ДЯДЯ БЕЗДЕЛЬНИЧАЕТ, А Я ТРУЖУСЬ

— Два плюс два будет пять, да ещё пять — двенадцать, да ещё три — семнадцать…

Так дядя подсчитывал на пальцах расходы на строительство лестницы, облегчавшей сообщение между нашим архивом и кабинетом дона Хенаро.

Путешествие знаменитого доклада, составленного в связи с этим сооружением, оказалось довольно долгим. В конце концов он всё-таки вернулся из Мадрида, раздобрев, посвежев и раздавшись, словно поездка пошла ему на пользу. В самом деле, двенадцать страниц разрослись по меньшей мере до пятидесяти. И нужно было видеть ликование дяди, когда он представил себе, сколько пар глаз прочитали строки, выведенные его рукой!

Не менее доволен своим детищем остался и дон Хенаро, когда он увидел лестницу именно такой, какой она ему рисовалась в воображении.

— Итак, первый шаг сделан, понятно? Остальные доклады с утверждением сумм, запрошенных нами, прибудут позднее. С ближайшей почтой должен поступить один из самых важных, — объявил он и от удовольствия так усердно потёр руки, что чуть-чуть не содрал с них кожу.

Я с сожалением наблюдал за явными изменениями, происходившими в характере моего дяди. С тех пор как дон Хенаро объяснил ему способы, которые позволяют в любом случае выйти сухим из воды, дядя совершенно успокоился и думал только о том, как угодить своему дальновидному покровителю. Это ему ничего не стоило, тогда как ослушание означало бы потерю очень многого. Дядя предался полному безделью. Он даже не удосуживался заглянуть в папки, свалив всю работу на меня: служебные часы он коротал за чтением романов Поль де Кока — наипервейшего, по его мнению, писателя во всём мире.

— Второго Поль де Кока быть не может! — говаривал он. — Нет автора более возвышенного. Оно и попятно — не так-то легко быть остроумным!

Часто он чуть не лопался от смеха, упиваясь самыми непристойными пассажами своего любимого сочинителя.

Дядя сделался ещё заносчивей и чванливей: теперь его раздражало малейшее возражение с моей стороны. На службе он обращался со мной не как с родственником, с которым он делит судьбу, а как с подчинённым. Он давал мне поручения, отнюдь не относившиеся к службе, и утверждал, что это многому меня научит, что благодаря этому я постепенно поднаторею в делах.

Если я не соглашался играть роль шута или — что ещё хуже — соучастника в тёмных делишках дяди и отказывался от какого-нибудь поручения, он восклицал:

— Нет, до чего же он обнаглел! О чём ты думаешь, болван? Вообразил, что так можно далеко пойти?

Порой он посылал меня разузнать то, о чём сам побаивался спросить.

— Но послушайте, дядя, это может навлечь на меня подозрение, — предупреждал я.

— Нет, дружок! — вкрадчиво уговаривал он меня. — Ты же ещё почти ребёнок, и твой вопрос всех только рассмешит, а вот если спрошу я, человек пожилой, то недолго и по шее заработать.

Иногда он поручал мне отыскивать в архивах такие сведения, которые без особого распоряжения не разрешалось давать никому. К счастью, в тех нередких случаях, когда архивариусы заставали меня за подобным занятием, они лишь окидывали нарушителя взглядом и, в испуге покачивая головой, говорили:

— Вы что, с ума сошли? Хотите, чтобы нас с вами посадили в тюрьму?

Ещё чаще дядя посылал меня туда, где ему взбрело в голову назначить с кем-нибудь встречу, и я торчал там, пока не являлся незнакомец, вручавший мне или получавший от меня документ, в который никто, даже я сам, не должен был заглядывать. Иногда я ждал недолго, зато в другой раз я напрасно простаивал целый день, а наутро возвращался на прежнее место и снова томился в ожидании.

Мне доводилось переживать довольно неприятные минуты. Наихудшие из них доставлял мне некий маркиз, живший в огромном доме; с этим сеньором мне приходилось встречаться особенно часто — с доном Хепаро и моим дядей его связывали какие-то дела, касавшиеся задержанных на таможне товаров, снабжения одного из армейских батальонов и статей государственного долга. Маркиза почти никогда не было дома. А если мне везло и меня допускали, к нему, я неизменно заставал этого блаженной памяти сеньора за завтраком, обедом, за бритьём или в ванне, В довершение моих несчастий привратник у него был, как и следовало ожидать, ворчливый и грубый.

— По-вашему, у меня такие глаза, что я сквозь стены вижу? — отвечал он.

— Нельзя ли мне подождать здесь сеньора маркиза?

— Ждите сколько влезет, сеньор, пока не устанете.

— Да так, что вы едва ли захватили с собой раскладную кровать, чтобы вздремнуть, — ехидно пояснял привратник.

— Это верно, не захватил. Но вы, конечно, будете настолько любезны, что предложите мне стул, пока,

И привратник принимался насвистывать какой-то мотив.

— Здесь всего один стул — тот, на котором сижу л, а его, представьте себе, я не отдам и господу богу, даже если он попросит об этом.

— Но вам никто не мешает погулять по улице, благо принадлежит она королю, или по двору, или постоять в подъезде. Только вытрите ноги вон о тот коврик, чтобы не наследить, понятно?

Вот так мне всегда приходилось бороться за право предстать, и то по истечении нескольких дней, перед сеньором маркизом.

Но как я ни старался угодить моему дяде, он не давал мне ни единой песеты. Дон Хенаро служил ему примером во всём, и дядя великолепно подражал своему родственнику. Он постоянно твердил мне, что, имея сытный стол, одежду и обувь, будучи его племянником и приходясь двоюродным братом превосходительному дону Хенаро, я давно мог бы зажить припеваючи, если бы не задирал нос и знал своё место, ибо он, мой дядя, неусыпно печётся обо мне.

Если я посредничал в каком-нибудь деле, которое сулило выгоду всем, и клиент неожиданно оказывался несговорчивым, то в жертву приносилась прежде всего моя доля барышен и только после этого — дядина. Дон Хенаро своей долею не жертвовал ни для кого и никогда.

Так мы и делили труд: мне доставалась нелёгкая и рискованная работа, дядя предавался самодовольному безделью, а дон Хенаро забирал себе все барыши. О, страна мошенников!

Подсчёт расходов по этой изобретённой им новой системе был единственным занятием дяди. А дон Хенаро без дальнейших околичностей подводил общий итог. Кроме того, именно я, а не кто-нибудь другой ходил из отдела в отдел, собирая резолюции, подписи, — пометки, разрешения, одобрения, визы, печати, штампы, справки, ходатайства, копии, свидетельства и выполнял прочие необходимые формальности.

Первым лицом, к которому мне надлежало обращаться, был толстенный чиновник, штемпелевавший бумаги и проверявший количество принесённых докладов и справок — к этому сводились все его нехитрые обязанности. Но каких трудов они стоили бедняге! Я неизменно заставал его в плетёном кресле у окна, через которое в здание проникала сладостная прохлада. Он сидел в калошах, в расстёгнутом жилете, без сюртука; шея у него всегда была повязана одним-двумя платками.

— Сделайте одолжение, подойдите сюда, — просил он, заметив, что я принёс бумаги.

Толстяк пробегал покрасневшими заспанными глазами столбцы цифр и хмыкал:

При этом он так кряхтел, словно малейшее движение причиняло ему мучительные боли. Затем он протягивал руку и брался за штемпель или же заставлял штемпелевать меня самого. Уходя, я слышал за спиной скрип плетёного кресла: вконец обессиленный сверхчеловеческим напряжением, которое ему потребовалось, чтобы чуточку приподняться, чиновник вновь принимал позу поудобней.

В остальных отделах передо мной разыгрывались такие же сцены. Иной раз служащие были поглощены столь оживлённой беседой, что из боязни прервать её я простаивал в отделе часами. В других случаях мне в поисках нужного лица приходилось отправляться в противоположный конец здания. Иногда чиновники просто не являлись в канцелярию, а сослуживцы извинялись и просили меня зайти на следующий день, чтобы начальство но заметило отсутствия их коллеги. Кое-кто наконец вовсе не ходил в присутствие. Труженики последней категории отнимали у меня как раз меньше всего времени; я с успехом обходился и без них, так как они объяснили мне всё, что я должен был делать, и показали ящики, где хранились печати, штемпели и прочие должностные атрибуты.

Мой дядя и дон Хенаро, весьма довольные успешным ходом дел, с нетерпением ждали следующей почты: с ней должны были вернуться паши очередные доклады министру, резолюция которого позволила бы перестроить и расширить наш отдел.

— Ах, племянник, — говорил дядя, — вот было бы хорошо, если бы можно было зажмурить глаза на время перестройки и открыть их снова, когда всё будет уже закончено. Тогда тебе наверняка покажется, что ты переселился со свалки в заколдованный дворец. Весь бумажный хлам перекочует в другую комнату, где поставят два стола — один для тебя, другой для шурина дона Хенаро. Здесь же, вдоль стен, разместятся скамьи, пол настелят деревянный и покроют его линолеумом с рисунком, напоминающим мозаику. Вот тут, с двух сторон, встанут два небольших застеклённых шкафа из красного дерева. Вон там на стене мы повесим карты и картины. Одним словом, скоро всё здесь будет как следует, вот увидишь!

Дядя целыми часами без устали разглагольствовал на эту тему. Все, с кем он водился, уже знали до последней мелочи, как будет выглядеть наше помещение после перестройки. Он так осточертел мне со своими объяснениями, что, если бы в моих силах было поторопить почту, я непременно бы это сделал, лишь бы она прибыла поскорее и дядя оставил меня в покое.

Было шесть часов вечера. Оглушительный пушечный залп потряс остатки запылённых стёкол в окнах нашей каморки.

— Почта! — воскликнул дядя, срывая с себя шляпу и подбрасывая её вверх. — Вот и прибыла резолюция на наши доклады. Скоро мы начнём перестройку и украсим наш отдел. О, дай мне обнять тебя, племянник!

Дядя сжал меня в объятиях. Из этого я заключил, что он на седьмом небе от радости: я не помнил, чтобы дядя когда-нибудь обнимал меня.

В тот вечер дядя поглощал ужин с невероятной поспешностью. Через каждые три глотка он вскакивал, подходил к соседним столикам, хлопал по спине сидящих за ними знакомых и восторженно пересказывал им добрые вести, прибывшие с почтой. Всё это давало мне основания опасаться, как бы ужин не стал для дяди причиной какой-либо внезапной болезни. По улице он шёл таким торопливым шагом, словно пытался ускорить бег времени. Спал дядя плохо и часто зажигал свечу, чтобы посмотреть, сколько ещё часов осталось до открытия канцелярии; поэтому я не мог сомкнуть глаз и проклинал доклады, канцелярию и почту до тех пор, пока рассвет не заставил меня вскочить с постели.

Наконец желанный час настал. По дороге на службу мы увидели дона Хенаро. Он бежал по улице, размахивая руками; словно безумный.

— А вот и дон Хенаро. До чего же он доволен! Ты только погляди, племянник, как он торопится! Сразу видно, обрадовался вестям.

Но едва мы вошли в канцелярию, как тут же насторожились: со всех сторон нёсся непривычный гомон.

— А ты подумай сам. Ну, раз не догадываешься, тогда поднимись наверх и погляди, что там творится, а потом мне расскажешь. Я подожду здесь, — приказал дядя, останавливаясь на середине лестницы.

Я поднялся наверх и, заглянув в одну из больших приёмных, был поражён царившими там беспорядком и сумятицей. Одни чиновники яростно комкали номер газеты, иные неистово топтали его ногами; в группе сослуживцев, стоявших поодаль, ходил по рукам какой-то печатный лист, которого нетерпеливо дожидались в других концах зала; как только он освобождался, все с лихорадочной поспешностью принимались читать его и перечитывать. Ознакомясь с содержащимся в нём известием, лишь немногие возвращались на своё место спокойно, большинство же приходило в ярость и с пеной у рта проклинало эту чёртову жизнь.

— Что случилось? — встревоженно осведомился я.

— Нас переводят! — прорычал в ответ чиновник, нёсшийся словно пуля по нескончаемым залам, где, казалось, вспыхнул форменный мятеж.

Сказать по правде, я малость струхнул. Подумай, что теперь самое время известить о случившемся дядю, я поддался общему смятению, бегом спустился на середину лестницы и, не соображая, что говорю, выпалил:

По правде говоря, дядя воспринял известие так, словно Это было нечто подобное грому, молнии или землетрясению: он поспешно нахлобучил шляпу и опрометью бросился вниз по лестнице.

— Эй, постой! — остановил его появившийся в дверях дон Хенаро.

Дядя был не на шутку перепуган. Я тоже, но не так сильно.

— Переводу подлежишь и ты, братец, — сообщил ому дон Хенаро. — Тебя посылают на Филиппины…

— Филиппины! Филиппины! — в испуге пролепетал мой дядя.

— Мы ещё посмотрим, уступлю ли я ему своё место, — возразил дядя, вновь обретая мужество.

— Полегче, Висенте! В таких случаях не годится действовать сгоряча.

— Нашёл! — внезапно воскликнул дон Хенаро, хлопнув себя по лбу. — Пойдём-ка со мной, братец, я кое-что придумал.

С этими словами он увлёк дядю в свой кабинет.

— Тебе необходимо составить превосходное, блестящее прошение. Главное — чтобы оно вышло попространнее: это послужит подтверждением твоих талантов и красноречия. В начале засвидетельствуй своё почтение сеньору министру, поздравь его с чем попало, а затем распространись о том, как полезно сохранять в мире неизменный порядок вещей. «Но вопреки всем превратностям судьбы с нами всегда пребывает отеческая и любовная забота наших великодушных правителей!» Эту фразу ты напишешь именно так, как я тебе продиктовал: она возымеет нужное действие. Далее изложи то, что сочтёшь необходимым, а в заключение ещё разок нажми на своё уважение и почтительность к вышестоящим особам и попроси сеньора министра, заверив его в вечной и глубокой признательности, оставить тебя на месте и не отсылать на Филиппины. Понятно?

Прежде чем дон Хенаро успел закончить свои наставления, мой дядя, вооружившись пером, уже сражался на подступах к новому труду, доверенному его таланту.

Но как только его опытный наставник вышел из кабинета, дядя прервал своё занятие и незамедлительно обратился ко мне:

— У меня, племянник, сейчас так перепутались все мысли, что я не в состоянии написать ни строчки. Составь прошение и помни, что от его успеха зависит сохранение нашей должности.

Это был мой любимый вопрос, с которым в подобных случаях я всегда обращался к дяде.

— Думаю, что листов пятнадцать-двадцать будет достаточно.

Спустя четыре дня прошение, отвечающее требованиям моего дяди, было завершено.

— Очень хорошо, — сказал дон Хенаро, прочтя его. — Полагаю, что даже мои влиятельные связи не произвели бы лучшего действия, чем это ходатайство. Я лишь слегка подчищу текст, чтобы убрать кое-какие неточности, и он станет образцом делового письма.

— Как вы считаете, братец, отправят меня на Филиппины? — спросил мой дядя.

— Покамест нет: наше преимущество в том, что ещё не приплыл человек, который должен заменить тебя. Понятно?

— Нелепый вопрос! Да оттуда, что он до сих пор не объявился. Его появление стало бы для нас непреодолимым препятствием. Полагаю, что, на твоё счастье, на перевод сюда претендует кто-нибудь с Филиппинских островов: оттуда до Кубы не близко. Вот я и надеюсь всё уладить до его прибытия. О, страна мошенников!

— А если бедняга всё-таки приедет и останется без должности? — изобразив па лице сострадание, вставил дядя, хотя в душе он, несомненно, желал, чтобы именно так и случилось.

— Как же нам помочь ему? — отозвался дон Хенаро, делая вид, будто глубоко заинтересован в судьбе несчастного чиновника, который едет сюда в надежде получить место, а найдёт его занятым.

«Неужто меня отправят на Филиппины?» — Эта тягостная мысль изводила моего дядю, лишала его покоя и довольства. По ночам он видел страшные сны и нередко просыпался с воплем:

Порой он просто соскакивал с постели и бросался бежать с криком:

Я даже опасался, как бы такие нервные припадки не свели его с ума.

На службе дядю продолжало одолевать беспокойство: иной раз, посидев с минуту на стуле, он срывался с места и принимался расхаживать по комнате от стены к стене; иногда же, наоборот, целыми часами пребывал в оцепенении, стиснув голову руками, уставившись в потолок и бормоча что-то нечленораздельное.

— Дон Висенте Куэвас, поберегите себя! Вы же, того гляди, захвораете! — предостерегали его сослуживцы. — Не волнуйтесь, дружище, — дон Хенаро здесь полный хозяин.

— Так-то оно так, и всё-таки неужели меня отправят на Филиппины?

К счастью, страхи его длились недолго. У дона Хенаро в Мадриде были связи, он развил бурную деятельность, чтобы поскорее получить ответ на прошение, и резолюция не заставила себя ждать. Не прошло и полутора месяцев с того дня, когда прозвучал крик: «Нас переводят!» — посеявший смятение всюду, где его услышали, со дня, когда вся канцелярия лихорадочно передавала из рук в руки большой лист с мелкой убористой печатью, который был всего-навсего номером «Правительственного вестника», — и тем же самым путём, что злосчастная новость, прибыла радостная весть об отмене приказа насчёт перевода па Филиппины.

Едва я увидел, что дядя бегает по отделам, показывая всем новый номер «Вестника», и то похлопывает кого-нибудь по спине, то пожимает руки сотоварищам по несостоявшемуся путешествию, как мне тотчас же стало ясно, что ему уже не угрожает плаванье по Тихому океану.

— Племянник… — начал он, показывая мне газету.

— Я уже всё знаю: вы не едете ни на какие Филиппины, дядя, — прервал я его.

Тем не менее в проломе, где скоро должна была встать винтовая лестница, появился дон Хенаро. Он сложил руки рупором и прокричал:

— Вот видишь! Ты уже не поедешь на Филиппины.

Не успел дон Хенаро закончить фразу, как в дверях показался швейцар Хуан, или, точнее, начальник привратницкой, и, скорчив самую невероятную гримасу в подтверждение своей радости, произнёс:

— Слава богу, сеньор мой дон Висенте! Мы все уже знаем, что вы не едете на эти самые Филиппины.

— Вы правы, милейший Хуан, — отозвался дядя и тут же дважды или трижды прочёл ему скупые строчки, в которых содержалось последнее решение министерства.

— Теперь никаких сомнений не остаётся! — смеясь, возгласил Хуан и замотал головой из стороны в сторону, словно баран с бубенчиками па шее.

Угроза ссылки на далёкие острова Океании отпугнула от моего дяди хор почитателей, прежде окружавший его. Но как только стало известно, что дон Висенте Куэвас уже не отправляется в столь отдалённые края, весь синклит дядиных поклонников в полном составе ввалился с поздравлениями в нашу комнату.

— О, мои добрые друзья! — восклицал дядя, пожимая руки всем подряд.

И он несколько раз прочёл им заметку в газете.

— Да, да, мы уже знаем, что вы не уедете от нас на Филиппины, — устало отозвались они и удалились.

— В этом, дядя, вам уже не приходится сомневаться, — добавил я.

— Вот именно, вот именно, — отозвался дядя и нервно рассмеялся.

Затем, видимо желая убедиться, что всё происходящее — не сон, а явь, мой родственник несколько раз подпрыгнул, сел на обычное место, открыл ящик письменного стола и вынул из него несколько книг.

— Ах, племянник, — произнёс он, — у меня в столе был припрятан мой бедный Поль де Кок. Посмотри, — добавил дядя, показывая мне пожелтевшую пыльную страницу, — вот Здесь я остановился в тот проклятый час, когда ты так перепугал меня своим криком: «Нас переводят!»

Опять всё пошло обычным порядком, дядя снова недвижно восседал на своём стуле, но случай, о котором я только что поведал, преисполнил моего родственника неизбывной тревогой. Всякий раз, когда звук пушечного выстрела сотрясал жалкие остатки стекла, застрявшие в оконной раме нашей берлоги, лицо моего дяди выражало душевное волнение; надо признаться, что и я разделял дядины опасения.

До известия о переводе его на другой край света дядя, Заслышав сигнальный выстрел пушки, неизменно высовывался из дверей нашей комнаты и пронзительным, как звук почтового рожка, голосом кричал:

Но после рассказанного случая, который заставил его прожить столько дней в неизвестности и тоскливом ожидании, дядя, услышав гул орудия, возвещавшего о прибытии корабля, неизменно становился серьёзен, сердце его начинало учащённо биться, и голосом сиплым, как звук старой лопнувшей трубы, он глухо и испуганно возвещал:

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: