VI. МАТЕРИАЛ, СОДЕРЖАЩИЙСЯ ТОЛЬКО У МАТФЕЯ

Согласно гипотезе четырех документов, Матфей использовал, кроме Марка и "Q", другие источники, которые либо не знали, либо не использовали другие евангелисты¹⁴⁸. Этот уникальный материал, который отличает это Евангелие от других, явился определяющим в дискуссиях об исторической ценности всего Евангелия в целом¹⁴⁹. Его можно разделить на три подгруппы: (а) собрание изречений¹⁵⁰; (б) testimonia (свидетельства); (в) повествования о Рождестве; (г) другие повествования.

Предложенный Стритером для Евангелия от Матфея источник "М"¹⁵¹ состоял из изречений, которые нельзя с уверенностью отнести к "Q" из-за отсутствия тесных аналогий между Матфеем и Лукой. Стритер приписывает этот источник М Иерусалиму из-за преобладания в нем еврейских характеристик.

(1) Основываясь на сходстве тем у Матфея и Луки, как и многих случаях расхождения лексических форм, было предложено считать, что источник, который в этих случаях частично совпадает с "Q", является причиной как сходства так и расхождения. Иными словами, эти разделы нельзя с уверенностью отнести к "Q", и поэтому они, видимо, были взяты из другого параллельного источника, который использовал только Матфей.

(2) Некоторые ученые считают, что эта теория основывается на методе Матфея соединять свой источник Марка с "Q" и поэтому позволяет думать, что он то же самое сделал с "М" и "Q". В подтверждение этого процесса В. Тейлор¹⁵² ссылается на Мф. 4.11; 10.9-15; 12.22-32; 13.31-32.

(3) Если Матфей соединил "М" и "Q", то Лука, следуя своему методу использования одного источника, очевидно, предпочел "Q". Тогда это объясняет как расхождения, так и принципы выбора двух евангелистов¹⁵³.

(4) На основании структуры и стереотипных объяснений можно говорить о различии между изречениями "М" и "Q"¹⁵⁴.

Являются ли эти причины достаточным основанием для предположения о существовании особого источника, зависит от различного подхода к этой проблеме. Например, если признать, что Евангелие от Матфея было написано до Евангелия от Луки, то доводов в пользу "М" становится меньше, во всяком случае в той форме, в которой их предлагает Стритер. Тогда труднее становится отличить уникальные изречения Матфея от изречений "Q". Просто этого не надо будет делать. Следовательно те, кто отрицает существование "Q", обычно отрицают и "М", во всяком случае как письменный источник¹⁵⁵, хотя символ этот можно продолжать использовать для материала, содержащегося только у Матфея. Кроме того, трудно решить, в какой степени взаимодействие устного предания и письменных источников могло создать параллельные предания с их сходством и различием, которые пытается объяснить гипотеза источников "М" и "Q"¹⁵⁶. в лучшем случае источнику "М", в любой из его предложенных форм, не хватает логической связи¹⁵⁷, и поэтому трудно понять, как он мог быть первоначально составлен.

Мы уже говорили о еврейском характере Евангелия от Матфея, но здесь надо отметить, что этот еврейский акцент наблюдается в отрывках, аналогичных и у Луки, хотя чаще всего в материале, содержащимся только у Матфея. Примером первого может служить утверждение о законе и пророках (Мф. 5.17-19; Лк. 16.17). У Матфея написано: "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном". У Луки же это стоит в значительно более краткой форме и в совершенно другом контексте: "Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона прейдет". И далее Лука пишет в другом контексте: "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (21.33; ср. Мф. 24.35; Мк. 13.31). Дальше мы увидим, что то, что ясно сказано у Матфея, предполагается и у Луки, хотя и с меньшим акцентом, так как он имеет в виду главным образом языческих читателей.

Примеры иудаистического акцента в собственном материале Матфея можно увидеть в отдельных изречениях в контекстах "Q", таких как, например, в отрывках о погибших овцах дома Израилева (10.6) и в собрании изречений Матфей, как в утверждении о новом и старом в конце раздела притч (13.52), и далее в притчах о брачной одежде, о десяти девах, об овцах и козлах (22; 25). Изречения о Моисеевом седалище (23.2) и о двенадцати престолах Израилевых (19.28) относятся к этой же категории.

Если "М" существовал как источник, то его основной отличительной чертой является еврейский характер.

Так как существование "М" является еще более гипотетическим, чем "Q", и это признается даже сторонниками этой теории, то становится невозможным определить его первоначальное содержание¹⁵⁸. Можно только предположить, что это был материал собрания изречений, типичный только для Матфея. В случае же использования "Q" нельзя предположить, чтобы весь материал, который первоначально входил в "М", сохранился в Евангелии от Матфея. Приведенное ниже содержание надо рассматривать, даже с точки зрения критики источников, как весьма гипотетичное.

(1) Поучение содержит материал, который был главным образом антифарисейским и который был включен Матфеем в Нагорную проповедь. По мнению Мак-Нейла¹⁵⁹, сначала существовали две проповеди в письменной форме, вариант Луки и данное матфеевское поучение¹⁶⁰. Матфей, очевидно, объединил эти две формы.

(2) Считается, что такое же антифарисейское поучение, введенное в Мф. 23, также является объединением двух источников.

(3) Некоторые части миссионерского поручения отсутствуют в "Q", или, иными словами, у Луки.

(4) Собрание притч включало в себя такие, как о плевелах, о сокровище в поле, о драгоценной жемчужине, о неводе (Мф. 13), о немилосердном рабе (Мф. 18.23-25), о работниках в винограднике (20.1-16), о двух сыновьях (21.28-32), о брачной одежде (22.11 -14), о девах (25.1-13) и о овцах и козлах (25.31-33). Стритер добавляет еще три притчи, аналогичные Луке, о потерянной овце (18.10-14), о брачном пире (22.1-10) и о талантах (25.14- 30).

Кроме этих основных характеристик, многие другие изречение приписываются также особому источнику Матфея (напр., 12.11-12; 13.52).

Сторонники теории четырех источников обычно утверждали, что она может показать сравнительную ценность разных источников, которые располагаются по нисходящей степени важности, и естественно, что Марк и "Q" заняли первое место, а весь другой материал источников рассматривался как менее важный. И поэтому неудивительно, что признаки, которые предлагается считать отражением позднейшего еврейско-христианского влияния, отражены в "М", особенно в виду явно еврейского тона, наряду с такими другими влияниями, как учение Иоанна Крестителя¹⁶¹. Но вескость этого метода оценки зависит от признания того, являются ли источники Марк и "Q" достаточными критериями для оценки первоначальных документов. А это значит, что весь материал, который от них отличается, должен рассматриваться с предвзятостью. Эта тенденция в своей развитой форме ставит под сомнение все факты и изречения, которые имеются только у одного автора.

Винсент Тейлор¹⁶², который признает существование "М", по крайней мере как устное предание, если не как письменный источник, объясняет еврейский характер Евангелия от Марка. Но если эта еврейская окраска связана с собственным выбором Матфея, то многое становится ясным. Автор, или "редактор", Евангелия мог проявить больше личной инициативы, чем ему отводят многие критики источников. Более современное движение "истории редакций", которое считает писателей богословами, допускает такую личную инициативу. Те же, кто рассматривает "М" как символ всего устного предания, конечно же, не признают этого мнения, и это является причиной того, что они склонны использовать термин "слои" /strata/, а не "источники" /sources/¹⁶³.

Всякий ученый, который пытается выяснить время и место происхождения "М", прекрасно понимает, что он может полагаться только на свои рассуждения. Стритер¹⁶⁴ предлагает дату около 65 года, а место происхождения - Иерусалим. Дата может быть установлена только произвольно, хотя и предшествовать изданию Евангелия, и поэтому, естественно, после Марка и "Q". Место происхождения можно определить по его еврейским характеристикам, хотя еврейское влияние было сильным не только в Иерусалиме. Вопрос этот не имеет большого значения для изучения происхождения Евангелия, так как его решение основывается исключительно на предположениях.

Многие цитаты из Ветхого Завета в Евангелии от Матфея можно разделить на две четкие группы. Большинство из них воспроизводят более или менее точно текст Септуагинты или, по крайней мере, греческого перевода еврейского текста¹⁶⁵. Небольшая группа цитат, приблизительно 12, несомненно взята из еврейского текста. Эти цитаты приведены только у Матфея, кроме одной, которая имеется также у Марка и Луки (а именно, отрывок о гласе, вопиющем в пустыне, приписанный Иоанну Крестителю - Мф. 3.3; Мк. 1.2-3; Лк. 3.4-6). Другими цитатами являются: повествования о Деве (1.23), о Вожде из Вифлеема (2.6), о воззвании из Египта (2.15), о Гласе в Раме в применении к убийству невинных младенцев (2.18), о наречении Назореем (2.23), о народе, сидящем во тьме, который увидел свет (4.15-16), о Том, Кто "взял на Себя наши немощи", в применении к служению исцеления (8.17) отрывок о Рабе, показывающий миролюбивое отношение Иисуса (12.18-21), утверждение о притчах (13.35), а также о Царе Иудейском, грядущем на ослице (21.5) и о тридцати серебренниках (27.9).

Так как каждая из этих цитат вводится одной и той же формулой: "тогда сбылось реченное.,.", было высказано предположение, что, кроме цитат в других местах Евангелия, существовало отдельное собрание ветхозаветных цитат. По мнению Ф. Бер-кита¹⁶⁶ и Дж. Р. Гарриса¹⁶⁷, этот вид собрания существовал в то время в еврейском мире¹⁶⁸. Они считают, что Матфей взял эти цитаты из арамейского собрания свидетельств. В некоторых случаях (например, 1.23) цитата отличается как Септуагинты от текста, так и еврейского, что можно, по-видимому, объяснить арамейским влиянием. Тогда это будет говорить в пользу арамейского оригинала. Мак-Нейл¹⁶⁹ считает же наоборот, что этот источник мог быть переведен на греческий язык до его использования Матфеем.

Гипотеза собрания свидетельств (testimonia) поддерживается интересом первых христиан к ветхозаветному свидетельству о Христе¹⁷⁰. Поэтому вполне вероятно, что такое христианское собрание существовало. Однако некоторые характеристики этой гипотезы не находят подтверждения.

1. На основании утверждения Папия о существовании Логии Матфея, Беркит и Гаррис считают, что Матфей был автором подобной книги свидетельств, но это маловероятно, так как Папий употребляет это слово по отношению к Иисусу, а не ветхозаветным изречениям (Logia)¹⁷¹.

2. Кроме того, эта теория ничего не принимает во внимание о раннехристианских параллелях, хотя доподлинно известно, что подобные "свидетельства" (testimonia) существовали во времена Тергуллиана и Киприана. А также эти более поздние книги дают совершенно другой образец последовательности и языка, чем тот, который мы имеем в Евангелии от Матфея¹⁷².

3. Некоторые, из этих "изречений" не были понятны, если они существовали отдельно от контекста, хотя нельзя исключить возможности, что им давались толкования. Христианский интерес к ветхозаветным "свидетельствам", как указывает Ч. Г. Додд¹⁷³, в большей степени был обращен на наиболее важные повествовательные отрывки, чем на изречения.

4. Сторонники этой теории не уделяют должного внимания связи этих цитат с контекстом у Матфея. А может быть эти "изречения" сами приходили на память, когда автор составлял Евангелие, как, например, цитата из Ос. 11.1 ("из Египта вызвал сына Моего"), с целью показать, что бегство из Египта было божественно предсказанным событием¹⁷⁴. Каким бы странным ни казалось это толкование для современных стандартов, вполне возможно, что писатель вспомнил этот отрывок из Осии, когда думал о самом этом событии. Либо автор выбирал свои события, чтобы подтвердить "свидетельства" (testimonia), но это маловероятно¹⁷⁵.

По мнению В. Л. Нокса¹⁷⁶ не все "свидетельства" (testimonia) взяты из одного источника. Первые пять из цитируемых только у Матфея включены в повествования о Рождестве и входили в тот источник. Из других шести четыре входили в другой источник, содержавший "свидетельства", а две были добавлены из еще одного источника, возможно, устного¹⁷⁷. Но наличие таких вариантов делает всю эту гипотезу менее убедительной¹⁷⁸. Даже если все нужные отрывки входили сначала в источник "свидетельств" (testimonia), то едва ли их было достаточно для составления книги.

Гипотеза Матфеевской школы, о которой мы говорили выше, когда обсуждали цель Евангелия¹⁷⁹, основывалась главным образом на показании Матфеем исполнения пророчеств Ветхого Завета. Толкование выбранных "свидетельств" (testimonia) было основным методом в новозаветной апологетике этой школы¹⁸⁰, и поэтому интерес Матфея к "изречениям" не удивителен. Но эта гипотеза не является наиболее правдоподобным объяснением интереса автора к толкованию. Если Матфей относился к группе, которая, подобно людям из Кумрана, занималась таким толкованием, то легко понять, почему столько текстов естественно приходило ему на ум, когда он писал свое повествование¹⁸¹. Но почему он предварял одну группу цитат специальной формулой, а другую нет? По-видимому, это делалось специально, чтобы привлечь внимание к исполнению пророчеств, которые христианские апологеты толковали с мессианской точки зрения.

Хотя это повествование рассматривается под отдельным подзаголовком, иногда его считают частью большого цикла повествований, характерных только для Матфея¹⁸². Однако полезно будет рассмотреть это повествование отдельно.

1. Повествование о Рождестве у Матфея совершенно иное, нежели у Луки, и несомненно взято из другого источника. Матфей уделяет больше внимания Иосифу, тогда как Лука - Марии.

2. Так как в этих повествованиях очень велик интерес к Ветхому Завету, Нокс считает, что "каждое повествование переплетено со "свидетельствами" (teStimonia) из Ветхого Завета"¹⁸³. Это слишком смелое утверждение, но несомненно, что древняя Церковь придавала особое значение ветхозаветным пророчествам о пришествии Христа, и это отразилось на форме, в которой сохранилось это предание. Но также не исключено, что сам автор первым записал эти особые предания¹⁸⁴ и сам ввел соответствующие "свидетельства", о чем мы говорили выше.

3. Было также выдвинуто предположение, что это повествование появилось в связи с христианизацией повествования о Моисее и Израиле¹⁸⁵, образовав своего рода комментарий к ним. Но хотя интерес к Ветхому Завету бесспорен, трудно допустить, чтобы Ветхий Завет стал основанием для составления повествований¹⁸⁶. В этом случае подобная компиляция подверглась бы тщательной проверке.

4, Часто считается, что повествование о Рождестве у Матфея не является историческим, а было написано позже с догматической целью приукрасить пришествие Иисуса. Однако такой взгляд в большей степени связан с непризнанием сверхъестественного и неверием в непорочное зачатие, чем с исторической оценкой¹⁸⁷.

Тем не менее надо сказать, что родословие у Матфея вызывает некоторые трудности из-за его стилизованной формы и непонятными пропусками и вставками. Но тогда надо ответить на вопрос, не исключают ли экзегетические проблемы, которые ставят эти повествования, всякую историческую основу. Мы можем ответить, что Матфей использует это повествование с целью выразить твердое убеждение в том, что Рождество Мессии не было исторической случайностью¹⁸⁸.

5. Многие ученые считают, что повествование Матфея было продиктовано богословскими мотивами¹⁸⁹. Однако нельзя считать, что богословский интерес исключает историческую основу материала¹⁹⁰.

Главными повествованиями, которые не встречаются ни в одном другом известном нам источнике, являются:

(1) колебание Иоанна Крестителя при крещении Иисуса (3.14-15);

(4) несколько эпизодов в повествованиях о Страстях; таких как торговля Иуды с первосвященниками (26.14-16), умывание рук Пилатом (27.24-25); землетрясение и воскресение некоторых святых (27.S1-S3); и в последнем разделе, такие как стража у гроба; Ангел, отваливший камень от гроба; взятка страже (27.62 - 28.15).

Килпатрик¹⁹¹ разделяет материал на три раздела: повествования о Петре (14.28-31; 16.17-19; 17.24-27; 18.15-22), повествования о Страстях и Воскресении (26.52-54; 27.3-10, 19, 24-25, 51-53, 62, 66; 28.2-4, 9-20) и разные повествования (3.14-15; 4.23; 9.35; 15.22-24; 17.6-7; 21.10-11, 14-16).

Многие ученые видят в этих разделах некоторое сходство и считают, что повествование о Рождестве должно иметь общий источник. Характерными особенностями, объединяющими этот материал, считаются следующие:

(4) догматическая цель, подтверждающая древнее предание¹⁹².

Первой характеристике нельзя придавать большого значения, Так как в этом повествовании не так много признаков, которые стилистически отличались бы от остального материала, но другие три характеристики, несомненно, указывают на единый источник этого повествования. Интерес к ангелам, однако, не ограничивается этим особым источником, кроме как в выражении "Ангел Господень". Кроме того, об ангелах говорится и у Матфея, и у Луки, что должно предполагать общую характеристику древнего предания. Общепризнанно, что пророческий элемент больше выражен у Матфея, чем у других синоптиков, что несомненно выражает главным образом цель Евангелия. Может быть верно, что чудесный элемент сильнее подчеркнут в повествованиях у Матфея, чем в других синоптиков, но значительно слабее по сравнению со сверхъестественными приукрашиваниями в апокрифических Евангелиях. Поэтому неправильно было бы считать особый материал Матфея "апокрифическим"¹⁹³.

Попытка Петра пойти по воде не менее невероятна, чем действия Самого Иисуса, что касается физического аспекта, и это событие описано не только у Матфея. И действительно, результат этого эпизода предполагает совершенно другой мотив, чем приукрашивание, потому что нельзя сказать, чтобы после него Петр получил какую-то особую силу. В. Тейлор¹⁹⁴ видит догматическую цель в колебании Иоанна Крестителя, в повествованиях о четырех драхмах во рту рыбы и о воинах после Воскресения, и все они, по его мнению, разрешают существовавшие в то время трудности. Повествование о четырех драхмах, например, рассматривается как решение проблемы, должны ли или нет христиане платить подать¹⁹⁵. Но хотя такое предположение может объяснить происхождение этих источников, сами повествования отнюдь необязательно требуют такого объяснения. Если бы они имели историческую ценность, которую многие ученые отрицают, то они и сейчас бы разрешали некоторые проблемы. Часто считается, что повествования были написаны для разрешения этих проблем, но, несомненно, правильнее будет считать, что сами проблемы были основным фактором в процессе выбора и сохранения уже существовавшего материала.

Вывод Винсента Тейлора о том, что этот цикл преданий имел наименьшее значение в евангельских преданиях, вызван его недооценкой влияний, описанных выше. Мы уже говорили выше, сколь опасно таким образом подходить к исторической ценности материала.

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: