли бы согреть его. О горячем пламени от клинков Серафима. В кармане он держал ведьмин огонь, рунный камень, который дал ему Джейс Эрондейл, хотя он не осмеливался зажечь его, за исключением тех случаев, когда поблизости никого не было.

Каждую ночь, перед тем, как заснуть, он перечислял имена свои братьев и сестёр порядке возрастания. Каждое из этих имен было словно якорь, придавливающий его к земле. Каждое слово заставляло его жить дальше.

Хелен. Джулиан. Тибериус. Ливия. Друзилла. Октавиан.

Дни сливались в недели, а недели сливались в месяцы. Время здесь шло иначе, нежели в мире примитивных. Марк уже давно сдался, считая дни. Тем более, не было никакого способа записывать их. К тому же, Гвин это не одобрял, поэтому Марк не имел ни малейшего представления, как долго он находился в охоте и когда Киран присоединился к ним.

Он лишь знал, что к ним прибыл новый охотник, ведь сплетни распространялись слишком быстро и, к тому же, Гвин всегда приводил новобранцев в одно и то же место: пещера, которая находила недалеко от входа в Благой двор, чьи стены были густо покрыты лишайником. А небольшой природный бассейн расположился среди скал.

Прибыв на место, они обнаружили его там, оставленного в ожидании Гвина. Сперва все, что мог видеть Марк – это мальчик, со спутанными черными волосами и стройным телом. Цепи, сковывающие его запястья и лодыжки, заставляли сидеть его в неестественном положении. Он был настолько худым, что можно было посчитать его кости, которые сильно выпирали.

- Принц Киран. – сказал Гвин, направляясь к мальчику. Ропот пробежал среди охоты. Если новичок был принцем, то считалось, что он был более высокого статуса, чем все они. Что же мог такого натворить принц, чтобы получить такое жестокое изгнание со двора, подальше от семьи и своего статуса, родных и близких?

Когда Гвин подошел к нему, мальчик поднял свою голову, являя всем свое лицо. Он был точно из дворян; обладал своими странными, притягивающими, почти нечеловечески-прекрасными чертами лица, изящными скулами и черными глазами. Киран сопротивлялся, когда Гвин заставлял его выпить воду, смешанную с кровью, но это было бесполезно, так как тот насильно проталкивал ее в глотку. Марк зачарованно наблюдал за тем, как черная радужка глаза Кирана сменялась на серебряную, а цепи со звоном слетают с его запястий и лодыжек.

- Теперь ты принадлежишь охоте. – Сказал Гвин с тенью мрачности, что было не свойственно ему. – Поднимайся и присоединяйся к нам. – Киран был весьма необычным дополнением к их группе. Несмотря на то, что он был лишен статуса «Принца», когда был сослан на охоту, от него по-прежнему исходило еле уловимое высокомерие и величие. Что не очень одобряли остальные члены охоты. Они не упускали шанса поиздеваться над ним, обозвать «принцесской», если бы Гвин не держал себя в руках, то им бы не поздоровилось. Казалось, будто кто-то со двора, несмотря на его изгнание, приглядывает за ним.

Марк не мог ему помочь, но всегда наблюдал за ним. Все, что касалось Кирана, – очаровывало его. Вскоре он узнал о том, что волосы принца меняют свой цвет в зависимости от настроения. От ночного черного (когда тот был в отчаянии) до бледно-голубого (когда он смеялся, что бывало довольно редко) – обычно это были все цвета моря. Его волосы были густыми и кудрявыми; иногда Марк ловил себя на мысли, что ему хочется коснуться их и узнать, какими же они были на ощупь: возможно, шелк, словно ткань, меняющая цвет, когда на них падал солнечный свет? Конь Кирана отличался от других, это был самый свирепый конь, которого Марк когда-либо видео: черный и скелетообразный, подобно посланнику смерти, будто был создан лишь для охоты. Как и Марк, он решил переждать боль изгнания и одиночества, редко обращаясь за помощью к другим и стараясь не смотреть на них.

Иногда он следил за Марком: когда другие обзывали его «нефилимом» или «сумеречным отродьем», «ангелочком» и словами более худшими, чем эти. И вот настал день, когда разнеслась весть о том, что Конклав приговорил их к повешению за измену. У фей были друзья среди охоты, из-за этого в гневе товарищи Марка потребовали от него, чтобы тот опустился на колени и признал, что не является Сумеречным охотником.

Когда он не захотел им подчиниться, они разорвали на нем рубашку и побили до полуобморочного состояния. Они бросили его, побитым, под деревом в заснеженном поле; его кровь окрашивала белоснежные хлопья снега в ярко-алый цвет его крови.

Когда он проснулся, то почувствовал тепло, исходящее от костра и то, что лежит на чьих-то коленях. Лишь спустя несколько мгновений Марк осознал, что лежит на коленях Кирана. Он помог Марку приподняться, дав ему воды и накинув одеяла на его плечи. Его прикосновения были нежными и лёгкими.

- Я считаю, что у вас, Сумеречных охотников, - сказал Киран. – Есть целебные руны.

- Да. – Сказал Марк слабым голосом, медленно двигаясь. Он вздрогнул от боли. – Они называются «Иратце». И они могли бы залечить эти раны, но я не могу применить их без своего стило, потому как оно было сломано несколько лет назад.

- Мне жаль. – Сказал Киран. – Я думаю, что теперь на твоей коже останутся шрамы на веки вечные.

- Да кого это вообще заботит? – Произнес Марк вялым голосом. – Здесь, в Дикой охоте, не имеет никакого значения, красивый ли я.

Киран ответил ему на это загадочной полуулыбкой и слегка коснулся волос Марка. Он закрыл глаза от приятного ощущения. Прошло уже несколько лет с тех пор, как кто-то прикасался к нему, поэтому это чувство послало лестную дрожь, несмотря на боль, которую он испытывал из-за травм.

После этого случая они передвигались с Дикой охотой вместе. Киран сделал охоту приключением для них обоих. Он показал Марку чудеса Дивного народца: ледяные покровы, серебрящиеся и молчаливо лежащие под лунным светом, и скрытые с глаз посторонних долины, на которых по носам распускаются цветы. Они ехали под брызгами водопадов и сквозь пышные облака. И если Марк был не счастлив, то, по крайней мере, был избавлен от одиночества.

Ночь они спали вместе с Кираном, свернувшись под одеялом, которое было соткано из теплой ткани, согревавшей их. Однажды ночью они остановились на вершине северного холма, в особенно зеленом местечке. Там было какое-то каменное сооружение, построенное руками примитивных тысячи лет назад. Марк прислонился к сооружению сбоку и стал вглядываться в зеленую долину, серебрящуюся в темноте и в далекое-далекое море. Море везде было таким же, подумал он, таким же, что и море, когда был прибой, у его дома.

- Твои шрамы уже зажили. – Сказал Киран, прикоснувшись своими тонкими пальцами к одному из них, что выглядывал из-под рубашки.

- Но они все еще некрасивы. – Ответил Мрак. Он ждал появления первых звезд, чтобы воспроизвести по ним имена своей семьи. Он пропустил тот момент, когда Киран оказался рядом с ним; в сумерках можно было заметить его изящные черты лица.

- В тебе нет ничего некрасивого. – Произнёс Киран. Он наклонился к Марку за поцелуем и Марк, после секундного ступора, прикоснулся своими губами к его.

Это был его первый в жизни поцелуй, и он не думал, что это произойдет с парнем. Но он все же был рад, что им оказался Киран. Марк даже и представить себе не мог, что поцелуй может быть настолько мучительным и приятными одновременно. Он уже давно хотел прикоснуться к волосам Кирана, и теперь у него был шанс зарыться своими руками в его волосы, которые меняли свой цвет с черного на синий, окаймленные золотом. Казалось, словно по их коже пробегают язычки пламени в этот момент.

В ту ночь они спали вместе, свернувшись калачиком под одеялом, но они поспали совсем немного. В эту ночь и все последующие, Марк забыл об именах своей семьи, которые перечислял, смотря на звезды. Вскоре Марк привык пробуждаться, обнимая одной рукой тело Кирана или запутавшись в его голубо-белых локонах.

Он узнал, что все эти поцелуи, прикосновения – все эти любовные штучки – могут заставить тебя забыть обо всем и чем дольше он был с Кираном, тем больше ему хотелось находиться рядом именно с ним, а не с кем-то еще. Он жил лишь для того времени, когда они могли остаться одни, и, как правило, это могло произойти лишь в ночное время, когда можно было шептаться, не боясь быть услышанным. «Расскажи мне о Неблагом суде?» – сказал бы ему Марк и Киран бы в ответ поведал ему о темном суде и о слабом Короле – своем отце, – который управлял им. Или Киран попросил бы рассказать ему о нефилимах, а Марк бы ответил про Ангела, Темную войну, что случилось с ним, его братьями и сестрами.

- Ты не ненавидишь меня? – спросил Марк, лежа в объятьях Кирана, где-то высоко на альпийском лугу. Его растрепанные светлые волосы коснулись плеча Кирана, когда он повернул голову в его сторону. – За то, что я нефилим? Ведь остальные ненавидят.

- Тебе больше не нужно быть нефилимом. Ты можешь сам выбирать, кем стать в Дикой охоте. Даже несмотря на твою природу фейри.

Марк покачал головой. – Когда они били меня за эти слова – я был Сумеречным охотником и это сделало еще больнее. Я знаю, кем являюсь, даже если не могу сказать.

- Но ты можешь сказать это только мне. – Ответил Киран; он почувствовал призрачное прикосновение его длинных пальцев к своей щеке. – В этом пространстве, между нами, это безопасно.

Марк прижал своего любовника и единственного друга и прошептал в пространство между ними, что соединяло его холодное тело, прижатое к теплому телу Кирана, - Я Сумеречный охотник, я Сумеречный охотник, я Сумеречный охотник…

Эмма стояла перед зеркалом в своей ванной комнате и неторопливо снимала с себя майку.

Двадцать минут ушло у неё на то, чтобы с помощью отбеливающего средства отчистить задние сиденья Тойоты от крови. Всё было очищено. Она уже привыкла к пятнам крови. Но здесь было что-то более примитивное, касающееся крови Джулиана, которая подсыхала на коже её плеча и ребер в виде красно-коричневых пятен неправильной формы. Расстегнув молнию на своих джинсах и выскользнув из них, она увидела брызги засохшей крови, которые тянулись по всей длине пояса для джинс, в то время как маленькие, но заметные её капельки обозначили швы.

Она скомкала джинсы и топ, бросив их в мусорную корзину.

В душе под обжигающе горячей водой она вымывала с себя кровь, грязь и пот. Она смотрела, как стекающая по ней вода становилась слегка розоватой. Эмма не могла вспомнить, сколько раз уже через это проходила, как часто истекала кровью на тренировках и в сражениях. Шрамы шли поперёк верхней части её живота и плеч, вдоль рук, а также располагались на внутренней стороне её колен.

Когда она видела её, она думала о нём - измождённом и сморщившемся, о том, как его кровь текла сквозь её пальцы, словно вода. За все годы это был единственный раз, когда она действительно думала, что он может умереть, что она может потерять его. Она знала, что люди говорят о парабатаях, понимала, что потеря парабатая значительна, схожа с потерей супруга или родственника. Родители Эммы погибли; она полагала, что знает, что такое потеря, что подготовлена к такому исходу событий.

Но ничто не могло подготовить её к этому чувству, что сама мысль о потери Джулса будет причинять ей душевные муки: небо навечно покроется мглой, и больше никогда она не будет иметь твёрдой почвы под ногами. Даже незнакомый человек мог заметить чувство облегчения, которое затопило её, когда она осознала, что с ним будет всё в порядке. Она ощущала, что его физическое присутствие рядом с ней в какой-то мере причиняло боль. Она хотела обвить его руками, прижаться к нему, сплетая пальцы так, как если бы она могла прижать их тела друг к другу достаточно сильно, чтобы припечатать себя к нему, срастить их кости воедино. Она понимала, что в этом нет ни капельки здравого смысла, но не могла объяснить это иначе.

Она лишь знала, что это чувство было сильным и болезненным и было ещё что-то, чего она никогда ранее не чувствовала к Джулиану. Это пугало её.

Вода стала холоднее. Она выключила душ грубым движением руки, вышла из душевой кабины и насухо вытерла свои волосы полотенцем.

Эмма нашла чистый топик и шортики, которые были сложены на её корзине для белья, оделась и вышла из ванной прямиком в свою спальню.

- Ого! - удивлённо воскликнула Эмма. - Я не знала, что ты здесь! Я же могла выйти из ванной абсолютно голой.

- Я сомневаюсь, что у тебя есть что-то, чего нет у меня. - Кристина, казалось, была расстроена; её тёмные волосы были заплетены во множество косичек, а сама она переплела свои пальцы, как делала, когда была поглощена мыслями.

- Всё в порядке? - поинтересовалась Эмма, присаживаясь на край кровати. - Ты выглядишь... обеспокоенной.

- Как ты думаешь, у Марка есть друзья среди Дикой охоты?- спросила Кристина неожиданно.

- Нет - Эмма была озадачена подобным вопросом. - По крайней мере, он никого никогда не упоминал. А ты, видимо, полагаешь, что он бы рассказал о том, что там остался кто-то, по кому он скучает? - Она нахмурилась. - Откуда такие мысли?

Кристина замялась. - Ну, он же одолжил тот мотоцикл у кого-то вчера ночью. Я лишь надеюсь, что он не влип.

- Марк – умный. - сказала Эмма. - Я сомневаюсь, что он мог обменять свою душу на временное использование мотоцикла или чего бы то ни было.

- Я уверена, что ты права, - пробормотала Кристина и взглянула в сторону гардероба Эммы. - Могу я одолжить у тебя платье?

- Прямо сейчас? - спросила Эмма. - У тебя полуночное свидание?

- Нет, оно мне нужно для мероприятия, которое состоится завтра ночью. - Кристина встала с кровати, чтобы заглянуть в гардероб. Несколько плохо сложенных платьев из вискозы вывалились из шкафа. - Предполагается, что мероприятие будет носить официальный характер. А я не взяла с собой никаких вечерних платьев из дома.

- Ты не влезешь ни в одно из моих платьев, - ответила ей Эмма, когда Кристина вытащила из гардероба чёрное платье с изображёнными на нём ракетами и неодобрительно посмотрела на него. - У нас с тобой абсолютно разное телосложение. Ты более фигуристая[12].

- Это всё ещё английский? - Кристина нахмурила брови, закинув платье с изображением ракет в шкаф и захлопнув дверь гардероба. - Я не думаю, что это английский язык.

Эмма улыбнулась, услышав её слова. - Завтра пойдем по магазинам, - сказала она. - Договорились?

- Это звучит так нормально - Кристина пригладила свои косички. - После вчерашнего...

- Я знаю, - пробормотала Кристина. - Я была на кухне, когда услышала звонок. Почему ты мне это сейчас рассказываешь? Вы возвращались вместе?

- Нет! Он просто предупредил меня. Он сообщил, что есть люди, которые не хотят, чтобы я расследовала эти убийства.

- Эмма. - Вздохнула Кристина. - И ты ничего нам не сказала?

- Всё, что он рассказал, касается только меня, - произнесла Эмма. - Я полагала, что любая опасность будет угрозой лишь для меня.

- Но Джулиан был ранен. - проговорила Кристина, прекрасно зная, что собиралась сказать Эмма, пока она не произнесла эти слова. - В итоге, ты переживала, что это была твоя вина.

Эмма вертела в руках бахрому, располагавшуюся по краям покрывала на её кровати. - А разве это не так? Я имею ввиду, что Кэмерон предупредил конкретно меня, он сообщил, что слышал это на Теневом рынке, поэтому я не знаю, чьи это были разговоры: примитивных, фейри, магов или кого бы то ни было ещё. Но правда в том, что он предупредил меня, а я это проигнорировала.

- Это была не твоя вина. Мы уже знаем о существовании некоей личности, скорее всего, являющейся некромантом, который убивает и приносит в жертвы примитивных и жителей Нижнего Мира. Мы также поняли, что у него есть армия Мантидов, которые с готовностью исполняют его приказы. Это не выглядит так, словно Джулиан не ожидал этого или не был подготовлен к таким опасным ситуациям.

- Он едва не умер прямо у меня на глазах, - сказала Эмма. - Там было так много крови.

- И ты излечила его. Он в порядке. Ты спасла ему жизнь. - Кристина взмахнула рукой - ногти на её руках были идеальны, сверкали и имели овальную форму в то время, как ногти Эммы были неровными вследствие спаррингов и тренировок. - Почему ты сомневаешься в правильности своих предыдущих решений, Эмма? Причиной этому является то, что Джулиан был ранен, и это напугало тебя? Ты всегда любила рисковать, я это поняла, как только мы познакомились. Это часть тебя, часть того, кем ты являешься. Джулиан знает это. Он не просто об этом знает, ему нравится эта черта.

- Нравится? Он всегда просит меня не рисковать собой...

- Он обязан это тебе говорить, - сказала Кристина. - Вы с ним две части единого целого. Вы должны быть разными словно свет и тьма - он привносит в твою жизнь немного осмотрительности, чтобы сдерживать твою бесшабашность, а ты добавляешь поступкам безрассудности, дабы умерить его чрезмерную осторожность. Друг без друга вы будете не так эффективны в своей работе. Это то, кем являются парабатаи. - Она слегка подёргала за мокрые концы волос Эммы. - Я не думаю, что Кэмерон является причиной твоего беспокойства. Это всего лишь причина, чтобы упрекать себя. Я полагаю, что это всё из-за того, что Джулиан был ранен.

- Ты уверена, что с тобой всё в порядке? - тёмно-карие глаза Кристины были наполнены беспокойством.

- Всё нормально. - Эмма удобно уселась рядом с подушками. Она коллекционировала оригинальные китчевые подушки ручной работы родом из Калифорнии: некоторые выглядели как открытки, другие по форме напоминали сам штат, или же на подушках было написано «Я ЛЮБЛЮ КАЛИ».

- Ты не выглядишь как человек, у которого всё хорошо, - произнесла Кристина. - У тебя такое выражение лица... которое, как моя мама привыкла говорить, возникает тогда, когда люди внезапно что-то открывают для себя. Ты похожа на того, кто осознал какую-то вещь.

Эмма хотела закрыть глаза, скрыть свои мысли от Кристины. Мысли, которые были вероломны, опасны и неправильны.

- Это просто шок, - пробормотала она. - Я была очень близка к тому, чтобы потерять Джулиана, и... это выбило меня из колеи. Завтра я приду в себя. - Она выдавила улыбку.

- Как скажешь, подруга. - Кристина вздохнула. - Как скажешь.

После того, как Джулиан привёл себя в порядок, смыл с себя кровь и отправил разорванную в клочья и прожжённую ядом кожаную куртку Малкольму, он спустился вниз в холл, направляясь в сторону комнаты Эммы.

И остановился на полпути. Ему хотелось лечь на кровать возле неё, чтобы обсудить всё, что произошло с ними ночью, вместе с нею закрыть глаза, и, слушая её дыхание, похожее на шум океана, шаг за шагом погружаться в сон.

Но было одно «НО». Когда он думал о той ночи на заднем сиденье машины, об Эмме, нависавшей над ним, о панике на её лице и крови на её руках, он не чувствовал того, что ему бы следовало ощущать: страха, воспоминаний о боли или же облегчения оттого, что он был исцелён.

Вместо этого он чувствовал напряжение во всём своём теле, которое распространяло боль к основанию его костей. Когда он закрывал глаза, то видел Эмму в свете ведьминого огня, пряди волос, выбившиеся из её причёски; свет уличных фонарей просвечивал их насквозь, отчего её волосы отливали бледным серебристо-белым цветом, напоминающим лёд.

Волосы Эммы. Возможно, она распускала их слишком редко, возможно Эмма с её распущенными волосами была одной из тех вещей, что он когда-либо хотел нарисовать, но длинные, закручивающиеся в кольца пряди её волос всегда были словно узы, соединяющиеся с его нервами.

Его голова болела, а его тело безосновательно ныло, желая вновь оказаться в той машине вместе с ней. В этом не было абсолютно никакого смысла, поэтому он заставил себя уйти прочь от двери в её комнату, спуститься вниз в коридор и пойти в сторону библиотеки. Там было темно, холодно и пахло старинной бумагой. Однако Джулиану не нужен был свет; он прекрасно знал, к какой секции библиотеки направляется.

К полкам, где располагались книги о законах.

Джулиан вытаскивал книгу с красным переплётом с самой высокой полки, когда услышал пронзительный плач, пронесшийся по проходу между комнатами. Он схватил том книги и в одночасье покинул библиотеку, устремляясь вниз по коридору. Он завернул за угол и увидел, что дверь в комнату Друзиллы открыта настежь. Она высовывалась из-за двери, в руке у неё был ведьмин огонь, освещавший её круглое лицо. На её пижаме был изображён узор из устрашающих масок.

- Тавви плачет, - сказала она. - Какое-то время он молчал, но потом снова стал плакать.

- Спасибо, что сообщила мне. Он поцеловал её в лоб.

Друзилла ушла, а Джулиан зашёл в комнату Тавви, закрывая за собой дверь.

Тавви свернулся калачиком на своей кровати, укрывшись одеялом. Он спал, его тело изогнулось вокруг одной из его подушек, он тяжело дышал. Слёзы бежали по его лицу.

Джулиан присел на кровать и положил свою руку на плечо Тавви. - Октавиан, - позвал он. - Проснись; тебе снится ночной кошмар, проснись.

Тавви резко сел прямо, его каштановые волосы находились в диком беспорядке. Когда мальчик увидел Джулиана, он всхлипнул и обнял своего старшего брата, обвивая его руками за шею.

Джулс обнял Тавви в ответ и стал поглаживать его по спине, мягко задевая его острые позвонки. Он слишком мал, слишком худ, отметило его сознание. Ему пришлось пережить собственную битву, чтобы заставить Тавви есть и спать после событий Тёмной войны.

Он вспомнил, как бежал по улицам Аликанте с Тавви на руках, спотыкаясь на раздробленной мостовой и пытаясь прижимать личико его младшего брата к своему плечу, чтобы он не видел море крови и бесчисленное количество смертей вокруг них. Он думал, что, если они смогут всё это преодолеть так, чтобы Тавви не увидел происходящего, то всё будет в порядке. Он не запомнит. Он не узнает.

Но Тавви каждую неделю просыпался от ночных кошмаров - дрожащий, потный и плачущий. И каждый раз, как это случалось, безрадостное осознание того, что он не спас младшего братишку от этих воспоминаний, вонзалось в Джулиана словно шипы.

Как только Джулиан сел рядом с Тавви и обнял его, учащённое дыхание братишки медленно стало приходить в норму. Джулиан хотел лечь, свернуться калачиком рядом со своим младшим братом и уснуть. Он так сильно нуждался в отдыхе, что чувствовал, как усталость накатывает на него волнами.

Но он не мог уснуть. Он был возбуждён и встревожен. Стрела, попавшая в него, вызвала агонию; но процесс её вытаскивания был гораздо хуже. Он чувствовал тогда, как его кожа разрывается на части, а также момент чистой, какой-то животной паники и уверенности в том, что он умрёт. Что же тогда будет с ними: с Ливви, Таем, Друзиллой, Тавви и Марком?

Затем он услышал голос Эммы, нашептывавшей ему на ухо, её руки на нём, и он понял, что будет жить. Он посмотрел на себя сейчас, след от раны на его рёбрах почти исчез - там было что-то, едва заметная полоска белого поверх его загорелой кожи, но в этом не было ничего страшного. Жизнь Сумеречных охотников была связана со шрамами. Иногда он думал, что они живут только ради их получения.

Неосознанно в его голове возник образ, который он пытался выкинуть из своих мыслей, как только вернулся в Институт: Эмма, сидящая на его коленях, её руки находятся на его плечах. Её бледно-золотистые волосы струятся вокруг её лица.

Он вспомнил, что думая тогда о своей возможной смерти, он надеялся, что по крайней мере умрёт рядом с ней, находящейся так близко, как это только возможно. И настолько близко, насколько разрешено Законом.

Как только Тавви уснул, Джулиан достал Кодекс Сумеречных охотников, взятый им из библиотеки. Эту книгу он просматривал миллион раз, поэтому теперь она всегда открывалась на одной и той же потрёпанной странице, гласившей «Парабатаи».

Постановлено, что те, кто прошёл церемонию парабатаев и навеки связаны друг с другом клятвами перед Саулом и Давидом, перед книгой Руфи и Неоминь, не имеют права вступать друг с другом в брак, заводить детей и не должны испытывать друг к другу какое-либо подобие романтических чувств. Парабатаи могут испытывать друг к другу только братские чувства или же сексуальное влечение.

Наказание за нарушение закона будет на усмотрение Конклава: разрыв связи между парабатаями и отречение их от семей, а если преступные действия будут иметь продолжение, то Конклав вправе лишить преступников рун и исключить из рода нефилимов. Никогда они больше не будут Сумеречными охотниками.

Когда Эмма вошла в кухню, Джулиан стоял над раковиной и отмывал посуду от остатков завтрака. Марк, на котором были надеты тёмные джинсы и чёрная рубашка, прислонился к так называемому кухонному острову[13]. Стоя в дневном свете с его новой короткой стрижкой, он поразительно отличался от того нечёсаного, одетого в лохмотья парня, что откинул назад капюшон своей одежды тогда в Святилище Института.

Этим утром она специально долго бегала по пляжу, преднамеренно пропустив семейный завтрак, в попытке очистить свой разум от ненужных мыслей. Между тем она подошла к холодильнику и вытащила оттуда бутылку фруктового коктейля (смузи). Когда она повернулась, Марк широко улыбался.

- Как я понял, то, что сейчас на мне надето, является недостаточно парадным для сегодняшнего мероприятия. Я прав? - поинтересовался он.

Эмма перевела свой взгляд с него на Джулиана. - Итак, наш Мистер Правильный смягчился и разрешил тебе сегодня пойти с нами?

Джулиан плавно пожал плечами. - Я разумный парень.

- Тай и Ливви пообещали, что найдут мне что-то, что я смогу надеть, - сказал Марк, направляясь к кухонной двери.

- Не доверяй им, - крикнул Джулиан ему вслед. - Не... - он покачал головой, как только дверь закрылась. - Полагаю, что он должен учиться на своих ошибках.

- Это мне кое-о-чём напомнило, - произнесла Эмма, облокотившись на стол. - У нас возникла чрезвычайная ситуация.

- Чрезвычайная, говоришь? - он неуклюже выключил воду и с обеспокоенным выражением лица повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо.

Эмма поставила бутылку со своим напитком на стол. Мыльная пена покрывала руки Джулиана вплоть до его предплечий, а футболка его была влажноватой из-за попавших на неё капель горячей воды. В этот момент она не смогла избежать вспыхнувшего в голове воспоминания: как Джулс, находясь на заднем сиденье машины, смотрел на неё, сжав зубы. Она вспомнила, как ощущала его кожу под своими руками, липкую от крови.

- Это касается Дианы? - спросил он, беря в руки несколько бумажных полотенец.

- Что? - эта фраза вывела её из задумчивости. - С Дианой всё в порядке?

- Вероятно, - произнёс он. - Она оставила записку, в которой написала, что собирается сегодня уехать. Съездить в Охай[14], чтобы увидеться со своим другом из магов.

- Она же не знает про сегодняшнее мероприятие. - Эмма прислонилась к столу. - Ведь так?

Джулс покачал головой. Мокрый завиток его волос прилип к скуле. - У меня не было возможности сообщить ей об этом.

- Ты бы мог написать ей сообщение, - отметила Эмма. - Или же позвонить.

- Я мог, - произнёс он обыденным голосом. - Но потом я бы чувствовал, что должен рассказать ей о том, что я был ранен прошлой ночью.

- Возможно, тебе бы следовало именно так и поступить.

- Я в порядке, - сказал он. - Я имею в виду, что со мной действительно всё нормально. Как будто ничего и не было. - Он снова качнул головой. - Я не хочу, чтобы она настаивала на том, что мне нужно оставаться в стороне от сегодняшнего ночного мероприятия. Вполне возможно, что всё это окажется пустышкой, но если там есть какая-то зацепка, то я хочу быть там. Он бросил бумажные полотенца в мусорное ведро. - Если ты идёшь туда, я просто обязан там присутствовать.

- Мне нравится твоя хитрость. - Эмма потянулась вверх, встав на носочки и положив руки за голову, стараясь избавиться от боли в спине. Прохладный воздух коснулся оголённой кожи её живота, как только её топ поднялся чуть выше. - Если ты прекрасно себя чувствуешь, тогда может и не стоит ничего говорить Диане? Это просто предложение.

Когда Джулиан не ответил, она взглянула на него.

Он замер, глядя на неё. Каждая из его ресничек представляла собой идеальную тёмную линию; его лицо не выражало никаких эмоций, а его пристальный взгляд застыл, словно захваченный странной безмятежностью.

Он был прекрасен. Самое красивое, что она когда-либо видела в своей жизни. Она хотела попасть внутрь него, жить там, где он дышит. Она просто хотела.

Она была ошарашена. Никогда она не желала ничего подобного в отношении Джулиана. Это всё потому, что он чуть не умер, сказала она себе. Весь её организм был сосредоточен на том, чтобы отслеживать поддержание его жизнедеятельности. Она нуждалась в том, чтобы он жил. Он едва не умер, и всё внутри неё было сконцентрировано только на этом.

Он будет в ужасе, произнесла она мысленно. Он будет испытывать отвращение к ней, если узнает о её чувствах. Всё встанет на свои места, как тогда, когда он только вернулся из Англии, когда она думала, что он сердится на неё. Может быть, он ненавидел её.

Он уже тогда это знал, проговорил слабый голос где-то на задворках её сознания. Он знал о твоих чувствах. Он знал то, что не осознавала ты.

Она с силой упёрлась руками в стол, мраморное покрытие врезалось ей в ладони, испытываемая ею боль очистила её разум от ненужных мыслей. Заткнись, сказала она голосу в своей голове. Просто замолчи.

- Чрезвычайная ситуация. - проговорил он тихо. - Ты говорила, что у нас возникло что-то непредвиденное. Что же это?

- У нас возникла модная непредвиденность - Кристине нужно платье, чтобы вписаться в окружающую обстановку сегодняшнего мероприятия, а в доме совсем ничего нет. - Она быстро взглянула на свои часы. - Это займёт у нас не более тридцати минут.

Он расслабился, явно успокоившись. - Вы пойдёте в «Хидден Трижэрс»? - спросил он. Это было хорошей догадкой: любимый Эммой магазин винтажной одежды был хорошо известен всей семье. Каждый раз, как она посещала этот магазин, она приносила что-то и для них: галстук-бабочку для Тавви, обруч для волос, украшенный цветочным узором, для Ливви, плакат с кадрами из какого-нибудь старого фильма ужасов для Дрю.

- Я всегда хотел что-то наподобие будильника с Бэтменом, который бы вопил при звонке: «ПРОСЫПАЙСЯ, ЧУДО-МАЛЬЧИК!» - сказал он. - Он бы оживил обстановку в моей комнате.

- Мы кое-что узнали! - крикнула Ливви, забежав в кухню и прервав их разговор. - Вернее, что-то из этого. Но это весьма странно.

Эмма повернулась к ней с облегчением. - Узнали что?

- Говори на английском, Ливви, - попросил Джулиан. - Что такого необычного вы нашли?

- Мы перевели кое-какие символы и узнали значения некоторых лей-линий в пещере, - сообщил Тай, идя следом за Ливви, шагающей на каблуках. На нём был надет серый свитер с капюшоном на несколько размеров больше, чем нужно, в рукавах которого у Тая терялись руки. Его тёмные волосы лежали на краю капюшона. - Но в них нет абсолютно никакого смысла.

- Может они являются сообщением? - спросила Эмма.

Ливви покачала головой. - Лей-линии взяты из поэмы, - произнесла она, разворачивая листок бумаги, который держала в руке.

- «Аннабель-Ли», - сказал Джулиан. - Эдгар Аллан По.

- Я знаю эту поэму, - отметила Ливви, наморщив лоб. - Я просто не понимаю, почему она написана на стенах пещеры.

- Я думал, что, возможно, это какой-то книжный шифр, - проговорил Тай. - Но тогда это значит, что где-то есть вторая его часть. Возможно это «что-то» находится в другом месте. Наверное. стоит уточнить у Малкольма.

Кристина просунула свою голову в открытую кухонную дверь. - Эмма? - позвала она. - Ты готова идти?

- Ты выглядишь встревоженно, - заметила Ливви. - Эмма тащит тебя куда-то, чтобы убить?

- Хуже, - ответила ей Эмма, направляясь к двери, чтобы присоединиться к Кристине. - Шоппинг.

- Это ради сегодняшнего мероприятия? Во-первых, я так сильно вам завидую, а во-вторых, не дай ей завести тебя в то место в каньоне Топанга...

- Хватит! - Эмма хлопнула в ладони над ушами Кристины. - Не слушай её. Она потеряла разум от расшифровки всех этих кодов.

- Купите мне несколько запонок, - крикнул Джулс, направляясь в сторону раковины.

- Какого цвета? - Эмма вместе с Кристиной остановились на полпути к двери.

- Меня это не заботит, пока они соединяют манжеты моих рукавов. Если они перестанут выполнять эту функцию, то станут бесполезны, - сказал Джулс. - И возвращайтесь как можно скорее. - Звук воды, текущей из крана, заглушался голосом Ливви, которая продолжила читать следующие строчки поэмы вслух.

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: