|
Герои рядом. Братья Анатолий и Вадим Гороховские.
К. Вахлис, А. Пищански. Из книги «Дети-герои».
Невысокого роста плотный человек смотрит на струйку живого металла. Стены цеха освещены ярким сиянием, и люди, работающие здесь, кажутся персонажами волшебной сказки. О чем думает сейчас этот человек? Он — литейщик, руководит бригадой коммунистического труда на прославленном киевском заводе «Арсенал» имени В. И. Ленина. Может быть, он думает о работе бригады, может быть, о встрече с пионерами, у которых он с братом Вадимом, работающим рядом, частый гость…
Назовите его героем — и он удивится. И он, и его брат просто делали то же, что и многие их сверстники и друзья…
1941 год. Бои на окраинах Киева. Вместе с бойцами — братья Анатолий и Вадим Гороховские. Они помогают со-мйтским воинам, чем только могут: приносят еду, воду, перезывают раненых.
На киевской земле хозяйничает враг. Аресты. Расстрелы. Голод. Ждать, пока кто-то принесет тебе свободу? Нет! Несколько мальчишек с улицы Чапаева собирают и прячут оружие. Среди них Анатолий и Вадим. Они еще не знают, как связаться с подпольщиками или партизанами, но одно для них ясно — оружие пригодится.
Как-то во двор зашел фашистский офицер и полез в подвал, где ребята прятали свой трофеи. Заметив в темноте Анатолия, он крикнул злобно: «Что это, здесь партизаны?» и, угрожая мальчику пистолетом, приказал вести его в глубь подвала, чтобы посмотреть, нет ли там действительно партизан.
Как раз в этот момент в подвал забежал Вадим, который Снова принес сюда оружие. От неожиданности и страха мальчики замерли. Нависло тревожное молчание… Но уже в следующее мгновение…
Вадим не мог бы потом сказать, о чем он тогда подумал, только помнит, как изо всех сил ударил фашиста по голове. Тот взмахнул руками и мертвым свалился на землю. Так он, четырнадцатилетний мальчик, впервые в жизни поднял руку на человека. Нет, не на человека — на фашиста.
Тем временем с мальчиками познакомился участник подполья Федор Молчанов. Братьям казалось, что встреча с ним И знакомство были случайными. А в действительности Федор дивно присматривался к ним и понял, что на этих школьников можно положиться. Не подведут. По его заданию мальчики расклеивали в городе листовки, в которых коммунисты-подпольщики призывали население к борьбе с фашистскими палачами.
Братья продолжали собирать оружие и намеревались уйти в партизаны. Но они решили перед тем, как это сделать, уничтожить эсэсовского генерала. Ко всему приглядываясь, они обратили внимание, что генерал вечерами подолгу сидит один на скамейке под ветвистым каштаном, в парке напротив их двора.
Генерал был им хорошо известен: это по его приказу вешали и расстреливали советских людей. Уничтожить… но как? Стрелять нельзя. План возник довольно быстро, оставалось решить, кто из двух братьев возьмет на себя главную роль. Вадим уже отличился, и Анатолий предлагает себя. Он горячо доказывает свое право, так как принят именно его план. И, кроме того, он ни капельки не боится.
Близился вечер. Длинные тени деревьев легли причудливым кружевом на дорожки парка. Было тихо и тревожно. Мальчики перебрасывались мячом, внимательно наблюдая за парком и улицей. Вот появилось несколько офицеров гестапо и скрылись за углом. На улице — никого, в парке — тоже. Пора! Генерал сидит один.
Мяч, пущенный сильной рукой, катится к скамейке, на которой сидит фашистский генерал. Маленький Толя мчится за ним, наклоняется и поднимает обломок трубы, заранее положенный под скамейку.
…Все казалось просто и легко, следует размахнуться и ударить по голове. Мысленно Толя уже сотню раз выполнял эту, казалось бы, несложную операцию. А сейчас внезапно ноги стали будто бы ватными, холодный пот прошиб его с головы до пят, а сердце начало куда-то проваливаться… Сколько прошло времени, мальчики не знали. Вадим до боли закусил губу. Хотелось крикнуть: «Ну, бей же! Чего ворон считаешь?» Где-то послышались шаги. К дому пробежал вестовой. Генерал шевельнулся. — Ну!
Крепко зажмурившись от страха, ничего уже не чувствуя, Толя ударил его трубой по голове… Ждал выстрелов, криков, топота ног… Ничего. Генерал закинул лысую голову и сполз со скамьи. Минута — и из вывернутых карманов мундира взято оружие, документы. Братья отодвигают чугунную крышку канализационного люка. Еще минута — и эсэсовец исчезает под землей, а мальчиков как ветром сдуло.
Через несколько дней Толя и Вадим проводят смелую операцию, чтобы достать оружие для подпольщиков Киева. Недалеко от дома, где жили братья Гороховские, находился занятый фашистами особняк. Из дома и в дом часто носили ящики с оружием. Это заметили Вадим и Анатолий. Воспользовавшись минутой, когда охрана чем-то отвлеклась, Анатолий по водосточной трубе поднялся на второй этаж и через окно залез в комнату. Не теряя времени, он опустил на веревке Вадиму ручной пулемет, потом взял несколько гранат и офицерский мундир.
Оставаться в городе было уже опасно. Три дня, голодные и уставшие, бродили они по лесу и искали партизан. С собой они взяли ручной пулемет, который сумели пронести завернутым в одеяло через весь Киев. Долго пришлось упрашивать, чтобы их взяли в отряд. Дело решил командир партизанского отряда Яков Мефодьевич Кузнец, который уже слышал о мужестве и отваге братьев.
Мальчиков часто использовали как разведчиков. Приходилось им бывать в оккупированном фашистами Киеве, связываться с коммунистами-подпольщиками…
Прошло лишь несколько дней после того, как отряд киевских партизан влился в партизанское соединение, которым командовал генерал-майор М. И. Наумов, а Михаил Иванович уже заприметил Толю Гороховского, бесстрашного разведчика и минера.
Партизанам крайне необходимы были мины. На фронт шли вражеские эшелоны с танками, артиллерией, боеприпасами, живой силой. Изготовлять мины было не из чего. Но в районе действия партизанского отряда находились военные объекты, на подступах к которым немцы создавали минные поля. Казалось бы, нехитрое дело — отыскать мину, обезвредить ее, принести «адскую машинку» в отряд, а потом поставить в другом месте. Но делать это надо было незаметно, среди бела дня, голыми руками.
И взялись за дело Толя и Вадим. Десятки раз выходили они на поиск и стали опытными саперами и минерами. Затем дороги братьев разошлись — командир направил Вадима в другой отряд.
Ночные рейды, стремительные прорывы, блеск оголенных сабель и смертельный ужас в глазах фашистов. Генерал впереди всех. Анатолий старался держаться поближе к нему.
Не только за личную храбрость любил он генерала, но и за его умение перехитрить фашистов. То переодевались передние конники во вражескую форму и переходили усиленно охранявшийся мост, то соединение перебиралось через реку вброд и ударяло по тылам фашистов, ожидавших партизан совсем в другом месте…
Незадолго перед приходом советских войск Толя вместе с другими партизанами взорвал мост через Ирпень.
Братья встретились в освобожденном от фашистов Киеве. Шел набор на курсы десантников. Братья отправились туда. Вадима зачислили. А Анатолий? Трудно было узнать в нем бесстрашного партизанского разведчика и минера. Анатолий Гороховский горько плакал и не вытирал слез. Не помогли и боевые медали. «Довольно тебе воевать — иди учиться»,—-сказал ему председатель приемной комиссии.
Идут бои, наши войска продолжают наступление, друзья-партизаны перешли линию фронта и снова громят врага, а он должен спокойно в тылу дожидаться окончания войны! Но ведь он умеет воевать, он солдат. У него немалый военный стаж — целых два года! Два года боевого стажа у пятнадцатилетнего мальчика!..
Как Анатолий уговаривал начальника штаба украинских партизан генерала Строкача,— неизвестно, но тот собственной рукой подписал приказ, и юный герой снова очутился в тылу врага.
Отряд десантников успешно выполнил несколько ответственных боевых заданий: взлетали на воздух мосты, взрывались склады с горючим. Но каратели напали на след отряда и начали преследовать десантников. Неся большие потери, отряд пробивался к линии фронта. Бойцов осталось совсем мало. Не было продовольствия. Кончились боеприпасы. Три дня пытались перейти к своим, и все неудачно…
Толя поднялся в полный рост и направился к нашим окопам. Его примеру последовали еще трое подрывников — все оставшиеся в живых. Ни фашисты, ни наши не поняли, что это значит. И только когда десантники были в нескольких шагах от советских бойцов, фашисты опомнились и подняли стрельбу. Но было уже поздно…
Снова среди своих. Теперь Анатолий стал солдатом, надел красноармейскую форму и пошел с наступающей армией. Видел руины больших городов и пылающие села, повешенных детей и расстрелянных женщин. Испытал тяготы войны и радость победы. Самые счастливые минуты пережил, когда увидел в Берлине, над рейхстагом, красное знамя…
Теперь Анатолий Александрович и Вадим Александрович Гороховские — литейщики завода «Арсенал», «гвардейцы огненного фронта», как называют их в коллективе. Рядом с боевыми они по праву носят и трудовые награды.
Двенадцать отважных
Е. Червина. Из книги «Дети-герои».
Это было в одном из южных городов Украины — Херсоне, на правом берегу Днепра. Здесь, на острове Карантинном, где стоит судостроительный завод имени Коминтерна, жили Петр и Леонид Чернявские, Анатолий, Андрей и Федя Запорожчуки, Шура Рублев, Миша Еременко, Шура Теленга, Миша Деев, Сергей Бабенко, Шура Падалка. И только двенадцатый, их школьный товарищ Толя Тендитный, жил в центре города.
Большинство ребят учились в школе водников № 20. На груди у них пламенели красные галстуки, а некоторые уже носили и комсомольские значки. Их родители работали на заводе, дружили, и мальчики продолжали эту дружбу.
Как только наступала весна, друзья с Карантинного отправлялись на лодках в путешествие. В плавнях под шелест листвы и пение птиц они любили помечтать… Здесь они проводили свои каникулы, устраивали гонки на лодках, ловили рыбу, соревновались в прыжках в воду.
В июне сорок первого года они решили провести футбольный матч с командой соседнего завода имени Петровского. Но этот матч не состоялся. Вечер, посвященный последней тренировке, был последним мирным вечером…
Война… Никто из школьников не знал раньше страшного смысла этого слова. Проходили дни. Город становился безлюдным. Берега опустели…
19 августа рассвет в Херсоне смешался с черным дымом войны. С каждым часом нарастал грохот орудий. Вечером Толя Тендитный забрался на чердак. Отсюда, как на ладони, он видел Днепр. Видел, как после каждого орудийного выстрела на реке вырастали белые водяные фонтаны.
С первых дней гитлеровской оккупации Анатолий Запорожчук и Петя Чернявский что-то задумали. Они стали часто встречаться на берегу. Уходили из дому утром, возвращались ночью. Чем дальше, тем серьезнее становились их лица. Однажды, когда Петя прилег на диване, мать, перебирая его мягкие волосы, тихо спросила:
— Почему, сынок, вы ходите ночами?
— Мама, тебе все кажется, что мы еще маленькие.
Мария Григорьевна, внимательно посмотрев на сына, с горечью сказала:
— Да, твоя правда… За несколько дней мы все постарели, а вы стали взрослыми.
Петя был единственным сыном у Чернявских.
Через несколько дней у двоюродного брата Пети — у Лени Чернявского собралась бывшая футбольная команда. Мальчики о чем-то долго говорили шепотом в саду.
— Слыхали о катере, который вчера потопили возле урочища Перебойни? — спросил Анатолий Запорожчук.
— Об «Очаковском канале»? — отозвался Леня.— Мы с отцом смотрели с крыши, как он тонул.
Ночью, когда город спал, Анатолий и Андрей Запорожчуки, Петя и Леня Чернявские, Толя Тендитный и Шура Падалка на лодке подъехали к судну. Оно еще держалось на воде. Ребята обошли палубу, осмотрели каюты, зашли в трюмы. Тут они нашли ящики с винтовками, патронами и гранатами. Сначала им стало страшно, но потом страх как рукой сняло.
На следующую ночь Петя и Леня спустили лодку на воду. Плыли тихо, внимательно всматриваясь в противоположный берег. Запахло плавнями. Лодка ткнулась о берег. Петя тихо свистнул — в ответ послышался такой же свист. К берегу подошли Анатолий, его двоюродные братья Андрей и Федя Запорожчуки, Сергей Бабенко, которые больше суток прятались в плавнях.
В это время на другой лодке появился Шура Падалка. Мальчики волновались. Это было их «боевое крещение»: они должны были добыть оружие…
Перед этим они дали друг другу клятву:
— Клянемся беспощадно мстить врагу, помогать партизанам гнать с нашей земли фашистов! Клянемся свято хранить тайны, не выдавать их даже под страхом смерти!
После команды Анатолия они перебрались на полузатонувшее судно и начали переносить с него оружие на лодки. Когда на небе начали гаснуть звезды, мальчики снова были уже в пути.
Лодки вышли на быстрину. Обогнув стрелку, они свернули в залив. На рассвете одна за другой они въехали в плавни. Их скрыл высокий камыш. На островке, под дубом, спрятали оружие и замаскировали его ветками.
А утром семиклассник Толя Тендитный записал в своем дневнике: «Отныне обо мне будут судить не по словам, а по делам».
В это время Анатолий Запорожчук встретился на заводе с коммунистом Антоном Павловичем Бородиным, бывшим пионервожатым. Потом Бородин встретился с остальными ребятами.
— Прежде всего надо быть спокойным и выдержанным. Если надо, следует сдерживать себя,— говорил Бородин.— В городе производятся облавы, аресты. Без меня — ни шагу. Я посоветуюсь с кем нужно и тогда дам вам знать.
Мальчики поняли, что он связан с подпольной организацией, что теперь они не одни. Как-то они узнали, что через Херсон на Крым должна пройти гитлеровская автоколонна. Посоветовались с «дядей Антоном» и решили: вывести из строя вражеские машины с оружием. Наступила ночь, сухая и ветреная. Запорожчуки, Шура Рублев и Миша Деев пробрались к машинам, стоящим на окраине города.
— Начинайте,— сказал Андрей.
И пошли в ход ножи и гвозди. Толстая резина не поддавалась, но мальчики понимали, что приказ подпольного «Центра» надо выполнить во что бы то ни стало. Вскоре шины были проколоты и надрезаны. На рассвете автоколонна должна была отправиться в дорогу, но ни один грузовик не мог пройти даже нескольких метров.
В эту же ночь Шура Падалка, Толя Тендитный и Миша Крпмонко прокрались к складу с оружием и бензином и подожгли его. На следующий день весь город говорил об автоколонне и пожаре. Но кто это сделал, не знали даже родители мальчиков.
Январь 1942 года. Воздух был чистым и легким. В один ни морозных дней юные патриоты углубились в плавни. Все было покрыто снегом. Впереди шел Федя, за ним — Леня, Петя и Анатолий. Подошли к тайнику. Разбросав хворост, Анатолий начал доставать винтовки. Выбирались из плавней ползком, чтобы не привлечь к себе внимания.
Смеркалось. Внезапно вблизи послышался треск мотора. Анатолий дал команду: «Ложись!» Затаив дыхание, лежали мальчики за сугробами снега. Первым увидел мотоциклиста Анатолий. Он крепко сжал в руках винтовку. Фашист сидел на мотоцикле один. Когда он подъехал совсем близко, Анатолий хорошенько прицелился и выстрелил. Но офицер продолжал ехать дальше. Тогда раздался другой выстрел — и тот свалился набок.
Мальчики подбежали к мотоциклу. Немецкий офицер лежал мертвый. При нем был кожаный портфель, наполненный различными документами. Спрятав портфель и винтовки, ребята пошли к лесу…
В Херсоне началась массовая отправка молодежи в Германию. Чтобы избежать этой беды, братья Запорожчуки, Миша Еременко, Толя Тендитный, Петя Чернявский пошли работать на судостроительный завод.
В одно из зимних воскресений, раздобыв пропуска, мальчики пошли в лес по дрова. «На всякий случай» захватили с собой взрывчатку и шнур. В лесу Федя заметил, что немецкие солдаты тянут кабель через Днепр. И внезапно возникла мысль: помешать этому. Сказано — сделано. Тут и пригодились взрывчатка и шнур, спрятанные в сумках. Вскоре прозвучал взрыв. Когда дым рассеялся, столб, опутанный проводами, лежал на земле.
Первого мая 1942 года над заводом взвился красный флаг.
А из канцелярии, исчезла пишущая машинка. Это тоже было делом рук тех же ребят.
Рискуя жизнью, двенадцать отважных старались помочь советским военнопленным. Сделав подкоп в концлагерь, они вывели оттуда десятки матросов и солдат.
Толя Тендитный, Петя и Леня Чернявские, Шура Падалка втайне от немцев держали у себя на чердаках радиоприемники, слушали и записывали сообщения Советского информбюро, распространяли листовки по городу и в цехах завода.
Деятельность юных подпольщиков не могла остаться незамеченной: много вреда они причинили врагу. За ними начали следить.
…Июль 1942 года. Шура Рублев остался ночевать у Толи Тендитного. Толина мать, Мария Ивановна, работница телеграфа, тоже была связана с партизанами. В этот вечер она пришла домой не одна, а с Борисом Годуном. Он знал обо всем: знал, что у ребят есть оружие, знал, что они делали. Почти до утра разговаривал с ними и договорился, что завтра встретится с Бородиным.
Через несколько дней Годун, вернувшись утром с дежурства домой, лег поспать в сарае. Однако вскоре его разбудил громкий стук в двери. Он увидел вооруженных полицейских и немца. Так и не удалось Годуну встретиться со всеми юными подпольщиками.
Вторым арестовали Анатолия Запорожчука. Вместе с ним забрали отца и мать. Потом гестаповцы пришли к Андрею Запорожчуку, Петру и Леониду Чернявским. Когда фашисты вломились в дом Владимира Тихоновича Чернявского, Леня понял: за ним. Он бросился к матери.
— Возьмите меня, убейте, но не трогайте единственного сына! — кричала мать, заслоняя собой Леню.
Фашисты оттолкнули обессилевшую женщину и потащили Леню во двор, где стояла машина.
— Мамочка, родненькая, не волнуйся за меня, выстою! — крикнул на прощание Леня.
24 июля арестовали Шуру Рублева и его отца. В ту же ночь пришли за Мишей Еременко. Потом забрали Толю Тендитного и остальных ребят. Последним — Шуру Падалку. Был арестован и Антон Бородин. Полтора месяца томились в тюрьме мальчики с Карантинного острова. День и ночь — допросы, издевательства, пытки.
Общее горе сроднило матерей. На рассвете они приходили к стенам гестапо, часами стояли под палящим солнцем и смотрели в одну точку, за решетки, туда, где были их дети.
Гестаповцы требовали, чтобы арестованные выдали членов подпольного «Центра». Но ребята молчали. Когда палачи поняли, что допросы ничего им не дадут, они учинили расправу.
Мальчики в эту ночь в карцере говорили обо всем, только не о смерти.
— Кто сказал, что это конец! — выкрикнул Петя.— Будет, все будет: и школа, и футбольный матч, и катера, которые сходят со стапелей завода…
На рассвете 22 августа 1942 года открылись двери карцера. На пороге стоял переводчик. Он начал выкрикивать фамилии. Шура Рублев подошел к отцу, сидевшему в том же карцере.
— Прощайте, папаня!
И они, крепко расцеловавшись, расстались.
Подошла машина. В нее втолкнули восьмерых смельча ков — юных героев подполья. Через несколько минут машина подъехала к заводу имени Петровского. И автоматчики у его стен расстреляли патриотов.
В это же время из подвала тюрьмы выводили Анатолия, Андрея, Леню и Петю. Они держались за руки. Машина, в которую их силой загнали, миновала улицу Суворова и подъехала к кинотеатру «Спартак». Здесь была поставлена виселица. На каждого из мальчиков нацепили табличку: «За убийство немецкого офицера». Полицейские разгоняли толпу.
В последнее мгновение Петя крикнул:
— Все равно вам не узнать наши тайны!
А Анатолий:
— Всех не перевешаете! За нас отомстят! Все вы будете там, где ваш мотоциклист!..
Воздух прорезал вопль матери, которая бросилась к виселице и обняла ноги сына…
Патриоты Карантинного похоронены на городском кладбище в Херсоне. На могилах всегда свежие цветы. Ученики школы № 20 и комсомольцы завода имени Коминтерна часто приходят сюда.
В День Победы, 9 мая 1965 года, на том месте, где фашисты казнили группу патриотов-подпольщиков, в небо поднялся гранитный обелиск с изображением пылающего факела. Горят на солнце начертанные золотом имена героев херсонского подполья.
В школе № 20 создан краеведческий музей. Возле большого стенда с фотографиями двенадцати отважных всегда много посетителей. Родители погибших часто приходят в школу на сборы отрядов и дружины, рассказывают о своих сыновьях. 22 августа в школе отмечают День памяти погибших пионеров и комсомольцев. Юные герои с Карантинного навечно занесены в список пионерской дружины.
Пионерское знамя
В. Губарев. Из книги «Дети-герои».
В 1940 году, когда пришел час освобождения Молдавии, крестьяне плакали от радости и целовали землю, хозяевами которой они отныне стали. А через год сюда пришли завоеватели… Их встретили со жгучей ненавистью.
…Мы приехали в село Кожушна вечером. На околице дорогу нам пересек пионерский отряд — около тридцати черноглазых, черноволосых девочек и мальчиков. Они шли не очень стройно, но держались с достоинством. Впереди отряда торжественно реяло красное пионерское знамя.
— Андриана! — позвал внезапно шофер, высовываясь из кабины.— Буна сара! (Добрый вечер!)
— Буна сара! — ответил веселый голос, и к нам подошла невысокая, худенькая девушка лет семнадцати.
— Это их вожатая,— шепнул мне шофер и, пожимая девушке руку, спросил:— Где были?
— Здесь, недалеко… один виноградник очищали от вредителей.
Она очень хорошо говорила по-русски, явно гордясь знанием языка. А еще совсем недавно за сказанное русское слово здесь карали заключением.
— Наши комсомольцы взяли шефство над виноградниками фронтовиков,— продолжала Андриана,— а мы им помогаем. Ведь мы пионеры-тимуровцы!
— Вы всегда со знаменем ходите? Ее удивил такой вопрос.
— Да разве можно без нашего знамени?!
Потом мне рассказали историю знамени отряда. Это было в 1941 году, когда Андриане Гуцу шел четырнадцатый год и она еще была вожатой звена. К селу подходил враг. Прежде чем покинуть родной дом, Андриана собрала пионеров.
— Мы еще вернемся,— тихо сказала девочка друзьям.— А теперь надо подумать, что делать со знаменем…
Пионеры посмотрели на знамя, стоявшее у стены. Это знамя было гордостью отряда. С ним пионеры никогда не расставались. На его ярко-красном полотнище горели вышитые золотом слова: «К борьбе за дело Ленина будь готов!»
Дети подавленно молчали. И тогда в тишине кто-то предложил:
— Пусть это знамя возьмет Андриана и спрячет так, чтобы никто не знал, где оно, даже мы…
Андриана вытерла слезы и посмотрела на пионеров:
— Вы доверяете мне?
— Доверяем! — дружно ответили ребята.
Ночью Андриана и две ее младшие сестры — Лида и Нина — выкопали в сарае яму. Лида принесла еще одно знамя — соседнего отряда, которое ей поручили сохранить. Знамена девочки хорошо закопали. Вдруг в темноте послышался тихий голос матери:
— Что вы делаете, дети?
Девочки сначала растерялись. Но они прекрасно знали свою мать и очень ее любили. Андриана все ей рассказала. Мать молча обняла и поцеловала девочек. Через несколько минут она привела в сарай отца. Он нес большой сверток.
Нашим дочкам, Андрей, можно доверить,—сказала ему мать. Обращаясь к девочкам, она гордо продолжала:
Ваш отец решил спрятать советские книжки и портрет Ленина. Пусть этот сверток хранится вместе с вашими знаменами.
На рассвете крестьянин Андрей Гуцу вывез свою семью из села Кожушна. Они ехали в длинной колонне односельчан. Но переправиться через Днестр им не удалось: дорогу преградили гитлеровские войска. С тревогой и болью в сердце им пришлось вернуться.
В первую же ночь к ним в дом ворвались полицейские. Они до полусмерти избили Андрея Гуцу и увезли его в Кишинев. С тех пор дети больше не видели отца. Он погиб в фашистском застенке.
Через несколько дней полицейские появились снова и приказали всей семье собраться в одной комнате.
— Вы прячете большевистские книги и флаги. Где они?
Андриана почувствовала холод в груди и увидела, как побледнела мать. Что скажет она? Мать молчала, собираясь с силами для ответа. Наконец, она тихо заговорила:
— Если нашелся предатель, который сказал вам о книгах и знаменах, пусть навеки онемеет эта подлая собака!.. А я ничего не знаю…
Полицейский изо всех сил ударил ее по лицу. Девочки вскрикнули. Полицейский повернулся к ним:
— Если вы жалеете свою мать, скажите, где все запрятано.
Они молчали. Андриана, кусая губы, чтобы не расплакаться, незаметно бросила взгляд на десятилетнего брата Васю. Его не было в сарае, когда они прятали знамена. Но в семье трудно сохранить тайну. Хватит ли у Васи мужества?
Полицейский стукнул по столу:
— Ну?!
Андриана видела, как по лицу матери, прислонившейся к стене, стекает струйка крови.
— Ну!!!
Все молчали. Тогда полицейский снова что было силы ударил мать кулаком.
— Мама! — внезапно крикнул Вася.— Не надо… Я… Мать еле шелохнула разбитыми губами:
— Вася…
И пристально глянула ему в глаза. Мальчик понял: если он что-нибудь скажет, мать никогда ему этого не простит…
Залание «Центра» выполнено
М. Владимиров, Э. Январев. Из книги «Дети-герои».
Ровесники
До войны Вити Хоменко и Шуры Кобера не знали друг друга. Витя учился в пятой средней школе Центрального района г. Николаева, а Шура — в школе № 12, в далекой рабочей Слободке.
В 1941 году оба закончили седьмой класс. Шура был отличником, дисциплинированным, рассудительным мальчиком. Витя — живой, энергичный, любознательный.
Еще в 1927 году, когда Вите Хоменко было немногим более года, умер его отец, бывший партизан, умер от старых ран, полученных во время гражданской войны. Мать часто рассказывала сыну, каким был отец, как он боролся против белогвардейцев. Витя подолгу рассматривал фотографию отца, и глаза его зажигались гордостью, что он сын партизана. Часто говорил матери:
— Я хочу быть таким, как отец.
Жить в семье без отца было нелегко. После его смерти у матери на руках, кроме Вити, остались еще две старшие дочки — Оля и Надя. Юлия Ивановна Хоменко работала и детей своих с малых лет приучала к труду. У всех были свои обязанности. Если мать просила Витю чем-то помочь, никогда не отказывался. И дров наколет, и комнату приберет, и в магазин сбегает.
— Вот закончу школу, буду работать,— говорил он.— Тогда по-настоящему буду помогать тебе, мама.
Из всех предметов, которые изучались в школе, Витя особенно любил математику и немецкий язык, хотя большинство его товарищей относились к этому предмету более чем равнодушно. А как это пригодилось потом, когда он стал подпольщиком!
Во время перемен Витю часто можно было увидеть возле классной доски, окруженного товарищами. Он что-то объясняет и стучит мелом по доске, где начерчены круги, треугольники, написаны сложные формулы.
А еще увлекался Витя плаванием, даже моряком мечтал стать. В дни каникул он постоянно пропадал на речке (в Николаеве их две — Ингул и Буг). Он был маленького роста, но физически крепкий, закаленный. Редко кто из его сверстников прыгал с самой верхушки вышки, установленной в яхт-клубе. А для Вити это не составляло особенной трудности. С товарищами-смельчаками он переплывал Ингул по нескольку раз подряд, заплывал далеко за середину широкого Буга.
Война застала Витю в пионерском лагере под Николаевом. Вернулся он домой очень сдержанным, серьезным.
Проходя по городу Витя с мамой видел на круглой, пузатой уличной тумбе, где раньше висели пестрые киноафиши и рекламные плакаты, появился желтый лист бумаги с крупными черными буквами.
Еще издалека Витя прочитал слово «РАССТРЕЛ».
РАССТРЕЛ за появление на улице после девяти часов вечера…
РАССТРЕЛ за хранение оружия…
РАССТРЕЛ за укрытие военнопленных…
РАССТРЕЛ за помощь партизанам…
— Ничего, война скоро закончится,— успокаивал он мать.— Наши разобьют фашистов.
Но враг все ближе подходил к Николаеву. Скоро здесь уже хозяйничали немцы — грабили, убивали. Витя вначале целыми днями не выходил из дому. Мать плакала:
— Что будем делать?! Витя успокаивал:
— Что-нибудь придумаем, мама!
А потом стал где-то пропадать. Возвращался поздно и, наскоро поев, обессиленный ложился спать. Как-то штопая его курточку, Юлия Ивановна нашла в карманах сына куски бумаги. Присмотрелась, а это сорванные со стен немецкие приказы. Ей стало страшно за сына: малейшая неосторожность — и пропал. Когда она сказала об этом Вите, он усмехнулся: — Не бойся, мама! Я ведь не маленький!
В очередной раз Витя подошел к тумбе вплотную и сделал вид, что внимательно читает новый фашистский приказ. А сам косил глазами то вправо, то влево, высматривая: нет ли кого на улице?
«Нет!..»
Вцепившись руками в уголок листа, Витя сильно рванул его на себя. Треск бумаги прозвучал в ушах, как раскат грома. Еще рывок — и приказа как не бывало! Скомкав бумагу, Витя сунул ее в карман. В приказе не было написано, что за срыв немецких документов тоже РАССТРЕЛ. Но это подразумевалось само собой…
Скорее в калитку, во двор, пока никто не заметил! Но рядом, на толстом стволе старой акации, наклеен точно такой же приказ. Кора у акации ребристая. Сорвать проще. Он заносит руку и вдруг слышит за спиной голос:
— Этого делать не следует…
Витя оборачивается и видит… свою учительницу! Она как-то странно одета — в старое, темное. Голос строгий, но глаза добрые. Витя пытается объяснить…
— Тише! — говорит она, поправляя воротник на его футболке. — Зайди ко мне завтра. Помнишь, где я живу?
— Да… — он хочет назвать ее по отчеству…
— Теперь меня зовут Нина Ивановна. Завтра, в шесть вечера…
— Этого сейчас делать не следует,— повторила учительница, когда они сидели вечером в ее небольшой светлой комнате.
— Но почему?..
— Глупо срывать приказы днем, когда на улицах полно немцев…
— Никто же не видел…
— Я-то увидела! Могли и другие. Так мы ничего не достигнем: немцы вместо сорванных наклеят новые…
— Но я хочу же…
— Вот поэтому-то я и пригласила тебя.
— Давайте вместе! — предложил Витя.— Знаете, что у меня есть: детали для приемника! Можно собрать. Будем записывать сводки совинформбюро. И расклеивать их на улицах!..
— Правильно!— улыбнулась Нина Ивановна.
— Но… нас всего двое…
— Ты так думаешь? Нет! Еще таких много…
— Конечно! Но трудно найти. Они прячутся под другими именами. Как вы… Повстречаться бы с ними?
— Можно…
— Правда?
Еще до вступления в организацию Витя вместе с несколькими товарищами сконструировал самодельный приемник и распространял записанные от руки сводки Советского информбюро, срывал со стен гитлеровские приказы.
Таким же было начало подпольной работы у Шуры.
…У Шуры Кобера, как и у Вити, детство кончилось в первый же день войны. Жил он в рабочей Слободке. Отца у него тоже не было. Погиб перед началом войны при испытании боевого корабля на Черном море.
Как и у Вити, у Шуры были свои увлечения. В первую очередь — это книги. Шура читал их запоем. Особенно нравились Шуре такие книги, как «Овод», «Приключения капитана Гаттераса», «Суворов» и другие. Любил он также играть на скрипке, учился в музыкальной школе.
Началась война, гитлеровцы оккупировали Николаев. Теперь у Шуры даже руки не поднимались, чтобы взять скрипку или интересную книжку.
В первые дни немецкой оккупации Шура и его друзья собирались по привычке возле школы — ведь с ней было связано столько хорошего в их жизни. Как-то к мальчикам подошел худощавый мужчина с бесцветными глазами (потом его видели в форме полицая) и сказал:
— В этой школе учились, ребята? Кое-кто утвердительно кивнул.
— Хотите заработать?.. Надо выбросить из школы портреты некоторых «товарищей»…
Он засмеялся ехидным смешком и продолжал:
— Я сейчас прикажу открыть дверь.
Вперед выступил Шура:
— Мы уж где-нибудь в другом месте заработаем, иуда!.. На нас не рассчитывай!
Мужчина сразу перестал смеяться и схватил Шуру за руку, но мальчику удалось вырваться. Мгновение — и возле школы никого не было. Только мужчина с бесцветными глазами растерянно оглядывался по сторонам.
Первое знакомство
Витя и Шура встретились впервые в 1942 году на конспиративной квартире руководителя подпольной организации «Николаевский центр».
Коренастый мужественный человек с седеющими висками, по-отечески положив руку на плечо Вите, сказал:
— Хорошо, что у тебя по немецкому в школе «отлично» было. Пригодится…— Потом добавил: — А чтобы не скучал, мы тебе пару подобрали!.. Шура! — позвал он.
Из соседней комнаты вышел мальчик ростом чуть выше Вити.
— Шура Кобер.
— Витя Хоменко. Ты в какой школе учился?
— В двенадцатой… А ты?
— В пятой… Почти соседи…
Их школы были в противоположных концах большого портового города, и мальчики до сих пор ни разу не встречались. Но их первое рукопожатие скрепило дружбу навсегда.
Поначалу ребятам поручили быть связными между явками. Они передавали распоряжения из «Центра» подпольщикам, незаметно проносили на явки оружие, бумагу для листовок.
Первое задание Вити Хоменко
Но как-то Витю вызвали в «Центр».
— Посуду мыть умеешь? — спросили его.
Витя даже растерялся от такого неожиданного вопроса.
— Умею…
— Хорошо?
— Ну, мама довольна была…
— Ясно. Пойдешь работать мойщиком посуды в столовую «Ост»…
— «Ост»? — переспросил Витя. — Значит, немецкая?
— Да.
— Боевое задание? Да? Говорите, что сделать. Яду им подсыпать или…
— Нет, нет! Только не это… Работать добросовестно и аккуратно. И никаких таких штучек!
— Понятно! — глубоко вздохнул Витя.
Немецкая офицерская столовая скорее была похожа на ресторан. По вечерам здесь громко играла музыка. Офицеры, гестаповцы орали свои пьяные песни.
Как ни тяжело было мальчику на этой работе, каких только унижений и обид он там не терпел, все это оправдывалось той пользой, которую приносил он подпольной организации.
Витя терпел, хоть было противно мыть после фашистов на кухне тарелки и рюмки.
И больше того — всеми силами старался выслужиться перед хозяином столовой.
Однажды он нес стопку тарелок. И не заметил, что на полу разлита вода. Поскользнулся— несколько тарелок разлетелись на мелкие куски.
Хозяин с кулаками на него:
— Ах ты, русская свинья! Ты мне тарелки бьешь, а я тебе руки-ноги поломаю!
Обидно и больно было слышать эту брань, хотелось ответить, дать сдачи. Но Витя не пошевельнулся. Больше всего боялся, что хозяин выгонит его из столовой. Что тогда скажут в «Центре»…
Но все обошлось. Витя остался.
Он скрывал от всех своих друзей, даже от мамы, где работает. А дома было голодно. В один из вечеров Витя принес домой продукты, которых давно уже не видели в продаже.
— Откуда это? — удивилась мать. И тут пришлось признаться…
— Какой стыд и позор! — воскликнула Юлия Ивановна. — Дожила! Мой сын пошел служить немцам!
— Так надо, мама…
— Надо? — переспросила она и насторожилась:— Ты что-то скрываешь… Скажи мне. Я же мать…
— Если можно будет, мама… скажу.
— Надо, значит, надо… — сказала она и провела теплой ладонью по голове сына.
У Юлии Ивановны Хоменко, простой рабочей женщины, жизнь сложилась трудно. Отец Вити — участник гражданской войны — умер от старых ран в 1927 году, когда мальчику исполнился год. Кроме Вити, на руках у Юлии Ивановны остались еще две девочки. Ей одной пришлось и растить и воспитывать ребят.
В столовой Витя работал старательно. И даже вскоре пошел на повышение. Было это так. Захворал официант, а заменить — некем.
— Ну-ка, оденься почище, — приказал Вите хозяин. — Пойдешь обслуживать господ офицеров. Только смотри у меня.
…Вечером хозяин вошел в зал и, к своему удивлению, увидел такую картину. Ловко держа поднос с тарелками и рюмками, Витя носился от столика к столику. Офицеры довольно похлопывали его по плечу.
Совали конфеты: — Гут! Гут!
А Витя в ответ: — Битте… Данке…
Хозяин все понял: офицеров располагало то, что Витя хорошо знает немецкий язык.
Прошло несколько дней, заболевший официант выздоровел. Хозяин вернул мальчика на кухню — мыть посуду. Но не тут-то было!
— Где ваш киндер? — недовольно спросил один майор. — Почему нет? Ка-роший официант!
И Витя остался в зале.
Витя хорошо знал немецкий язык
Дотошный, смышленый, он еще бойче, чем прежде, лопотал с господами офицерами по-немецки и… слушал. Слушал их разговоры. Это стало для него главным.
В столовой часто появлялись офицеры, прибывшие с фронта. За рюмкой водки они выбалтывали место расположени
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|
