СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В ИСТОРИИ

Если рассматривать то, что мы предложили назвать «социалистическим началом» в историческом преломлении, то мы увидим много интересного и поучительного. В частности, социалистическое начало, причем довольно сильно выраженное, наблюдается далеко не только в новоевропейской истории. Некоторые даже полагают, что «социализм так же стар, как само человеческое общество» (Д. Койген).

Определение социализма как первой стадии коммунизма, вообще связывание социализма с коммунизмом есть весьма сомнительная идея, которая при этом стала чрезвычайно влиятельной. В историософской схеме Маркса было своего рода изящество неумолимой симметрии. В центральной части схемы располагались три классово-антагонистические формации: рабовладение, феодализм и капитализм; коммунизм будущего как финала человеческой истории соотносился в этой схеме с «первобытным коммунизмом» начала истории, а его предварительная стадия (социализм) вольно или невольно соотносилась с формами социума, который уже выходил из первобытности, но еще не пришел к классовому порядку. Вместе с тем в этом пункте Маркс запнулся, потому что такие общества в его схему плохо вписывались: он называл большинство из них обществами «азиатского способа производства», так и не дав развернутой и глубокой проработки данного вопроса. Поздний Маркс вообще не употреблял понятие «азиатский способ производства», фактически капитулировав перед поставленной им самим проблемой.

Если попытаться дать некую обобщенную модель «азиатского способа производства», то мы увидим, что в древних обществах ей отвечало: централизованное государство, контролирующее бо́льшую часть экономики, строгость и даже жесткость власти по отношению к подданным, создававшая высочайшую дисциплину, способность государства к организации масштабных общественных работ на основе принудительного труда (строительство каналов, пирамид, мегалитических сооружений, к примеру, поражающие воображения дороги в скалах, прорубленные в Империи инков или Великая Китайская стена, разработка больших рудников, примитивная промышленность, государственные ремесленные мастерские и т.д.). Устройство государства в ряде древних цивилизаций этого типа (Шумер, Древний Египет, Китай в эпоху Цинь и др.) оставляет у исследователей ощущение присутствия в них явного «социалистического начала» (5).

Обобщая результаты многочисленных работ историков середины ХХ века об «азиатском способе производства», И.Р.Шафаревич среди его ключевых признаков называет: особый вид собственности (отсутствие или слабость института частной собственности), малая роль торговли, деспотический контроль государства над общинами (6).

Исследователи-марксисты с удивлением вынуждены были констатировать фактически «бесклассовый» характер таких обществ. Пришлось признать, что в государствах этого типа класс эксплуататоров представлял собой функционеров государственной машины (тезис, звучавший в контексте советской действительности вызывающе). Утверждения Маркса о «поголовном рабстве» как основе экономики «азиатского способа» не подтвердились – на самом деле рабский труд не занимал в этих обществах значимого места, рабы составляли второстепенные группы в экономике. Чтобы оправдать огрехи марксизма в трактовке этих вопросов, советские историки стали использовать сложные конструкции – вроде «маскировки» классового антагонизма в «азиатском способе производства» формой ренты-налога и «общественных работ» и т.п.

Альтернативная марксисткой трактовка этой проблемы прозвучала у К. Виттфогеля в его концепции «гидравлической цивилизации», или «ирригационного общества», суть которой сводится к тому, что рассматриваемые общества строились как этатистские системы, в которых государство являлось собственником ключевой части экономики, составляющей его технологическую базу (во многих случаях, хотя и не всегда, имелась в виду система искусственной ирригации – Виттфогель уподобляет ее современной «тяжелой индустрии») (7).

У Виттфогеля, Хейхельхейма, а до них у Б.Рицци прослеживается настойчивая мысль о параллелизме этих древних форм обществ по отношению к социализму XX века, который даже предложили назвать «современной формой восточной деспотии». Эта аргументация получила развитие у критиков советского социализма, таких как М.Восленский, М.Джилас. Унаследовал эту трактовку и Шафаревич. Подобного же мнения придерживается и отечественный теоретик неотроцкистского толка Ю.И. Семенов, называющий этот тип обществ «политаристским».

Надо сказать, что параллели между «реальным социализмом» советского типа и древними обществами Востока, Африки и Америки напрашивались. Вероятно, первым провел такую параллель академик Павлов, который в начальные послереволюционные годы в одной из бесед отметил: «Я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий» (8). Из ученых-социологов в те же годы эту мысль развивал Питирим Сорокин, применявший ее, правда, к эпохе военного коммунизма (9). Эту же параллель предсказал Г.В. Плеханов, когда он предположил, что социалистическая революция, свершившаяся в стране с незрелыми для нее социально-экономическими условиями, может «привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перуанской империи, т.е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке» (10). Его предсказание в свою очередь имело предшественников среди французских философов XIX века, называвших древние деспотии «социалистическими» (А. Франк, А. Сюдр и др.), хотя они еще и не догадывались о том, каким станет «реальный социализм» в XX столетии.

И в то же время, глядя из сегодняшнего дня, трудно отрицать, что эти параллели, при всей их внешней правдоподобности, были довольно-таки несправедливыми по отношению к «реальному социализму» в СССР. Ведь в советском проекте в его развитом виде был целый ряд черт, радикально отличающих его от обществ «азиатского способа производства» даже безотносительно уровня развития науки и технологий. К таким чертам относились, к примеру:

- реализация всеобщего права на образование, в том числе относительно эффективная работа социальных лифтов для одаренных людей;

- равноправие женщин;

- передовая медицина, распространяемая на все население, к примеру, впервые в мире созданная в 30-е годы система Скорой помощи;

- система массовой информации и пропаганды, а также культурного просвещения, которая давала не только информационный, но и преобразующий ментальный результат. (Заметим в скобках, что в соединении с духовным потенциалом христианства такой подход к культивированию высших уровней личности в массовом воспитании и образовании должен дать качественно новый эффект; результат такого «христианско-социалистического» воспитания может превзойти даже самые оптимистичные ожидания.)

- система обратной связи, работавшая, в частности, через огосударствленные партийные и общественные структуры (парткомы, месткомы, комитеты комсомола), позволявшая во многих случаях доносить наверх жалобы и предложения, добиваться решения многих проблем.

Все это лишь небольшая часть примеров и аргументов против уподобления советского проекта обществам «азиатского способа производства». Но и параллелизм между ними тоже имеет свой смысл – смысл этот заключался в том, что принцип частной собственности вовсе не является универсальным в истории, тем более не является он «священным» – он относителен, и применяется по-разному в разных обстоятельствах.

Исторически «реальный социализм» сталинского образца, безусловно, был ранним, преждевременным опытом – это был инновационный прорыв, осуществленный на недостаточно подготовленной почве. Этим, по всей видимости, объясняется высокая цена и многомиллионные жертвы, которые были принесены нашим народом для воплощения данного эксперимента. С другой стороны, если бы инновационный прорыв не был тогда осуществлен – это не значит, что он был бы осуществлен позднее, когда условия созрели бы в большей степени. Опыт Запада показывает, что созреванию условий для построения более справедливого общества сопутствует и резкое усиление господствующих олигархических монополий, которые приобретают такую власть над обществом, создают такие механизмы информационной и культурной гегемонии, что фактически блокируют альтернативные политические проекты. Верхний класс капиталистической системы адаптируется к новым условиям быстрее, чем ее средний класс, и ему удается разными способами упредить появление в капиталистическом обществе сильных и независимых контрэлит.

Победа социалистического проекта в СССР (а затем в Китае) была обусловлена историческим парадоксом – а именно тем, что в этих странах капиталистический уклад еще не окреп. В результате был произведен обратный эффект: отсталые общества, «прыгнувшие» в социализм, заставляли капиталистов на Западе резко изменять характер перераспределения национального богатства в своих странах, строить у себя «социальное государство». (И в этом отношении не стоит обольщаться: капитализм не создавал welfare state исходя из филантропических убеждений, он делал это под прицелом пистолета, который приставлял к его виску «реальный социализм».)

«Реальный социализм» сталинского типа в принципе мог бы продолжить развитие по экспоненте и совершить следующий бросок – к тому, что позднее стали называть «постиндустриальным укладом». Об этом мы уже писали в одном из докладов Изборскому клубу (11). Зададимся другим вопросом: мог ли сталинский строй совершить эволюцию в направлении христианских ценностей? Этот вопрос сегодня дискутируется, и все чаще звучат голоса о том, что такая возможность была. Во всяком случае, при Сталине наметился вектор на отбор общих оснований двух этих мировоззренческих парадигм (12).

Однако уже вскоре после смерти Сталина началось вырождение проекта – при Хрущеве его «подъемная сила» резко сокращается и, хотя по инерции сталинский проект дает еще несколько блестящих результатов в научно-технической области, советская система постепенно опускается в целевых векторах своего развития: от творчества и служения к потребительству. Это превращает ее из альтернативы капитализму, из контрсистемы западного мира в своеобразную «пародию» на него (социализм как недо-капитализм).

Что касается опыта построения «реального христианского социализма», то в истории человечества есть лишь один такой проект, который просуществовал довольно долго, более 150 лет, с 1610 по 1768 г. Это так называемая «христианская республика», основанная иезуитами в Парагвае и собравшая в себе около 170 тысяч индейцев-гуарани, объединенных в оседлые общины. Опыт данного «реального христианского социализма» поражал воображение многих исследователей. Даже Вольтер, которого невозможно причислить к симпатизантам иезуитов, назвал его «триумфом человечества». Встречались, правда, и жесткие критики этого государства, в частности, к таким критикам относились противники католической церкви. Но если обратиться к чистым фактам, а не оценкам, то можно будет увидеть, что данное государство было действительно построено на началах религиозного братства, пропорционально и справедливо распределяло материальные блага и при этом строило общество с высокими духовными, нравственными и культурными устремлениями. Что касается эффективности этого государства, то оно сумело наладить достаточно производительный сельскохозяйственный труд (13), построить на своей территории целый ряд современных поселений и величественных соборов, а также смогло побеждать в войне с португальской армией, несмотря на разительное отличие в уровне вооружения и обучения воинов. Иезуиты не стремились европеизировать индейцев, хотя они активно их христианизировали, а также внедряли в их среде передовые технологии. Парагвайские редукции иезуитов прекратили свое существование потому, что они стали серьезной помехой для работорговых кланов испанцев и португальцев, которые из-за неприкосновенности «республики» лишались огромных прибылей.

Если не считать этого удивительного примера, по своей продолжительности и самостоятельности гораздо более убедительного и весомого, чем прожектерские построения утопистов (фаланстеры фурьеристов, американская коммуна Оуэна) или общины религиозных сектантов (14), то «христианский социализм» оставался по большей части теоретическим и идеологическим явлением без серьезных практических и политических последствий. Наиболее ярким образом эта идеология получила развитие во Франции XIX в., сначала у позднего Сен-Симона, в его последнем труде «Новое христианство» (1825), породившем целую школу последователей, а затем у аббата Ламенне, который придал данному направлению общественной мысли законченный характер. Римские папы неоднократно осуждали эти идеи, что не мешало «католическим социалистам» их проповедовать и даже избираться в парламент. Тем не менее, в целом данное течение служило питательной почвой для радикального социализма, поскольку рабочие из организованных социал-христианами кружков, разочаровываясь в практической пользе этой идеологии, отходили от нее, а зачастую и от церкви.

Впоследствии христианско-социалистическая идеология пустила глубокие корни в левых движениях по всему миру, она и сейчас занимает видное место в Социнтерне. Представители этой идеологии нигде не пришли к власти, хотя в некоторых случаях можно говорить о близости к ней ряда ведущих политических лидеров (Мартин Лютер Кинг, Уго Чавес, Рафаэль Корреа). В целом можно сказать, что на сегодняшний день христианский социализм потерпел историческое поражение, если сравнивать его с социализмом марксистского типа, христианско-демократическими, «центристскими» и «правыми» идеологиями.

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: