Caтирические журналы И. И. Новикова («Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек»)

Особое место среди периодических изданий конца 1760-х — нача­ла 1770-х годов занимали журналы Николая Ивановича Новикова. Именно благодаря активности этого писателя в полемике с офици­альной линией «Всякой всячины» и безотносительно к ней сформи­ровались реальные предпосылки того направления в журналистике и шире — в русской литературе XVIII в., которое составило нацио­нальную модификацию дворянского просветительства этого столетия. К данному направлению примыкали Л. П. Сумароков и Д. И. Фонви­зин, позднее к нему примкнет молодой А. И. Радищев. Вокруг новя-ковских журналов сплачивался круг авторов, критически восприни­мавших отдельные аспекты внутренней политики Екатерины II, и не исключено, что сама идея организовать свои издания возникла у Но­викова после того, как ему и его единомышленникам стало окон­чательно ясно, кто стоит за изданием «Всякой всячины».

Первый журнал Новикова «Трутень» начал выходить 1 мая 1769 г., и вплоть до 27 апреля 1 770 г. петербургские читатели могли каждую неделю получать листы этого журнала. Печатался «Трутень» в ти­пографии Академии наук, и на первых норах, в 1769 г., тираж его превышал 1200 экземпляров. В 1770 г. тираж несколько снизился — до 750 экземпляров. И тем не менее журнал пользовался огромным успехом у читателей. Не случайно позднее лучшие статьи «Трутня» Новиков включил в третье и четвертое издания другого своего жур­нала — «Живописец» (1775 и 1781 гг.).

Новикову удалось объединить на страницах «Трутня» известных в

тo время русских писателей. В числе его сотрудников были Д. И. Фонви­зин, Ф. Л. Эмин, А. О. Аблесимов, М. И. Попов, В. И. Майков, А. Л. Леон­тьев, возможно, М. В. Храповицкая-Сушкова и др. Есть серьезные основания утверждать об участии в журнале А. П. Сумарокова, имя которого становится своего рода идейным знаменем нового издания. Эпиграфами для первых номеров «Трутня» на каждый год Новиков избирает цитаты из притч Сумарокова: «Они работают, а вы их труд идите...» (из притчи «Жуки и пчелы») и «Опасно наставленье строго, Где зверства и безумства много» (финал притчи «Сатир и гнусные люди»). На пример Сумарокова, в частности на его комедию «Лихо-имен», ссылается Новиков, отстаивая свою позицию в споре со «Вся­кой всячиной» о предназначении сатиры и о допустимости «критики, писанной на лицо». Имя Сумарокова фигурирует в материалах «Трутня», посвященных вопросам литературной борьбы тех лет. «Славной российской стихотворец», «сравнившийся в баснях с Ла-фонтеном, в эклогах с Вергилием, в трагедиях с Расином и Вольте­ром» — подобными эпитетами сопровождается всякий раз упоми­нание имени Сумарокова в журнале.

Другой писатель, чьи сочинения с похвалой отмечаются в «Трут­не» и чье участие в издании журнала не подлежит сомнению, — это Д. И. Фонвизин. Так, в двух номерах журнала им были опубликованы два письма некоего дяди к племяннику. В обоих письмах нажившийся на взятках на воеводстве дядя уговаривает своего племянника Ивана покинуть деревню и вступить в приказную службу, красочно описы­вая те блага, которые может принести ему «судейская наука». Он готов помочь молодому человеку в овладении необходимыми навы­ками. В контексте сатирической прозы Фонвизина самоуверенные рассуждения дяди по-своему предвосхищают блестящие откровения другого дяди — Ермолая Трифоновича из цикла писем родных к Фа-лалею, опубликованных позднее в журнале «Живописец».

Но основной вклад в наполнение журнала сатирическими матери­алами принадлежит самому Новикову. «Трутень» отличается от дру­гих журналов необычайным многообразием представленных в нем жанров прозаической сатиры. Помимо нравоописательных очерков и форм сатирической эпистолярии Новиков почти в каждом номере журнала помещает рубрику пародийных «Ведомостей», печатает острые сатирические «рецепты», в которых дает портреты господ-самодуров или тщеславных пустоголовых щеголей и кокеток. Здесь он продолжает традиции пародийных курантов и юмористических лечебников XVII в. Параллельно к этим материалам в новиковском журнале публикуются мастерские мистификации, поразительные по

своей жизненной достоверности и художественной выразительности, создающие ощущение подлинных документов. Таковы, например, «Копии с отписок крестьян к своему помещику» и ответная «Копия помещичьего указа крестьянам».

Из номера в номер в «Трутне» ведется раздел «Ведомости», со­держащий известия, якобы поступившие из разных городов России, а также различного рода объявления вроде сообщений о подрядах, куп­ле и продаже, приезжающих и отъезжающих и т.п. Вот образец подоб­ного рода материалов: «Из Кронштата. На сих днях прибыли в здеш­ний порт корабли: 1. Trompeur из Руана в 18 дней; Vettilles из Марсельи в 23 дни. На них следующие нужные нам привезены товары: шпаги французские разных сортов, табакерки черепаховые, бумажные, сур­гучные, кружевы, блонды, бахромки, манжеты, ленты, чулки, шляпы, шпонки и всякие так называемые галантерейные вещи; перья голланд­ские в пучках чиненные и нечиненные, булавки разных сортов и про­чие модные мелочные товары, а из петербургского порта на те ко­рабли грузить будут разные домашние наши безделицы, как то: пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотны и проч. Многие наши молодые дворяне смеются глупости господ французов, что они ездят так далеко и меняют модные свои товары на наши безделицы». Бес­пристрастный тон сообщения, имитирующего газетную информа­цию, придает сообщаемому факту видимость серьезности. Но уже фран­цузские названия кораблей, (Trompeur — «обманщик», Vettilles — «безделицы, побрякушки») служат первым сигналом, указывающим на пародийную установку сообщения. Полная скрытой иронии за­ключительная фраза не оставляет сомнений в позиции автора. Это едкая сатира на порядок ведения торговых дел, когда богатства стра­ны, созданные трудом народа, обмениваются на модные безделуш­ки, служащие удовлетворению прихоти пресыщенных бездельников и щеголей благородного сословия. А вот пример пародийного объяв­ления о «подрядах»: «В некоторое судебное место потребно право­судия до 10 иуд; желающие в поставке оного подрядиться могут явиться в оном месте».

Если обратиться к другой форме сатирических обличений, исполь­зуемой Новиковым в «Трутне», — форме рецептов пародийного ле­чебника, то здесь демократизм позиции автора имеет прямую поле­мическую направленность против методов сатиры, насаждавшихся «Всякой всячиной». Журнал Екатерины тоже занимался выдачей рецеп­тов своим читателям, рекомендуя либо лекарство от бессонницы — читать «Тилемахиду» Тредиаковского, либо средство от неверности жены — изменять самому. Демократизм Новикова питается горячим

сочувствием к судьбам тружеников, оказывающихся жертвами при­хотей и своеволия господ. В «рецептах» «Трутня» раскрывается страшный облик закоснелых в своей бесчеловечности крепостников, таких, например, как Безрассуд, который «болен мнением, что кресть­яне не суть человеки, но крестьяне, а что такое крестьяне, о том знает он только потому, что они крепостные его рабы». Рецепт, выдавае­мый Безрассуду, таков: «Безрассуд должен всякой день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до сих пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином».

Галерею «больных» дополняет его превосходительство г. Недоум — вельможа, который «ежедневную имеет горячку величаться своею породою... Он желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простой народ совсем был ис­треблен...» Вот рецепт, который издатель «Трутня» дает кичливому Недоуму: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похваль­нее бедным быть дворянином или мещанином и полезным государ­ству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливреям».

Поразительны по силе обличительного пафоса «письма», печатав­шиеся на страницах «Трутня», и материалы, ими тировавшие подлин­ные документы. Таковы упоминавшиеся выше «Копии с отписок кре­стьян своему помещику» и «Копия помещичьего указа крестьянам», содержание которых было посвящено теме отношений помещиков с крестьянами. Смелость и новаторство Новикова проявились в том, что это был первый случай, когда голос угнетенного крестьянства зазвучал на страницах периодического печатного органа в такой, на­пример, форме: «...да послано к тебе, государь, прошлой трети недоборных денег с сельских и деревенских сорок три рубли двадцать ко­пеек, а больше собрать не могли: крестьяне скудны, взять неце. нынешним годом хлеб не родился, насилу могли семена в гумны со­брать. Да Бог посетил нас скотским падежом, скотина почти вся пова­лилась; а которая и осталась, гак и ту кормить нечем, сена были ху­дые, да и соломы мало, и крестьяне твои, государь, многие пошли по миру».

Из приведенного отрывка вырисовывается картина бедственного положения крестьян. И полным контрастом звучат слова помещичь­его указа: «Человеку нашему Семену Григорьевичу. Ехать тебе в **** наши деревни, и по приезде исправить следующее: 1. Проезд отсюда до деревень наших и обратно иметь на щет старосты Андрея Лазарева. 2. Приехав туда, старосту при собрании всех крестьян высечь не­щадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение и запускал оброк в недоимку, и после из старост его сменить, а сверх того взыс­кать с него штрафу сто рублей...» Язык господского указа имитиро­вал стиль официальных постановлении, что придавало частному фак­ту помещичьего произвола широкий обобщающий смысл. Подобная сатира граничила по своим художественным приемам с публицисти­ческим документальным жанром. Не случайно Н. А. Добролюбов в статье «Русская сатира екатерининского времени» сопроводил ана­лиз «отписок» следующим замечанием: «Эти документы так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это».

Таковы основные, наиболее яркие и новаторские формы журналь­ной прозаической сатиры, использованные Новиковым на страницах «Трутня», хотя ими далеко не исчерпывается все богатое содержание журнала. «Трутень» продолжал выходить до апреля 1770 г. Прекра­щение издания произошло, по-видимому, не без административного воздействия. О препятствиях, которые чинили «Трутню», можно су­дить по характерному объявлению, помещенному в сатирических «Ведомостях» листа XVIII от 25 августа: «Издателю Трутня для напол­нения еженедельных листов потребно простонародных сказок и ба­сен: ибо из присылаемых к нему сатирических и критических пиес многие не печатают; а напечатанные без всякого стыда многие при­нимают на свой счет, и его злословят за то повсеместно».

Вскоре после прекращения издания «Трутня» Новиков предприни­мает выпуск нового журнала «Пустомеля». В выборе названия он, по-видимому, воспользовался примером английского нравоучительного журнала «Болтун» ("The Tatler"), но, как и в предыдущем случае, ка­жущаяся несерьезность названия был? исполнена явной иронии. «Пу­стомеля» начал печататься с июня 1770 г. и выходил в течение двух месяцев тиражом 500 экземпляров. Материалы публиковались также анонимно, хотя и в этом издании Новиков привлекал к участию других авторов. Среди сотрудников «Пустомели» мы вновь видим Д. И. Фон­визина, а также востоковеда-переводчика А. Л. Леонтьева.

В этом издании Новиков несколько отошел от чисто сатирической направленности в отборе материалов, помещаемых на его страницах, и уже в первом, июньском номере напечатал начало нравоописа­тельной повести «Историческое приключение». Сочинение это инте­ресно тем, что в нем мы имеем дело с попыткой изобразить в пове­ствовательной форме живые образцы правильного патриотического воспитания в духе следования исконным русским добродетелям, глав­ной из которых является служение интересам Отечества. Таков юный Добросерд, сын новгородского дворянина Добронрава, обучаемый всем новым наукам, иностранным языкам и в то же время остаю­щийся верным простому укладу жизни предков без всякого увлече­ния модными привычками к щегольству и верхоглядству. Идеальны­ми предстают и его отношения с соседской девушкой Миловидой, его невестой. Обрученный с нею, он все же едет служить в армию. По­весть осталась незавершенной, но показательна попытка Новикова противопоставить системе образования, основанной на подражатель­ности, совершенно естественный взгляд на проблему воспитания, соответствующий потребностям нации и не зависящий от моды.

Другим материалом такого плана можно считать помещенное в следующем, июльском номере «Завещание Юнджена Китайского Хана к его сыну». Переведенное с китайского языка А. Л. Леонте-вым, это сочинение представляет образ идеального правителя, скром­ного в обхождении с зависимыми от него людьми и полностью ли­шенного тщеславия, заботящегося лишь о нуждах государства и благополучии подданных. И предвидя смертный конец, Юнджен мень­ше всего думает о себе. Данная публикация также вписывалась в про­светительскую программу Новикова, но теперь это было завуалиро­ванным прокламированием постулатов просвещенного абсолютизма, именно той концепции монархической власти, сторонницей которой стремилась представить себя Екатерина П.

Острейшей социальной сатирой является опубликованное в том же номере сочинение Д. И. Фонвизина «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке». В этом «Послании» устами слуг автора дается картина поголовной продажности и безнравственности власть имущих, не исключая и служителей культа.

Попы стараются обманывать народ. Слуги — дворецкого, дворецкие — господ. Друг друга — господа, а знатные — бояря Нередко обмануть хотят и государя.

За деньги самого всевышнего творца Готовы обмануть и пастырь и овца.

Так отвечает на вопрос «Зачем сей создан свет?» кучер Фонвизи­на Ванька. Для камердинера Петрушки свет также предстает зрели­щем, где каждый играет свою роль, руководствуясь одной целью — корыстью. Это яркий образец воинствующей сатиры в духе идей французского Просвещения XVIII в., не исключая и прокламирова­ния постулатов деизма. И не случайно автор данного послания был обвинен в безбожии. Вполне вероятно, что закрытие «Пустомели» могло быть негласно связано с этой публикацией.

Был в журнале и раздел «Ведомое гей», свободный от социально-сатирической окрашенности. Основной темой «Ведомостей» стало освещение событий русско-турецкой войны. Примечательным нов­шеством раздела явилось помещение в нем, пожалуй, первых в рус­ской периодической печати театральных рецензий на отечественные спектакли. Рецензии были посвящены выдающимся деятелям русского театра XVIII в. —драматургу А. П. Сумарокову, актеру А. И. Дмитревс­кому и актрисе Т. М. Троепольской. Так, в июньских «Ведомо-стях» сообщалось о гастролях в Москве актера Дмитревского, сыгравшего главную роль в трагедии Сумарокова «Семира», а также отличивше­гося в драме Бомарше «Евгения». Оценка игры актера была выше всяких похвал, что свидетельствовало о высокой степени театральной культуры московских зрителей. Попутно в рецензии содержалась ин­формация о текущем репертуаре театра.

Другая рецензия, помещенная в июльском номере, посвящена постановке одной из лучших трагедий Сумарокова «Синав и Трувор» на петербургской сцене. Особо отмечалась игра актеров: «...надле­жит отдать справедливость, что г. Дмитревский и г-жа Троепольская привели зрителей во удивление. Ныне уже в Петербурге не удиви­тельны ни Гаррики, ни Ликены, ни Госсенши. Приезжающие вновь французские актеры и актрисы то подтверждают». Подобные рецен­зии на страницах «Пустомели» также отражали стремление Новикова сочетать программу обличительной сатиры с утверждением соб­ственных отечественных ценностей в области культуры.

В 1772 г. Новиков предпринимает выпуск нового журнала под на­званием «Живописец». В нем традиции журнальной сатиры, зало­женные «Трутнем», нашли свое дальнейшее продолжение. Правда, наученный горьким опытом, Новиков теперь старательно маскирует наиболее острые в критическом отношении материалы, искусно пе­ремежая их с публикациями панегирических сочинений в стихах и прозе.

Свой новый журнал Новиков посвятил «неизвестному г. сочините­лю комедии "О время!"». Этим «сочинителем» был не кто иной, как сама Екатерина II. Как раз в 1772 г. императрица решила испытать себя в новом амплуа — драматурга. Она сочиняет несколько нраво­описательных комедий, в которых, как бы продолжая традиции жур­нала «Всякая всячина», под видом отвлеченной сатиры на нравы вы­смеивает несогласных с ее политикой — естественно, в завуалиро­ванной форме и анонимно. Новиков в своем посвящении искусно использовал это обстоятельство. Отмечая смелость в обличении по­роков, представленную «неизвестным сочинителем» комедии «О вре­мя!», издатель «Живописца» черпает в этом уверенность в успехе своего нового издания: «Вы открыли мне дорогу, которой я всегда страшился, вы возбудили во мне желание подражать вам в похваль­ном подвиге исправлять нравы своих единоземцев», — заявляет он на первой же странице издания, как бы беря венценосного анонима в свои союзники. В то же время по насыщенности сатирой и остроте отдельных помещенных в «Живописце» материалов журнал не имел себе равных среди изданий 1769-1772 гг.

«Живописец» выходил с апреля 1772 по июнь 1773 г., имея тираж 636 экземпляров за 1-е полугодие и 758 экземпляров за 2-е полуго­дие. Среди сотрудников Новикова мы видим Екатерину II и княги­ню Е. Р. Дашкову, Д. И. Фонвизина, молодого А. Н. Радищева, по­этов П. С. Потемкина, В. Г. Рубана, Ф. В. Каржавина, М. В. Сушкову.

В этом журнале Новиков вновь помещает произведения, привле­кавшие внимание читателей к одной из самых животрепещущих про­блем общественной жизни России того времени — проблеме угне­тенного положения русского крепостного крестьянства. В числе таких произведений прежде всего следует назвать знаменитый «Отрывок путешествия в*** И*** Т***». Помещенный в 5-м листе «Живопис­ца», этот короткий очерк содержал потрясающие по силе обличения описания тех бесчеловечных условий, в которых приходилось жить обреченным на бесправие, запуганным и доведенным до нищеты крестьянам, составлявшим основную массу населения России. От­носительно автора этого сочинения долгое время шли споры. Ряд ученых считает автором «Отрывка...» А. Н. Радищева. Им проти­востоит точка зрения, согласно которой автором следует считать 11. И. Новикова. Проведенные в 1970-е годы архивные разыска­ния помогли обнаружить документы, подтверждающие автор­ство А. Ы. Радищева.

Картины посещения путешественником деревни Разоренной да­леко перерастали значение частного факта, приобретая масштабы символического обобщения. Описание бесчеловечных условий быта крестьян дополнялись живой картиной страха, который испы­тывали крестьянские ребятишки от одного вида барской коляски; они боятся к ней подойти, и это вызывает реплику автора: «Вот пло­ды жестокости и страха, о вы, худые и жестокосердные господа! Вы дожили до того несчастья, что подобные вам человеки боятся вас, как диких зверей».

Публикация «Отрывка...» вызвала настолько сильный резонанс, что Новикову пришлось в 13-м листе своего журнала срочно поме­стить статью «Английская прогулка», где, защищая позицию, выра­женную в очерке, он в то же время постарался смягчить обобщаю­щий пафос обличения. «Пусть скажут господа критики, кто больше оскорбляет почтенный дворянский корпус, я еще важнее скажу, кто делает стыд человечеству: дворяне ли, преимущество свое во зло упот­ребляющие, или ваша на них сатира?»

Публикацией другого замечательного сатирического сочинения — цикла писем к Фалалею — Новиков раскрывал перед читателем обо­ротную сторону крепостнической системы: разлагающее влияние рабства на представителей правящего дворянского сословия. Нрав­ственное ничтожество родителей Фалалея производило тем более ужасающее впечатление, что в их полной власти находились крепост­ные крестьяне, которых они нещадно грабили, не считая за людей. «С мужиков ты хоть кожу сдери, так не много прибыли... пять дней ходят они на мою работу, да много ли в пять дней сделают; секу их нещадно, а все прибыли нет...» — откровенничает Трифон Панк-ратьевич, отец Фалалея. О принадлежности этих материалов перу Д. И. Фонвизина также шли споры, но в настоящий момент нео­споримость его авторства доказана полностью. Картины быта уезд­ных дворян, встававшие со страниц «Живописца», имеют прямые переклички со сценами быта семейства Пpocтаковых из комедии Фон­визина «Недоросль».

Использует Новиков в «Живописце» и те формы сатиры, которые с таким блеском применялись им на страницах журнала «Трутень». Он продолжает традицию сатирических «Ведомостей», помещает в 10-м листе «Опыт модного словаря щегольского наречия», где остро­умно высмеивает новомодных поклонников французских нравов и новейшую манеру изъясняться светским образом — вроде, напри­мер, употребления словечка ах. «Мужчина, притащи себя ко мне, я до тебя охотница. — Ах, как ты славен! Ужесть, ужесть, я от тебя падаю!.. Ах... Ха, ха, ха! Ах, мужчина, как ты не важен!»

Из повествовательных форм нравоописательной сатиры на стра­ницах «Живописца» можно выделить емкое по содержанию, хотя и небольшое по объему, анонимное сочинение «Следствия худого вос­питания», которое, несмотря на очерковый характер, может рассмат­риваться как эскизный набросок романа о воспитании.

Новиков дважды переиздал «Живописец», включив в 3-е издание 1773 г. наиболее интересные материалы из своего первого журнала. Потребность в подобных переизданиях свидетельствовала о большой популярности журналов Новикова. Впрочем, содержание «Живописца» в 1773 г. по остроте включенных в него материалов значительно уступало первым номерам. Видимо, негласная цензура сказывалась на направлении издания. В 3-м и 4-м листах Новиков перепечатывает опубликованное еще в 1771 г. сочинение Д. И. Фонвизина «Слово на выздоровление Его Имп. Высочества, государя цесаревича, великого князя Павла Петровича», а в листах 6-7 и 13-17 печатаются переводы сатир французского поэта-сатирика XVIII в. Н. Буало (VIII сатира «На человека» и X сатира «На женщин»). Эти материалы не шли, конечно, ни в какое сравнение с разящими зарисовками поместного быта, представленными в письмах к Фалалею или в очерке А. Н. Ради­щева.

При всем критическом отношении к отдельным аспектам внутрен­ней политики Екатерины II Новиков постоянно сохранял веру в кон­цепцию просвещенного абсолютизма и именно в дворянстве видел руководящую силу общества. Искренне сочувствуя угнетенному по­ложению крестьянства, решение основного для крепостнической си­стемы вопроса он переводил, в сущности, в сугубо моральную плос­кость. Главным и единственным средством исправления существующих социальных зол он считал просвещение людей, про­буждение в них нравственной добродетели. Сатира и рассматрива­лась им как одна из наиболее действенных форм нравственного вос­питания сограждан. Содержание «Трутня» и «Живописца» и должно было служить выполнению этой задачи.

Последним сатирическим изданием Новикова был его журнал «Ко­шелек», начавший выходить в июле 1774 г. и просуществовавший все­го около трех месяцев, до 8 сентября. Издание было еженедельным, сведений о его тираже не сохранилось.

После ошеломляющего успеха «Живописца», с его острыми обли­чительными выступлениями, вновь наблюдается спад. Сатирический пафос критики общественного строя и развращенности нравов пра­вящего сословия уступает в «Кошельке» место отстаиванию идей национальной самобытности и духовных отечественных ценностей; налицо преобладание чисто позитивной программы. Объектами на­падок теперь выступают в основном представители страны, в кото­рой издатель видит источник упадка нравственности российского дворянства, т. е. французы.

Название «Кошелек» для своего нового журнала Новиков выбрал не случайно. Смысл его он обещает разъяснить читателям в преди­словии, но обещание осталось невыполненным. И тем не менее неко­торые предположения на этот счет можно высказать. Слово кошелек в XVIII в. имело несколько значений, и помимо предмета для хранения денег кошельком называлась часть модного туалета в виде коше­ля, предохранявшего воротник от осыпавшейся с парика пудры. По всей вероятности, оба эти значения питают иносказательный подтекст выбранного Новиковым названия своего журнала. Один из аспектов такого подтекста состоит в подчеркнутом патриотизме, окрашиваю­щем содержательный пафос нового издания. Но некоторые материа­лы, помещенные в журнале, позволяют предположить и присутствие в нем скрытой идеи превращения карманов русских дворян в некий бездонный кошель, искусно опустошаемый ловкими заезжими аван­тюристами.

Богатством содержания «Кошелек» не отличался, но направлен­ность его пафоса очевидна. Уже в самом первом листе позиция изда­теля была заявлена прямо и без обиняков, начиная с посвящения. «Отечеству моему сие сочинение усердно посвящается», — значи­лось на первой странице. И следовавшее затем обращение к читате­лям «Вместо предисловия» раскрывало исходные идейные установ­ки редакции: «Две причины побудили меня издавать во свет сие слабое творение и посвятить оное Отечеству моему: первая, что я, будучи рожден и воспитан в недрах Отечества, обязан оному за сие служить посильными своими трудами и любить оное, как я и люблю его по врожденному чувствованию и почтению ко древним великим добро­детелям, украшавшим наших праотцов».

Эта открыто заявленная ретроспективность позиции издателя оз­начала качественный сдвиг в осмыслении тех духовных ценностей, которые издатель «Кошелька» выдвигал в качестве нравственной опо­ры своего мировоззрения. Упования на умозрительные постулаты обращенного в будущее гуманизма, проповедовавшиеся идеолога­ми европейского Просвещения, теперь уступают место опоре на тра­диции отечественного прошлого. Не случайно за два года до выпуска «Кошелька» Новиков предпринял несколько необычное, основанное на архивах издание «Древняя российская Вивлиофика», в котором публиковались исторические документы и памятники националь­ной старины. Издание продолжалось до 1775 г., и всего было выпу­щено 10 томов.

В «Кошельке» превознесение добродетелей предков становится ба­зой для оценки того упадка нравов, который составлял одну из отличи­тельных черт дворянства того времени. Впрочем, в этой жизни Нови­ков стремится найти и положительные примеры. Принципиальным в этом отношении является помещенный во 2-м и 3-м листах журнала материал — два сатирико-нравоучительных разговора: «I. Между Рос­сиянином и Французом» и «II. Между Немцем и Французом».

Перед нами дне бытовые сценки. В первой проигравшийся в карты француз, выдающий себя здесь, в России, за дворянина, будучи на деле сыном стряпчего, выманивает у русского, учителем детей кото­рого он собирается стать, деньги. Француз говорит, что поражен бла­гожелательностью людей в России. На что его новый хозяин замеча­ет: «Если вы побольше узнаете мое Отечество, то сему действию моему удивляться перестанете. Россияне все к добродеянию склон­ны. С не меньшим удовольствием оказывают они всякие вспоможе­ния, с каковым другие приемлют оные; и ото, по мнению моему, есть должность человеческая. <...> Предки и наши во сто раз были добро­детельнее нас, и земля наша не носила на себе исчадий, не имеющих склонности к добродеянию и не любящих свое Отечество». В последней фразе уже заключен скрытый полемический намек в адрес дворян, утративших прежние нравы.

Второй разговор происходит между французом и немцем, кото­рый знал француза но Голландии, где тот служил парикмахером. Не­мец резонно спрашивает француза, чему он собирается учить в Рос-сип дворянских детей. Ответ поражает откровенным цинизмом: «...добрые ли будут иметь склонности воспитанники мои или худые, для меня это все равно, лишь бы только воспитались они с любовью ко французам и с отвращением от своих соотечественников, а в про­чем какая мне нужда. Глупо делают родители их, что поручают вос­питание детей своих мне; а я, напротив того, делаю очень умно, же­лая получать деньги даром. <...> В должность учителя вступаю я не для того, чтобы в состоянии был вправду учить моих воспитанников; но для того, чтобы запастись деньгами, коих я теперь не имею». Таков облик французского «учи геля».

Источник падения нравов российского дворянства Новиков видит в том бездумном преклонении перед французской модой, которая охватила русское общество, и в забвении традиций прошлого. В про­буждении уважения к этим традициям, в возвращении к добродете­лям предков и видит теперь свою главную задачу издатель «Кошель­ка».

На изменение позиции Новикова в отношении объектов сатиры, выводимых в новом журнале, несомненно, повлияли и события внут­риполитической жизни России тех лет. На юго-восточных окраинах империи и на Урале полыхала крестьянская война 1773-1775 гг. под предводительством Емельяна Пугачева. Проблема отношений между помещиками и крестьянами обозначилась особенно остро. И в этой связи симптоматичным было помещение в 6-м листе журнала ано­нимной одноактной пьески «Народное игрище», структурно сочетавшей в себе черты комической оперы и мелодрамы. Идиллическое изображение добрых помещиков, заботящихся о благе и воспитании своих крестьян, положено в основу этой пьески. В рамках мелодра­матического сюжета о любви помещичьего сына к крестьянке, кото­рая на деле оказывается дочерью дворянина, следуют нравоучитель­ные рассуждения и бар, и самих крестьян, призванные утвердить идею утопического единения интересов господ и земледельцев. В текст пьесы введены народные песни, пословицы, поговорки, автор пыта­ется имитировать крестьянскую речь. Эта публикация подтверждает отход Новикова от прежней своей позиции сатирика в сторону поис­ка позитивных сторон современной ему действительности.

В 4-м и 5-м листах Новиков помещает присланное в редакцию письмо от неизвестного корреспондента, взявшего под защиту французские моды и резко критически воспринявшего идеи о превосходстве нравов наших предков над современными, испорченными европейским про­свещением. Издатель сопроводил публикацию этого материала обеща­нием ответить на выдвинутые в нем обвинения русских в отсталости и невежестве. Но ответа не последовало. В последнем, 9-м номере была помещена «Ода России», и на этом «Кошелек» прекратил свое суще­ствование. О причинах прекращения издания можно только строить пред­положения. Скорее всего, Новиков испытывал недостаток материалов, соответствовавших идейной направленности журнала, к тому же изда­ние «Древней российской Вивлиофики» по-своему отвечало тем же за­дачам, которые он ставил перед собой в «Кошельке».

Таким образом, попытка Екатерины II использовать периодику в собственных политических целях путем внедрения на русской почве традиций английской журналистики привела не к тем последствиям, на которые рассчитывала императрица. Появление «Всякой всячи­ны» вызвало острую полемику. Вместо консолидации общественно­го мнения вокруг своего печатного органа Екатерина II своей иници­ативой породила оппозицию, сплотившую в себе ее идеологических оппонентов, лидером которых выступил Новиков. Поэтому главным следствием активизации журналов в этот короткий отрезок времени следует считать открытое размежевание в выполнении литературой, в лице издателей журналов, ее просветительских функций. Размеже­вание это произошло на идеологической основе. Отход от практики меценатства, превращение журналов в самостоятельную обществен­ную силу знаменовали резко возросшую роль периодической печати в духовной жизни общества. Другим следствием развернувшейся полемики, учитывая особую ориентированность изданий на широ­кого читателя, была несомненная демократизация журналистики.

ЖУРНАЛИСТИКА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII века

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: