Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Почему Россия стала открещиваться от своих азиатских корней?





 

В 1312 году, став великим ханом Золотой Орды, Узбек объявил ислам государственной религией. Царевичи и нойоны, отказавшиеся предать веру отцов, были казнены. Куда было деваться остальным монголам, не желавшим менять свою веру? Единственным местом, где они могли найти приют – это были русские княжества, на которые Узбек не распространил вою религиозную реформу. Позади уже были полвека совместной жизни русских и татар, многие уже родились от смешанных браков, и поэтому большая волна миграции татаро-монголов в русские княжества прошла на этнически благоприятной основе. В результате на Руси появились Аксаковы, Алябьевы, Апраксины, Аракчеевы, Арсеньевы, Ахматовы, Бабичевы, Балашовы, Бароновы, Басмановы, Батурины, Бекетовы, Бердяевы, Бибиковы, Бильбасовы, Бичурины, Бобобрыкины, Булгаковы, Бунины, Бурцевы, Бутурлины, Бухарины, Вельяминовы, Гоголи, Годуновы, Горчаковы, Горшковы, Державины, Епанчины, Ермолаевы, Измайловы, Кантемировы, Карамазовы, Карамзины, Киреевские, Корсаковы, Кочубеи, Кропоткины, Куракины, Курбатовы, Милюковы, Мичурины, Рахманиновы, Салтыковы, Строгановы, Таганцевы, Талызины, Танеевы, Татищевы, Тимашевы, Тимирязевы, Третьяковы, Тургеневы, Турчаниновы, Тютчевы, Чаадаевы, Шаховские, Шереметьевы, Шишковы, Юсуповы.[60]

Вторая большая волна русско-татарской метисации наблюдается в период падения Золотой Орды во второй половине XV века, когда терявшая власть татарская знать со своими подданными из Золотой Орды и отделившихся от нее ханств, устремилась в Московское и другие русские княжества.

Еще раз вернемся к этой теме и дадим слово Л.Н. Гумилеву: «Этническая карта Волга – Окского междуречья XIV века была пестрой. Тверичи, москвичи, суздальцы, рязанцы, смоляне, не говоря уже о новгородцах, различались друг с другом на этническом уровне, а миряне в Московском княжестве, мурома в Рязанском, вепсы в Новгородской республике составляли субэтносы».[61]

Русичи перемешались с мерей, мордвой, муромой, ятвягами, куманами… Все это могло закончиться их превращением в этническую химеру с последующей аннигиляцией. Но Великороссия обновилась за счет христианских монголов и частично крещенных литовцев. Следствием стал заметный на рубеже XIII – XIV веков импульс русской этнической консолидации. До этого не наблюдалось деления населения на русичей и не русичей, ибо тогда оно уже не имело смысла. Делились на рязанцев, смолян, новгородцев и.т.д. Но с возвышением Московского княжества начинается медленный и неуклонный процесс формирования российского суперэтноса – не на одной славянской, а на разнообразной, богатой, евразийской этнической основе.

После падения Золотой Орды ситуацией могла воспользоваться Литва для объединения русских земель. Но история дала больше шансов Москве. Наверное, этому способствовала ее полиэтничность. Уже при Иване III, когда Московское княжество превращалось в царство (империю) понадобились этнически четко выраженные культурные и историко-политические ориентиры. И они появились, как «Москва – третий Рим», «самодержавие», «рюриковическое родство», «славянские корни». Историко-культурологические процессы в общественном сознании россиян пошли по К. Марксу: «И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории».[62]

Поскольку православие режиссировало эту драму, постольку и доспехи и идеалы были византийскими и киевскими. Своего родства с Азией сначала забыли, а потом стали стесняться.

Россияне стали стесняться своих азиатских корней с петровских времен. Просвещение представляет собой яркий пример европоцентристской идеологии. Весь XVIII век Россия впитывала ее и утверждалась во всех сферах социальной жизни. Одновременно из общественного сознания вытравлялось все позитивное, что было связано с периодом существования Золотой Орды. Чтобы стать «настоящими» европейцами, русским надо было не только отрицать всякое родство с татаро-монголами, но и перенять у европейцев ненависть к ним. Так мы стали не только Иванами-не помнящими родства, но и ненавидящими свое родство. Это особенно проявилось в XIX веке. Причиной была социокультурная ситуация, сложившаяся к этому времени. Формировал ее патриотизм, питаемый славными победами россиян в екатерининскую эпоху. В канун Отечественной войны 1812 года патриотизм входил в мировоззрение светской культуры. В 1807 году вышла ода С.Н. Глинки «Пожарский и Минин», в которой воспевался «жар любви к Отечеству». В том же году в Петербурге шла трагедия В.А. Озерова «Дмитрий Донской». «Когда актер, игравший роль Дмитрия Донского, произносил монолог со словами «Прославь, и возвеличь, и вознеси Россию!», стены театра дрожали от крика, стука и аплодисментов. Энтузиазм был столь велик, что редкое представление трагедии обходилось без повторения этого монолога на «бис». Вместе с публикой проявляли воодушевление и посещавшие спектакль «высочайшие особы». Театр был так полон, что публика платила по 10 рублей за место в оркестре между музыкантами».[63]

Победа в войне 1812 года еще более усилила ликующее ощущение имперского патриотизма. В 1818 году вышли в свет первые восемь томов «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. Успех ее был тоже феноменален: литераторы, государственные мужи, дамы, гусары, консерваторы и «якобинцы», императорский двор и сам император – все обсуждали «Историю» Карамзина. А.С. Пушкин писал, что Карамзин открыл древнюю Россию, как Колумб Америку. «Без Карамзина русские не знали бы истории своего отечества», - вторил ему В.Г. Белинский. Главное в методологии исторического исследования Н.М. Карамзина заключалось в применении усвоенных европейских просвещенческих ценностей к оценке собственной истории. С Карамзина происходит соединение русского национального исторического сознания и европейских идеалов, пришедших в Россию в эпоху Просвещения. Нет нужды доказывать, что таким образом сформировавшаяся русская национальная идея, имела явный антиазиатский и антимонгольский подтекст. Но и в текстах Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина и других деятелей той блистательной культурной эпохи, мы встречаем много резко отрицательных оценок роли монголов в истории России. Другого и не могло быть при европоцентристской ориентации исторической методологии Н.М. Карамзина. Яркий представитель русского Просвещения, он видел историю России глазами европейца.

Конечно, европейская цивилизация, вдохновленная в Новое время Просвещением, имела огромные достижения. Но какую цену за них заплатило и все еще платит человечество? Что потерял человек, вовлеченный в нее? Лучшие представители этой цивилизации увидели и развенчали ее пороки. Это и Ж.Ж. Руссо, и П.Ж. Прудон, и К. Маркс, и Ф. Ницше, и Ж.П. Сартр, и многие другие.

Однако та тотальная критика этой цивилизации, которую начал постмодернизм, беспрецедентна по своим масштабам и глубине. Модерн – это переустройство обществ, начавшееся с Просвещения. Он породил безграничную инструментальную рациональность, в которой сочетаются рационализм, эгоцентризм, европоцентризм и антропоцентризм. Эпоха модерна поставила во главу угла «тотальный миф прогресса», при этом рассматривая себя «конечной станцией истории». Чем закончилось это движение? Все идеологи постмодернизма единодушны в том, что, если человечество будет продолжать жить по законам модерна, то возникнет угроза существования нашей планеты. Из этого следует коренное отрицание всего модерна и, прежде всего, универсальности разума.[64]

Мыслители и поэты Серебряного века стремились преодолеть горизонты просвещенческих взглядов на Россию и ее историю. Отсюда панмонголистские симпатии Вл. Соловьева, А. Блока. И Есенин в стихотворении к «Поэтам Грузии» писал, что в поступках и помыслах он тоже «азиат». Не случайно по времени к Серебряному веку примыкает и деятельность евразийцев, указавших, наряду со славянскими, угро-финские и тюрские корни России.

 

Кто и когда был варваром?

 

При этом нелишне вспомнить о культурном статусе самой Западной Европы в те исторические времена, которые мы здесь вспоминаем.

Вплоть до XV века мировыми супердержавами были страны не Запада, а Востока – Китай и Атаманская империя. Западная Европа по отношению к ним выглядела варварским регионом. О том, какое разнообразие товаров возили из Китая по шелковому пути, нет необходимости говорить, ибо общеизвестно. Европейцам, пытавшимся открывать торговые фактории на территории Китая, китайцы отвечали, что в поднебесной есть все необходимое для них, и потому они не нуждаются в чужих товарах… И они тогда были правы, называя европейцев варварами.

Еще до формирования атаманской империи европейцы в ходе крестовых походов столкнулись с мусульманским миром. Это было столкновение варваров с цивилизованным миром. Поэтому в культурном плане оно было в высшей мере полезно для европейцев, ибо способствовало, во-первых, изучению в Европе античных текстов в подлинниках или арабском переводе (а с этого началось развитие науки в Европе), во-вторых, возникновению таких духовных и интеллектуальных увлечений, как состязания поэтов и шахматистов. После крестовых походов европейцы научились изготовлять и использовать мыло, бумагу, арбалеты, строить бани, больницы и даже пользоваться нижним бельем.

Но вернемся к монголам и обратимся к мнению западных же исследователей их эпохи. Военный историк С.С. Уолнер пишет, что военное искусство монголов на столетия опередило военное искусство Запада.[65]

И проблема была не только в том, что дальность полета стрелы у монгольских лучников достигала 700 м, тогда как лучшие в Европе английские стрелки били только на 450 м, а и в тактике и стратегии. «Система монгольской конной разведки была такой же неотъемлемой частью монгольского способа ведения войны, как и ложное отступление с поля битвы», - пишет С.С. Уолкер и продолжает: «Когда мы читали о европейских армиях 1914 года, выдвигавших аванпосты и патрули самое большое на 10 – 11 миль вперед от основных сил, мы легко можем представить себе, насколько померкло в ХХ веке искусство маневра и военной хитрости, насколько утрачено для нас, европейцев, боевое искусство прошлого».[66]

Монгольские ханы были не только талантливыми полководцами, но и мудрыми законодателями, о чем пишет другой западный историк Э.Д. Филлипс. По его мнению, Яса (свод законов) Чингисхана на века опередила хваленные западные конституции. В нее вошли как древние обычаи и правила, так и новые, придуманные Чингисханом. Э.Д. Филлипс пишет: «Яса содержала следующие заповеди: почитать добродетельных и невинных; уважать ученых и мудрецов любого народа; любить друг друга; делиться пищей; не красть; не прелюбодействовать; не лжесвидетельствовать; не предавать; защищать стариков и бедных; уважать все религии и не отдавать предпочтение ни одной».[67]

Детей из враждебных племен монголы не обижали. Когда они становились сиротами, их отдавали на воспитание женщинам. Так, мать Чингисхана Оэлун воспитала четырех найденышей из разных племен. Конечно же, другие монгольские женщины подражали ханше.

Чингисхан среди знати завоеванных стран мог замечать и выделять образованных и мудрых людей и делать их своими советниками. Сколько пользы принес и монголам, и завоеванным ими народам один только Елюй Чуцай, ставший советником Чингисхана после первой китайской кампании!

По всему этому нам нечего комплексовать перед Западом из-за своих «азиатских корней.

 

Кто же мы, россияне?

 

В рассматриваемой нами теме трудно избавиться от вопроса о том, какие социогенетические корни в нашей российской сущности в большей степени определяли достижения нашего Отечества и спасали его в критические моменты: сугубо российские «азиатские» или европейские. Конечно, сразу обращают внимание такие времена, как эпоха Петра I. Прежде чем создать российский флот, он ездил учиться в Голландию и т.д. Известно, что в Голландии тогда училась вся Европа, но только Россия смогла ее уроки использовать в таких масштабах и с такой социально-исторической эффективностью. Почему? Потому что только российский социально-политический уклад содержит в себе тот потенциал, который способен мобилизовать огромный народ на решение стоящих перед страной и не только перед своей страной задач. Это проявилось и в 1612, и в 1812, и в 1941 – 1945-х годах, и во многих других не военных, мирных великих свершениях. Эта сугубо российская, а не от Запада идущая трехжильная способность на невероятные подвиги вселенского масштаба, заложенная в народе, не раз отмечалась западными наблюдателями. Приведем для примера суждения одного из самых проницательных и результативных политиков второй половины XIX в. Отто фон Бисмарка. В 1859 г. он был посланником Пруссии в России. Однажды причастное ко двору общество, в котором был и Бисмарк, гуляло по Летнему саду, между Павловским дворцом и Невой. Императору бросилось в глаза, что посреди одной из лужаек стоит часовой. На вопрос, почему он тут стоит, солдат ответил лишь «так приказано». Император поручил адъютанту выяснить, почему он стоит, но и в главном штабе охраны дворца дали такой же ответ. Кто изначально приказал на том месте поставить часового, никто не знал. Тема эта стала злободневной и дошла до слуг. Среди них оказался старик-лакей, состоящий уже на пенсии, который сообщил, что еще во времена его детства его отец, проходя с ним как-то мимо этого караульного, сказал: «А часовой все стоит и караулит цветок». А было по его рассказу так: императрица Екатерина увидела как-то на том месте раньше обычного первый подснежник и приказала следить, чтобы его не сорвали. Исполняя ее приказ, там поставили часового. С тех пор там и несут службу часовые. Это всего эпизод, но вот главное. Это то, что по этому поводу Бисмарк писал: «Подобные факты вызывают у нас порицание и насмешку, но в них находят выражение примитивная мощь, устойчивость и постоянство, на которых зиждется сила того, что составляет сущность России в противовес остальной Европе».[68] Добавим к этому от себя: чтобы мобилизовать эту «примитивную» мощь, нужны гении, которых, к сожалению, было не так много во главе России.

Аналогичную мысль высказывает и У. Черчилль: «Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которые она оказалась способна».[69]

В этих двух цитатах не следует искать какой-либо мистификации сути России. Авторы их – политики очень трезвые, прагматичные, немало потрудились на благо своих стран, действуя против России. Кому – кому, а уж им можно поверить в том, что их оценки положительные России будут объективны.

На эту тему приведем еще одно высказывание, в стихотворном виде:

 

Москва! Для всех захватчиков предел!

Тщеславный Карл в нее войти хотел,

А Бонапарт вошел – и что ж? Она

Горит, со всех концов подожжена.

 

***

Москва, Москва! Пред пламенем твоим

Померк вулканов озаренный дым,

Поблек Везувий, чей слепящий пыл

С давнейших пор к себе зевак манил;

Сравнится с ним огонь грядущих дней,

Что истребит престолы всех царей!

Москва, Москва! Был грозен и жесток

Врагу тобой преподанный урок!

 

Человеку, не очень эрудированному в литературе, может показаться, что это написал патриотически настроенный советский поэт. Но это не Лебедев-Кумач, а поэт другой эпохи и другой культуры, Джон Байрон, написал в поэме «Бронзовый век».

В приведенных выше высказываниях о России выдающихся людей Западной Европы просматриваются такие черты России, как здоровый консерватизм и фундаментализм.

 

***

Все вышеизложенное позволяет заключить, что лучший ответ на вопрос: кто мы, россияне? дал А. Блок:

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,

С раскосыми и жадными очами!

Прав был П. Сорокин, который говорил, что чистая кровь бывает только на конезаводах у породистых скакунов.

Нам, россиянам, надо гордиться не мифической чистотой крови своих этносов, а разнообразием текущей в наших жилах крови, пестрым разнообразием и богатством российской культуры. Именно они могут обеспечить качество нашего человеческого капитала.

И еще – нам, россиянам, не надо комплексовать перед Западом. Мы не хуже их во всех отношениях.

Высказанная нами точка зрения не совпадает с мнением некоторых известных и авторитетных исследователей русской культуры. Среди них следует прежде всего назвать Д.С. Лихачева, который писал: «Европейская культура – культура общечеловеческая. И мы, принадлежащие к культуре России, должны принадлежать общечеловеческой культуре через принадлежность именно к культуре европейской. Мы должны быть русскими европейцами... Наша первейшая и насущная задача сегодня – не дать ослабнуть этой европейской общечеловеческой русской культуре...»[70]

Мы считаем эти суждения ошибкой талантливого ученого. Не ошибается один Бог, а людям, даже одаренным, свойственно ошибаться.

Европейская культура не может быть общечеловеческой по определению: она потому европейская, что она не общечеловеческая, а европейская. Логично говорить об общечеловеческих чертах той или иной культуры, а не отдельной общечеловеческой культуре. Стирание всех национально-этнических черт и формирование единой общечеловеческой культуры означало бы гибель культуры как таковой. В цитированной статье, сам Дмитрий Сергеевич пишет: «Культура – это святыни народа, святыни нации», подчеркивая этническую адресность культуры. Миллиарды людей на земле могут задать вопрос: «Почему европейская культура должна быть признана общечеловеческой?» История культуры и история культурологических исследований говорят о том, что прогнозировать будущее культуры через один центр не перспективно. Надо говорить о диалоге культур, о их взаимном обогащении, а не доминировании одной из них.

Позиция Д.С. Лихачева может иметь следующее объяснение. Он крупный специалист по культуре древней Руси, он занимался ею всю жизнь. Поэтому он не случайно абсолютизирует модель культуры, которая складывалась в Киевской Руси. «С юга, из Византии и Болгарии, - пишет он, - пришла на Русь духовная европейская культура, а с севера - другая языческая дружино-княжеская военная культура скандинавии. Русь естественнее было бы назвать Скандовизантией, нежели Евразией»[71].

Ту Русь, которую имеет в виду Д.С. Лихачев, конечно, можно и нужно называть Скандовизантией. Она развивалась по общеевропейскому сценарию: через развитие городов, ремесел, торговлю. Достаточно вспомнить о значении «Пути из варяг в греки». Но та Русь исчезла в 40-х годах XIII века и никогда потом не возрождалась в той форме, в которой она тогда существовала. Московское княжество и на его основе возникшая царская империя в XIV-XV веках формировались на иной социально-экономической, социально-этнической и социально-культурной основах. Об этом свидетельствуют отечественные и зарубежные исследования последних 15-20 лет. Увы, основные из этих исследований были опубликованы после ухода их жизни Дмитрия Сергеевича.

 


Крестьянская культура

И сельский уклад жизни

Позиция крестьянства, не всегда явно заметная на политическом небосклоне, очень часто становится фундаментом, на котором разыгрываются исторические драмы. Об этом говорят и «Аграрная история древнего мира» Макса Вебера, и многочисленные работы посвященные периоду Второй Империи во Франции (XIX век) и ещё более обширная литература, об Октябрьской Революции 1917 года. Победа в ней большевиков в основном зависела от политического мастерства В.И. Ленина, привлекавшего крестьян на сторону революции. Ведь рабочий класс составлял тогда в стране абсолютное меньшинство. Ситуацию тех лет хорошо выразил «крестьянский» поэт Сергей Есенин: «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал всё по своему, с крестьянским уклоном». [6]

В 19 веке в зарубежной литературе обратили на себя внимание романы О. де Бальзака и Э. Золя о крестьянах.

Роман О. де Бальзака «Сцены сельской жизни. Крестьяне» описывает события, развернувшиеся во французской деревне в период реставрации. Название первой части романа «Кто с землёй, тот с войной» отражает суть этих событий. Бальзак пишет: «… задача этого исследования (именно так называет он свой роман) – дать читателю выпуклые изображения главных персонажей крестьянского сословия, забытого столькими писателями». «… Вы увидите как эта неутомимая землеройка, как этот грызун дробит и кромсает землю, делит её на части и разрезает аркан на сотню лоскутов, неизменно привлекаемый к этому пиршеству мелкой буржуазией, делающей из него одновременно и своего помощника и свою добычу». [7] Анализ процессов, происходящих в деревне, осуществлённый писателем был таким полным и глубоким, что К. Маркс в «Капитале», там, где он рассматривает судьбу мелкой земельной собственности, ссылался на Бальзака («Капитал», 1954, т.III, с. 43). Сам Бальзак считал эту книгу как «самую значительную из всех задуманных».

Роман О. де Бальзака актуален и в наши дни, ибо показывает социальную роль крестьянства, как эта «неутомимая землеройка», влияет, в конечном счёте, на большие, исторического масштаба, события в стране. Так, в 1830 году, Луи Бонапарту победу обеспечила позиция, занятая французским крестьянством. В исторических исследованиях, к сожалению, не всегда доходят до выяснения исторической роли «неутомимой землеройки».

Роман Э.Золя «Земля» вышел в 1887 году. Это было время, когда около половины всех крестьянских хозяйств во Франции владели карликовыми участками земли, что затрудняло и тормозило развитие сельского хозяйства страны. Но роман не только об этом. В «Набросках» Э.Золя писал: «Итак, какова роль крестьянина? Что он представляет собой сейчас и будет представлять впоследствии? Значение, которое он, как собственник земли, играет в обществе. Теперь он представляет собой большинство, тупую спящую силу. Но придёт такой момент, когда эта сила сможет всё перевернуть. Земля - героиня моей книги. Земля - кормилица. Земля — бесстрастна, она дает жизнь, она же и отнимает ее. Это огромный, всегда присутствующий, заполняющий всю книгу персонаж... Крестьянин... видит в ней средство к суще­ствованию и не замечает ее красоты, ее пейзажа. Страсть к обладанию землей составляет существо моих героев... Земля заполняет всю книгу, господствует в ней. Она — движущая сила всех поступков людей. Сначала я покажу любовь крестья­нина к земле, любовь непосредственную, желание обладать ею, захватить как можно больше, потому что в его глазах она — един­ственное богатство. Потом более возвышенно — любовь к земле-кормилице, к земле, которая порождает нас, дает нам жизнь и в которую мы возвращаемся». [8] Как и О. де Бальзак, которого он считал своим учителем, Э. Золя показывает в основном крестьянина вовлеченного в социальную борьбу, в жестокую борьбу за существование. Поэтому вопросы крестьянской культуры, духовности, которые нас интересуют в данной главе, у обоих писателей отходили на второй или третий план, или вообще не рассматривались.

В XX веке внимание к селу, к фермерству, пожалуй, переместилось из европейской литературы в американскую. Достаточно вспомнить романы Э. Колдуэлла «Табачная дорога», Д.Стейнбека «Гроздья гнева».

Из исследований, проведенных на востоке, Азии, обращают внимание два исследования, результаты которых переведены в нашей стране. Первое – это «Китайская деревня глазами этнографа» Фей Сяотуна, [9] в которой изложены результаты сравнительного исследования одной из южнокитайских деревень. Первое исследование деревни автор провёл в 30-е гг., затем сравнил его результаты с измерениями, проведенными в деревне в 50-е – 80-е годы.

Почти одновременно проводил исследования индийской деревни Рампуру, на юге Индии, индийский учёный М.Н. Шринивас. [10] Он, как и Фей Сяотун был учеником Малиновского и А. Рэдклифф – Брауна.

Как и исследование китайского ученого, это исследование было этнографическим. Но тогдашние успехи социологических исследований и их популярность определили влияние социологии на оба исследования.

Во всех выше упомянутых и во многих не названых произведениях, показана социально - политическая роль крестьянства в обществе. В высшей степени важно эту тему исследовать в современных условиях и результаты заложить в основание новой социофилософии села.

Однако в данном разделе нас больше интересует крестьянство как демиург крестьянской культуры, мощно влияющей на культуру всего общества. Лидирует в таком понимании крестьянской культуры русская литература.

Начнём с любопытного эпизода – критики А.С. Пушкиным позиции А. Радищева.

В советское время «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева было канонизировано, как образец революционной критики пороков крепостного самодержавия и потому входило во все программы изучения русской классической литературы.

Но вот что писал об этой работе гений русской литературы А.С. Пушкин в статье «Александр Радищев»: «Путешествие в Москву, причина его несчастия и славы, есть… очень посредственное произведение, не говоря о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и прочее преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны… В Радищве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидро и Реналя: но всё в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения».[11]

Дело в том, что веками жить в нечеловеческих условиях не может ни одно сословие – оно просто вымрет. Чтобы жить и воспроизводиться, нужны условия. Большинство угнетателей крестьян понимали, что только нормально живущий крестьянин, жизнеспособный крестьянин может быть ему полезен. Конечно, были времена очень тяжелые для тех или иных крестьян, конечно, были деспоты – феодалы и помещики. Была, наконец, Салтычиха… Но было и многое другое, например, удивительный в условиях крепостничества феномен театра крепостных актеров, крестьяне - изобретатели, первоклассные мастера прикладного искусства и вообще целый класс со своим сельским укладом жизни, создавший целый мир народной культуры и духовности.

Драматические стороны можно найти в истории любого сословия, даже правящего. Можно, например, написать трагическую историю династии Романовых, многие представители которой умерли не своей смертью. Можно описать трагическую судьбу российской интеллигенции, представители которой преследовались при всех режимах. Но все эти истории будут односторонними. Конечно, если выбить крестьян из их обычного образа жизни подвергать всякого рода унижениям, то они опустятся, будут вести себя отвратительно. Примеров тому в литературе много. Например, Н.С. Лесков в рассказе «Продукт природы» описывает поведение крестьян переселенцев на баржах, на которых их везли к месту назначения. Доведенные до отчаяния вшами они сами не понимали, что творили. Но автор винит в этом не крестьян, а представителей власти, в таких условиях перевозящих крестьян и поэтому, перефразировав Г. Гейне, заканчивает рассказ грустным юмором: «Кто любит народ, тот должен сводить его в баню».

А.С. Пушкин полемизирует с А. Радищевым не только в упомянутой статье. Он проезжает по маршруту путешествия А. Радищева, но в обратном направлении и потому свой очерк называет «Путешествие из Москвы в Петербург». Об этом произведении поэта надо говорить отдельно как о первоклассном сравнительно социологическом исследовании. Чтобы не отвлечься от темы, обратим внимание на те места, в которых говорится о крестьянстве. В селении Пешки, где Радищев «съел кусок говядины и выпил чашку кофию» и где он «тужит о судьбе крестьянина, не употребляющего сахара» поэт проводит сравнительное наблюдение и замечает: «Радищев, заставив свою хозяйку жаловаться на голод и неурожай, заканчивает картину нужды и бедствия сею чертою: и начала сажать хлебы в печь». Общий вывод поэта таков: «Очевидно, Радищев начертал карикатуру…» [11, с. 770] и далее ссылается на Фонвизина, путешествовавшего по Франции, которому «по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась… счастливее судьбы французского земледельца». [11, с. 770] Приведя факты о тяжелом положении английских фабричных рабочих, А.С. Пушкин, которого никак нельзя причислить к апологетам крепостнической системы, пишет: «У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом, оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев). Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 вёрст вырабатывать себе деньгу…». Конечно, не всё идеально: «злоупотреблений везде много, уголовные дела везде ужасны». Жизнь как она есть.

Но в целом, каков крестьянин? Как сейчас говорят, каков его менталитет?

На этот вопрос великий поэт отвечает: «Взгляните на русского крестьянина: есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют «ротозеем», никогда не заметите в нём ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому». [11, с. 770]

Самобытные и яркие характеры крестьян представил И.С. Тургенев в «Записках охотника». Без преувеличения можно сказать, что этот сборник рассказов выразил эпоху в развитии общественного сознания российского общества, уже не желавшего мириться с крепостным правом.

Не случайно Николай I резко отрицательно отнёсся к «Запискам охотника». Однако, В.А. Жуковский, будучи воспитателем наследника престола, Александра, сделал всё, чтобы он прочёл сборник рассказов И.С. Тургенева. Образы крестьян, представленные в рассказах, произвели на будущего императора большое впечатление и во многом определили его позиции по отношению к крепостному праву. Преодолевая большие препятствия, Александр II добился отмены крепостного права.

Крестьянская тема в творчестве Л.Н. Толстого требует отдельного и большого разговора, выходящего за рамки данной главы.

Русская классическая литература XIX века передала по наследству крестьянскую тему советской литературе. До войны было создано немало талантливых повестей и романов о российской деревне периодов гражданской войны и колхозного строительства. Достаточно назвать «Тихий Дон» М. Шолохова, чтобы представить сложность и противоречивость происходивших тогда процессов на селе. К периоду коллективизации писатели обращались и после войны, можно сказать, постоянно. Так, «Год великого перелома» Василия Белова, вышел в 1991 году. Смело и глубоко проблемы послевоенного села стали ставиться в 50 – 60–е годы XX века. В творчестве писателей, названных «деревенщиками», красной нитью проходит тема крестьянской культуры и духовного начала в ней.

«Лад» Василия Белова с подзаголовком «Очерки о народной эстетике» был впервые опубликован в четырёх номерах журнала «Наш современник» в 1979 – 1981 годах. «Очерки» по содержанию и стилю изложения не совсем вмещаются в жанр очерка. В них явные признаки исследовательской работы. Они представляют собой этносоциологическое, т.е. социологическо - культурологическое исследования труда, быта, морали, жизненной философии определённой общности - крестьянства. Помимо описательного метода автор пользуется методами эмпатии – вживания в исследуемую культуру, понимания – через раскрытие смыслов и т.д. В целом писатель представил превосходное культурологическое исследование. В предисловии он пишет о «классическом» сельском социуме: «Мир для человека был единое целое. Всё было взаимосвязано, и ничего не могло жить отдельно или друг без друга, всему предназначалось своё место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди. При этом единство и цельность вовсе не противоречили красоте и многообразию». На странице 10-й третьего тома «Избранных произведений в 3-х томах» приводится письмо одного читателя, очевидно, выражающее мнение автора:

«… главным рычагом, поднимающим человека на его человеческое место, всегда был труд. Так вот, труд крестьянина в этом отношении был особенно благотворен. Ведь крестьянский труд и крестьянский быт были переплетены, так тесно слиты, что часто и разделить их нельзя. В такой, пронизанной трудом, среде не могла прорастать человеческая гниль.

… Жизнь крестьян русской деревни, особенно дореволюционной, наша литература изображала примитивной, бессодержательной; мол, мужики – это тупые, глупые существа. Конечно, глупые бывают везде, бывают даже с дипломами. Но я убежден, что тупые и глупые люди среди крестьян встречались не чаще, чем в любом другом сословии. Крестьяне имели житейскую мудрость, но мало житейской хитрости, характерной для торгово – чиновничьего сословия. Я не знаю другого примера, где бы работа совершалась с таким старанием и любовью, как работа крестьянина в поле. Пашня, посев, жатва – всё превращалось в какое-то священнодействие». [12]

Лад – ключевое слово, которым В. Белов пользуется для анализа жизни и образа мыслей крестьян.

- Какова жизнь? – спрашивают при встрече.

- Всё ладно.

Ответ один, если действительно всё ладно. Хорошую жизнь пронизывает лад, настрой, ритм…

Такой жизни присущи органичная взаимосвязь всех явлений… Плохая жизнь – это разлад, хаос, кавардак, сбой, несуразица, неосновательность. Про такую жизнь говорят, что она идёт через пень колоду, шиворот – навыворот. Ей во всём сопутствует спешка и непоследовательность, следствием чего является дурное качество, т.е. страдают при этом в первую очередь красота, эстетика.

Искусство проявляется всюду, где существует жизнь, а не только в круге, ограниченном художественным творчеством.

… Не научившись трудиться, нельзя узнать, чем наградила тебя природа.

… Ореол исключительности той или иной профессии, иерархическое деление труда и быта по таким принципам, как «почетно - непочетно», «интересно - неинтересно», как раз и закрепляет социальное равнодушие личности, поощряя мысль о недоступности творчества для всех и для каждого. Но такое поведение личности вполне устраивает как сторонника индивидуалистской философии личности и толпы, так и бюрократа – догматика, который во имя общего блага готов сегодня же расставить людей по ранжиру.

… Рожденный неповторим…[12]

Крестьяне – герои многих писателей, непременно обращаются к духовным проблемам. Дарья, героиня повести В. Распутина «Прощание с Матерой» беседует с внуком Андреем: «Пуп вы щас не надрываете – чё говорить! Его-то вы берегёте. А что душу свою потравили – вам и дела нету. Ты хоть слышал, что у его, у человека-то, душа есть?

Андрей улыбнулся:

- Есть, - говорит – такая.

- Надсмехайся, есть. Это вы приучите себя, что ежели видом не видать, ежли пощупать нельзя, дак и нету. В ком душа, в том и Бог, парень. И хош не верь – изневерься ты, а он в тебе же и есть. Не в небе, а боле того – человека в тебе держит. Чтоб человеком ты родился и человеком остался. Благость в себе имел. А кто душу вытравил, тот не человек, не-е-ет! На чё угодно такой пойдёт, не оглянется. Ну дак без её-то легче. Налегке устремились. Чё хочу, то и ворочу. Никто в тебе не знает, не заболит. Не спросит никто. Ты говоришь, машины. Машины на вас работают. Но – но. Давно уж не он







Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.