|
|
Психосказки и психотерапевтические сказкиСходство этих двух видов сказок, пожалуй, более значительно, чем различие. Его можно увидеть при анализе следующих моментов: 1) обращение к глубинному Я ребенка, его важнейшим смыслообразующим содержаниям; 2) стремление помочь в более осознанном отношении к самому себе, миру, другим людям, а при необходимости - в изменении этого отношения; 3) оказание психологической поддержки и избавление от страданий и негативных переживаний, связанных с какой-либо проблемной жизненной ситуацией или психоэмоциональной травмой. Различия психологических и психотерапевтических сказок имеют, по-видимому, не принципиальный характер и заключаются в следующем: 1) психологические сказки не являются прямой аналогией индивидуальных эгопроцессов конкретного человека (разумеется, если не брать во внимание неизбежные проекции самого автора), а для многих психотерапевтических сказок это очень важно; 2) психологические сказки в большей степени ориентированы на задачи улучшения качества обычной жизни ребенка и его развитие по сравнению с психотерапевтическими, особенно нужными именно в ситуации жизненных трудностей; 3) психологические сказки, как правило, пишутся автором-психологом, а психотерапевтические часто создаются самим клиентом. Одну из психологических сказок, которые по своему потенциалу сопоставимы с психотерапевтическими, написала А.Попова - замечательнейший психолог, один из создателей и разработчиков программы «Психологическая азбука» (см. сказку «Коряга» в приложении). Эта сказка заслуживает особого комментария, поскольку может быть не совсем ясно, почему она является психологической, а не чисто психотерапевтической, как это кажется на первый взгляд. Особенность этой сказки в том, что психологическая трактовка ее содержания может быть принципиально различной. О чем она? О существе, которое в силу своей непохожести на других и нестандартности страдало и подвергалось гонению со стороны красивых и благополучных, а потом оказалось, что эта его непохожесть просто жизненно необходима окружающим? Да, это очевидно. Для кого эта сказка? Для детей, отвергаемых сверстниками? Для детей с физическими недостатками? Для детей, неумеющих общаться? Да, она может быть использована в работе с такими детьми. Тогда «Коряга» - это психотерапевтическая сказка, в которой ребенок видит отражение собственной жизненной ситуации и идентифицирует себя с главным героем. Но в том-то и прелесть этой сказки, что если суметь увидеть в ней более глубокий смысл, то она превращается в сказку психологическую - о внутреннем мире человека. Ведь можно предположить, что Бревна - это внутренние психологические содержания, привнесенные взаимодействием с социумом, то есть нечто окультуренное, правильное, «отесанное». А Коряга - то подлинное Я ребенка, которое противостоит фасадному Я, желательному для взрослых -родителей и учителей. И пусть это подлинное Я неуклюже и неудобно для других, но зато оно способно стать ядром для развития личности; осознание и принятие своего подлинного Я дает возможность запустить механизм саморазвития. Иными словами, эта сказка - метафора процесса самоосознавания, или, применяя юнгианские термины, продвижения к Самости. Она может быть использована для объяснения процессов, происходящих во внутреннем мире любого человека, поскольку интеграция имеющихся психологических содержаний с усвоением культурно обусловленных содержаний (знаковых систем, по Л.С.Выготскому) и составляет процесс социализации. Психосказки и медитативные сказки _ Сходство психологических и медитативных сказок заключается прежде всего в том, что: 1) и в тех, и в других происходит глубокое погружение слушающего в сказочный процесс через обращение к своим внутренним состояниям и пробуждение личностных потенциалов человека; 2) эти сказки необходимо читать и слушать не походя, не между делом, а в специально созданных условиях; 3) и те, и другие сказки содержат в себе позитивные модели внутренних состояний, сообщаемые бессознательному. Психологические сказки при этом могут быть медитативными (их также стоит слушать под музыку, закрыв глаза и погружаясь в состояние релаксации), а могут и не быть таковыми. В последнем случае легко обнаружить различия между этими типами сказок: 1) в медитативных сказках отсутствуют конфликты и отрицательные персонажи, а в психосказках они вполне возможны; 2) достижение релаксационного состояния при слушании психологических сказок, в отличие от медитативных, не является обязательным, напротив, психосказки могут иметь мобилизующий характер; 3) медитативные сказки могут иметь своим материалом не только явления внутреннего мира человека, как психосказки, но и образцы внешних для него отношений между людьми. Пример психологической медитативной сказки - «Сказку о Деревьях-Характерах» - можно найти в приложении. Психологические сказки, таким образом, можно выделить как отдельный, самостоятельный тип сказок, применяемый в области сказкотерапии. Их использование возможно при работе с детьми в рамках специальных программ (например, программы «Психологическая азбука»). А можно сочинять психологические сказки для конкретных случаев детских трудностей. Глава 7. Анализ cogepжания психологических сказок Нас будут интересовать не столько литературные особенности сказки, сколько смысловая наполненность и психологическое содержание процессов сказкотворчества и восприятия заложенных автором идей детьми. В этой книжке речь идет прежде всего о сказке психологической (психосказке). Повторю, что целями психологической сказки являются: раскрытие перед ребенком глубин его собственного внутреннего мира, развитие его самосознания, знакомство с основными психологическими понятиями, помощь на пути становления его личности. Психологическое содержание подобных сказок можно рассмотреть на примере «Сказки об Имени» (см. приложение). Интерпретация этой сказки может осуществляться на разных уровнях. Наиболее простым и очевидным является рассмотрение ее с позиций дидактических. Прочтение этой сказки ребенку может служить поводом для разговора о важности для человека имени. Анализируя с ребенком «Сказку об Имени», можно обратить его внимание на необходимость уважительного отношения к имени другого человека. Для этого нужно знать, какая именно форма его имени наиболее приятна человеку, и стараться обращаться к нему так, как ему нравится. В общении с человеком рекомендуется почаще называть его по имени, это способствует возникновению доверительных отношений. Литературоведческий взгляд на содержание «Сказки об Имени» легко обнаруживает определенную вторичность ее мотивов. Знатоку современной фантастики не составит труда узнать идеи, прозвучавшие в талантливейших произведениях Урсулы Ле Гуин. В ее трилогии о волшебнике Земноморья впервые с совершенной ясностью был сформулирован волшебный закон, согласно которому все вещи в мире, и все люди, и все животные на земле имеют настоящие - тайные имена; тот, кто сумеет узнать подлинное имя предмета или человека, получает власть над ним. Поэтому никому нельзя раскрывать своего настоящего имени, кроме самых близких и верных людей. Этот закон был несколько изменен в моей сказке с помощью важного дополнения: «- Любым человеком сможет управлять волшебник, знающий его настоящее имя, - рассказывал мальчику старик. - Но только тогда, когда тот сам находится в неведении о подлинном своем имени, принимая за него кличку или прозвище. Нельзя в таком случае волшебнику произносить вслух подлинное имя... Если оно становится известно его носителю, то он обретает власть над самим собой и познает самого себя. И тогда уже никто не сможет управлять им, как игрушкой». Вокруг этого положения и закручивается интрига: юноша, научившийся определять подлинные имена вещей и людей, своего имени не знает. Он совершает добрые поступки, помогает другим, но однажды оказывается в ситуации морального выбора. Незнание своего имени может обречь его на потерю волшебного дара и рабство у злого колдуна - брата-близнеца, если он не согласится на сотрудничество с ним в его мерзких делах. Только следование принципам добра помогает герою в самый последний момент осознать свое имя и победить коварного двойника. Сказка непроста для понимания детей, даже десятилетних. Сложность не только в скрытых смыслах, но и в самом содержании: скажем, не всякий ребенок способен уяснить драматичность (даже трагизм) поединка Оборвыша с братом-близнецом, при котором каждый из них, зная имя другого, не знает своего. Ведь тот, кто первым успеет мысленно назвать соперника, станет его полным хозяином, властителем его души! Не вполне очевидно для детей, почему усиливается мощь человека, узнавшего свое настоящее имя. Но самое главное, детям трудно понять, что речь в сказке идет о самосознании (одной из важнейших составляющих которого является идентификация со своим именем). Впрочем, здесь уже необходимо перейти к более глубокой психологической интерпретации символов сказки, которая позволяет увидеть в ней метафору о поиске идентичности в рамках психологических представлений о человеческом имени. Каждый человек выделяет себя как индивидуальность во многом благодаря имени. Отношение к собственному имени часто является проекцией отношения к самому себе в целом. Фактически он сливается с именем, и его может сильно расстроить, если окажется, что кто-то другой носит такое же имя, поскольку подобная ситуация наносит удар по его представлению о себе как об уникальной социальной единице. «Настоящее имя» - это то имя, с которым человек может идентифицироваться. Имя приобретает для любого человека определенный личностный смысл. Недаром можно услышать иногда рассуждения о том, что «мне мое имя не нравится, оно мне не подходит». Люди в поисках идентичности идут порой на смену имени. Часто у людей складывается некое обобщенное представление об имени, согласно которому носители одинаковых имен наделяются сходными чертами характера. Такая типологизация по критерию имени обычно, как мне кажется, не оправдана, однако она играет немалую роль в процессе коммуникации. Может возникнуть вопрос: почему злой колдун оказывается неспособным, в отличие от Оборвыша, осознать свое подлинное имя? Способность прийти к своему настоящему имени означает на самом деле очень высокий уровень самосознания. Достигнуть его может лишь человек, обладающий целым рядом личностных характеристик, среди которых на одном из первых мест - осознанное принятие нравственных ценностей (так понимал самосознание С.Л.Рубинштейн). Поэтому злодею невозможно стать подлинно самоосознающей личностью. И в этом - причина его обреченности на поражение в единоборстве с Оборвышем. Интересно, что в первом варианте сказки конец был другим - трагичным. Оба брата теряли свой волшебный дар и становились обычными людьми. Однако логика сказки в конце концов вынудила к «хеппи-энду», что окончательно превратило «Сказку об Имени» в волшебную сказку. Есть еще один уровень психологического анализа. «Сказка об Имени» может служить иллюстрацией юнгианского понимания процесса индивидуации. Именно с этих позиций можно рассмотреть «Сказку об Имени» как историю процесса индивидуации главного героя. Такое рассмотрение представляется очень продуктивным: ведь в этой небольшой сказке совершенно очевидны все ступени процесса индивидуации! Нельзя сказать, что подспудно при написании сказки у меня не было мысли, что в ней отражаются идеи юнгианской психологии. Но только взявшись просматривать уже написанное, я обнаружил, что здесь есть все важнейшие архетипы, описанные Юнгом. В самом деле, уже в первых абзацах текста идет речь о встрече героя со старым волшебником (что это, если не маналичность, архетип Старого Мудреца в классическом варианте?). Маленький мальчик, потерявший родителей и свое имя, не способен к достижению идентичности. Точнее сказать, он обладает ложной идентичностью (Маской, Персоной, по Юнгу), не понимая, что носимое им прозвище не является его подлинным именем. Маг предлагает мальчику стать его учеником (ход в сказках достаточно стандартный). За этим предложением стоит уверенность, что тот справится с новой ролью. В этой сказке, как и в других волшебных сказках, даритель благоволит только к достойным персонажам - добрым, честным, смелым. Таковым и является Оборвыш, готовый поделиться с незнакомцем последней краюхой хлеба, а значит, он заслуживает чести познать Тайну Имени (на языке аналитической психологии - достичь гармонизации сознательного и бессознательного через их борьбу и перерождение личности). Став учеником волшебника, Оборвыш приобщается к жизненной энергии и получает магические знания, которые помогают ему пройти первый и, может быть, важнейший отрезок пути к целостной личности, выступающей целью индивидуации. Но обучение закончено, а желанного уровня развития личность еще не достигла. Герою нужно разотождествиться со своим учителем (с архетипом Мудреца) и покинуть его, чтобы продолжить путь идентификации. Разрыв требует внутренней силы. И неспроста Оборвыш еще раз обращается к волшебнику с вопросом о собственном имени, тем самым стремясь сохранить зависимость от учителя (отца - в юнгианской трактовке). Но самоидентификация возможна только при условии самостоятельного прохождения пути индивидуации, и Оборвыш расстается с учителем. Что означает с точки зрения аналитической психологии образ льва, напавшего на героя? Очевидно, что это обобщенный символ бессознательной энергии, готовой захватить героя и подчинить своей животной силе. Однако уроки мудреца не прошли даром, и Оборвыш оказался способен привести к гармонии с сознательным эту бессознательную силу. Эпизод излечения принцессы тоже весьма показателен. С одной стороны, это первый опыт психотерапии, проведенной героем (называние чувств и эмоций, определение болезни - это психологический диагноз и одновременно психоаналитическая помощь девушке в осознании собственного внутреннего конфликта). Иными словами, перед нами - начало карьеры профессионала-психоаналитика (кстати, дальнейшая работа - с правителем, жителями города - свидетельствует о том, что его психоаналитические сеансы весьма успешны). С другой стороны, образ больной принцессы есть символ Анимы - архетипа женского начала в бессознательном мужчины. Встреча с ним - одна из ступеней индивидуации. Оборвышу удается воспринять Аниму позитивно, что открывает для него путь к глубинным внутренним ценностям. Главное испытание ждет героя при встрече с братом - злым колдуном. Конечно, брат-близнец - отнюдь не случайный образ. Легко догадаться, что перед нами символ Тени - архетипа, в котором воплощены вытесненные неприемлемые стороны человека. Для того, чтобы пройти путь индивидуации, человеку необходимо интегрировать в своем сознании вытесненные части, сосредоточенные в Тени. Оборвыш видит перед собой самого себя - но как воплощенное зло. Но осознав это зло, герой принимает в себя силу, волшебную мощь своего двойника. В этом - символическое отражение его интеграции с Тенью. Восхождением героя к самости («Он чувствовал себя настоящим хозяином - самому себе») завершается сказка, открывая простор для домысливания дальнейшей судьбы героя. Однако и психоаналитическая трактовка не является последним уровнем анализа сказки. Многомерность, задаваемая самим жанром, позволяет посмотреть на «Сказку об Имени» и с философских позиций. Как и всякому другому человеку, мне хочется узнать, в чем смысл человеческого существования и является ли сам процесс познания смыслом бытия. Удастся ли человеку приблизиться к раскрытию сокровенных тайн, спрятанных за внешней формой вещей предметного мира, и явлений собственного внутреннего мира? С этой точки зрения в сказке отражена попытка осознать, что стоит за извечными гносеологическими вопросами. Возможно ли познать сущности предметов мира? Умение определять «подлинное имя» предмета или человека, выступающее в сказке как волшебное искусство, никак не раскрывается; механизм его не объясняется. Для меня как автора за этой метафорой стоит кантовское представление о «вещи в себе». Волшебник, по сути дела, способен проникать в сущность вещей, традиционно считающуюся непознаваемой. Это и отражение гуссерлевской феноменологии, хотя, как мне представляется, философское содержание «чистых сущностей» не вполне адекватно сущности имянарекания. «Подлинное имя» предмета в этой сказке имеет, на мой взгляд, и некоторый теологический оттенок. По сути, знание «настоящих имен» всех материальных (и нематериальных, кстати, тоже) вещей, существующих в мире, доступно только Богу («В начале было слово...»). Человек, способный добраться до сокровенного - имени всех и вся и до своего собственного имени, - становится равным Богу. Богу самопознающему. Понимание этого объясняет сакральный смысл многозначности и многообразия имен предметов и людей во многих культурах и непознаваемости Божественного имени. Следовательно, посягательство на знание подлинных имен есть отражение богоборческих идей. Эта линия никак не развита в сказке. И слава Богу! Осознание этого смысла сказки пришло уже по ее завершении. Подводя итог сказанному, хотелось бы заметить, что подобный (а может быть, и значительно более глубокий) анализ можно провести в отношении всех психологических сказок. За рамками рассмотрения остались пока объяснение механизмов воздействия психологических сказок, описание конкретных методов использования их в работе по психологическому сопровождению развития детей и целый ряд других важных вопросов. Об этом - в следующих главах.   Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...  Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...  ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...  Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|