СУТЬ УЧЕНИЯ СОКРАТА И ПЛАТОНА

1. Человек – воплощённая душа. Перед своим воплощением она существовала, соединённая с первообразами, с идеями правды, добра и красоты; она разлучается со всем этим, воплощаясь, и, вспоминая своё прошлое, более или менее мучается желанием вернуться обратно.

Нельзя яснее выразить отличия и независимость принципов интеллектуального и матерьяльного. Это есть вместе с тем учение о предсуществовании души, о смутной интуиции, сохраняемой ею о другом мире, к которому она стремится, о переживании ею тела и о возвращении после смерти в тот же самый мир; это, наконец, зародыш учения о падших ангелах.

2. Душа обеспокоена и смущена, когда она пользуется услугами тела, чтобы судить о каком-нибудь предмете; у неё делается головокружение, как будто она опьянена, так как она привязывается к вещам, подверженным по своей природе изменениям; созерцая же свою собственную сущность, она стремится к тому, что чисто, вечно и бессмертно и, будучи той же природы, остаётся в это погружённой возможно дольше; в это время её блуждания кончаются, потому что она соединена с тем, что неизменно; это состояние души есть именно то, что называется «мудростью».

Итак, человек, смотрящий на вещи с точки зрения матерьяльной, впадает в обман; чтобы оценить их по справедливости, надо смотреть с высоты, то есть с духовной точки зрения. Истинный мудрец должен, значит, как бы отделить душу от тела, чтобы видеть очами разума. Этому именно учит Спиритизм.

3. Пока мы будем обладать телом и душа наша будет погружена в этот тлен, никогда мы не завладеем предметом наших желаний – истиной. Действительно, тело доставляет нам тысячи препятствий в силу необходимости заботиться о нём; более того, оно настолько наполняет нас желаниями, вожделениями, страхами, тысячами химер и тысячами глупостей, что с ним невозможно быть мудрым хоть на минуту. Но если мы не можем ничего узнать во всей чистоте, пока душа соединена с телом, то надо выбирать одно из двух: не знать никогда истины или узнать её после смерти. Освобождённые от телесного безумия, мы, как надо надеяться, вступим в сношения с людьми равно свободными и познаем сами сущность вещей. Вот почему истинные философы приучаются умирать, и смерть им вовсе не страшна. («Рай и Ад», I часть, гл.2; II часть, гл.1.)

Вот где мы встречаем принцип свойств души, затемнённой переходом в телесные органы, и освобождение этих свойств после смерти. Но это касается только душ избранных, уже очищенных; не то происходит с душами нечистыми.

4. Душа нечистая отягчена, и её влечёт опять к чувственному миру вследствие отвращения от всего духовного и невидимого; она тогда блуждает, говорят, вокруг памятников и могил, возле которых видали иногда мрачные привидения, такие, какими должны быть изображения душ, покинувших тело без полного очищения и потому сохранивших нечто от матерьяльных форм, отчего глаз наш может их видеть. Это души не добрых, а злых, принуждённые блуждать в тех местах, где оне несут наказание за свою прежнюю дурную жизнь и где оне продолжают блуждать пока их желания, присущие матерьяльным формам, не возвратят их опять в тело, и тогда, вероятно, оне примут те же нравы, какие во время прежней жизни были предметом их предпочтения.

Тут ясно выражен не только принцип перевоплощения, но и состояние душ, находящихся под влиянием материи, охарактеризовано так же, как и в Спиритизме при посредстве духов. Более того: сказано, что перевоплощение в матерьяльное тело есть следствие нечистоты души, тогда как души очищенные от этого освобождены. Спиритизм не говорит ничего иного, он только прибавляет, что душа, имевшая хорошие стремления в земной жизни и приобретшая познания, приносит с собой при новом рождении менее недостатков, больше добродетелей и больше интуитивных идей, чем она имела во время предшествующего существования. Таким образом, каждое существование доказывает прогресс интеллектуальный и моральный. («Рай и Ад», II часть, «Примеры».)

5. После нашей смерти гений (демон), бывший при нас во время нашей жизни, ведёт нас в место, где собираются все те, которые должны быть отправлены в Гадес, чтобы быть там судимыми. Души, пробывшие в Гадесе необходимое время, возвращаются к этой жизни на протяжении многих и долгих периодов.

Это учение об ангелах-хранителях, или духах-покровителях, и о последовательных перевоплощениях после более или менее длинных промежутков между земными существованиями.

6. Демоны наполняют пространство, отделяющее небо от земли; они служат связью, соединяющей Великое Целое с Ним же самим. Божество никогда прямо не вступает в сношение с человеком; боги сносятся с людьми только при посредстве демонов и беседуют с ними как наяву, так и во сне.

Слово daimon, из которого сделали «демон», не имело такого дурного значения в древности, как теперь; оно вовсе не означало существ, исключительно дурно поступающих, но относилось ко всем духам вообще, между которыми отличали духов возвышенных, называемых богами, и духов низших, или собственно демонов, сообщавшихся непосредственно с людьми. Спиритизм так же учит тому, что духи наполняют пространство; что Бог сообщается с людьми не иначе, как при посредстве чистых духов, которым поручает передавать Его волю; что духи сообщаются с людьми как в состоянии бдения, так и во сне. Замените слово «демон» словом «дух» – и вы получите спиритическую доктрину; поставьте слово «ангел» – и будет доктрина христианская.

7. Постоянной заботой философа* служит попечение о душе не столько ради этой жизни, которая есть одно мгновение, сколько ради вечности. Если душа бессмертна, не благоразумнее ли жить, имея в виду вечность?

* «Философа», в понимании Сократа и Платона (А.К.)

Христианство и Спиритизм учат тому же самому.

8. Если душа не матерьяльна, она должна после этой жизни вернуться в мир столь же невидимый и нематерьяльный, как она сама; тело же, разлагаясь, возвращается материи. Но нужно уметь различать душу чистую, действительно нематерьяльную, питающуюся, как и Бог, науками и познаниями, от души более или менее загрязнённой матерьяльной нечистотой, мешающей ей подняться к Божеству и удерживающей её в местах её земного существования.

Сократ и Платон, как видите, отлично понимали различные степени дематерьялизации души. Они настаивают на разнице в положении души, происходящем от большей или меньшей её чистоты. То, что они говорили по наитию, Спиритизм доказывает многочисленными примерами, которые он открывает перед нашими глазами. (См. «Рай и Ад», II часть, «Примеры».)

9. Если бы смерть была разрушением всего человека, то быть одновременно освобождёнными от своего тела, от души и от пороков было бы для злых большим выигрышем. Только тот, кто обогатил свою душу не чуждыми ей украшениями, а теми, что свойственны её природе, сможет спокойно ждать часа отправления в другой мир.

Другими словами, это значит, во-первых, что матерьялизм, провозглашая уничтожение после смерти, служил бы умалению всякой нравственной ответственности в будущем, а следовательно, поощрял бы зло, ибо злой всё выигрывает от небытия; а во-вторых, что человек, освободившийся от пороков и обогатившийся добродетелями, один только может спокойно ожидать пробуждения в другой жизни. Спиритизм нам показывает примерами, которые он представляет ежедневно, как тяжелы для злого переход от одной жизни в другую и вступление в жизнь будущую. (См. «Рай и Ад», II часть, гл. 1.)

10. Тело сохраняет очень заметные следы применявшихся к нему забот или случившихся с ним происшествий. То же можно сказать относительно души: по освобождении от тела, она сохраняет заметные следы своего характера, привязанностей и всех поступков своей жизни. Таким образом, самое большее несчастье для человека – перейти в другой мир с душою, отягощённой преступлениями. Ты видишь, Калликлест, что ни ты, ни Пол, ни Горгий* не смогли бы доказать, что не надо вести такой жизни, которая была бы нам полезна, когда мы будем там. Из всех мнений одно остаётся несокрушимым: лучше перенести несправедливость, нежели совершить её, и прежде всего надо стараться не казаться добродетельным человеком, но быть им. (Беседы Сократа с учениками в тюрьме.)

* Знаменитые софисты. Горгий Леонтинский из Сицилии (ок.500/497-391/388 гг. до Р.Х.) – один из основателей софистики, ученик Эмпедокла. К нему, «как к отцу, восходит искусство софистов», – говорит Филострат в «Жизни софистов». Пол Агригентский – ученик Горгия, автор риторических сочинений. (Й.Р.)

Здесь мы находим капитальный пункт, подтверждённый теперь и опытом, гласящий, что душа неочищенная сохраняет идеи, стремления, характер и страсти, которыми она обладала при жизни. Правило же «лучше подвергнуться несправедливости, чем совершить её» разве не вполне христианское? Та же мысль выражена Христом в следующей форме: «Если кто-нибудь ударит тебя по одной щеке, подставь ему и другую». (См. «Евангелие от Спиритизма», глава XII, §§188,189.)

11. Одно из двух: или смерть есть уничтожение абсолютное, или это переход души в другое место. Если всё должно уничтожиться, смерть будет подобна одной из редких ночей, проводимых нами без сновидений и без сознания самих себя. Но если смерть есть только перемена существования, переход в место, где мёртвые должны соединиться, какое счастье встретить там тех, которых мы знали! Моим самым большим удовольствием было бы изучать вблизи обитателей этого места и, как и тут, отличать между ними действительно мудрых от тех, которые только считают себя ими. Но время нам расстаться: мне – чтобы умереть, а вам – чтобы жить. (Сократ – своим судьям.)

По Сократу, люди, жившие на земле, встречаются после смерти и узнают друг друга. Спиритизм показывает нам их продолжающими отношения, в которых они были, так что смерть является не перерывом, не прекращением жизни, а переходом без разрыва связи и отношений.

Сократ и Платон говорят так, словно бы они знали наставления, данные Христом 500 лет спустя и даваемые теперь духами. Тут нечему удивляться, приняв во внимание, что великие истины вечны; что Высокие Духи должны были их знать прежде, чем явились на землю, куда они их принесли; что Сократ, Платон и другие великие философы того времени могли впоследствии содействовать Христу в исполнении его божественной миссии и быть избранниками именно в силу своей способности постичь его божественные поучения; что, наконец, они теперь могут быть в числе духов, которым поручено поучать людей тем же истинам.

12. Никогда не следует воздавать несправедливостью за несправедливость и причинять зло кому бы то ни было, как бы он ни был неправ относительно нас. Немногие, однако, примут это правило, и люди, разделяемые местью, должны только презирать друг друга.

Разве это не то же правило, которое учит нас не воздавать злом за зло и прощать врагам?

13. По плодам узнают дерево. Надо судить о каждом поступке по его последствиям; называть его хорошим, если от него происходит добро, и дурным, если он рождает зло.

Это правило – «дерево знать по плодам» – дословно повторяется в «Евангелии» несколько раз.

14. Богатство – большая опасность. Всякий человек, любящий богатство, в действительности не любит ни себя самого, ни вещь, ему принадлежащую, но любит нечто ещё более чуждое, чем то, что ему принадлежит». (См. «Евангелие от Спиритизма», гл.XVI.)*

* По философии Платона, категория собственности имеет несколько уровней. Первый уровень – человеку принадлежит душа; душа, таким образом, – его принадлежность. Тело принадлежит не человеку, оно принадлежит душе. Тем самым тело для человека – принадлежность его принадлежности (это второй уровень собственности). Одежда не принадлежит душе, она принадлежит телу; стало быть, для души одежда – принадлежность её принадлежности. Обилие одежды, богатство и его свойства ещё более далеки от души, а значит, и самого человека, и т.д. Первый уровень собственности – действительный, т.е. подлинный, остальные – опосредованные и всё более мнимые. Такова иерархия ценностей, вскользь затронутая в данном месте Платона, приводимом Кардеком. (Й.Р.)

15. Самые прекрасные молитвы и самые прекрасные жертвы менее угодны Божеству, чем добродетельная душа, стремящаяся Ему уподобиться. Было бы весьма прискорбно, если бы боги оказывали более внимания нашим жертвам, чем нашей душе, ибо таким способом наиболее виновные могли бы умилостивить их. Но это не так, и истинно справедливы и мудры только те, которые словами и поступками отдают должное и богам, и людям. (См. «Евангелие от Спиритизма», гл.Х, §§152, 153.)

16. Я называю порочным человеком того пошлого любовника, который любит тело больше души. Любовь всюду в природе, приглашающей нас упражнять способности нашего ума; её находят даже в движении звёзд. Любовь украшает природу богатыми коврами; она разукрашивает себя и избирает себе жилищем те места, где находит цветы и аромат. Всё та же любовь даёт мир людям, спокойствие морям, тишину ветрам и облегчение страданию.

Любовь, предназначенная соединить людей братскими узами, является следствием данной теории Платона о всеобщей любви как законе природы. Сократ говорит, что «любовь – ни Бог, ни смертный, но великий демон», то есть Великий Дух, управляющий всеобщей любовью. Эти слова главным образом и ставили Сократу в вину; они же послужили к его осуждению.

17. Добродетели нельзя научиться; она – дар Божий, снизошедший на тех, кто наделён ею.

Это приблизительно христианская доктрина благодати; но если добродетель – дар Бога, то она является преимуществом, и можно спросить, почему оно не дано всем. С другой стороны, если это дар, то какую же заслугу имеет обладающий им? Спиритизм объясняет яснее; он говорит, что обладающий добродетелью приобрёл её своими усилиями во время последовательных существований, освобождаясь понемногу от недостатков. Благодать есть сила, которой Бог одаряет каждого человека, имеющего добрую волю освободиться от зла и делать добро.

18. Каждый из нас имеет естественную склонность меньше замечать свои недостатки, чем недостатки других.

В «Евангелии» сказано: «Ты видишь сучок в глазе брата твоего, а в своём бревна не замечаешь». (Подробнее см. «Евангелие от Спиритизма», гл.Х, §§154, 155.)

19. Если доктора в большинстве случаев не излечивают болезней, то это потому, что они лечат тело, но не душу; и поскольку всё целое не в добром здравии, то невозможно, чтобы и часть была здорова.

Спиритизм даёт ключ к пониманию связи, соединяющей душу с телом, и доказывает, что одно беспрерывно реагирует на другое. Таким образом, он открывает науке новый путь, указывая ей на истинную причину некоторых болезней, и тем самым даёт ей средство победить их. Когда наука объяснит действие спиритического элемента в организме, она реже будет терпеть неудачи.

20. Все люди, начиная с детства, творят гораздо более зла, нежели добра.

Эти слова Сократа касаются важного вопроса о преобладании зла на Земле – вопроса, не разрешимого без понимания множественности миров и назначения Земли, где живёт только маленькая часть человечества. Только Спиритизм даёт решение этой загадке. См. «Евангелие от Спиритизма», главы II, III и V.

21. Мудрость заключается в том, чтобы не думать, будто знаешь то, чего не знаешь.

Это относится к людям, скорым на критику в отношении предметов, о которых они знают только понаслышке. Платон дополнил эту мысль Сократа, сказав: «Постараемся, если возможно, сперва сделать их более честными в словах; если этого сделать нельзя, не будем о них заботиться, а займёмся только поиском истины. Постараемся просвещаться, но не будем поносить друг друга». Так именно должны поступать спириты относительно своих добросовестных и недобросовестных противников.

Если бы Платон воскрес, то нашёл бы теперь положение вещей таким же, каким оно было в его время, и мог бы сказать то же самое; Сократ равным образом встретил бы людей, насмехающихся над его верой в духов и считающих его так же, как и его ученика Платона, говорящим нелепицы.

За исповедование этих принципов Сократа сначала осмеивали, затем обвинили в безбожии и присудили выпить цикуту. Закономерно, что новые великие истины, возбуждая против себя попираемые ими интересы и предрассудки, не могут водвориться без борьбы и не иметь своих мучеников.

Мы живём, думаем, действуем – для нас это несомненно: не менее несомненно и то, что мы умираем. Но, покинув землю, куда мы пойдём, что будет с нами? Сделаемся ли мы лучше или хуже? Будем мы или не будем существовать? «Быть или не быть?» – вот вопрос. Вечно жить или не жить вовсе; всё или ничего; будем ли мы жить вечно или всё исчезнет безвозвратно? Об этом стоит подумать.

Всякий человек стремится жить, наслаждаться жизнью, любить, быть счастливым. Скажите человеку, находящемуся на смертном одре, что он ещё будет жить, что час его смерти ещё не настал; главное, скажите ему, что он будет счастливее прежнего, и сердце его радостно забьётся; но к чему послужит эта радость, эта надежда на счастье, если достаточно одного дуновения, чтобы всё разлетелось в прах?

Есть ли что-либо более угнетающее, чем мысль о совершенном уничтожении? Святые привязанности, разум, прогресс, трудами приобретённые знания – всё будет разбито, всё потеряно. Какая надобность хлопотать о своём совершенствовании, сдерживать свои страсти, развивая свой ум, если не суждено увидеть плодов своих усилий, особенно при мысли, что завтра, может быть, уж ничего нам не будет нужно? Если бы это было так, то судьба человека была бы во сто крат хуже участи животного, которое живёт настоящей минутой, в удовлетворении своих матерьяльных потребностей, без надежды и упования на будущее. Но внутреннее инстинктивное чувство говорит нам, что это невозможно.

Веря в небытие человек поневоле сосредоточивает свои мысли на настоящем. И как, в самом деле, заботиться о будущем, которого не ждёшь? Эта исключительная забота о настоящем естественно приводит к эгоизму, и неверующий вполне последователен, подходя к следующему заключению: надо наслаждаться жизнью, потому что со смертью всё кончается; наслаждаться возможно больше и скорее, потому что мы не знаем, сколько мы проживём; или приходя к ещё более опасному для общества заключению: будем наслаждаться и думать только о себе, так как счастье на земле принадлежит лишь тем, кто ловчее других.

Если совесть и останавливает некоторых, то нет никакой узды для тех, кто ничего не боится. Они думают, что законы человеческие карают только людей неискусных и недалёких, – вот почему они прилагают все свои способности к тому, чтобы обходить их.* Это учение нездоровое и противообщественное, учение, проповедывающее уничтожение, потому что оно уничтожает солидарность и братство – основу социальных отношений.

* «Не пойман – не вор!» – вот одна из главнейших заповедей общества, погружённого исключительно в материю и отвергающего ценности духовные. Общество, построенное на таких началах, несёт в себе самом зародыши своего распада и гибели, ибо подобными принципами отрицаются первоосновы общежития. (Й.Р.)

Предположим, например, что целый народ придёт почему-нибудь к убеждению, что через неделю, через месяц или даже год он будет уничтожен; что ни один человек не останется в живых и что о них не сохранится ни следов, ни воспоминаний. Что он будет делать в течение этого времени? Будет ли он трудиться над своим совершенствованием и просвещением? Будет ли он работать? Будет ли уважать права, жизнь и собственность своих ближних? Захочет ли он подчиняться законам и уважать авторитеты, даже наиболее почтенные, как, например, авторитет родителей? Будет ли признавать какие-либо обязанности? Конечно, нет. И если мы не видим таких массовых примеров, то единичные случаи, как результат учения о небытии, встречаются ежедневно. Если последствия отрицательных учений не так разрушительны, как могли бы быть, то это, во-первых, потому, что у большинства неверующих больше рисовки, чем настоящего неверия; больше сомнения, чем убеждения, и что они больше боятся небытия, чем стараются это выказать, так как название вольнодумца льстит их самолюбию. Во-вторых, действительно и абсолютно неверующие составляют ничтожное меньшинство. Они невольно подчиняются влиянию мнений, противоположных учений о бессмертии души, и поддерживаются господствующим матерьялизмом, но, если абсолютное неверие когда-нибудь сделается общим достоянием, то общество распадётся. Вот к чему ведёт доктрина полного уничтожения.*

* Один 18-летний юноша, страдавший неизлечимой болезнью сердца, узнал от врачей, что более двух лет не проживёт. Он тотчас бросил учение и предался излишествам всякого рода. На замечания, что распутная жизнь опасна в его положении, он отвечал: «Не всё ли равно? Мне осталось так мало жить! Из-за чего я стану утомлять свой ум? Лучше повеселюсь до конца». Это логическое последствие учения о небытии.

Если бы этот юноша был спиритом, он думал бы так: «Смерть уничтожает только моё тело, которое я покину, как изношенное платье, но дух мой будет жить вечно. В будущей жизни я буду тем, чем сделаю себя в этой жизни. Ничто не пропадёт из того, что я приобрету в нравственном и умственном отношении, и всякий недостаток, от которого я исправлюсь, есть шаг вперёд по пути к блаженству. Будущее моё счастье или несчастье зависит от образа моей жизни. Итак, в моих интересах воспользоваться оставшимся мне малым временем и избегать всего, что может истощать мои силы».

Если бы учение о небытии действительно было истиной, то следовало бы его принять, и никакие противоположные ему системы, ни мысль о зле, причиняемом им, не могли бы воспрепятствовать признанию этого учения. Нельзя отрицать, что скептичность, сомнение и безразличие ежедневно распространяются вопреки усилиям религии – это несомненно. Если же религия бессильна против неверия, то значит ей чего-то недостаёт, чтобы бороться с ним, и если бы она оставалась в бездействии, то была бы окончательно побеждена в непродолжительном времени. Чего же ей недостаёт? В наш позитивный век хотят понимать, прежде чем верить, а ей недостаёт подтверждения её доктрины положительными фактами. Также подрывает её несогласование некоторых учений с положительными данными науки. Если религия говорит, что бело, а факты доказывают, что чёрно, то приходится выбирать между очевидностью и слепой верою.

При таком положении вещей Спиритизм является преградой распространению неверия, опровергает его не только рассуждениями или указаниями на опасности, которые оно за собой влечёт, но матерьяльными фактами, давая возможность наглядно убедиться в существовании души и будущей жизни.

Каждый волен, конечно, в своих убеждениях и может верить во что-нибудь или ни во что не верить; но те, которые стараются посеять в умах массы или же в особенности в умах юношества отрицание будущей жизни, опираясь на авторитет своей учёности и своего положения, распространяют зародыши смут и разрушения и берут на себя тяжёлую ответственность.

Есть ещё иное учение, которое отрекается от матерьялизма потому, что признаёт существование разумного начала вне материи. Это учение о слиянии каждой отдельной индивидуальности со всемирным Целым. По этому учению, каждый индивидуум при своём рождении получает некую частицу того начала, которое и составляет его душу и даёт ему жизнь, разум и чувство. После смерти душа возвращается к первоначальному источнику и теряется в бесконечности, как капля воды в океане.

Это учение, допускающее хоть что-нибудь, без сомнения, несколько выше чистого матерьялизма, но результаты того и другого одинаковы. Погружается ли человек после смерти в небытие или теряется в общей массе – для него безразлично. Общественные связи для него тем самым тоже оказываются навсегда разорванными. Если в первом случае он уничтожается, то во втором теряет свою индивидуальность, что для него равносильно уничтожению. Самое важное для него есть сохранение его личности, его собственного «Я» и без этого ему всё равно – быть или не быть! Будущность для него всё так же безразлична, и попрежнему его занимает только настоящее. С точки зрения моральных последствий, это учение столь же нездорово, столь же безнадёжно, столь же эгоистично, как и матерьялизм.

Кроме того, на него можно сделать следующее возражение: все капли в океане одинаковы и обладают одинаковыми свойствами, как части одного целого; почему же души, извлечённые из общего океана всемирного разума, так мало похожи одна на другую? Почему гений появляется рядом с глупостью, самые высокие добродетели – подле ужасающего порока? Доброта, кротость, человеколюбие – и тут же злоба, жестокость и варварство? Каким образом части однородного целого могут быть столь различны? Скажут, может быть, что воспитание их изменяет. Но откуда же берутся природные качества, раннее развитие, добрые или злые инстинкты, не зависящие от воспитания и часто расходящиеся с окружающей средой и тем обществом, в котором проявляются? Воспитание, без сомнения, изменяет природные качества души – умственные и нравственные, но здесь является новое затруднение. Кто же даёт воспитание этим душам и побуждает их совершенствоваться? Души по общности своего происхождения из одного и того же источника не могут разниться одна от другой в своём развитии. С другой стороны, душа, возвращаясь во всемирное Целое, из которого она вышла, приносит в него более совершенный элемент, приобретённый ею во время жизни; следовательно, Целое должно в конце концов глубоко измениться и усовершенствоваться. Почему же из него непрестанно нарождаются души невежественные и нечестивые?

По этому учению, всемирный источник разума, порождающий человеческие души, независим от Божества. Это, собственно, не пантеизм, учение которого не вполне с ним сходно. Пантеизм признаёт, что всемирный источник жизни и разума составляет Божество. Бог в одно и то же время – дух и материя; все существа, все тела Природы составляют Божество: это составные элементы, его молекулы. Бог есть соединение всех разумов, а каждая личность, составляющая часть Целого, есть сам Бог; никакое высшее, независимое существо не управляет Целым; мир – это громадная республика без главы, или, лучше сказать, всякий тут глава с абсолютной властью.

Этой системе можно противопоставить множество возражений, из которых главные таковы: как объяснить, что Божество бесконечно совершенное (иным Его невозможно помыслить) может состоять из частей, столь несовершенных и нуждающихся в совершенствовании? Каждая частица целого подчинена закону совершенствования, и Бог должен совершенствоваться; а если Он постоянно совершенствуется, значит, было время, когда Он был очень несовершенен. Каким образом существо несовершенное, составленное из столь разнородных направлений и идей, могло создать столь гармоничные, столь чудные единством, мудростью и предусмотрительностью законы, какими управляется мир? Если все души – отдельные части Божества, то оне все содействовали составлению законов Природы; отчего же оне постоянно ропщут на них, на собственные свои произведения? Никакая теория не может быть признана истинной, если она не удовлетворяет требованиям разума и не объясняет всех фактов, к ней относящихся; если хоть один случай не может быть ею объяснён, то, значит, теория эта верна не абсолютно.

В моральном отношении последствия этого учения столь же нелогичны. Прежде всего, для души остаётся то же, как и в предыдущей системе, слияние с общим Целым и потеря индивидуальности. Если же допустить, согласно мнению некоторых пантеистов, что оне сохраняют свою индивидуальность, то Бог уже не имеет единства воли: тогда Он является соединением мириад разнородных волений. Затем, поскольку каждая душа является составной частью Божества, то ни одна не подчиняется высшему могуществу и, следовательно, не несёт никакой ответственности за свои поступки, добрые или злые; ничто не побуждает её делать добро, и она может безнаказанно совершать зло, так как для неё высшая власть заключается в ней самой.

Эти теории не только не удовлетворяют разуму и стремлениям человека, но в них натыкаешься на непреодолимые затруднения, потому что оне не в силах разрешить всех, ими же возбуждаемых вопросов. Итак, человеку предоставлено выбирать одно из трёх верований: в небытие, в слияние со всемирным Целым или в сохранение индивидуальности души до и после смерти. Логика неизбежно приводит нас к этому последнему верованию, на коем основывались все религии с тех пор, как существует мир.

Если логическое мышление приводит нас к признанию индивидуальности души, оно приводит также и к другому следствию, а именно, что судьба всякой души должна зависеть от её личных свойств. Потому что нельзя допустить, чтобы малоразвитая душа дикаря или порочного человека находилась на одном уровне с душой учёного и добродетельного мужа. По справедливости души должны нести ответственность за свои действия; но, чтобы быть ответственными, им нужна свобода выбора между добром и злом; а без этой свободы окажется просто фатализм, при котором не может быть никакой ответственности.

Все религии одинаково признают принцип счастливой или несчастливой судьбы душ после смерти, иначе говоря, наказаний или наград в будущей жизни, выражающихся в учении о рае и аде, которое мы находим у всех народов. Существенное различие между ними, однако, заключается в определении этих наград и наказаний и особенно тех условий, которые способствуют присуждению к тем или другим. Отсюда произошли противоречивые положения, породившие различные культы с установленными каждым из них особыми обрядностями для прославления Бога, для достижения рая и избежания ада.

При своём возникновении все религии должны были соответствовать степени нравственности и умственного развития человечества; а люди были вначале ещё настолько матерьяльны, что мало понимали духовную сторону культа и потому ограничивали свои религиозные обязанности исполнением наружных обрядностей. В продолжение некоторого времени эти обрядности удовлетворяли ум человека, но позднее, при развитии просвещения, оне стали для него неудовлетворительны. И, если религия не заполняет этот пробел, то люди отказываются от неё и обращаются к философии.

Если бы религия, сначала соответствовавшая ограниченным понятиям человека, всегда следовала за прогрессивным развитием его разума, не было бы вовсе неверующих. Потребность верить – в природе человека, и он будет верить, если только ему дадут духовную пищу, удовлетворяющую его умственные запросы. Он хочет знать, откуда он и куда он идёт; но если ему указывают цель, не отвечающую его стремлениям, его идее о Боге и положительным данным науки; если, сверх того, для достижения этой цели ему ставятся требования, с которыми его разум не может примириться, то он отвергает всё. Пантеизм и матерьялизм кажутся ему более рациональными потому, что допускают исследование и рассуждение. Положим, люди рассуждают неправильно, но всё же они предпочитают рассуждать хотя бы и ошибочно, чем не рассуждать вовсе.

Но пусть человеку представят будущее в условиях логических, действительно достойных величия, правосудия и бесконечной благости Божией – и он покинет матерьялизм и пантеизм, пустоту которых сознаёт в глубине своей совести и которые он принял только за неимением лучшего. Спиритизм даёт больше и потому с жадностью принимается именно теми, кого мучают неизвестность и тяжёлые сомнения и которые не находят того, что ищут, ни в верованиях, ни в обыденной философии. Спиритизм имеет за собой преимущества логики и разума, подтверждённые фактами, – вот почему борьба с ним была столь безуспешной.

Человек инстинктивно верит в будущее, но, не находя до сих пор никакого твёрдого основания для его определения, предоставил своему воображению создавать системы, породившие разногласия в верованиях. Спиритическое учение о будущем не есть фантастическая доктрина, более или менее остроумно задуманная, но результат наблюдений матерьяльных фактов, доступных нашим чувствам; оно соединит, как это уже твёрдо видно, все разноречивые мнения и постепенно приведёт силою вещей к единству верования в будущую жизнь, построенную уже не на гипотезах, а на неоспоримых фактах. Объединение понятий о будущей судьбе душ будет первым шагом к сближению различных вероисповеданий, огромным шагом к веротерпимости, а позднее – и к полному сближению религий.

Вера в будущую жизнь не исключает страх перехода от этой жизни к будущей. Многие боятся не самой смерти, а момента переселения. Страдают или не страдают при переходе? Вот что, собственно, их беспокоит. Об этом стоит подумать, тем более что этого никто не избежит. Можно отказаться от земного путешествия, но тут все, как бедный, так и богатый, должны совершить этот переход, и как бы он ни был тягостен, ни знатность, ни богатство не усладят его горечи.

Достаточно видеть спокойную и тихую смерть некоторых и ужасные муки агонии других, чтобы судить, что чувства и ощущения не всегда и не у всех в эту минуту бывают одинаковы. Но кто может научить нас в этом отношении? Кто опишет нам физиологический процесс отделения души от тела? Кто расскажет нам свои впечатления в эту великую минуту? На этот счёт как наука, так и религия остаются безмолвны.

А почему? Да потому что как той, так и другой недостаёт знания тех законов, кои управляют взаимоотношениями духа и материи. Одна останавливается на пороге жизни духовной, другая – на пороге жизни матерьяльной. Спиритизм же есть грань, соединяющая то и другое; он один может сказать, как происходит переход: либо через более точное определение, которое он даёт свойствам души, либо рассказами тех, которые уже покинули земную жизнь. Знакомство с флюидической связью, каковая соединяет душу и тело, есть ключ к этому явлению, как и ко многим другим.

Инертная материя нечувствительна – это несомненный факт. Одна только душа испытывает ощущения удовольствия и скорби. Во время жизни всё, что испытывает тело, отражается на душе, вызывая в ней всевозможные впечатления. Страдает душа, а не тело; последнее есть только орудие страдания, а страдалец – душа. После смерти тело, отделённое от души, может быть безболезненно изрублено: оно ничего не чувствует. Душа, отделяясь от него, не получает впечатления от ран, наносимых телу; она имеет свои собственные ощущения, которые не исходят из осязаемой материи.

Перисприт – есть флюидическая оболочка души, от которой она не отделяется ни до, ни после смерти и с которой она составляет одно целое, потому что одно не может быть постигнуто без другого. В продолжение жизни периспритальный флюид проникает тело во всех его частях и служит проводником физических ощущений души; через этого же проводника душа влияет на тело и направляет его деятельность.

Пресечение органической жизни ведёт к отделению души от тела посредством разрыва флюидических связей, которые их соединяли. Но это расставание никогда не бывает резко; периспритальный флюид отделяется постепенно от всех органов, так что отделение бывает полным и совершенным только тогда, когда не остаётся уже ни одного атома перисприта, связанного с малейшей частицей тела. Болезненное ощущение, которое душа испытывает в это время, зависит от количества точек соприкосновения между телом и периспритом и от большей или меньшей лёгкости или медленности отделения во время перехода. Итак, не надо скрывать от себя, что смерть, смотря по обстоятельствам, может быть более или менее тяжёлой; и вот эти-то различные обстоятельства мы и намерены рассмотреть.

Но прежде всего примем за правило следующие четыре случая, которые можно рассматривать как крайние положения, между коими есть множество оттенков:

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: