Терапевтическая функция снов

И вот, даже ничего не сказав об интерпретации снов, мы приступаем к разговору об их естественной прямой терапевтической функции, которая, кстати, непосредственно не связана с сознательным восстановлением снов в памяти.

Напомним, что обычно сны очень быстро забываются, что, впрочем, совершенно естественно. Так, через восемь минут после окончания «парадоксальной» фазы только 5% сновидцев помнят о том, что в момент пробуждения им снился сон. В настоящее время принято считать, что «чем более эмоционально нагруженным оказывается сновидение, тем более жесткой внутренней цензуре оно подвергается и тем хуже запоминается» (Пика), что, конечно же, не мешает ему играть свою роль во внутренней саморегуляции — что бы ни говорилось по этому поводу в Талмуде (и психоаналитиками!), в котором неистолкованный сон уподобляется «полученному, но не прочитанному письму».

Сам же я склонен доверять моему бессознательному, и считаю, что оно вполне способно самостоятельно выполнять свою работу: если бессознательное бессознательно, то, наверное, оно таким и было задумано! Так зачем же тогда гнаться за ним, как за зверем, силой «ломать его двери» и нарушать его тайны, зачем винить тех, кому сны не снятся? Однако если сновидение всплывает само собой, то, значит, оно стремится на поверхность, к воздуху: и почему бы в этом случае не уделить ему, то внимание, которое оно само от нас требует?

Еще Фрейд подчеркивал, что сны «способны принести выздоровление, успокоение», а Юнг называл их «терапевтическими агентами, выправляющими искаженное сознание и активирующими скрытые тенденции». Итак, сновидения позволяют нам частично ликвидировать накопленные за день напряжения, а парадоксальный сон «дссоматизирует тревогу» (Фишер). Сновидения выполняют катарсическую и травмалитическую (исцеляющую) функцию, и, по мысли гениального Ференчи, действуют как ауторегуляторы внутренних психоаффективных напряжений. Они позволяют справляться с травмами, переваривать их путем бессознательной тренировки по преодолению стрессовых ситуаций. В особенности это касается повторяющихся снов, так как, по словам Пика, «...реактивация травматических ситуаций происходит единственно с целью их лучшей проработки. Следует думать, что повторение снов ведет к смягчению, а потом и к окончательному стиранию аффективной ауры вокруг оставшихся в памяти следов от стрессовой ситуации. И пока этот внутренний конфликт не разрешен, выражающее его сновидение будет сохранять тенденцию к повторению».

Сны, увиденные за одну ночь, объединяются в некое «целостное драматическое действие» (Тросман). Если мы станем будить субъекта через десять минут после начала каждого нового сновидения, то обнаружим, что ему всю ночь снится один и тот же сон, сменяются только внешние обстоятельства, тема же его остается неизменной.

И тогда находится обоснование гештальтистскому подходу к сновидениям: я не пытаюсь понять сновидение путем его интерпретации, а предлагаю клиенту закончить сон, претворив его в действие, чтобы устранить бессознательное психическое напряжение, вызываемое «незавершенной ситуацией». Кроме того, я побуждаю его не пятиться назад в неуверенном поиске воспоминаний прошлого, а направить свой шаг вперед, воплощая возникающие дополнительные образы в действие по ходу импровизированной монодрамы, которая может завершиться освобождающим катарсисом.

Эта техника не противостоит традиционному гештальтистскому подходу к работе со сновидениями, а, наоборот, смыкается с ним. Как мы уже знаем, Перлз, высоко ценивший этот подход, особо настаивал на последовательном воплощении всех многочисленных элементов сна. Попутно отметим, что Мишель Фуко также отмечает, что «субъектом сновидения является не столько сновидец, говорящий «Я» (от первого лица), сколько целиком весь сон: все говорит «Я», даже неодушевленные предметы и животные, даже пустое пространство...»

Итак, я различаю четыре возможных этапа в работе со сновидениями.

1) Работа самого сновидения, его бессознательных функций (просмотр генетической программы, интеграция опыта, «переваривание» травм).

2) Сознательное восстановление содержания сна в памяти, и в особенности катарсический эффект от его простого устного изложения.

3) Поиск символического понимания сновидения или его интерпретация.

4) Продолжение или завершение работы, начавшейся в припоминаемом сновидении.

В Гештальте креативность далеко не всегда опирается на вербальное или проявляется только в действии, как в большинстве приведенных мной примеров по работе с мечтаниями, управляемыми фантазиями, сновидениями или ночными грезами.

Она может проявляться при помощи самых разнообразных естественных или искусственных материальных средств: шумов, звуков или музыки, «первобытных» танцев или телесной экспрессии, рисунка, живописи, коллажа, лепки, собранных, выбранных или изготовленных самим клиентом предметов.

Жан-Поль шумами и звуками проявляет свое отношение к вещам и предметам обстановки рабочего зала, выражая таким образом свое актуальное внутреннее состояние.

Я предлагаю ему продолжить работу в форме диалога с терапевтом или с любым другим партнером посредством резкого постукивания в разном ритме и с разной интенсивностью по одному или сразу нескольким предметам, словно играя на импровизированном тамтаме. Этот диалог заканчивается «ссорой под барабанную дробь», за которой следует поразительное по эффекту примирение.

Речь идет об усилении классического образа действия гештальт-терапевта, придающего тембру голоса и ритму слов или дыхания клиента по меньшей мере такое же значение, как и эксплицитному вербальному содержанию его речи, то есть как форме (Gestalt), так и фону. И тогда осознавание (awareness) целиком направляется на ощущения и не рассеивается на поиск слов.

Можно до бесконечности варьировать этот примитивный способ самовыражения, мобилизующий архаические слои личности, используя для этого широкую гамму шумов или звуков от твердых или мягких, полых или цельных предметов, перемежая удары с царапаньем, потираниями, легкими касаниями или другими разнообразными движениями, вызывающими внешнюю вибрацию и внутренний отклик у участника(ов) группы.

В другой раз можно создать из группы импровизированный «оркестр», в котором каждый пытается уточнить свое присутствие посредством постоянного и гибкого творческого приспособления на своей звуковой границе-контакт, не утопая в конфлуэнции и не попадая под власть интроекции доминирующих звуков и ритмов, не подавляя других своими завоевательными проекциями и не изолируясь от всех остальных в замкнутом круге ретрофлексии, а чередуя моменты самовыражения и внимания к другим, формулируя свою собственную фигуру в связи с фоном — существующей в данный момент окружающей средой. Подобный «оркестр» может служить, к примеру, разогревающим упражнением в момент формирования новой группы, в которой каждый стремится определить свое собственное место. (Именно так любит начинать свои семинары калифорнийский гештальтаст, музыкант и актер Пол Ребийо).

Вместо такого рода звуковой экспрессии — или параллельно с ней — можно позволить своему телу заговорить в импровизированном движении, в одиночку или вместе с другими членами группы, стремясь при этом найти свой собственный спонтанный внутренний ритм и модулировать его при встрече с разными партнерами,

В данном случае мы вновь будем внимательны к границе-контакт: насколько я нечувствителен к движениям или ритму другого человека; а может, наоборот, я сразу же оказываюсь «поглощенным» этим человеком; могу ли я

всегда оставаться самим собой, находясь в непрерывном контакте с другим человеком, поддерживая «челночное» осознавание (awareness), внимательно относясь как к моим собственным потребностям и желаниям, так и к потребностям моего партнера при любых колебаниях наших ритмов?

Иногда этот «дикий» танец переходит в первобытные «джунгли», где каждый воплощает реальное или воображаемое животное, открывая путь для проявления архаических чувств и потребностей в агрессии, доминировании, защите, уединении или нежности...

Конечно же, можно придумать множество других видов экспрессии, которые могут быть подсказаны терапевтом по ходу групповой работы или спонтанно возникнуть у самого клиента в ходе работы по его самостоятельному исследованию всей совокупности своих актуальных ощущений как в индивидуальной терапии, так и в ситуации терапевтической группы.

Однако в работе можно опираться не только на слуховые или кинестетические, но и на визуальные или тактильные ощущения. Для этого также существует бесконечное многообразие средств.

Например, я могу отправиться на поиски естественного или искусственного объекта, представляющего меня самого или «окликнувшего» меня со стороны, и вступить в прямые визуальные, тактильные или вербальные отношения с этим внешним символом моего внутреннего существа.

Я могу обратиться к цветку, ветке, камню или даже к граблям или супнице и выразить им мои ощущения, а затем... заговорить от их имени:

Жослин: Я выбрала то старое колесо от тачки, которое обнаружила в сарае, потому что оно мне сразу напомнило о свободе, а еще — о прочности. Я люблю его потемневшее от времени дерево...

Терапевт: Можешь ли ты обратиться прямо к нему, а не рассказывать мне о нем?

Жослин: Я тебя люблю, потому что у тебя была такая наполненная жизнь... Ты снашивалось, наталкиваясь на препятствия, ты страдало, одна из твоих спиц сломана... но твоя ступица, что в центре, все еще крепко держится! Твоя древесина уже загнила... и все-таки она может давать жизнь — в ней растет мох...

Терапевт: А могло бы теперь твое колесо заговорить и ответить тебе?

Жослин: Конечно! Верно — я уже старое. Я уже не такое блестящее, как раньше. Но та краска, которой меня покрыли в молодости, — не совсем моя... Меня так покрасили, чтобы привлечь садовника... И все-таки он меня забросил! В конце концов он увидел более современную тачку... с широкой, хорошо накачанной шиной на колесе... и ушел с ней... (Она плачет). А мне плевать! Это был мой путь. Он пользовался мной, но на самом деле не любил меня... Я теперь свободно... Я отделилось от тачки! Но я могу обкатить весь свет! И, несмотря на мой возраст, я еще могу интересовать других людей. (Снова плачет).

Таким образом можно оживить любой предмет, спроецировать на него наши ожидания и опасения, наши потребности и желания, которые в результате становятся более проявленными, что облегчает последующую терапевтическую работу.

Отношения с подобным предметом-фетишем, символически наделенным способностью говорить и действовать, могут принять самую разную направленность. Обычно я предлагаю клиенту выполнить «склонение наоборот» (он, ты, я), что и в самом деле происходит самым естественным образом:

· начать описывать предмет (или рисунок) в 3-м лице,

· затем обратиться к нему напрямую во втором лице, что сразу же ведет к более аффективно-насыщенным отношениям,

· и наконец, идентифицироваться с самим предметом, воплощая от первого лица свои собственные субъективные внутренние переживания, спроецированные на выбранный предмет-посредник.

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: